Страницы авторов "Тёмного леса"
Страница "Литературного Кисловодска"
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
Окончание войны застало Василия в госпитале далеко от отчего дома. Там он влюбился в одну из медсестёр - белокурую девушку с небесно-голубыми глазами и удивительным именем Мильда. Когда Василия выписали из госпиталя, а затем демобилизовали, он поставил условие невесте: "Будем жить у меня на родине сначала с родителями, потом обзаведёмся собственным домом". Так и получилось.
Шли годы. По двору уже бегали свои детишки. У Мильды умерла мать. Её престарелый отец остался совсем один в глухом далёком родовом хуторе. Договорились взять к себе отца, который долго не сопротивлялся и согласился переехать к зятю.
Тесть Василия стал работать на овчарне. В селе звали его дед Янушко. Такое прозвище он получил то ли от своего имени, то ли от фамилии - Янушко или Яношко. Кто ж теперь вспомнит? Дед был невысокого роста. С хитроватой смешинкой голубые глазки начинали сверкать азартом, когда он с заметным акцентом рассказывал весёлые приключения из прежней жизни, при этом постоянно подтягивая штаны. Умел, по случаю, вставить нужную поговорку, присказку, остренький анекдот. Он сторожил колхозных овец от волков и воров только ночью. Утром сдавал свою вахту пастуху, который выводил стадо на пастбище и к вечеру загонял его обратно.
Воровства на селе не бывало. Единственное, ребятня лазила по чужим садам за яблоками, и то в качестве куража перед девчатами. И, если был пойман, доставалось ремнём от родного батьки или старшего брата. Народ жил с открытой душой и безупречной честностью. В хатах и хозяйственных постройках никогда не вешались замки. Лишь втыкались деревянные палочки в дверную проушину от проказников котов и бестолковых кур. Также воткнутая палочка обозначала, что хозяев нет дома.
Село, где жил Василий со своим уже большим семейством, именовалось Подгорное и располагалось на высокой холмистой местности, разрезанной глубокими оврагами. Белые хатки с соломенными крышами утопали в садах, теснились группами, имевшими свои собственные названия. Например, - Слободка, которая окаймляла пруд, где по вечерам в мае заводили хоровые пения лягушки. Из зарослей кустов подпевали им соловьи. Прогон - так называли проулок, через который прогоняли стада коров, овец и хозяйских гусей на выпас в луга. Село начиналось от сельсовета и это место именовалось, как и само село, Подгорное. Через дорогу от сельсовета - сельмаг, куда люди одевались по-праздничному - на выход. Там обменивались новостями и событиями на селе. "Слышь, Манька, к Петру, что живёт на Слободке, приехали внуки на каникулы аж из самой столицы!" - делилась подробностями самая главная сплетница. Здесь можно было купить и хлеб, и макароны, и конфеты, также - керосин, скобяные изделия, кирзовые сапоги - самую ходовую обувь для работы в поле, хлеву, конюшне. Для женщин на полке лежали разноцветные тапки со шнурком на заднике для завязывания вокруг щиколотки, чтобы не спадали. Деревянный прилавок отполирован до блеска руками и локтями покупателей в тесной очереди за товаром.
Детей в селе рождалось много. Для них в Подгорном были устроены ясли и начальная школа в бывшей барской усадьбе. Старшие ребята ходили учиться в восьмилетнюю школу в соседнюю деревню. Дети учились в две смены.
В Подгорном располагались молотилка, амбары, кузница, клуб, куда два раза в неделю из района привозили кино. После фильма односельчане оставались на танцы под аккомпанемент слепого гармониста и подпевающей ему горбатенькой жены с прекрасным и удивительным голосом. Из-за горба - из её сплющенной грудной клетки - лилось редкой красоты неповторимое пение: то жалостливое, то протяжно-заливистое, то задорное.
Из Подгорного, куда не иди, путь обязательно пролегал мимо кладбища и овчарни, огороженной изгородью из жердей. Это место было чуть выше основной дороги, ведущей в соседнюю деревню и районный центр. Между кладбищем и овчарней образовалась огромная яма от разбившегося во время войны вражеского самолёта. Со временем она обросла иван-чаем. Издалека можно было её различить по розово-малиновому пятну высоких цветков.
Ещё во время войны в село приезжали наши военные, увезли крупные остатки самолёта для исследования. А местным пацанам в земле достались оставшиеся от самолёта частицы. Вот они и занимались раскопками в свободное время. Даже маленькая найденная деталька являлась невероятной ценностью. Они хвастались между собой, у кого их больше. Обменивались ими на договорных условиях, хлопнув друг друга в ладони в знак согласия. И у каждого из них была заветная мечта стать лётчиком и с неба уничтожать врага.
В том месте, где находились кладбище, яма от самолёта и овчарня, было редкое акустическое явление. На дорогу лились звуки с горы, а с пруда сильнее обычного слышалось и лягушиное, и соловьиное пение или трескотня цикад. Когда где-то на селе девки заводили песни, они стекали сюда на прозрачных покрывалах вечерних белёсых туманов, томили и взбудораживали душу.
С некоторых пор односельчане, возвращавшиеся поздно ночью из клуба, проходя мимо кладбища и овчарни, стали замечать странные звуки. Полуночники прекращали пение и разговоры: организм каждого превращался в слух; сверху с горы слышались вздохи и стоны; скрежет и шуршание. Кто-то на селе сделал умозаключение: "Это стонут души погибших лётчиков", - и, перекрестившись с молитвой на устах, ускорял шаг. Школьники после второй смены, поравнявшись с этим местом, в ужасе гуртом мчались по домам, крича во всё горло: "Чур меня! Чур меня!" Родители договорились по очереди встречать ребят у этого заколдованного места. Пацаны рассудили так, что души погибших лётчиков просят вернуть остатки самолёта. Сообща приняли решение - по очереди приносить жертвы - кидать в сторону раздающихся стонов детали от самолёта. Но души не успокаивались. Стонали и мучились. Иногда, молодёжь, возвращающаяся из клуба домой, видела в тёмном ночном небе что-то белое, развевающееся, как будто нечистая сила носилась в небесах. Поползли слухи и домыслы. Рождались всякие предположения и небылицы. Стали поступать жалобы в милицию. Председателю колхоза поручили разобраться с происходящим на селе явлением.
Председатель и милиционер в большой тайне от жителей проводили расследование. Сидели в засаде на кладбище среди крестов тёмными ночами. Или прятались в зарослях глубокого оврага недалеко от злополучного места и пришли к однозначному выводу, что странные явления происходят в тот момент, когда по дороге проходит много народу: либо шумные школьники, возвращающиеся поздно с занятий, либо после окончания мероприятий в клубе. Когда проходил одинокий путник никаких жутких звуков не доносилось.
Односельчане обсуждали происходившее. Многие из них спорили, уверенные в своей правоте: "Что ты брешешь, как шелудивый пёс! Никаких стонов там нет и не бывало вовсе!" У деда Янушки в очереди в магазине спрашивали: "Дед, как ты там сторожишь овец? Слышишь чё, али нет?" Он отвечал, что страшновато, и хочет бросить эту работу. Рассказывал, что, однажды во время сильной грозы слышал, совсем рядом, как кто-то чавкал словно свинья и скреб в высокое окно мохнатой лапой.
Посовещавшись с милиционером, председатель предположил, что работает шайка хулиганов, нарушая спокойствие села. Как-то тёмной ночью председатель, вооруженный положенным ему по занимаемой должности ружьём, и милиционер, державший руку на расстегнутой кобуре, осторожно прочёсывали злополучное место на взгорье от кладбища до овчарни. Изучили яму. Подбираясь к овчарне услышали весьма знакомый уху звук равномерного лязганья металла о металл. Когда они резко ногой распахнули дверь овчарни, при этом держа ружьё и пистолет на изготовке, тоувидели в освещении керосинового фонаря следующую картину. Дед Янушко сидел на низком табурете с ножницами для стрижки овец. Рядом на полу валялся гребень для вычёсывания шерсти. Дед стриг безмолвную овечку, хотя в его обязанности, как сторожа, это не входило. Стриг для себя, легко, не снимая много шерсти, чтобы не было заметно, что овца острижена. А стриженная шерсть падала на подстеленную под овцу мешковину. Злоумышленник был пойман с поличным.
Дальнейшие подробные признания деда Янушки состояли в том, что он пугал ребятишек и резвую молодёжь, чтобы они не смели подниматься вверх от дороги к овчарне и не застали деда врасплох за стрижкой колхозных овец. Вот он и придумал выть и стонать, скрежетать тем, что попадётся под руку. Похихикивал в свою седую бороду, когда девчата с визгом убегали по пыльной дороге. Бывая в магазине, в разговорах подливал страстей и предположений о странных явлениях на горе. Также придумал: на длинный шест нацеплял белую лёгкую тряпицу и с крыши овчарни медленно размахивал влево и вправо, издавая ужасающие звуки, и снова хихикал про себя от наводимого им ужаса внизу, на дороге.
Досталось овечьему сторожу по заслугам. А в селе долго, из поколения в поколение, передавали легендарную историю о старом хитреце деде Янушке. Она обрастала страстями и мистикой, потому что каждый из рассказчиков считал должным добавить что-то своё к этой истории.
Октябрь 2021г.
Людмила Соколова. Старый новый год (рассказ)
Людмила Соколова. Я к вам явилась, люди, не просить... (очерк о поэте-фронтовике Н.И. Саницкой (1925-2022))
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "Литературного Кисловодска"
Последнее изменение страницы 4 Nov 2023