Сайт журнала
"Тёмный лес"

Главная страница

Номера "Тёмного леса"

Страницы авторов "Тёмного леса"

Страницы наших друзей

Кисловодск и окрестности

Страница "Литературного Кисловодска

Тематический каталог сайта

Новости сайта

Карта сайта

Из нашей почты

Пишите нам! temnyjles@narod.ru

 

на сайте "Тёмного леса":
стихи
проза
драматургия
история, география, краеведение
естествознание и философия
песни и романсы
фотографии и рисунки

Станислав Подольский. Проза

Автобиографические заметки и список публикаций
Попытка автобиографии
Интервью
Облачный стрелок
Евангелие от Анны
Побережье
Новочеркасск - 1962
Последняя неделя октября
Черные очки
Борис Леонидович Пастернак
Упражнение на двух расстроенных струнах
Старый Кисловодск
Мама неукротимая
Глеб Сергеевич Семенов
Ирина Анатольевна Снегова
Памяти творянина (о А.Т.Губине)
Тигровые заросли (о А.Т.Губине)
Маэстро Рощин
Микроновеллы
Учитель и другие
Офеня
Заветы вождя
Председатель земшара
Конница - одним, другим - пехота...
"Враг народа" Мойше Рубинштейн
Снежный человек Алазян
Обелиск
Слуга
Ювелир
Мапа
Голос
Букетик
Гуливер
Околоточный Прунов
Технология лжи

Станислав Подольский. Стихи

След тигра
Стороны света
Жгучий транзит
Подземная река
Азъ есмь
Дождь
Старые сосны
Тексты
12 стихотворений
Стихи, опубликованные в "ЛК"
Из стихов 1990 г.
Из стихов 2001-2002 гг.
Свободные стихи
Ледяная весна свободы
Стихи Я.Веткина

Станислав Подольский

АНТОН И АНТОНИНА

I

С утра нездоровилось.

Он открыл стеклопакетную дверь, вышел на балкон и как бы повис между небом и землёй. Низкие облака струились над самой головой, обтекали крыши, антенны и громоотводы. Ветер пах Тихим океаном, до которого, пожалуй, было тысяч десять погонных километров. В небе на фоне белого облака кружили две большие птицы - чёрными силуэтами, то ли орлы, то ли буревестники: удивительно, откуда они здесь взялись - вдали от гор и морей.

отчего-то вспомнилась юность. Громоздкое серое общежитие геофизиков, узкие двухэтажные койки, неаккуратно застеленные суконными одеялами, прекрасная розовая раковина "наутилус-помпилиус" с австралийского Барьерного рифа - на прикроватной тумбочке, мирное похрапывание чудака-студента на верхнем ярусе кровати: он поспорил с приятелем-филологом, кто за неделю выучит больше японских слов, и вот теперь он долёживает эту неделю, не спускаясь с койки: поклялся не вставать, пока не победит (разумеется, не считая посещения гальюна). Пищу ему приносят друзья. А он круглые сутки, когда не спит, твердит японские слова. В воскресенье состоится "суд чести". Крутая комиссия старшекурсников определит победителя в споре, и после положенных возлияний (за счет победителя!) парень побреется (соскребёт пух со щек и подбородка), нагладит свежевыстиранные джинсики, рубаху, и пойдёт сдавать экзамены "экстерном", так как сессия давно пролетает, а он в ней не участвует из-за спора...

Антон определил интуитивно, что сегодня серьёзного шторма, видимо, не будет, выцедил кружечку родниковой воды с недалёкой лесной окраины и отправился со своего 25-го этажа на громыхающем лифте во двор - делать зарядку, потому что зарядку надо делать только на земле, желательно босиком, ощущая её токи и притяжение. Ну, зимой можно и в кроссовках упражняться, чтобы не выглядеть йогом и идиотом.

Таким образом, каждое утро, летом и зимой, в жару и холода, в дождь и снег Антон делал зарядку в дальнем углу двора за гаражами (единственное место, которое не просматривалось со всех сторон).

Днём там покуривали школьницы из соседней МОУ-17: доставали из изящных коробочек с надписью "Курить смертельно опасно" тоненькие длинные сигаретки, эффектно щёлкали зажигалками. Курили как правило не затягиваясь, красиво выпуская клубы белого дыма из ноздрей. Сигаретки держали между двух вытянутых пальчиков с разноцветным маникюром. В другой руке у них непременно имелся мобильничек, по которому они со вкусом кокетничали с мальчиками-невидимками, стоя в классической позе: телефон к ушку, правая рука с дымящейся сигареткой поддерживает левую под локоток... Время от времени подносят сигаретку к свежему алому ротику...

Иногда забегала сюда окрестная шоферня, чтобы торопливо помочиться: с сортирами в городе, известно, всегда напряжёнка.

Вечерами забредали сюда усталые матери семейств - тоже покурить в тишине. Только уже глубоко затягивались, отрешённо закатив глаза, время от времени сбрасывая столбики пепла и напряжение дневной каторги перед тёплыми семейными трудами в вечернюю смену. В углу увядающего рта - дешёвая крепкая сигарета...

Зато рано утром здесь пытался выполнить призрачную физзарядку тощий долговязый Антон. А после тщательно подбирал и бросал в специальную картонную коробку разбросанные повсюду окурки: не убери сегодня - завтра ступить будет некуда. Кроме того он надеялся, что курцы постепенно привыкнут к относительной чистоте и сами будут бросать окурки в коробку из-под конфет, которую он выпросил в соседнем гастрономе... "Да и какие окурки будут валяться там где присутствует совершенномудрый муж", - говаривал старик Лао...

После зарядки Антон не спеша обходил квартал для прогулки и сбора новостей. Любой выход в город дарил неожиданности и свежую информацию. То встретишь примечательного человека, который вдруг поздоровается с тобой, как со старым знакомым, хотя ты его впервые видишь. То заметишь внезапно, что вот уже и весна не за горами: снег осел и потемнел, и окрестные женщины улыбаются тебе ни с того ни с сего. То вычурная акация на углу квартала, невесть почему не доломанная до конца, расцвела гроздьями душистых соцветий, стала похожа на юную невесту в подвенечном наряде - и это значит, что наступил июнь и можно разгуливать без старого и надёжного бушлата...

После прогулки Антон возносился на свой этаж, обливался в душе ледяной водой и шёл на кухоньку, где варил быструю геркулесовскую кашу, рассчитанную на два приёма - для экономии времени: на сегодня и завтра. Потом подоспевал чай с колбасным или сырным бутербродом. И можно было предаться обычным удовольствиям: следить за полётом и превращениями облаков, пронизанных солнцем, либо почитать очередную статью из энциклопедии "Брокгауза и Эфрона", естественно, дореволюционного издания - она занимала на этажерке целую полку.

Ещё следовало составить прогноз погоды по старинному медному морскому барометру и напечатать несколько строк для вахтенного "журнала непридуманных мыслей"... Потом можно было отдохнуть перед вечерним телевизором... Короче говоря, Антон наслаждался всеми удовольствиями, которые позволяла ему скромная шкиперская пенсия. Привычное одиночество не угнетало его. И выглядел он довольно бодро. И чело его сияло в ореоле седовато-медных реющих волос...

II

Она заглянула к нему как-то совершенно случайно. Просто она жила в соседней многоэтажке, и ей потребовалась помощь какого-нибудь грамотея. А об Антоне было известно во дворе, что он, вроде бы, старый писатель в отставке и чудак порядочный. Ей же надобно было чуток подправить заявление в ЖЭК о ремонте её однокомнатной квартиры, пришедшей в полную негодность: стены потрескались, трубы проржавели, штукатурка сыплется с потолка то дождём, то пластами.

Антонина разведала его адрес у бабуль, оккупировавших лавочки на детской площадке. Приоделась поаккуратней и решительно направилась на верхний этаж многоэтажки антоновской.

Не знаю, действительно ли Антон был когда-то писателем. Существовали и другие предположения. К примеру, алкаш Толик, здоровенный кавказского типа мужик из того же подъезда, однажды, лукаво усмехаясь, так и брякнул Антону, остановив его у песочницы той же детской площадки:

- А я знаю, кто ты. Ты художник, так ведь!

- Да, в некотором роде... Пожалуй... А как вы догадались?

- Дак береты носят только художники и спецназовцы. По берету и узнал.

Короче, заявление Антонины Антон подправил: сократил, проставил запятые, придал более решительную интонацию - вместо просительной - и вернул заявительнице. от гонорара наотрез отказался:

- Что вы, такая чепуха! Какая там оплата! Улыбнитесь мне - и всё в порядке.

Улыбнуться в тот раз Антонина так и не смогла.

В следующий раз Антонина зашла к Антону с благородной целью навести хотя бы относительный порядок в его берлоге. Действительно, однокомнатная каюта Антона представляла из себя какой-то первоначальный хаос. Вдоль стены громоздились стеллажи с разнокалиберными книгами, никак не расставленными по какому-нибудь внятному принципу. На столе, диванчике, подоконнике и даже на полу валялись рукописи, географические карты, конверты, гантели, тапочки. Только одна стопка томиков была в относительном порядке: книги китайских и японских авторов в русском переводе великих востоковедов - параллельном иероглифическим текстам. Авторы были из древности, средневековья и начала прошлого века. "Мои друзья-собеседники", - говорил о них Антон в себе, то есть мыслил, наверное. Они были настолько близкие и понятные, что он обращался к ним совершенно по-свойски: друг Ли, старик Тао, учитель Кун, Мацуо-сан...

Страшно стесняясь и краснея, Антонина сказала целую речь:

- Уважаемый Антон Иванович! Правильно говорит Маша из овощного ларька, что слева от гаражей: Вы являетесь настоящим моральным лицом нашего города. Можно сказать, потратили всю жизнь на писательские труды, которых даже не найти в библиотеках. Вас знают все у нас во дворе... Кстати, после Ваших исправлений ЖЭК залатал-таки кровлю над моей халупой... Позвольте немного прибрать в квартире, чтобы стало у Вас чуть меньше забот.

- Спасибо, Тонечка, - возразил Антон. - Во-первых, давно уже я потерял своё "моральное лицо", а Город, видимо, нашёл его, и теперь это - Лицо Города. Во-вторых, я сам могу прибрать в комнате, только отдохну немного. В-третьих, я привык к этому бардаку, и если навести порядок, я здесь ничего не найду. А так я приблизительно знаю, что где лежит. В-четвёртых, я не стану сопротивляться вашему доброму намерению. Наоборот, мне приятна ваша забота от одиноком зачуханном человеке, который давно уже не шкипер и не писатель, и не создал ничего значительного в нашей замечательной литературе. Позвольте, я оплачу Ваш благородный труд, потому что Ваша пенсия, уверен, куда меньше моей.

- Что Вы, Антон Иванович! Не вводите меня в краску! Ведь я из дружеских чувств хочу помочь...

- Ладно, сдаюсь, в ранней юности я занимался японской борьбой Дзю-до: там главный принцип - не слишком сопротивляться партнёру ...

Антонина мигом распаковала пакеты с орудиями уборки - новым веником, совочком, какими-то коробочками с моющими средствами. Через час с небольшим захламлённая комната приобрела жилой вид.

Антонина решительно опорожнила ещё одну хозяйственную сумку. В ней оказались кастрюлька с горячей ещё варёной картошкой, пластиковая коробочка с котлетами, тарелка с густо намасленными блинами. Дело в том, что Антонина работала подавальщицей в некоем пансионате для пожилых людей, отмеченных заслугами перед госструктурами. И, когда отдыхающим было недосуг обедать-ужинать, персоналу разрешалось (негласно) забрать с собой нетронутые блюда.

Антон не стал чваниться. Быстренько вскипятил чайник, который, кстати, только что отчистила и отмыла Антонина, так что тот засиял, как новенький. Получилась неожиданная дружеская пирушка.

- Спасибо, Тонечка! Но больше никаких подарков не надо: разбалуюсь, обленюсь. А мне ещё поработать и пострадать хочется...

Антонина покинула "берлогу" Антона со счастливой тихой улыбкой.

Следующий раз Антонина посетила Антона недели через полторы. Шкипер что-то неважно себя чувствовал: болела спина, руки, в голове туман, - лежал без сил.

Антонина решительно засучила рукава, выдавила на ладони какой-то гель, принесённый с собой, предложила ему снять рубаху, серенькую от долгой носки. Как-то быстренько замесила спину, пощипала, пошлёпала. То же проделала с плечами и руками. Усадила Антона на стул и проделала какие-то манипуляции с головой, которую под конец попыталась оторвать от шеи.

Антон явно пришёл в себя, оживился, поставил чайник на огонь. Пили яркий цейлонский чай с сухариками. Антонина делилась своими бытовыми неприятностями: комиссия ЖЭКа не хочет признавать аварийное состояние её однушки; сын живёт далеко, за рубежом, нездоров, а его стерва-жена не лечит его и не кормит; соседи вот неприветливые попались: смотрят косо, нарочно ноги не вытирают - следят на площадке; сердце вот побаливает...

Антон в свою очередь рассказывал ей о портовых приморских кабаках Сингапура, Гонконга, Кейптауна; о ярких и опасных женщинах, промышляющих проституцией и воровством; о потрясающей поэзии древнего Китая и средневековой Японии...

Прекрасно пообщались. Так и впредь повелось: Антонина изредка посещала Антона, старалась как-то подлечить его домашними средствами: она, как и Антон впрочем, не слишком доверяла лекарственной химии, считала врачей садистами и отравителями. Иной раз готовила в камбузе, как называл Антон свою крошечную кухоньку, что-нибудь на первое, что-то на второе, какой-нибудь салатик-винегретик. Пёкево обычно приносила с собой. Это были приятные часы почти семейного общения, которого, пожалуй, обоим недоставало. Впрочем, Антон непременно замечал между строк, что всё хорошо в меру. Антонина не обижалась: "Ну что же, такой у человека характер уединённый. Да и то правда, что творчество требует одиночества". Антонина была уверена, что Антон пишет нечто очень важное. По крайней мере об этом намекала всегда раскрытая допотопная пиш.машинка, чуть ли не "Ундервуд", и груда отпечатанных листков повсюду - на письменном, обеденном столиках, на кровати, диване, подоконнике...

Особенно забавляло Антонину то что Антон называл своё жильё "Наутилусом", а себя - шкипером Нема: потому что он вроде бы есть, а на самом деле его нет.

III

Однажды Антонина навестила Антона уже под вечер, вошла в "каюту" неслышно: дверь была, как обычно, не заперта.

Антон лежал на просторной кровати вразброс. Повидимому, спал. Суконное одеяло сбилось на сторону. Антон, голенький, тощий, в одних чёрных плавках, был похож на рано поседевшего юношу, белые волосы с проблесками меди рассыпались на подушке.

Сочувственно полюбовавшись на спящего, Антонина взяла его за руку, надеясь разбудить. Рука была прохладная, чуть теплилась. "Замёрз" - подумалось Антонине. Она быстро сбросила верхнее платье, прилегла возле Антона, привлекла его к себе, согревая своим теплом. Да и он сквозь сон потянулся к ней, как к солнышку. Укрывшись суконным морским одеялом, Антонина задремала. Да и Антон, согревшись, задышал глубоко и ровно.

Постепенно Антон и Антонина совсем сблизились, стали "своими", хоть и жили, казалось, сами по себе - в разных домах. Даже хозяйство вели общее. Антон клал пенсию в нижний ящик письменного стола. Антонина брала необходимую сумму для покупки продуктов или оплаты коммуналки: старалась сэкономить его время, потому что, как выяснилось, Антон много читал что-то на трёх языках: русском, японском и английском, не считая санскрита и арамейского, - и, возможно, записывал кое-какие припоминания на отдельных листах прекрасной рисовой бумаги старинным пёрышком, которое обмакивал в медную чернильницу с тушью или чёрными чернилами.

Шли дни, месяцы, годы. Жили Антон и Антонина тихо-мирно, не теснили друг друга, не досаждали никому. Антонина заботилась об Антоне - и это не было для неё в тягость. Антон нёс свою вахту на "Наутилусе", то молчал сутками, то слушал музыку по транзисторному радиоприемнику, то рассказывал Антонине какой-нибудь памятный случай из своих странствий (а странствовал он, видимо, по всему миру, причём не туристом, а работал, зарабатывал, делал полезное для других и приятное для себя. Не всякому такое удавалось! То он руководил монтажниками на Колыме, то обучал школьников черчению на Шри Ланке, то водил грузовые суда между Новым и Старым Светом...) Всё было интересно Антонине: она словно вместе с Антоном всюду побывала. Всё больше проникалась уважением и нежностью к своему "капитану Нема"...

Так оно и шло у Антона и Антонины, будто они изначально были предназначены друг для друга.

Но вот однажды явилась Антонина к нему спозаранку. Расцветало розовоперстое мартовское утро. Лёгкие облачка текли над городом, над жилыми башнями двадцатипятиэтажек куда-то на восток. Всё было мирно и нежно.

Своим ключом отворила Антонина дверь, неслышно вошла в знаменитый кубрик "Наутилуса". В каморке было как-то особенно тихо. На койке Антона находилась какая-то восковая кукла в рост человека, отдалённо похожая на Антона, а его самого нигде не было. Зато окно было распахнуто - на заалевший восток....

Подбежала Антонина к окну. Глядь - вон он, Антон, машет вдали крыльями, летит ввысь большой тёмной птицей. Взмах, другой - и скрылся в большом серебряном облаке...

Взяла Антонина табуреточку, придвинула к окну. Распахнула окно пошире. Стала на табуреточку, оглянулась на комнатку - всё здесь чужое, ненужное, скучное без него. Шагнула на подоконник и выпорхнула вслед за Антоном, туда, вдаль, к серебряному облаку. Только её и видели...

Старушки, с утра уже оккупировавшие скамейки на детской площадке, с удивлением наблюдали, как кружат в солнечной высоте две большие нездешние птицы. Откуда и взялись они здесь, вдали от гор и моря?..

Эпилог

Тело Антонины, днём уже, сняли с железобетонного козырька над входом в 25-этажку. Тело Антона обнаружили в его квартире дотошные соседи - и тут же сообщили куда надо. Служащие ЖЭКа совместно с муниципальными милиционерами составили акт о происшествии, упаковали тела умерших в полиэтиленовые мешки для похорон за государственный счёт, так как никого из близких Антона и Антонины не удалось обнаружить. Квартира Антона перешла в гор.жил.фонд и вскоре отошла к соседям, большой многодетной семье, которая давно поглядывала на скромное жилье в надежде расширить свою перенаселённую жилплощадь.

В другие дни этого года птиц в небе города никто не замечал.

Кисловодск, 1991-2017г.

 
Главная страница
Литературный Кисловодск и окрестности
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "ЛК"

Последнее изменение страницы 22 Feb 2024 

 

ПОДЕЛИТЬСЯ: