Страницы авторов "Тёмного леса"
Страница "Литературного Кисловодска"
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
В наш электронно-нановый век решится на такое не каждый. Захар решился после нескольких бессонных ночей. Рано утром он неспеша вышел в свой дворик, хмуро глянул в светло-серую полынь неба. Рассвет весело и привычно тушил звезды. А Захару было муторно. Будоражили ночные кошмары. Захотелось хлебнуть чего-то кисленького, лучше б сквашенного молока. С горечью вспомнил, как недавно почти задарма по-пьяни продал разговорчивым цыганам на мясо свою Зорьку.
В голове да и внутри стало ещё хуже. Отломил кисть винограда, пожевал. "Запах вкусный, - отметил мужик. - Но сам вкус вроде бы и не того, не как запах. Видать, я сам не тот. Напиться что ли?" - спасительно подумалось. Мысль эту осадил на самом взлете: "Будя!" Тут к нему с рассветного неба спустилось это самое решение. Он поспешно зашагал прямо через улицу к Дуське. На ходу размышлял: "Надо. Надо".
Тормознул у соседского двора. Нечаянно мельком глянул на мощное, почти в два обхвата, дерево. С тайной завистью прошептал, глядя на урожай: "Гарные орехи у этой несчастной. Крупные, прям яблоки на продажу. Дурында Дуська не сбирает. Надо ж каждые полчаса сбирать. - Он быстро нагнулся и по привычке похватал манящие орехи, определив их в карманы прошловековой брезентовой куртки, бубня себе под нос: - С неё не убудя. Все равно пацанва сгребёт. Они счас похлеще цыганвы".
Еще раз сердито метнул взгляд на мощное дерево: "Ишь, разросся, лохмач хренов. Не сломался зимой, расплодился..."
Великан снисходительно шелестел опаленными солнцем листьями. Захар вслушивался. В голове возник едкий вопрос: "Об чём ета они тама шепчутся? Ладно, пока шепчитесь. Скоро вам всем амбец будя. Вон как подгорели... А можа и нам всем."
Мужик жадно глотнул хмеляще-густой ореховый настой. Малость полегчало. Отметил вслух: "Воздух-то наш сельский тожа лечит, как первач".
Листья великана на миг смолкли, вслушиваясь в недобрый голос старика. Деревья издревле научились понимать добрые и недобрые слова людей.
Захар досадливо топтался на месте, забыв, зачем сюда пришёл. Вспомнил! Съёжился весь, но решительно открыл Дуськину калитку. Лежавший возле своей будки пёс проводил его недобрым взглядом, чуть рыкнул, но признал.
Тихо войдя в дом, Захар враз заживо обмёр от увиденного. Лохматые брови самопроизвольно поползли вверх, а мутновато-серые глаза округлились значительно; мясистый нос из красного почемуто превратился в сизый; на покатом лбу от напряги самопроизвольно появились солоноватые капли; даже скомканная в руках засаленная фуражка-восьмиклинка стала жечь ладони.
Дуська соседка брала из пачки щепотки соли и швыряла на стенку. Захар расслышал: "Соли вам, соли от сглазу и проказу."
Гость испуганно глянул на стенку. В голове пронеслось: "Сдурела баба. В честь чего это она солит стенку, как овощи? Точно сдвинулась". Не выдержал, кашлянул, потому что горло перехватило.
Дуська, чуть обернувшись, даже не остановила своего взгляда на Захаре, продолжая солить стенку. Просто сказала: "Вот, снимаю порчу".
Захар внимательно посмотрел и заметил висящие на стене газетные личности. Подумал, ухмыляясь: "Дожились, бедненькие богатеи". Покрутил головой.
А Дуська свирепо продолжала, как бы разгадав, о чём думал гость, грозно отметила:
- Гребут эти верхачи под себя. Ну, как куры. Только куры не порчены... А ты, Захар, чо так раненько пришёл?
Вспомнив дело, мужик обмяк и понуро сказал:
- Да я того. ну, заскочил, кажись, тож за солью. Ага, за ней. Ты, Дусь, и на меня сыпани малость из этой пачки.
Дуська нахмурилась. Тихо спросила:
- Зачем? Ты ж не они.
- Да я тож. как они, порченый. Это я твою корову малость того, чтоб она молоко стала терять тама, в поле.
Дуська мучительным взглядом насквозь пронзала Захара. Молчала. Затем отрешённо выдохнула:
- А я и знала об этом, соседушко. Догадывалась.
- Прости меня. Прости ради Бога, Дусь, за грех коровий мой. Бес попутал. Я того.
- Бог простит, - перебила пожилая женщина. - А корову свою я вылечила, как бабушка учила, молитвой и солью. Поправилась коровка-то. Вот пробую, можа и людям помогну. Ставай сюда, к стенке, ставай. Раз сам пришёл, то ты ишо человеком остался.
Захар покорно стал, загородив головой и плечами разноцветные гладкие личности депутатского счастья и несчастья. Дуська отошла к окну, тихо сказала:
- А вы, кажись, схожи чем-то. Хотя. образины у их и тебя, вроде, разные. Схожесть порчи выдает.
Сосед молчал. Замком сцепил невидимые под усами губы. Стыд мучительно захлестнул всё его существо. Дуська, чуть отвернувшись, что-то скороговоркой бубнила и при этом щепотками сыпала соль на соседа, затем гневно и громко произнесла:
- Запрещаю тебе, бес проклятый, быть в голове Захара! Поди в свое место, а место твое - ад. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
Он влип в стенку, стоял не шелохнувшись, пристыжено склонив голову.
- Всё, - сказала Дуська. - Иди.
- Куда? - глупо спросил сосед.
- Домой, человече. Домой. С Божьей помощью порчу-то я с тебя сняла. Теперя надо, чтоб ты сам себя почистил, свою порчу.
- Чем? - опять бестолково спросил сосед. - Солью? Как ты?
- Молитвой, молитвой, человече. А какой - не спрашивай. В церкву сходи и там покайся. Молитвой. Молитвой, грешник. - Дуська перекрестилась. - Прости меня, Боже, сама-то грешна.
Сосед задумался. Молчал. На заросшем щетиной лице маленькие глаза-буравчики ожили. Резко отступив от стены, Захар в полуоборот глянул на портреты деятелей, презрительно сказал:
- Нет, я - не они.
- Ну да. Ты - лучше, - насмешливо откликнулась Дуська.
- Почему? - насторожился осмелевший "порченый".
- Ну, они, сам видишь, не натуральные. А ты, соседушко, - внатурошный.
Неожиданно "внатурошный" спросил:
- Дусь, а ты знаешь, какой самый сильный наркотик губя их? - Захар презрительно указал на висящие портреты. - Они, по-моему, все наркоты. Точно - наркоты.
Дуська оторопела:
- Ты чо? Какие они наркоты? Не туда оглоблю гнёшь. Гляди, с брички слетишь, соседушко. Такое бывало и будя.
- Не пужай. Да я не про то, - губы Захара растянулись в презрительной улыбке. Глянув на суровое лицо женщины, уже мягче продолжал. - Брички-то у меня давно нету. Продал вместе с конем. А у этих, - он кивнул на стенку, - у всех иномарки. Они, Дусь, почти все промышляют властью, как наркотой. Власть, она тоже - бизнес. Поняла?
- Нет. Не поняла и понимать не буду. Не хочу.
- А надо бы и понимать, - глухо произнес Захар, затем жестко продолжил. - Да власть и есть самый сильный наркотик в мире!
Дуська нейтрально пожала плечами:
- Можа оно так, а можа и нет. Власть, она на испытание человеку Богом дадена. Кто проходит такое, а кто и нет. Болея. Вот полечу и их с божьей помощью, а потом сниму со стенки. - Подойдя к портретам и вглядываясь в лица хозяев жизни, вскрикнула: - Ой, брешу я. И меня бес попутал. Вот этот, - указала пальцем, - он. не того, не порченый. Наш Ставропольский край этот депутат поднял по молоку. Обогнали мы краснодарцев, Захарушка, обогнали. Надо убрать его отсюда, - приглядываясь, продолжала. - Он точно не ты. От него идет другой свет. Он же по молоку.
Захар хмыкнул. Дуська сердито заметила:
- Не хмыкай. Наш край, Ставропольский, звался хлебницей Россиюшки. Да и по молоку держали первенство. Знаешь, слыхал про Ульяник Марию Ивановну с Юцы? Как она хребтом своим ордена и медали завоевала в сельском хозяйстве? Так слыхал об ней?
- Нет.
- Ну, да. Ты ж окромя себя самого кого-нибудь признавал? - наступала Дуська.
- Жёнку признавал, - угрюмо промолвил Захар.
- Ну, слава Богу, хоть одну, - Дуська перекрестилась: - Царство ей небесное. Отмучилась.
- Угу, - согласился Захар. - А мы ишо нет, - сердито ткнул пальцем на портрет. - Тебе-то от этого деятеля молочного что - полегчало? Скажи, полегчало?
- А тебе, Захарка, как?
- Как мертвому припарка.
- Не бреши. Тебе лично в данный момент должно полегчать. И не гляди так сурьёзно. Да не от молока ставропольского, а от молитвы да соли моей. Что, я зря.
- Погодь, погодь, - перебил Захар, вслушиваясь в себя. - Кажись и полегчало. вроде.
- Вот и им полегчае, - тихо промолвила Дуська.
Сосед хотел уйти, но почему-то неловко топтался у порога. А почему - и сам не понимал. Запах коровьего молока упорно тормозил его. С надеждой глянул в угол, откуда шёл аромат.
Дуська, перехватив взгляд, деловито объяснила:
- Мой бизнес, соседушко. Счас приедут, заберут. Налить? Хочешь спробовать?
Захар молча кивнул головой. Дуська щедро зачерпнула густое сквашенное молоко с подрумяненной корочкой каймака
- На, пей, грешник, на здоровье. Пей, человече.
Он жадно глотнул раз-другой. Больше не смог. Чуть наклонив голову, сипло выдохнул:
- Спасибо тебе. - и вышел, да не вышел, а выскочил и снова оказался рядом с могучим великаном. От озорного ветерка "верхняки" (как обозначил их Захар) опять шуршаще толковали о чём-то своём. Захар вслушался, ничего не поняв, изрёк:
- Значитца опять шепчетесь. Ладно. Шушукайтеся. Вам, как и Дуськиным газетным верхнякам, будя каюк. - Захар пошевелил губами, подыскивая слова, продолжил: - Слетите и вы от древа жизни. Отпадёте. А как же ж? Да и самой жизни настанет каюк, - взглянув на великана, уже почтительно проговорил: - А нам с тобой, лохмач, ишо каюк не наступя. Мы с тобой, старичок, ишо того, ну, поживем для пользы землян, а можа и неба.
Захар отстранённо вслушался в свои сговорчивые слова. Смутился. Подойдя к великану, молча положил шершавые ладони на ствол. Стоял, не шелохнувшись. От соприкосновения с великаном шли мурашки по телу.
- Лады, будя, - выдохнул старик и резко опустил руки. Шершавые ладони, коснувшись карманов куртки, быстро отскочили в стороны. В голове пронеслось: "Попался, халявщик, с поличным. Надо вертать краденое. Надо".
- Это я, кажись, избавляюся от своей порчи. О, и голос-то мой, кажись, меняется. Точно. Это Дуськина молитва да соль меня так прошибая. Точно.
Он быстро выгреб из карманов орехи и аккуратно положил их к стволу великана.
- Забирай, хозяин, - не моё.
Густая крона ореха зашелестела. Лиственный говор звучал отовсюду: и с верха, и с низа, и даже с ещё зелёной середины могучего дерева. Такое шуршание ему вроде бы и понравилось.
Захар по-иному слушал и даже молчал по-иному. Говорить ему расхотелось, может потому, что в голове его что-то тоже зашелестело, а может потому, что это был иной Захар.
Анатолий Крищенко. Подорваное детство (рассказ)
Анатолий Крищенко. Быть услышанным (О "Литературном Кисловодске" и о стихах С.Я.Подольского)
ВАДИМ ПАНКОВ. В ожидании чуда... (Анатолию Крищенко - 75 лет)
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "Литературного Кисловодска"
Последнее изменение страницы 29 Sep 2023