Страницы авторов "Тёмного леса"
Страница "Литературного Кисловодска
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
Игорь Израилевич Смолин проснулся, как обычно, в полпятого утра и, тщательно умывшись, пошёл взглянуть на выполненную вчера работу - пучок золотых и платиновых травинок, усыпанных нежными капельками аметистов.
Конечно, сразу возникла проблема качественного материала. Игорь Израилевич давно не практиковал своё волшебное ремесло. Мастерская осталась: инструменты, станочек, приспособления, - вот она - в древнем вместительном семейном комоде. Но - материал! Дорогой, настоящий!.. Однако наскрёб-таки "по сусекам": пустил в дело золотое обручальное кольцо покойной жёнушки (чего хранить, когда и самому пора убираться!), собственный массивный платиновый перстень с печаткой, на которой чётко выгравирована первая буква всех, известных Игорю, алфавитов - Алеф, что на иврите означает - первый, а в славянской азбуке - Азъ - Я... Это потом уже кто-то неразумный придумал: "Я - последняя буква в алфавите". На самом деле Я - это первый и последний миг в твоей жизни...
Наконец - самоцветики Игорь Израилевич отобрал из своей любимой коллекции минералов, которую собирал и хранил всю жизнь. О, как играли и разговаривали с ним загадочные камешки!..
Работа предназначалась одной довольно юной, милой и скромной особе - брошь на сиреневую батистовую блузку. Заказчице хотелось как-то украсить наряд, подготовленный к выпускному балу по случаю окончания медицинского колледжа: ведь и сама блузка была перешита из материнского подвенечного платьица ещё советских времён.
Правда, украшение придётся выдать за подделку: Наденька не сможет собрать необходимую сумму для оплаты подлинника, а Игорь Израилевич непременно хочет угодить заказчице настоящей работой. Во-первых, Наденька ему очень нравится своей приветливостью и естественной красотой грациозного юного существа. Во-вторых, Наденька тоже симпатизирует старику, радостно приветствует его при встрече, охотно оказывает ему всевозможные услуги. Заплатит, бывало, за коммуналку: приходная касса находится на третьем "сталинском" этаже административной развалюхи. Купит и принесёт булку хлеба и молочку. Да и просто почирикает "за жизнь" мимоходом с симпатичным дедушкой. А жизнь у неё была не из благополучных: мать - пожилая алкоголичка, отца не помнит - он исчез, как только Наденька родилась (не любил детский писк, пелёнки и прочие семейные хлопоты)...
Не успела Наденька стать на ноги, как ей пришлось помогать матери при уборке в магазине готового платья.
Училась поначалу кое-как. Но природная живость и сообразительность помогли ей прилично окончить школу и даже поступить в медицинский колледж. Плата за обучение с каждым курсом подрастала. Но Наденька ещё с первого курса привычно подрабатывала техничкой по вечерам в родном колледже. Более того, умудрялась держать марку: научилась ловко и быстро вязать, носила симпатичные платьица, кофточки, шапочки, вызывая зависть однокашниц (никто не знал, что для изготовления нового наряда частенько приходилось распускать прежние вещи). А тут ещё глазища тёмно-серые с зеленцой (если на природе), или с синевой в пору задумчивости или сильного чувства, чуть-чуть раскосые к вискам! Брови тёмные вразлёт, быстрота в действиях, необычайная сообразительность. При этом какая-то врождённая естественность и даже наивность... Иной раз при грубоватом высказывании парней-сокурсников щёки Надежды вспыхивали вишнёвым румянцем смущения. Вдобавок поражала удивительная жизнерадостность Надежды, похоже, врождённая!
Игорь Израилевич был тронут улыбкой Надежды в момент, когда она, случайно встретившись на лестнице многоэтажки, запросто поздоровалась с ним. Он мгновенно ответил острым взглядом и приветствием: "Доброе утро, красавица!" С тех пор так и повелось: они знакомцы. Он спрашивал её о делах, о настроении, она - о самочувствии, о трудностях личной жизни. Лукавый старик нарочно жаловался ей на болящие ноги, на ломоту в пояснице. Девушка охотно бралась помочь ему по мелочи: купить, принести... Видимо, всё же отца ей не хватало...
И вот теперь выпускной вечер в колледже. Диплом квалифицированной медсестры она уже получила и хотела слегка удивить сокурсниц чем-нибудь неожиданным в наряде. Это должна была быть либо воздушная блузка (как уже было сказано) или всё-таки вязаное платьице, действительно "козырное", которое мягко обволакивало её спортивную фигурку тёмно-серой, поблескивающей люрексом чешуёй. Вот только броши недоставало, точки притяжения внимания, огонька, что ли...
Надежда знала, что сосед её, Игорь Израилевич - ювелир в отставке. Правда, сначала попыталась подыскать какую-нибудь броскую штучку в ювелирном магазинчике. Но там всё было слишком дорого и безвкусно - прямой наглый кич. Да и что могло быть там по дешёвке - и особенное! Местную нишу ювелиров заняли со временем бывшие ученики Игоря Израилевича - Эльвира Портнова и Виктор Сыромятников. Как ни старался учитель передать им, возможно, самое главное в ювелирном деле, чего не купишь и не подсмотришь, - интуицию и вкус, да ещё любовь к материалу, мгновенное угадывание композиции изделия, - ничего не вышло...
Эльвира - яркая, энергичная мадемуазель, быстро превратившаяся в маститую мадам, поначалу подлизывалась к мастеру тонким фальшивым голоском:
- Нет-нет, Игорь Израилевич не допускает панибратства, тем более сексуальных отношений с ученицами. Он строг, как Господь Бог!
- Ну почему уж так "стерильно"! Охотно приставал бы к ученицам, ежели было бы к чему, - пробурчал тогда Игорь Израилевич себе под нос, но так, что его услышали некоторые присутствовавшие студийки... Ведь ему было в ту пору всего каких-нибудь крепеньких тридцать пять.
А потом, когда Эльвира ухватила всё-таки некоторые азы ювелирного ремесла и учитель захотел помочь ей вступить в "Цех свободных ремесленников" (возникла было такая артель в "перестройку"), в котором состоял сам, она с гневом отвергла его предложение: "Не хватало мне ещё вступить в еврейскую артель!" Зато лихо вступила в объединение "Патриотических трудящихся Страны", где главенствовали дельцы с явно черносотенным душком. (Этот "душок" впрочем никогда не выветривался в Стране - ни при "проклятом царизме", ни при советском "интернационализме", ни тем более в постсоветском капитализме...)
Таким образом Эльвира быстро заняла видное место в своём "объединении", опираясь на доходы своего "волшебного мужа", довольно крупного и дельного, надо сказать, бизнесмена. Даже прославилась изготовлением пышных, шокирующих сочетанием несочитаемых материалов композиций бижутерии: огромные стразы цветного стекла, намекающие на Государственный флаг, сеточки, шапочки, накидки, усыпанные стеклянными намёками на бриллианты, рубины, изумруды. Настоящие самоцветы её пугали дороговизной и трудностями реализации в нашем неимущем пространстве потребления, хотя было и более глубинное: Эльвира не понимала истинного характера камней, настоящей их ценности. Поэтому главный завет её деятельности звучал так: "Дёшево и сердито!"
Другой ученик престарелого ювелира, Витенька Сыромятников, наоборот, имел пристрастие к натуральным камешкам, тем что подрагоценней: алмазам, рубинам, изумрудам. Но вправлял их в какие-то нелепые композиции. Например, конструкции из нержавейки и золота, из платины и дюраля. Причём давал своим творениям весьма поэтические названия: "Хижина Поэта", "Икебана нищеты" и тому подобное. Сказывалось то что Игорь Израилевич сумел как-то приохотить Витю к дальневосточной поэзии - средневековых Китая и Японии, которую сам обожал, хотя и не понимал до конца...
Однако на ином этапе развития это самое увлечение оказалось поводом обвинить бывшего учителя в антипатриотизме, ибо Витя ощутил себя "истинным патриотом" (возможно, поветрие такое произошло или даже пандемия патриотизма?). Конечно же, при этом Виктор тоже почувствовал в себе глубокое духовное родство со знаменитой в своё время "чёрной сотней". Так что дружеская связь вредного учителя и созревшего ученика естественно прервалась и завершилась однажды классической формулой "настоящего патриотизма" - "жидовская морда!"
Дело в том, что Игорь Израилевич сочинил однажды свежую композицию пронзительно синего камешка в виде цветка цикория на фоне золотой соломки июльской травы. Витя же обвинил учителя в плагиате давнего витиного замысла, который тот, якобы, просто не успел воплотить, но будто бы проговорился о нем учителю. На том и расстались.
Следует признать, расставание это непросто прошло для старика: всё же сорок лет близкого общения с учеником чего-то стоили, общения, которое началось с несколько чрезмерного признания Вити: "Игорь Израилевич! Вы для меня сделали, может быть, больше, чем родной отец!.." Это вам не какая-нибудь лицемерная Эльвира!..
Настоящую глубину разрыва обозначила новая композиция Виктора. Он изготовил целую Спасскую башню Московского Кремля из розового мрамора в масштабе 1:100, увенчанную настоящей рубиновой звездой (как говорили детям в детсаде). На верхнем ярусе башни он установил часы с боем курантов. При этом (некоторое отступление от реализма) во время боя часов сбоку башни открывалась дверца, и на чёрной агатовой ветке выдвигалась фигурка совы, у которой мигали электрические глаза. Сова, видимо, должна была обозначать советскую власть. Но когда вскоре советская власть обанкротилась, фигурку совы Витя демонтировал, чтобы его не обвинили в несовременности, наверное...
К тому же Виктор в конце концов вовсе отошел от ювелирного дела. Занялся страстным собиранием марок, составил действительно обширную коллекцию. Конечно, редчайших, драгоценнейших экземпляров в его коллекции, увы, не было: поздно взялся за дело... А жаль...
Таким образом остался старый ювелир один одинёшенек.
Вы, наверно, спросите: "А где же семья: родители, дети почтенного ювелира? Как это он в своём серьёзном возрасте остался, по-видимому, совсем один?"
О родителях, разумеется, и говорить нечего! В двадцатом веке у них было, по меньшей мере, три возможности погибнуть.
В самом начале Великой Отечественной, когда немцы вторглись на Украину и уже брали в клещи Киев, отца, Израиля Моисеевича и маму, Фруму Иосифовну, вместе с младенцем Игорьком вполне могли сжечь где-нибудь в печах Освенцима или зарыть заживо в Бабьем Яре.
Но родителям удалось в последний момент ускользнуть от немцев, эвакуироваться на Северный Кавказ.
Однако немецкие войска вскоре достигли и Северного Кавказа. И тогда семью Игоря Израилевича (вместе с ним самим) могли расстрелять среди 10 тысяч евреев, убитых на стекольном заводе под Минводами...
Но и тут их спас чабан-карачаевец: поселил беженцев на дальней кошаре в горах вместе с родными овцами. Родители отрабатывали гостеприимство горца, ухаживая за отарой. А необходимые продукты выменивали через хозяина на сверкающие цацки: все в мире женщины не могут устоять перед ювелирными творениями. А папа Изя был ведь мастером ювелирного дела по крайней мере в третьем поколении.
Наконец, третью причину гибели родители не смогли преодолеть - старость...
Что касается детей - всё очень просто и естественно. Сын Йоська вырос, оформился в крепкого востроглазого парня. Ещё в школе увлёкся новейшим монстром-волшебником по имени Компьютер. Ювелирное дело отца его наотрез не интересовало. Зато, окончив Южный университет по классу "программирование", он вдруг затосковал по "исторической родине", прошёл языковый курс по ивриту и срочно улетел в Израиль (программа репатриации). Правда, там он натерпелся неприятностей. Чиновникам в Израиле недостаточно оказалось отца - древнерусского еврея, родом восходившего наверняка к царю Давиду. Национальность человека теперь определяется у них почему-то по матери. Догадываюсь: какая-то властная стерва-израильтянка в веках водилась с арабами, римлянами, греками, а потому постановила считать национальность детей своих (и всех остальных) по национальности матери. Правда, знатоки предлагают другую версию на этот счёт. Но в любом случае все прежние причины миновали. Почему же неглупый народ тупо держится за старьё?! Выходит, тысячи сыновей и дочек царя Соломона от иностранок были не евреями, хотя и царили в Израиле иногда? И у моего сына мама была коренная славянка, русая, зеленоглазая донская казачка... Но Иосиф справился там (в Израиле) с трудностями: женился на безбашенной оголтелой девице-сабрянке {Сабрянка - от Сабры, коренное население Палестины}, устроился на работу в солидную компьютерную фирму (ещё бы - магистр-программист!) и живёт себе, процветает. Внук вон подрастает - Юрий Иосифович... Звал, конечно, Йоська батюшку Игоря Израилевича к себе под крылышко, да где уж там! Старик-ювелир страшился песчаного израильского ветра-смога Хамсина и арабских ракетных бомбардировок. Нет-нет, старый Игорь слишком привык к родной долине в зелёных и влажных предгорьях Северного Кавказа, к немолчному шелесту неутомимых речек и родничков, к алмазному венцу горных вершин на недальнем горизонте...
Что касается дочки Наташки, так она (вся в маму Алёну), порывистая и своенравная, окончила с отличием университет ин.языков по классу английского, испанского и японского (факультатив!), моментально втюрилась в самоуверенного клетчатого американца восточного происхождения, который явился к нам по программе обмена студентами, и, разумеется, упорхнула в Штаты... Конечно, и она настойчиво звала к себе потрёпанного батьку: там у них коттеджик, заработки, переводы, курсы русского и английского для деток эмигрантов, домработница, заботы... Но что делать бывшему ювелиру в сумасшедшей канализации деловых янки? (Вечная гонка за деньгами! Фальшивый непробиваемый оптимизм! Безнадёжная распря между "белыми" и "чёрными"... Неугасимый вопль реклам... Непримиримая битва за власть между фальшивыми "демократами" и "нациками" - республиканцами (третьего быть не может!..)) Он привык к уединению в птичьей тишине, к кустам боярышника и кизила за окном...
И наконец - Язык! На этом волшебном, неисчерпаемом языке мыслил Игорь Израилевич. На нём приоткрывались ему ослепительные догадки мира самоцветов. Им он обнимал свою русую Алёну. На нём проклинал и благословлял свою странную долю ювелира и чужестранца в родной стране... Нет-нет! Остаться навеки здесь, в чужеватой зелёной провинции, где родился - и не пригодился...
Вот и коротает Игорь Израилевич бесконечные дни и ночи в своей "однушке", наедине с бесконечным щёлканьем ходиков, наверное ещё прабабушкиных...
Таким образом упрямый старик-ювелир остался на своём месте, в привычном перепутанном городке, один как перст. Трёхкомнатную удобную "хату" пришлось продать, чтобы помочь сыну "на обзаведение" - там "на исторической родине". При этом - ура! - сокращались безумные расходы на коммуналку.
Со временем и ученики ювелира разбрелись кто куда - по собственным гнёздам...
Так и вышло, что радует старика один "свет в окошке" - летучая и приветливая русская татарочка Надежда...
Итак, Игорь Израилевич тщательно отделал брошь для Наденьки, полюбовался вихрем травинок, составивших целую радугу оттенков - от нежно-белого до червонного золота и платины, усеянных затаённым мерцанием подлинных аметистовых "цветиков"...
Следует заметить, Игорь Израилевич к пышной бижутерии относился с нескрываемым отвращением. Хотя и признавал, что иные конструкции - ожерелье там из плодов шиповника или серебристый перстенёк с алой божьей коровкой из стеклянной капли на месте камешка могли украсить некую народную красавицу, хозяйку пристанционного буфета "Пиво-воды". Но для себя считал изготовление бижутерии бесплодной потерей времени жизни (ведь за действия свои, как впрочем за всё на свете, мы платим именно временем жизни!). Только природные камешки привлекали его внимание, их необычайное мерцание, игра внутреннего цвета-света, который складывался, копился в них миллионы лет - втайне, в мёртвом давлении диких пород - и вот обнаружился, освободился для жизни и восхищения...
Между прочим, самоцветы личат, подходят не кому попало. К примеру бешеный темперамент некой латиноамериканки неплохо перекликается с угрожающим мерцанием рубина. Ледяная прелесть светлорусой скандинавки гармонирует с ледяным светом топазов и хризолитов. А вот нежная порывистость славянки Надежды точно аукается с чистым, глубоким мерцанием аметистов...
Игорь Израилевич осторожно подышал на скромную брошь, протёр её бархатным лоскутком, уложил в слегка удлинённую (золотое сечение) коробочку из тонких дощечек смутнозелёного малахита. Позвонил по мобильнику Надежде: "Наденька, брошь готова. Получите заказ. Да, можно сейчас, немедленно".
Надежда влетела в тесноватую, но чистую однушку старика-ювелира, как порыв свежего ветра: - "Где? Ах, какая прелесть! Неужели это бижутерия? Вот это да! Вот что может сделать Мастер из латуни и стекляшек! Не отличишь от настоящих драгоценностей! Неужели всего-то тыща двести? А настоящая, небось, все двенадцать стоила бы..."
- Настоящая - сто двадцать, Наденька. Ты береги эту брошечку: всё-таки ручная работа. Не теряй её, не дари кому попало. Ты щедрая, знаю, но всё-таки... А в трудный час покажи знатоку, может быть, ювелиру-профессионалу. И не говори, что "бижутерия" - пусть сам оценит. Ну, вот и всё. Забирай работу...
Прыжок! Горячее объятье! Искренний поцелуй! - были ответом на осторожные наставления старика. - Всё настоящее, неподдельное, благодарное! Истинный природный самоцвет!.. Игорь Израилевич был наконец совершенно счастлив...
Умер Игорь Израилевич, рассказывают, от "острой сердечной недостаточности". Диагноз ясен, хотя и не вполне понятен: не испытав на себе, не поймёшь как следует, что это такое.
15.08.2021г.
Кисловодск
Главная страница
Литературный Кисловодск и окрестности
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "ЛК"
Последнее изменение страницы 28 Jan 2022