Страницы авторов "Тёмного леса"
Страница "Литературного Кисловодска
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
В 1965 году в честь окончания учёбы в Новочеркасском политехническом институте я подарил себе (с помощью старшего брата) ознакомительную поездку по столицам - Москва - Ленинград. Тогда-то и познакомился с замечательным поэтом Глебом Сергеевичем Семёновым.
Конечно же, с поэзией его я познакомился раньше. Волшебный случай: по дороге в Новороссийск, где я проходил преддипломную практику на цемзаводе "Пролетарий", купил мимолётом книжечку стихотворений "Сосны" какого-то Глеба Семёнова. Слава Богу, чутье не изменило мне - учуял аромат неподдельной поэзии.
И вот, приехав в Ленинград, я буквально вламываюсь на приём к председательнице Ленинградского отделения СП РСФСР Вере Казимировне Кетлинской. В громадном выстуженном кабинете за огромным письменным столом взирает на меня сквозь туман времени и сигаретного дыма величественная старуха (лексика восприятия тех лет) в накинутом на плечи норковом манто. На все невразумительные заикания и вопросы отвечает откуда-то с Олимпа, видимо:
- Работать надо! Работать, а не по редакциям бегать.
Наконец её сухая изящная рука перелистывает небрежно пару страниц моей рукодельной книги. Слышу слегка оттаявший голос:
- Да, здесь что-то необычное. Это, пожалуй, никуда не пойдет... Знаете, есть один человек, писатель, который у нас занимается (возится?) с молодыми. Но его сейчас нет в Питере, он в Москву переехал. Если найдете, обратитесь к нему: Глеб Семёнов.
Глаза старой женщины вновь погружаются в вечность. Змеится голубоватый дымок изысканной пахитоски - в ледяном кабинете. Она уже не видит меня.
Как ни удивительно, я отыскал-таки Глеба Сергеевича в Москве в недрах особняка секретариата СП РСФСР (а может, СССР?).
Невысокий, сутуловатый, длинные волосы с проседью, мягчайшее, хотя и слегка огорченное выражение лица. Он как бы даже и испугался вторжения очередного "графомана", а увидев всё ту же рукодельную книжицу мою, даже руками замахал:
- Вы знаете, я старый человек. Я уже не могу лицемерить и смягчать свои суждения. Обратитесь к кому-нибудь помоложе, там есть ведь специальные консультанты...
- Глеб Сергеевич, я не нуждаюсь в снисхождении. Мне надо голую правду: не понравится - так и скажите. Никуда больше не пойду. Меня к Вам Вера Казимировна направила.
С явным неудовольствием, "скрипя сердцем", принял он мое рукоделье. Условились созвониться через неделю. Разумеется, через пару дней звоню, ожидая смертного приговора. Вместо брани неожиданно слышу:
- Дорогой мой, что же Вы так долго не звонили? Заглянул в Вашу книгу в метро, по дороге домой, а там, дома, и всю прочел. Приезжайте!
Надо ли говорить, что я взлетел на седьмое небо от этого теплого "приезжайте!"
С тех пор возникли многолетние дружеские отношения с Глебом Сергеевичем Семёновым, важная для меня переписка. Удивительные совпадения.
- Вы, пожалуй, наиболее самостоятельный из моих учеников, - заметил он как-то: имел в виду мое увлечение необычным тогда верлибром, наверное.
Глеб Сергеевич действительно всю жизнь "возился" с молодыми литераторами от Глеба Горбовского и Александра Кушнера до Ирины Знаменской и меня, многогрешного. Принимал наши успехи и промахи слишком близко к сердцу.
Глеб Горбовский, кажется, сильно огорчил Г.С. своим переходом в официальные и "первостепенные" поэты "патриоты". После его недружелюбной статьи о поэзии молодых поэтов заявил:
- Больше не буду связываться с "учениками". Стар стал. Сердце не выдерживает.
Кушнера - обожал, восхищался им и его поэзией: "хрупкий, изящный, музыкальный, изысканный" - говорил о нем. Защищал его от моих нападок. При всей изощренности поэзии Кушнера, меня настораживало, что он (как и Иосиф Бродский, к примеру) слишком "умеет" писать. Похоже, ему не нужно эмоционального "повода", взрыва, озарения для письма. Начнет с графина, скажем, - и вот уже море перед вами, и музыка, и образность, и философская грусть.
"Если следовать Вашим принципам, - возражал Г.С. - то, пожалуй, и поэзии не будет".
Сам Глеб Сергеевич явно вступал в поток творчества, озаряясь идеей. Главным его излучением была страстная любовь к поэзии. Главным лучом его поэзии было искреннее неукротимое добро, трагическая чистота отношения к миру и людям. Всмотритесь, вчитайтесь - перед вами вечный прожжённый въедливый русский (всемирный) интеллигент, вечный Евгений - в ледяном государственном лабиринте преследуемый Медным Всадником державности:
И тут же - открытость мгновенной вспыхнувшей хрупкой красоте:
Этого поэта хочется цитировать бесконечно.
Вот этой беззаветной любовью к поэзии, да ещё высочайшим этическим чувством и "воспитывал" Г.С. своих очень разных учеников.
Рассказывают, однажды Г.С. присутствовал на какой-то писательской вечеринке у Кушнера. Всё бы хорошо: стол не бедный, приветливые хозяева, выпивка, разговоры. Однако некий ретивый писатель принялся громко поносить Госиздат: егото издали, но вместо десяти, скажем, обещанных заплатили "всего" восемь тысяч.
Г.С. возмутился:
- Как Вы смеете в присутствие людей, которые еле сводят концы с концами за свои 100 рэ зарплаты кричать здесь о тысячах? Я не могу присутствовать при таких разговорах. - И ушел вместе с женой.
Не ручаюсь за точность цитирования, но дух Г.С. в этом эпизоде точно проявился.
Ещё эпизод непредсказуемого нашего общения с Глебом Семёновым.
На Колыме я, в соответствии с советами Ирины Анатольевны Снеговой, да и с собственным характером, пожалуй, не бездельничал: работая, как правило, в вечернюю смену, днем сложил постепенно рукопись книги о Колыме, такой, какой я её вижу. Вышло нечто вроде лирического дневника. Сдал рукопись в Магаданское книгоиздательство - без особых надежд на публикацию: знал - верлибр не в чести, а значит, там "встанут на уши". По-видимому, свеженазначенный главный редактор издательства, недавний матрос, решил вежливо отшить незваного "модерниста". Направил рукопись для рецензии на "материк", в центр. И надо же было случиться - тысячная процента вероятности! - что моя рукопись попала к Глебу Сергеевичу, который в это время работал рецензентом по поэзии Севера и Северо-Востока. Конечно, он и подумать не мог, что это рукопись того молодого человека, который посетил его в Москве, просто не знал, что я уже на Колыме. Но вскоре в издательство магаданское пришла такая рецензия, что там растерялись. Г. С. писал, что "приятно удивлён: автор пошёл не обычным в таких случаях этнографическим путём, а путём прямой лирики, живописи с натуры, которая часто напоминает Рериха и Рокуэла Кента, да ещё в достаточно новой для нашей поэзии форме свободного стиха".
Впрочем, "у матросов нет вопросов": главред быстренько пригласил разбитного местного поэта (некоего Пчёлкина), и тот расколошматил рукопись, не утруждая себя доводами и полемикой с Г.С. Примечательно, что этот самый Пчёлкин в свое время жаловался супермаститому Илье Сельвинскому, что его не печатают и притесняют - и тот помог ему, поддержал. Впрочем, память часто штука куцая и необратимая. Ту книгу удалось издать только в 2015 году.
В последний раз виделись мы с Г.С. весной 1981 г. Чувствовал он себя явно неважно. Но на моё предложение подлечиться в Кисловодске ответил отказом: куда уж нам на юга! Нам бы здесь за город выбраться - и довольно. Не могу оторваться от здешнего излучения, воздуха, духа. Было в нём и нечто недосказанное, чего я не знал.
Как-то он пригласил к себе трех учеников-поэтов (и я среди них), усадил всех поудобней - и прочел целую рукопись книги стихотворений еще московского периода (полагаю, это была "Чудо в толпе"). Знал: издать при жизни не удастся, но стихи должны прозвучать и быть услышанными.
Что говорить, время было не лучшее. Власть как-то особенно смердела. Многие друзья Г.С. выехали за границу - с громадными трудностями и потерями. У некоторых из оставшихся производились обыски. Вполне могли явиться и к Г.С. Он обратился ко мне с просьбой взять некоторые рукописи на хранение, но потом от этой мысли отказался, явно не желая и тени опасности бросить на меня.
Расстались тепло - а через полгода пришло известие о смерти Г.С.
Прилететь на похороны не смог: у меня не было зимней куртки, обуви и денег на перелёт, а ведь в Питере стояла ленинградская зима с тридцатиградусным морозом.
Довелось мне однажды, ещё при жизни Г.С., брать интервью у Героя соц. труда, "первостепенного" по меркам того времени, поэта Михаила Александровича Дудина. Кроме прочего, спросил его:
- М.А., знаю в Питере прекрасного поэта Глеба Семёнова. Почему его так редко издают?
- Да, знаю его. Поэт хороший. Но у него есть один недостаток: слишком хорошо знает поэзию. Однако, действительно надо его поддержать.
Дудин не разъяснил, почему хорошее знание поэзии такой уж недостаток. Но Глеба Сергеевича, по моим сведениям, поддержал: способствовал изданию по крайней мере посмертной книги стихотворений "Прощание с осенним садом". Г.С. хотел назвать проще, жестче - "Прощание с садом"*. Вообще с пожеланиями поэтов в нашем обществе не слишком-то считаются. Анна Андреевна Ахматова, сказывают, хотела быть похороненной в Ленинграде-Петербурге - оказалась в Комарове. Глеб Семенов говорил мне, что мечтает обрести покой рядом с А.А. - похоронен (согласно прописке) в Ленинграде.
Впрочем, и с оценкой значения поэтов у нас дело швах: воистину первостепенные идут за второстепенных, третьестепенные - за первых...
Но думается, все эти вывихи и смещения смысла и значения - недействительны. Придёт пора - всё станет на своё истинное место. Да оно уже стало - всегда стояло, ибо сказано: "И свет во тьме светит, и тьма не объяла его" (Иоанна, 1-5).
Не хочется завершать рассказ о Поэте - бескрылой прозой. Пусть звучит ещё одно из любимых моих стихотворений Глеба Сергеевича:
15.11.2001 г.
* P.S. Внезапно, при перечитывании сих заметок, вспыхнула у меня догадка: отчего название книги стихотворений "Прощание с садом" настоятельно заменили "Прощанием с осенним садом".
Дело в том, что наши советские редактора и цензоры (подполковники в отставке) обладали нечеловеческим нюхом на всевозможную "крамолу": подтекст, затекст, намёк... Должность свою "вершителя судеб", не слишком перегруженного работой, покуривающего, попивающего дефицитный в ту пору кофеёк, получающего частенько "знаки внимания" на лапу, их очень устраивала и терять её из-за "просмотра" каких-то "диссидентских намёков" было недопустимо, как самоубийство.
А ведь название книги "Прощание с садом" легко превращалось при некоторой филологической чуткости в "Прощание с... с... адом", каким бывает иногда несвобода души для поэта... Да для любого воистину чуткого человека... Этого блюстители идеологической чистоты и оптимизма допустить никак не могли.
Главная страница
Литературный Кисловодск и окрестности
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "ЛК"
Последнее изменение страницы 25 Nov 2021