"Литературный Кисловодск", N77 (2021г.)
Маргарита Самойлова
ПОЗДНЕЕ ПРОЧТЕНИЕ
Моё прочтение сборника стихотворений Глеба Сергеевича Семёнова {Глеб Семёнов. Стихотворения. Лениздат. 1979 - 192 с.} было подготовлено как устными рассказами С.Я. Подольского о ленинградских встречах с поэтом, так и стихами самого рассказчика, посвящёнными Г. Семёнову.
Один из экземпляров указанной книги Г. Семёнова, выпущенной двадцатитысячным тиражом, был подарен Ст. Подольскому с автографом: "Поэту Станиславу Подольскому - сердечно на память. 3.IV.79".
В книгу Г. Семёнова вошли десять циклов его стихов, в том числе "Из Омара Хайяма. 99 рубаи". Как сказано в аннотации, переводы из Омара Хайяма ".поэт считает неотъемлемой частью своего оригинального творчества".
Цикл "Парное молоко. 1937-1941" открывается стихотворением "Приход скота". Заголовок может показаться не очень "поэтическим", да и неспешное возвращение стада - обыденное явление деревенской жизни. Но взгляд и слово поэта открывают значимость и красоту векового человеческого бытия:
"Иду я деревней, и пахнет парным молоком.
Коровы качают рогов неуклюжие лиры.
И медленный звон колокольцев вдоль улиц влеком -
языческий благовест ежевечернего мира".
Помню, как летними вечерами в конце 60-х годов мимо дачных домиков у края уральской деревни проходило стадо коров. Заслышав приближающийся разноголосый перезвон, я с маленькой дочкой подходила к дороге. Мы стояли, смотрели, слушали мычание и даже дыхание тяжёлых коров. А потом сидели на крыльце дома тёти Иры, ждали, пока она подоит корову, и возвращались с банкой пенящегося парного молока. В последующие годы деревенское стадо постоянно уменьшалось, а затем и вовсе исчезло.
Стихотворение "Гроза" напомнило мне сильные грозы на Среднем Урале. Увидев и услышав приближение грозы, родители закрывали окна и двери маленького дачного домика, построенного из старых чёрных железнодорожных шпал, вывёртывали пробки из электрического счётчика.
"Я вижу дол, туманный пред грозою,
чересполосицу косых лучей вдали...
Роняя молнию к ногам,
пророкотало небо надо мною.
- Живите, - приказало лепесткам,
- Ликуйте, - прокатило по лугам,
- Владейте, - молвило натруженным рукам...
И этот гимн звучал
как торжество земное!"
Надолго запомнятся строки из стихотворения "Зимнее":
В белый край, где низкие метели
залихватски мчатся по равнинам,
где, привыкнув к покрикам совиным,
темные не шелохнутся ели, -
я приехал слушать и учиться:
у снегов - холодному кипенью,
у деревьев - стойкому терпенью,
затаенной страстности у птицы.
понял крики раненого зайца
о зайчихе с тёплыми ушами..."
В цикле "Воспоминания о блокаде. 1941- 1960" пятнадцать стихотворений. В их названиях - знаки тех дней: "Баррикада"; "Пепел"; "Отбой"; "Концерт"; "Дворники".
Тишина
Пусто в сквере, когда-то звонком.
Где-то жарят картошку с луком.
Я боюсь уже верить сводкам
и боюсь ещё верить слухам...
Повседневье
Квартал оглох в огромном грохоте,
лежат дома, свисают балки.
А говорится как-то походя:
фугасы, дескать, зажигалки...
Улица
Стена надёжна, как стена.
И трафаретом - коротко и ясно:
"При артобстреле эта сторона -
запомни! - наиболее опасна!" -
На противоположную гляжу:
кирпич и небо, прах и ветер.
Шла лестница к шестому этажу,
оборвалась на третьем.
Распался дом на тысячу частей
и огорожен почему-то
кроватями -
скелетами уюта,
обглоданного до костей...
Тело
Моё милое, лёгкое, тощее тело!
Разумеется, ты не само захотело
стать как можно послушней,
как можно неслышней,
наслаждаться посоленной корочкой лишней,
размякать от стакана горячего чая,
замирать у печурки, бесед не кончая.
Разве мог бы я так -
чуть сирену заслышу -
прижиматься к земле,
подниматься на крышу,
через город с бидончиком топать нелепо,
ждать нелётного неба, нелёгкого хлеба...
Лишь боюсь одного:
ежедневно слабея,
вдруг ты выронишь душу,
что вверил тебе я?!
В каждой строке поэта - голос, взгляд, образ ленинградца тех блокадных дней.
Завершает раздел "Воспоминания о блокаде" стихотворение "Мужество":
Мы рыли рвы - хотелось пить.
Бомбили нас - хотелось жить.
Не говорилось громких слов.
Был дот на каждом из углов.
Был дом - ни света, ни воды.
Был хлеб - довесочек беды.
Сон сокращался в забытье.
Быт превращался в бытие.
Была одна судьба на всех.
Мы растеряли светлый смех.
Мы усмиряли тёмный страх.
Мы умирали на постах.
Мы умирали. Город жил -
исполнен малых наших сил.
Стихи из цикла "Покуда живы. 1953-1959" - размышления о Родине, воспоминания о детстве и юности.
На Родине
Вновь меня выводит на дорогу
вечная тропинка через рожь.
Родина, умерь мою тревогу -
чем, скажи, так за душу берёшь?
Будто я совсем и не из города,
будто я живу теперь везде!
Небо взглядами исколото,
и от взгляда - по звезде.
Был жестоким я, нетерпеливым,
обрывал ромашки, мял траву.
А ведь если надо быть счастливым,
так нетрудно это: я живу!
В цикле стихов "Длинный вечер. 1955-1963" - отражение и осмысление необъятно-огромного мира и неисчислимых граней человеческой души.
* * *
Медленных стад колыханье в июле.
Вольное лето - твоё ли, моё ли?
Пчёлы покинули душные ульи,
липы в звенящем весь день ореоле.
Во поле травы стоять не устали.
Молнии в лужах остыть не успели.
Мы ещё небо до дна не испили.
Стихотворение "Длинный вечер", давшее название этому циклу, завершается словами:
"Застенок счастья.
Вот сидим с тобой
и, никуда не деться, постигаем
всю бездну одинаковости. Спят
все мальчики на свете. Неотступны
четыре стороны вокруг, четыре
стены...
Вода и хлеб.
А вечер длится,
как пятый акт, и каждое окно -
как монолог
о жизни и о смерти".
В стихах цикла "Чудо в толпе. 1957-1965" - непреходящее восхищение миром, биение взволнованного сердца,очарованность красотой, величием и тайнами родного города.
Лёжа в траве
".Разве я знаю названье цветка?
Встал надо мною, налево-направо
глянул, наивно и радостно
поднял зелёные руки, -
взмах - и не руки, а крылья,
взмах - и метнулся на цыпочках к небу,
взмах - и лицом просиял,
самозабвенно уверен,
что это именно он дирижирует
всем шевеленьем и шелестом луга,
всеми кузнечиками, всеми жаворонками,
вкрадчивым рокотом самолёта,
и облаками, и тишиной..."
Стансы
Е. Кумпан
"... И наша ли печаль безголова?
Грохот вместо вопроса,
ветер вместо ответа,
но кто-то аукнется где-то
не стихами моими,
так стихами твоими.
О наших стихов перекличка!
Так одна электричка
окликает другую...
А я тебе руки целую,
будто можно проститься -
и такое простится?!"
В поэтических строках раздела "Третья твердь" звучит музыкальное многоголосие.
Стихотворения "Вивальди", посвящённое А. Кушнеру; "Глухота" с эпиграфом: "В лесах я счастлив." - пишет Бетховен"; "Героическая фантазия"; "Равель. Болеро" с посвящением "Т.Х."; "Время (Слушая Шостаковича)".
* * *
"Но музыку я слышу, и она
течения души не нарушает -
не искушает и не утешает,
побыть самим собою разрешает...
Есть в музыке большая тишина.
В стихотворении "Третья твердь", определившем заголовок названного раздела, - квинтэссенция торжества жизни:
"Не верю, нет, не органист
меня во прах поверг.
Летели камни сверху вниз,
а души - снизу вверх.
Был каждый вновь из ничего
прекрасно сотворён.
О ты, слепое торжество
знамён, племён, времён!
Геройствуй, схимничай, греши, -
за жизнью только смерть.
Лишь в обнажениях души
сияет третья твердь.
Там, над обломками эпох,
с улыбкой на губах,
ведут беседу Бах и Бог,
седые - Бог и Бах".
Эпиграф раздела "Сосны. 1967-1969":
"И вот, бессмертные на время,
Мы к лику сосен причтены.
Б. Пастернак"
Медленные стихи
"В ученье к соснам отданный, молчу.
Лишь изредка привидится во сне
топливое деревьев разночинство
и обезличка листьев.
Я мечусь -
ни лист, ни человек; меня колотит
о ветку материнскую: сорвусь ли,
останусь ли, - я взыскан всё равно.
Замедленно течёт большое время...
Сосны
Б.М. Гаспарову
"Когда меж небом и землёй
гудят натянутые сосны,
и, как зеленоватой мглой,
той музыкой многоголосной
душа затоплена, -
не мне
постичь исполненное свыше,
я только слушаю - и слышу,
и вещий холод по спине!"
Раздел "Хождение за три оврага. 1970-1977" открывается одноимённым стихотворением:
"...Опять глядя на ночь, не путь не дорога,
утешусь хождением за три оврага.
Тропой несказуемого монолога
несёт без компаса меня и без флага.
Тишайшего неба большие свершенья,
и маленьких звуков земных копошенье".
По склону дня
Нет, не размолвка, нет, не расставанье.
Я шаг за шагом в сторону заката
неслышно отхожу на расстоянье
руки, тобой протянутой когда-то.
Своей дорогой быть, своей заботой -
кремнистым словом с отзвуком разлуки,
счастливейшей - не в первый раз, не в сотый! -
боязнью замереть на полузвуке.
На острове у нас пустует лето,
цветут воспоминания вдоль линий,
а солнце опускается не где-то,
а здесь - за той горою, в той долине".
Завершает сборник стихов Глеба Сергеевича Семёнова раздел "Из Омара Хайяма. 99 рубаи". Переводы этих четверостиший, как было отмечено выше, поэт считал частью своего оригинального творчества:
* * *
Бытие появилось из небытия...
Не имеет разгадки загадка сия.
Самый мудрый и то доказать не сумеет,
Что он к истине ближе, чем ты или я.
* * *
И сияние рая, и ада огни -
Мне мерещились на небе в давние дни.
Но Учитель сказал: "Ты в себя загляни, -
Ад и рай, не всегда ли с тобою они?
Маргарита Самойлова. Памяти поэта и учителя поэзии (к выходу в свет книги воспоминаний о Глебе Семёнове)
Станислав Подольский. Поэты моей юности. Глеб Сергеевич Семенов
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "Литературного Кисловодска"
Последнее изменение страницы 28 Nov 2022
ПОДЕЛИТЬСЯ: