Страницы авторов "Тёмного леса"
Страница "Литературного Кисловодска"
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
"Мир не видел, как давно это было!" Мир не видел - это любимая присказка моей задушевной подружки. Бытует мнение, что настоящими друзьями в зрелом возрасте не становятся. Наверное, я - то самое исключение из правил. Судьба вдруг подарила мне закадычную подружку, duverni pritele, чешку по национальности. Вот как это было.
В прошлом веке, на исходе 1967 года министерство химической промышленности отправило от нашего НИИ делегацию на конференцию по полимерной тематике, по линии СЭВа. Существовал тогда такой "Совет Экономической Взаимопомощи" между государствами социалистического лагеря. Конференция состоялась в Польше, в Закопане, чудном местечке - совсем рядом Татры, за ними Чехословакия.
Добирались мы до места с приключениями. Не помню, почему самолет приземлился в Праге. Поздним вечером мы оказались в помпезной гостинице на Вацлавской площади. Нас четверо - трое мужчин и я. В Праге я запомнила завтрак, и отдельный, наверное, не очень дешевый номер, и внушительный памятник на площади.
К началу конференции мы крепко опаздывали, видимо, поэтому в Кракове нас не встречали. Б.П. Штаркман за умеренную плату, что немаловажно, нашел неприглядное авто (Борис Петрович, по-моему, говорит на любом языке, он и с китайцем бы сговорился), и мы благополучно прибыли в Закопане.
Мужчин быстро разместили, а меня всё не могли пристроить: отдельного номера не было. Пошли узнавать, кто меня примет в соседки. В том совещании участвовали ЧССР, ГДР и Польша. Поселить могли к немке или чешке. Немка сказала категорическое нет, чешка согласилась с явным неудовольствием, (она на эту конференцию очень не хотела ехать!) Поздоровалась и ушла. Вернулась совсем поздно, хмурая, неприветливая, а я возьми и скажи: "уже хотела в розыск подавать о пропаже представителя чешской делегации". И я вижу, как она откровенно была удивлена.
Кто знает, как возникает симпатия к совершенно незнакомому человеку? Позже Мария призналась, что именно тот простой интерес к её персоне произвел на неё впечатление: никто никогда не спрашивал, где она задержалась, тем более, что её еще и разыскивать будут. Когда я поближе её узнала, поняла, почему была у неё такая реакция. В её личной жизни было не одно предательство, и она закрылась от всех. Все ее тогдашнее окружение знало ее, как жесткого несговорчивого руководителя, а близкие, уважая ее независимость, в душу не лезли.
Как-то после очередного заседания Мария попросила меня сходить с нею на небольшой рыночек, при этом сказала, что разрешение на мою прогулку получила у нашего руководителя. Я про себя подумала: "Значит, она знала, что общение с иностранцами в частном порядке в СССР не приветствовалось". А когда потом у нас с нею завязалась переписка, я поставила об этом в известность начальника 1-го отдела института (!).
Заключительным этапом нашей конференции был отчет о работе. Каждая делегация составляла свой. А общий в СЭВ представляла Мария как руководитель от СЭВа. С точки зрения дела, эта конференция, по-моему, была абсолютно пустым мероприятием. Но для меня это было приятное знакомство с еще одной страной за государственный счет (до этого была Англия).
Именно в Польше я увидела "частные лавочки". С помощью Бориса Петровича купила несколько милых сувениров; все они целы и мне дороги. Увезла и кулинарные впечатления: на завтрак часто предлагали вкусные творожные паштеты, которые с тех пор прочно вошли в мой быт. А еще нас угостили бифштексом из сырого мяса. Если б не сказали, что из сырого, не догадалась бы: очень вкусно.
Итак, об отчете. Прочитать отчет, написанный Хвиливицким, Мария не могла из-за почерка. Работали тогда без компьютера и даже без пишущей машинки. Вот тут я очень пригодилась: перевела с русского на русский. В процессе работы мы поняли, что легко общаемся, юмор на подхвате. Никакого трепета перед ней как перед большой международной начальницей, у меня не было. Потом она говорила, что моя естественность в общении вызывала у нее "pripustek ucta" - прибавочное уважение. Одним словом, расстались мы уже хорошими приятельницами.
Отчет нашей делегации отвезти в министерство поручили мне. Выхожу из министерства и вижу у подъезда знакомую белую "Шкоду" и Марию за рулем. Потом эта "Шкода" называлась у нас "Антилопой". Она иногда взбрыкивала, отказывалась ехать, гаишники очень вежливо помогали, потому что номер машины был международный.
Мое изумление было так откровенно, что Мария расхохоталась, предложила вместе пообедать, и мы поехали в "Украину". Обедали долго, с красным вином, и перешли на "ты".
Мария рассказала о себе - живет и работает в Москве уже больше двух лет. Это длительная командировка от правительства ЧССР. За плечами у нее разные командные должности на химзаводах и пуски новых производств, не всегда удачные: однажды искупалась в бензоле, и легкие это запомнили на всю жизнь.
"Партия и правительство" посылали её, что называется, на прорыв, и всегда в роли ответственного руководителя. Пришлось отвечать за реактивы для бальзамирования тела президента Готвальда. (Между прочим, одно время и я занималась разработкой перекисных соединений для исследования в процессах бальзамирования в московском Мавзолее). Бросали и в разные международные военно-патриотические организации.
Кстати, когда она вернулась в ЧССР, ей поручали работу в организациях чехословацко-советской дружбы. Я ей покупала несметное количество пионерских галстуков, мелкой хохломы, матрёшек. Все это она использовала в своих придумках, и это были всегда самые "autenticky" значимые сувениры из СССР, чем она очень гордилась.
Коммунисткой она была фанатичной. Однажды призналась, что и вообразить не могла, что самой задушевной подругой у нее может быть беспартийная личность!
Во время немецкой оккупации она была арестована как ярая коммунистка. Два года просидела в тюрьме. Сказала мне: "Не спрашивай об этом времени. Было очень страшно". Вышла оттуда прожженной курильщицей. И я ей в этой пагубной привычке помогала в том смысле, что блоками дарила наши сигареты "Столичные".
Читала она, в основном, детективы, "Правду" и "Rude pravo". Я привезла Солженицына "Один день Ивана Денисовича", только-только опубликованного у нас в "Новом мире". Журнал вернула быстро. Сказала, что её тюрьма была страшнее, чем у Ивана Денисовича. Освободили её из тюрьмы в мае 1945 года наши войска. Месяц май стал для неё праздником номер один.
В Москве в мае мы часто уезжали на Ленинские горы к цветущим яблоням - тепло тех дней осталось на диапозитивах. А первый наш совместный праздник - 50 лет Великого октября. И тогда был первый мой визит к Марии в двухкомнатную квартиру на Донской улице.
Мы гуляли по Красной площади, еще не вымытой после парада, и мама Марии удивлялась, почему здесь остались следы лошадей? Вечером смотрели салют и хорошенько продрогли. Согрелись глинтвейном: бехеревка, кагор, коньяк, гвоздика, корица, лимон - и что называется "взор туманится слегка".
Для Марии это был последний праздник в честь Октябрьской Революции, в идеи которой она искренне верила. А последний - потому что впереди был август 1968 года.
В тот вечер всё было замечательно. Мария спрашивала добровольно ли ходят у нас люди на демонстрации. "Добровольно-принудительно" - говорю. "Это как?" - спрашивает. "Такие, как я, - добровольно, а коммунисты - добровольно-принудительно". "Мир не видел! Этот трудный русский язык!" Надо сказать, что я, как правило, старалась оправдать, защитить наши порядки. На что Мария каждый раз говорила, что я её чешским товарищам коммунистам дам сто очков вперед. Когда началась наша регулярная многолетняя переписка, я для точности в скобках давала чешский эквивалент. Чешско-русский и русско-чешский словари служили мне верой и правдой.
Вспоминаю еще одну ситуацию, связанную и с языком и со шпионскими, как я в шутку говорила, чертами характера подруги. В Третьяковке была выставка, на которую очень хотелось попасть, а очереди были многочасовые. Однако, иностранцам была привилегия. Мария решила подкорректировать мой внешний вид, чтобы этой привилегией воспользоваться.
Элегантный светло-серый брючный костюм и парик вполне меня преобразили. Глядя в зеркало, я сказала: "Ничего себе!" "Но это же всё твоё" - обиделась Мария. Я-то имела в виду внешний вид, а она, что это мне не принадлежит. В словаре я нашла: неплохо - "pomerne dobre". С тех пор брюки прочно вошли в мой обиход.
Приснопамятный 1968 год я встречала в компании чехов. Попробовала ту самую сливовицу и те самые кнедлики. На мой вкус - чистая отрава. Развеселила чехов вкусовыми эмоциями и поудивляла рассказом о наших встречах Нового года.
- Пани докторша, tres bien, ты была sama sebou, не делала профессорские губы. - оценила мое поведение Мария.
Пани докторша - это без тени иронии. Так она обозначала мое высокое образование, когда представляла своим знакомым. С большим почтением относилась к званиям и наградам. В её визитке было обозначено: "Ing. Marie Pavlikova". Это означало, что она инженер высшей квалификации, это как звание. Даже в почтовом адресе следовало писать именно так. Вот так хорошо начинался 1968 год, с анекдотами на чешском и русском, непривычно, но весело и приятно.
А потом случился драматический август-68. Наши танки вошли в Чехословакию! Нам (и всему миру) объясняли: "Защитить социализм в стране от контрреволюции, предпринятой империалистическими силами". В сентябре вышла в свет так называемая Белая книга - "К событиям в Чехословакии", составленная пресс-группой советских журналистов. У меня есть первый выпуск этой книжки.
Для меня случившееся было расстрелом нашей только что зародившейся дружбы. У Марии 6 сентября день рождения, тот год был юбилейным - пятидесятым. Я поехала поздравить и, как я думала, проститься. "Мир не видел! При чем здесь ты! Я не хотела ехать в Закопане, а боги олимпийские сделали мне такой подарок - обыкновенную человеческую дружбу! Не за должность, не за услуги, не за выгоду! И что? Я должна им это отдать?" И она сделала фигуру из трех пальцев. Все это она выпалила на чешском. Когда она сердилась или, наоборот, что-то её радовало, она сначала выговаривалась на родном языке.
Как трудно переживала августовские события коммунист-фанатик, я видела собственными глазами. В ее СЭВ-овской делегации шли бесконечные собрания. Я поняла, что на неё давит высшее начальство, требуя одобрения случившегося. Мария была партийным секретарём. Последнее собрание закончилось освобождением её от этой должности. Давление не убедило её согласиться с необходимостью "танкового удара" (как она говорила).
Однажды в эти трудные дни она попросила прочитать ей русскую сказку. Ничего подходящего у меня не было, а в это время по радио Бабанова читала "Маленького принца" Экзюпери. Я подумала, что эта французская сказка будет к месту. Достала книгу, начала читать, а Мария - плакать. Спустя много времени, она призналась, что тогда ничего не понимала, просто слушала слова, голос, интонацию, и это было то что надо.
В мае 1970 года произошла ротация чешского представительства в СЭВе, и Мария уехала на родину. Началась наша регулярная переписка. Она работала, оставалась членом КПЧ, была в командировках в Москве. Привозила молодёжные группы спортсменов или общественников по линии Советско-Чехословацкой дружбы. Мы подгадывали отпуск в одно и то же время, отдыхали на Пицунде, в Литве, Харькове.
В Вильнюсе экстра-гидом была моя кузина. Мария была в восторге от ее гидовских способностей. Мечта побывать в Прибалтике осуществилась, а вот побывать в Сибири сбыться не могла: иностранцев туда не пускали. Когда я с друзьями путешествовала по Красноярскому краю, по Енисею, отправляла ей по почте "горячие" впечатления. Она потом писала, что они были такими эмоциональными, будто ей кино про кусочек неведомой земли показали.
В Харькове она снимала последний школьный звонок моего племянника, и в школах в Остраве рассказывала, как в СССР прощаются со школой. Мои сестры по этому случаю приготовили праздничный обед, гвоздем которого был настоящий украинский борщ. Но на Марию он произвёл такое же впечатление, как на меня картофельные кнедлики с сахаром!
Ещё была памятная поездка в музей Армии генерала Л.Свободы - под Харьковом, в Прохоровке. Его армия вместе с нашими войсками защищала подступы к Харькову. Нас пропустили бесплатно, когда узнали, что Мария из ЧССР. Мария попросила её оставить одну и пошла по указателям экскурсии. Она лично знала Л.Свободу (в 1968 году он был президентом страны) и многих из его окружения. Вернулась измученная какая-то, только и сказала "спасибо".
Потом из писем я поняла, зачем ей обязательно надо было попасть в этот музей. Несколько лет после августа-68 в стране шли чистки среди коммунистов. Мария попала в эту чистку, она так и не приняла ту танковую "защиту социализма", и её исключили из партии. Потом в 80-е годы началась выборочная реабилитация исключённых, но она "в эту игру уже не играла". Вся её жизнь под лозунгом коммунизма: чехи в войне на стороне СССР, внезапно танки СССР в её стране - как это всё совместить?!
Встреча в Харькове была последней, это был 1985 год. Каждый раз, расставаясь, она обязательно пропевала: "A ya se vratim, vratim se zas byt sedum more delilo nas..." - "Я вернусь, даже если семь морей между нами". Это был ее талисман на новую встречу - и он много раз работал.
Когда началась горбачёвская перестройка, мы попробовали воспользоваться демократическими изменениями в Союзе, и она прислала мне приглашение. Очень ей хотелось похвастаться розарием у дома, который она сама вырастила. Была как-то в Донбассе и поразилась количеством и красотой роз в этом угольном районе. Острава такая же дымная и пыльная. И похвастаться березкой, которую посадила как символ нашей дружбы. Расписала мне всю дорогу до Остравы по часам, и по станциям, и по трамвайным остановкам, и что сказать по-чешски кондуктору или таксисту. Я всё выучила назубок. Но мне без объяснений сказали - нет. А когда у нас произошла "заварушка" и распался СССР, повторять приглашение было бессмысленно: ехать было не на что, хотя Мария и пыталась мне помочь, присылая понемногу валюту в письмах, пока очередное письмо не распотрошили.
Слушая и читая всякие политические новости, часто вспоминаю, как она в то время, когда друг за другом уходили наши генсеки, говорила, что "что-то не то в вашем государстве". А когда в январе 1991 года расстреливали людей в Вильнюсе, сказала: "Вы потеряли Прибалтику. При такой политике узнаете, что такое гражданская война". Много чего случилось в стране, о чем Мария говорила, как о возможном.
Вот какую подругу подарила мне судьба. Мир не видел, как быстро пролетели без малого тридцать лет нашей дружбы. В последних письмах мы всё чаще говорили друг другу: "А помнишь?" Писала мне, что всё, что связывало ее с Советским Союзом, ассоциируется у нее с музыкой "Болеро" Равеля. Такая неожиданная ассоциация. Вместе эту музыку мы ни разу не слушали.
В декабре 1995 года ее не стало. Ahoj, Marie!
За окошком 2011 год. Я смотрю в зеркало и думаю: ничего себе! Но с интерпретацией по Павликовой. Она любила японские хокку, некоторые знала наизусть. Вот одно очень к месту.
| Zrcadlo jasne! Ostry v nem obraz, Studenym svetlem rysovan: Ten, jenoz vidim stat proti sobe, Kdo je ten stary, neznamy pan? | Ясное зеркало! Чёткий в нём образ, Холодное светлое отражение: Кто та, кого вижу напротив, Та старая незнакомка? |
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "Литературного Кисловодска"
Последнее изменение страницы 20 Mar 2024