Страницы авторов "Тёмного леса"
Страница "Литературного Кисловодска"
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
И Моисей сказал им: это хлеб, который Господь дал вам в пищу.
Исход, 16:15.
Владька сидел на печке, и смотрел, как дядя Саша растапливает голландку. В избе становилось холодно, да к тому же, поднималась поземка, предвестница большой метели. На печке же было тепло и как-то по-своему уютно.
- Дядя, я кушать хочу, - хныкал он.
- Потерпи немного. Скоро уже бабушка вернется, принесет хлеба. А пока вот кипяточку попей, лучше согреешься. - Успокаивал дядя племянника. Ему шел тринадцатый год, а Владьке было четыре. В доме оставалось всего две картофелины, а хлеба уже дня три никто не ел. Его просто не было. Все запасы кончились. Впрочем, так жила не только Варвара со своим сыном и внуком, но и большинство жителей деревни. Шло послевоенное полуголодное время, народ залечивал раны, нанесенные фашизмом. Многие женщины ходили по миру. Ходила и Варвара со своей подругой Василисой. Они ушли еще вчера, взяв с собою небольшие санки. Зимой смеркается рано, а тут еще небо всё затянуло тучами, начиналась поземка.
Владька спустился с печки, подошел к окну, забрался на лавку, и, как это обычно делала бабушка, стал дуть на стекло. От теплого воздуха изо рта на стекле появилось маленькое оттаявшее пятнышко, но тут же, вновь затягивалось ледком. Владька несколько раз непрестанно дул на это пятнышко, и оно становилось все больше. Потом он посмотрел в образовавшийся круглешок и увидел, как по улице мела поземка.
- Сколо узе стемнеет, а ее все нет, - захныкал опять Владька.
- Придет она, придет, успокойся.
Владька очередной раз раздул пятнышко, и посмотрел в окно. Из-под горы поднимались две женщины, тянувшие за собой санки, на которых лежали два мешка. Это были Варвара и Василиса.
- Бабуска, бабуска вернулась! - радостно закричал он.
- Ну, вот, я же тебе говорил, - отозвался дядя Саша, и, одевшись, выбежал на улицу встречать мать.
В голландке трещали дрова, в доме становилось все теплее. Минуты через три открылась дверь, и дядя Саша занес в избу небольшой мешок, следом вошла и Варвара.
- А ты бы, сынок, помог Василисе дотащить до ее дома санки. Страсть как она вымоталась.
- Сейчас, мам, - и Сашка быстро юркнул за дверь.
- Бабуска, а тепель мы с хлебуском будем, да?
- Да, сынок, будем. Люди добрые помогли вот, кто чем смог. Слава Богу, теперь, может, до весны дотянем с Божьей помощью, а там дядя Саша с Дмитрием, Васениным сыном, пасти народное стадо в Ивановке будут, все легче станет, - говорила она внуку, развязывая мешок.
Владька тоже подошел к мешку. От его содержимого шел пьянящий дух, такой ни с чем не сравнимый запах, что у Владьки закружилась голова, и он протянул свои ручонки к мешку, взял из него небольшой ржаной кусочек и, прижав к лицу, с наслаждением вдыхал в себя этот хлебный запах. Горбушечка была холодной, но от этого не менее желанной. Он грел ее ручонками, и от этого запах становился еще гуще.
- Смотри, холодное не ешь, - предупредила бабушка. - Горло заболит. Подержи его в ладошках, он и теплее станет. Но Владька уже откусил румяную корочку и жадно стал жевать.
- А ницего, бабуля, он узе теплый, да такой скусный! - тараторил Владька, откусив еще немного.
- Бабуля, а бозенька, он всем помогает?
- Всем, сынок, всем помогает. Вот и нас, грешных, не оставил в беде, через людей и нам дал хлебушка.
- А где он, бабуля? Он зывой столи? Он, как целовек, да? А сто он к нам не заходит?
- Ох, Владька, ну и дотошный ты, право слово, какой дотошный! Вот вырастешь, сам о нем все и узнаешь.
В том году весна выдалась ранняя. После обильных дождей появилась первая зелень. Не только сама природа, но и все живое вокруг тянулось к солнцу. И хотя жилось не так уж и сытно, однако стремление к лучшей доле чувствовалось во взаимовыручке, желании трудиться.
Семья наша была небольшая: бабушка, ее сын Александр и я. В ту пору нанялся Александр пасти народное стадо вместе со своим другом в соседней деревне, от нас в километрах десяти, за Яшевским лесом. Друг дяди, Дмитрий, тоже поехал с нами, и мы все четверо перебрались туда еще в конце марта. Так уж было принято, что кормили пастухов миром, по очереди в каждом доме. Нам же с бабушкой время от времени приходилось ходить на поклон к людям. Расчет-то ожидался только в конце пастбищного сезона.
Из глубины памяти встает та детская пора, и видится мне полупустой дом с заколоченными фасадными окнами, три больших березы в палисаднике и огромное количество сороконожек, живших под их корой. Как-то вечером бабушка, штопая в очередной раз мои штанишки, сшила маленькую, с лямкой через плечо, сумку. Наутро мы отправились в соседнюю деревню Сумароково.
Этот день запомнился мне во всех его деталях, и, как сейчас, помню, что он дал мне в сотни раз больше, чем, быть может, два или три последующих года жизни.
.. .Тонкой черной лентой тянулась узкая тропинка через ржаное поле. По бокам ее то здесь то там смотрели на нас голубые васильки, белыми снежинками висели на стеблях ржи цветочки полевых вьюнков. Колосья только-только начали появляться. Ласковый летний ветерок лениво гнал по полю зеленые волны, а над нашими головами мелодично заливались жаворонки. До Сумароково было недалеко, километров пять, не больше. Видимо, солнце пригревало сильно, и уже на полдороге я стал просить бабушку:
- Давай отдохнем, а, бабуля? Отдохнем, а?..
- Еще немного, сыночек. - сказала она, и, взяв меня на руки, продолжала. - Во-о-он, видишь, уже и дома видны. А там, в ложбине, родник. Попьем, отдохнем и дальше пойдем. Потерпи уж.
И я опять шел за ней. Вскоре поле закончилось, и нашему взору предстала ложбина, на другой стороне которой стояла деревня. Мы спустились к роднику. Он был ухожен. Добротный дубовый сруб окружал его. По краям прибиты широкие березовые доски. Сруб был невысокий, всего в четыре венца: два в воде и два - над водой. Из под него, сверкая и искрясь, бежал ко дну ложбины ручеек. Изумрудной зелени травка стелилась кругом. А в самом роднике плавала.. .стая уточек. Они оказались искусно вырезанными руками деревенского умельца из липы. А на вид - как настоящие, живые! Ключи, бьющие со дна родника, заставляли их играть, гоняться друг за другом наперегонки. Это воистину была картина из сказки!
Совсем недолго посидели мы здесь. Войдя в деревню, бабушка, дав мне ряд советов, как надо вести себя, пошла по правой, а я по левой стороне улицы. Сумочка быстро наполнялась.
Люди не скупились. Дойдя до последнего дома с красивыми узорчатыми обналичниками, выкрашенными в разные цвета, я увидел, что в раскрытое окно хмуро смотрели на меня бородатый старик и девочка, вероятно, моя ровесница. Как и учила меня бабушка, я произнес, перекрестясь:
- Подайте Христа ради, люди добрые!
- Пошел отсюда, щенок! Ходят тута всякие. - пробубнил старик.
- Тузик, взять его! - крикнула со смехом девочка.
Из-за поленицы дров, сложенных тут же вдоль забора, выскочила здоровенная собака, и бросилась на меня, повалив навзничь. Сумочка, с оторванной лямкой, полетела в сторону, а из нее в пыль - хлеб. Налитыми кровью глазами, с оскаленными клыками, вздыбленной на загривке шерстью, собака, укусив за ногу, продолжала яростно трепать мою штанину. От страха я и рта раскрыть не смог.
- Что же вы делаете, а?! - кричала с другой стороны улицы какая-то женщина, а бабушка с палкой в руке уже подбегала ко мне. Взяла меня на руки, и, наклонившись, стала собирать хлеб, приговаривая:
- Прости их, Господи, и нас - грешных! Хлебушко - дар Твой небесный и труд рук человеческих с пылью смешали не по своей воле.
И еще что-то она говорила, но, то ли от боли, то ли от её причитаний, я заплакал.
Подобрав хлеб, она, взяв меня на руки, и с сумой за плечами пошла вдоль улицы, а люди у ворот говорили:
- Кулацкое отродье эти Кругловы!
- Ну, кусочка хлеба для мальца пожалели!
- Ироды, одним словом. - подытожил какой-то седовласый старик.
Держа меня на руках, она спустилась к роднику. Присела на зеленой лужайке, сняла свой белый палаток, который всегда носила под другим платком, разорвала его на полоски, приложила к ране листья подорожника и перевязала. Помню, я плакал, а она взяла меня к себе на колени, прижала к своей груди и ласково начала напевать мне какую-то колыбельную песенку. Я успокоился и уснул на ее руках, а проснулся, когда солнышко клонилось к закату.
Она несла меня на руках, а я, положив голову на ее плечо, смотрел: как колосья пшеницы ласкали бабушкину юбку.
Тропинка все сужалась, оставляя вдали деревню с ее злым стариком и собакой. Перевязанная нога моя ныла, но сильной боли я не чувствовал, а бабушка, смотря на колосья, говорила:
- Вон сколько, сынок, хлебушка Господь дал в этом году. Придет время, все сыты будут, и даст этот хлебушек народу силы на сотворение новых благ. А как же иначе? Испокон веков - хлеб всему голова.
Разве мог я тогда понять значение этих слов? Нет, конечно! Оперевшись щекой о бабушкино плечо, я смотрел назад и видел в полудреме, как тугие колосья да голубые васильки, покачиваясь, кланялись нам вослед, а уточки-шалуньи хотели взлететь со студеной родниковой воды.
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "Литературного Кисловодска"
Последнее изменение страницы 30 Jul 2021