Страницы авторов "Тёмного леса"
Страница "Литературного Кисловодска"
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
Доктор биологических наук, профессор, руководитель кафедры зоологии СГУ. Его столетие отмечается в октябре 2013г.
Дни - как судьбы людей. Они не похожи друг на друга, каждый богат чем-то неповторимым.
Вот вчерашний день начался буйной радостью красок, шумом ветра. Кипучие облака метались по небу, то собираясь в грозные тучи, то разбегаясь и почти совсем очищая его купол. День был радостным, даже ликующим, а вечер, пришедший как-то совсем незаметно, - тихим, задумчивым, спокойным.
А то весь день бушует ветер, мечет пыль, рвёт растения, всё перебрасывает с места на место, кидает охапки листьев, несёт тучи пыли, рвёт крыши. Всё меняется под его напористой силой. Побушует, пролетит над землёй такой день, закончится каким-нибудь невероятным ураганом... А потом постепенно забудется, и всё станет таким, как было до него: опять соберутся неизвестно откуда листья под развесистыми деревьями, молодые побеги закроют обломанные ветви, трава затянет обнажённую почву и только, быть может, в памяти человеческой останется память об этом буяне.
А бывают дни, внешне ничем не примечательные - ровный, не жаркий солнечный свет, капли лёгкого дождя, которые растения ловят ещё в воздухе. Это те дни, когда жадно растёт хлеб в поле, благоухают травы, звенят с утра до вечера насекомые, с тяжёлой ношей не устают летать в ульи работяги-пчёлы. И вечер бывает хорош - тихий, умиротворённый. Вся природа, от былинки до зверя, полностью использовала благодать этого дня и теперь переходит к отдыху. Многое сделано этим днём, прошедшим так незаметно. Но сделано много, и, хотя ненадолго, он останется в памяти, но и колос успел набрать вес, и трава стала свежей, и в улье прибавилось мёду, и муравьиная куча стала чуть больше от всякого нанесённого туда добра.
Уйдёт этот день из памяти, забудутся его детали, но долго ещё останется на душе нечто хорошее, невнятно напоминающее о чем-то большом и добром.
Буйный день и помнится дольше, а толку в нём - мало.
Когда рано утром солнце только начинает освещать высокие холмы Волчьих ворот, при совершенно тихой погоде белесая вода озера полностью сливается с туманным горизонтом. Успокоившись за короткую летнюю ночь, она стоит недвижно, как будто это не огромный водоём, а чаша, стоящая на столе. Вблизи видно, что вода абсолютно прозрачная: сквозь неё видны все камешки на желтоватом дне.
Но вот перед надвигающейся грозой из-под низких туч с запада налетает порывистый ветер. Он ещё не дошёл до берега, где мы стоим, но его уже хорошо видно по той ряби, которая постепенно приближается к берегу. Озеро заволновалось, и окраска его из тёмно-синей, почти чёрной, стала красивого густо-зелёного цвета, того, который порой неуважительно называют "бутылочным". А ещё озеро бывает жёлтым. Это когда взбудораженное западным ветром, оно, сильно переволновавшись, поднимает со дна тонкий глинистый ил.
А вы знаете, что у озера иногда бывает даже фиолетовый оттенок? Если метрах в ста от берега видны пятна фиолетового цвета, это значит, что там появились заросли курчавого рдеста - водяного растения с волнистыми краями листьев.
В тихий летний вечер в зеркальную поверхность озера долго глядится уходящее солнце. Спускаясь за далёкие холмы, оранжевое светило бросает на водную гладь прощальную блестящую дорожку. Она почти недвижима, только изредка на её края набегают лёгкие круги от предзакатной игры рыбы. Но вот уже скрылись и последние лучи, исчезла дорожка. Нет, не исчезла, а как бы растворилась, разошлась по всему озеру, придав ему великолепный вид расплавленного металла.
Люблю это озеро, люблю подолгу сидеть на его берегах и могу часами смотреть на его поверхность. С высокого берега глубины озера очень похожи по окраске на Чёрное море.
А что тут делается, когда в узкие щели Волчьих ворот и с Лохматого кургана вдоль глубокой долины реки Вишнёвки к озеру ринутся массы восточного ветра... Оно всё "закипит", по воде побегут широкие волны с белыми гребешками - "беляками". Тогда исчезает его приветливость, оно становится опасным для незадачливых пловцов. Тут уж не зевай, быстрее греби к берегу!
Если хотите увидеть фиолетовую окраску, приходите к озеру в июне. Я не оговорился, именно "приходите". К озеру стоит добираться пешком, к встрече с ним готовиться заранее. Его нужно почувствовать, начиная с Волчьих ворот, неторопливо спускаясь по крутым травянистым склонам. Тогда озеро будет открываться постепенно - то одной, то другой частью; оно будет медленно укрупняться, становясь всё ближе и ближе. И путник сможет исподволь подготовиться к встрече с ним.
Знаешь ли ты, дорогой земляк, что было здесь раньше? Не было привычной для современных путников асфальтовой дороги. Всё так же стояли Волчьи ворота, пропуская редких любителей рыбной ловли. Перед спуском все они обязательно заходили к роднику на Грушевой, чтобы набрать воды на весь долгий путь к озеру. В то время никто не решился бы пить из него: горько-солёная вода не утоляла жажду, а только увеличивала её. Голые, выгоревшие от солнца берега в полдень напоминали раскалённую сковородку. Ни кустика, ни пятнышка тени - только разве что от растянутого между двух палок одеяла. И только низкий-низкий кустарник, крушина Палласа, был настоящей находкой для рыболова: его даже зелёные ветви хорошо поддерживали ночью слабенькое пламя костра.
Ну а рыба? Рыба в озере была. Не очень разнообразная, но в достаточном количестве. Ловился там знаменитый сенгилеевский чернопуз - так тогда звали здесь головля за чёрную поверхность его брюха. И величины он достигал не малой: сантиметров до 40 вываживали его на удочку...
Когда между старой грушей и раскидистым ясенем появились наши палатки, ветер дольше других не мог смириться с вторжением.
Ветер любит порядок. Он не терпит ничего, лежащего не на месте. Он аккуратно выметает с тропинок лесной мусор: старые побуревшие листья он сгоняет в низины, прибивает к кустам или сбрасывает в овраги к журчащему ручью - с тем, чтобы дальше уже тот занимался ими и отправлял вниз по течению.
А какой порядок ветер наводит по верхушкам деревьев! Он категорически не терпит отмерших ветвей. Как только они, торчащие в разные стороны, начинают мешать друг другу, ветер сразу же принимается за уборку. Налетит, зашумит, затрещит ветвями, всю ночь хлещет вершинами деревьев как хороший банщик в парилке. Натешится вволю, а утром улетает куда-, нибудь, сбросив всё лишнее на землю.
Но лес не любит такой уборки. Он борется с ветром как может. Он укрывает все свои тайны курчавой листвой, а осенью и зимой разбивает воздушные струи гибкими прутьями обнажённых ветвей. Так и враждуют между собой два этих постоянных соперника - лес и ветер.
Вот и сегодня. Лес принял нас, укрыл от солнца, его пернатые разведчики - не ведающие страха синицы - успели заглянуть внутрь палатки и даже стащить у её входа пучок ваты для гнезда. Уже и муравьи приходили проведать новый предмет: они обшарили все закоулки, проникли во все вещи и бесследно исчезли, после того как выяснили, что нельзя в показавшемся им сначала удобном ящике сделать склад для своих куколок.
Был здесь и зяблик. Он пропел свою бойкую песню над самой палаткой и улетел с экстренным сообщением к своей подруге. А ночью вчера прилетала сплюшка. Она долго, часа два кричала то с одной, то с другой стороны палатки. Потом осмелела, села на грушу над нашей головой и несколько раз прокричала своё заунывное "сплю".
И только весельчак-ветер всё никак не мог смириться с появлением новых предметов там, где он издавна гулял свободно, метя палые листья под куст орешника. Ветер то яростно набрасывался на верх палатки, вжимая её крышу внутрь, то, набравшись хитрости, обходил палатку сбоку, стремился проникнуть в неё из-под зашнурованной двери и тонкой струйкой устремлялся под стол и койку. Он ничего не мог поделать, этот вечный бродяга, и оттого всё с новой и новой энергией хлопал брезентом.
Нам казалось, что мы победили бессильный ветер. Но как мы оказались неправы! Он просто решил поднакопить сил, притих и только изредка прилетал проверить - здесь ли мы ещё?
Через пару недель после окончания практики мы с коллегой зачем-то вернулись на место бывшего лагеря. И молча остановились у того места, где стояли две наших палатки. Совершенно точно поперек двух квадратов, которые ещё явственно выделялись среди густой травы своей чернотой, лежал старый ясень, сломленный бурей у самого корня. И невольно мы вспомнили ту ночь в этом лесу, когда налетевшему ветру не хватило, видимо, самой малости, чтобы сбросить на наши койки скрипевшее над головами дерево.
Любой час суток имеет свою прелесть, свои особенности. Замечательна влажная утренняя прохлада. Ни с чем не сравним звенящий, блещущий жизнью знойный летний полдень или зимний, весь как бы застывший морозный январский денёк. Незабываемо и то время, когда начинает спадать дневная жара, стихает ветер и во всей природе постепенно снижается дневное (полдневное) напряжение жизни, её максимальный накал.
А кто не запомнил хотя бы одну в своей жизни бархатную июньскую ночь или сверкающую под полной луной снежную пелену с блестками изморози на деревьях?
Каждый миг в природе прелестен, имеет своё очарование. Но больше всего я люблю тот кратковременный период, когда в природе устанавливается какая-то благостная предвечерняя тишина. Притих звеневший целый день луг, бушевавший весь день, как бы тешившийся своей неудержимой силой ветер прилёг в степных балках, прошумел последний раз в лесополосах и затих. Спала жара, а дали очистились от дымки.
Вереницы облаков, днём пытавшиеся в споре с ветром и солнцем заполнить весь небосвод, неуловимо поредели, стали прозрачными и вот остались только где-то далеко-далеко, над самым горизонтом.
Мне всегда казалась необъяснимо загадочной эта способность вечерних облаков уходить к горизонту. Почему именно к горизонту? Почему именно на запад? Где они сейчас - вон те, вытянувшиеся ленты то серого, то золотистого, то алого оттенка? Над какой землёй они сейчас раскинули свои полотнища? Над Ставрополем? Или ещё дальше - туда, к Армавиру? Но ведь и для тех, кто сейчас вышел на ставропольские улицы или сидит с удочкой на берегу Сенгилеевского озера так же на горизонте сверкают облака... Или так и идут они к западу вдогонку закатному солнцу, вечно следуя за ним и везде создавая красоту блещущей красками зари? Как для меня, наблюдающего её с вершин этих Калаусских бугров, куда на свидание с Закатом исчезаю из лагеря почти каждый вечер?
Но если я, житель конца двадцатого века, далёкий от всякой мистики, смотрю как завороженный на эти постепенно темнеющие вершины далёких бугров, на уплотняющиеся зелёные тени в долине, смотрю, как их знакомые очертания принимают какие-то совсем дикие, фантастические контуры, а огромная чаша Калаусской долины постепенно наполняется возникшей ниоткуда туманной пеленой, то должно быть с каким же ужасом взирал на эту ежедневную игру красок, теней, облаков мой далёкий предок, сидя может быть так же как я на этих буграх?
А он был тут, древний пращур. Только сегодня всего в каких-то полутора километрах отсюда среди песчаного выдува мы собирали со студентами кремнёвые наконечники стрел, скребки и пряслица.
Он, мой предок, закутавшись в шкуры сайгака, а может быть волка, вот так же, не мигая, всматривался в далёкий пугающий неизвестностью горизонт, тёмные трещины склонов, которые, наверное, тогда ещё были прибежищем всякого зверя.
Ну что же, далёкий алан, хотя и пронеслись над нашей планетой тысячелетия, хоть и изменились немного эти холмистые места, поглубже стали балки, пореже трава, а вместо табунов тарпанов и сайгачьих стад бродят здесь сейчас отары овец, но всё так же всматривается твой беспокойный потомок в неописуемую красоту этого заката.
Пусть многое из того, что было совсем непонятно тебе, уже давно стало известно даже детям, но сама жизнь понятнее от этого не стала. Только на место одних вопросов пришли другие, ещё более сложные и непонятные.
Древний человек, наш очень далёкий предок, был настоящей частью природы. К нему все звери и птицы, вероятно, относились так же, как и ко всякому другому живому существу из своего окружения, если только оно не было их прямым врагом.
Так же, как певчий дрозд совершенно не обращает внимания на распевающего рядом с ним зяблика, так и его далёкие предки, вероятно, были безразличны к нашему предку, до тех пор, пока он не приближался уж очень близко - кто его знает, может быть, вдруг схватит это большое и не совсем понятное существо...
Но вот наш пращур научился владеть первым оружием - дубиной. И всё живое сразу отошло от него на длину этой, ставшей такой страшной, палки. Потом было копьё. Стрела отпугнула зверя ещё дальше...
Но этим самым наш далёкий предок не только сам выделился из природы, но и отодвинул её от себя. Всё живое отодвинулось от человека, увидев в нём не просто равное живое существо, а нового опасного врага.
Шли поколения. Всё дальше шло обособление человека, и всё дальше он отделял от себя всё живое. Из поколения в поколение у всех животных укреплялось отношение к нему как к врагу. Появление человека стало для них сигналом к немедленному спасению бегством. Показался человек! Надо немедленно скрыться, исчезнуть - точно так же, как птицы стремительно исчезают при появлении в лесу ястреба... Не очень-то приятное место мы сами себе отвоевали в природе. Вроде бы и нечем гордиться.
Человечество много сделало для познания самого себя. Но вот настал момент, когда человек понял, что он очень сильно обеднил себя, оттолкнув от себя всё живое. Оказалось, что при этом пострадали не только всякие там зяблики, дрозды, ящерицы и зайцы, а и он сам. Настало время, когда человек почувствовал своё одиночество, потянулся опять к живому. Раньше взрослых это почувствовали дети. В домах и квартирах стали всё чаще появляться кошки, собаки тех пород, которые явно не созданы, чтобы приносить какую бы то ни было пользу. И хотя до сих пор попадаются люди, всё ещё обладающие болезненной, часто просто патологической ненавистью ко всем живым существам, даже к цветам на окне квартиры, основная масса человечества поняла другое.
Даже лучший друг человека - собака, животное, за многие поколения почти потерявшее многие особенности своего видового характера за счёт развития одной черты - преданности человеку, именно в силу этого перестаёт удовлетворять человека. Ему захотелось иметь возле себя каких-то самобытных существ, со своим характером, подчас необычными особенностями поведения.
И вот в разных странах в городах стали появляться то белки, то гнёзда крупных птиц. Взаимоотношения человека и природы переходят в новую фазу. И это - не простой возврат к старому.
Благожелательность современного человека к живым существам - не повторение далёкого прошлого, не возврат в природу на равноправных с другими животными правах. Нет. Современный человек, имеющий за своими плечами огромную историю, резко отделившийся от своих прежних собратьев как социальное существо, сознательно идёт на контакты с природой уже на новой основе. Он оставляет за собой ведущее, господствующее положение. Современный городской житель сознательно окружает себя живыми существами, а они, почувствовав другое к себе отношение, охотно идут навстречу человеческой доброте и благожелательству.
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "Литературного Кисловодска"
Последнее изменение страницы 29 Sep 2023