Страницы авторов "Тёмного леса"
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
"В прошлом веке жили мы иначе - медленней, томительней и проще... Бедность и отсутствие свободы оставляли время для раздумий, для фантазий и бесплодных разговоров..."
Чтение для многих моих современников было одним из главных, если не главным, удовольствием, постижением мудрости, опорой в жизни... Мне писатели представлялись избранными, их сочинения - бессмертными, а слово - материалом нетленным - в огне не горит, в воде не тонет. Пришлось прожить довольно долго, чтобы признать своё многолетнее заблуждение.
Очень многие сегодняшние молодые легко обходятся без книги. А писатели оказались на периферии жизни, за пределами государственного и общественного интереса, как впрочем и вся культура.
Не хочу сказать, что раньше всё было замечательно, а нынче всё плохо. Но привыкнуть к пренебрежительному отношению к слову не могу.
Эту ностальгическую книгу издаю, наверное, исключительно для себя и, может, для нескольких близких людей, которым она придётся по душе и подвигнет присоединиться к моей тоске по великой русской, и не только русской, литературе. Под обложкой собраны опубликованные и неопубликованные статьи о произведениях и авторах XX века, не обязательно великих... Это выхваченный из общего потока "кусок" литературного процесса, не претендующий на его полный охват, на истину в последней инстанции.
Поэзия - разбитое зеркало.. Кто глядится в него, видит пёструю картину мира, исполненную внимательных очей, странностей, загадок, острейшей новизны...
Каждый поэт свой осколок, осколочек, зеркальную крошку поворачивает к свету, дробя его, умножая, превращая в радуги и сияния... В трещины, не защищенные амальгамой, утекает житейская муть. И время.
Что может оставить в наследство детям добрый родитель? Самое дорогое. И это дорогое может быть таким...
У меня в руках трёхтомник "Антология русского лиризма. XX век" двухтысячного года издания. Идея, составление, вступительная статья, биографические справки, примечания и комментарии, послесловие принадлежат Александру Васину. В подготовке этого, не побоюсь сказать, монументального труда принимали участие члены литературно-музыкальной студии, которой много лет руководят Александр Васин и Владимир Белецкий, редактор трёхтомника. Посвящена антология сыновьям, думаю, не только собственным, но и сыновьям России.
"Идея антологии - построить книгу русской жизни, выбрав из океана публикаций такие стихи, песни, отрывки писем, дневников, философских трактатов, фрагменты прозы, которые обладают особой тональностью, передающей ключевое, на мой взгляд, жизненное свойство русских людей -народный лиризм, то есть способность к первородной связи с землёй и небом, приятие жизни, даже если она не слишком жалует тебя: ибо что-то врождённое подсказывает: всё видимое - только малая часть жизни иной, просторы которой и бередят веками русские сердца", - пишет в предисловие Александр Васин.
И это студийцам удалось. Широко забросили они сеть в океан российской поэзии, тщательно сортировали богатейший улов. Из нескольких тысяч отобрали более шестисот авторов на свой вкус. Из этих шести сотен большая часть неизвестных, малоизвестных, забытых... Для кого-то, особенно дорогих и любимых, нашлось место для больших подборок произведений, почти книг, для кого-то - всего лишь несколько биографических строк и одна-две странички художественного текста.
Это воля составителей. Составители имели на это право, так как ни от кого не зависели - зарабатывали и добывали средства на это роскошное издание всей студией, не обращаясь к спонсорам. Поэтому в собрании нет нескольких очень известных поэтов, чьи имена на слуху. Поэтому рядом с великими - Иннокентием Анненским, Александром Блоком, Анной Ахматовой и другими, составляющими вершину русской словесности, - стихи провинциалов: пастуха, бродяги, грузчика... И они вносят свою лепту в состав души России, каждый поворачивает "свою зеркальную крошку к свету", освещая трагический век.
С большим трудом и любовью к авторам по крохам собирались биографические сведения, и не о каждом удалось узнать что-нибудь, кроме имени. Читать биографические справки чрезвычайно больно: эмиграция, война, фашистские и сталинские лагеря, тюрьма, работа, не соответствующая способностям и устремлениям автора, бедность, распространённая российская болезнь - алкоголизм... Причина смерти: погиб, расстрелян, наложил на себя руки...
По этому поводу вспомню прелестное стихотворение Александра Тихомирова, погибшего сорокалетним под колёсами электрички:
Читаю эту книгу с особым волнением, потому что встречаюсь на её страницах с довольно большим числом тех, кого знала, живя и по мере сил находя собственное поэтическое слово в последней трети двадцатого века. Любопытно, что под обложкой антологии сошлись поэты, которые в обычной жизни не подали бы друг другу руки. Здесь же они мирно сосуществуют, обогащая литературную палитру России.
Не мною замечено, Россия - логоцентричная страна, слово в ней значит всё. Кто-то из древних сказал: "Гнев делает человека поэтом". Подтверждение этой мысли с лихвой находишь в "Антологии русского лиризма". Какова история - такова и поэзия. Общим местом стало определение двадцатого века как века трагического, века великих социальных катаклизмов, войн, века, пожравшего миллионы судеб. Для русского человека стихи - это и молитва, и восторг, и мудрость, и печаль, и жалоба, и обида, и возмущение, и восхищение красотой природы, и ёрничество, и угроза, и ненависть, но главное - бесконечная любовь, душа России.
Замечательный философ Иван Ильин писал: "Вряд ли есть ещё один народ на свете, который имел бы такую поэзию, как русская - и по языку, и по творческой свободе, и по духовной глубине. Да - по глубине. Ибо силою исторического развития оказалось, что русский поэт есть одновременно национальный пророк, и мудрец, и национальный певец, и музыкант. И в русской поэзии, открытой всему на свете: и Богу, и молитве, и миру - и своему, и чужому, и полевой былинке, и тончайшему движению души, - мудрость облекается в прекрасные образы, а образы изливаются в ритмическом пении. Так русская поэзия вместила в себя глубочайшие идеи русской религиозности и философии и сама стала органом национального самосознания".
Мне показалось интересным попытаться объяснить причины неизвестности очень и очень многих талантливых, одарённых, способных стихотворцев, которые при другом стечении обстоятельств могли составить гордость русской поэзии.
Я разделила этих авторов на несколько категорий.
Первая - эмигранты. Железный занавес отрезал нас от остального мира, и официальное отношение к покинувшим родину было, как к врагам народа, предателям России. Только в перестроечные времена показался смутно очерченный архипелаг зарубежной русской поэзии. По нынешний день проясняется он новыми именами, не только такими громкими, как Георгий Иванов, Георгий Адамович, Владислав Ходасевич, Иван Елагин, Ирина Одоевцева, Галина Кузнецова, Иван Одарченко, Борис Поплавский, но и многими, многими другими, для нынешнего массового читателя (есть ли он сегодня?) практически неизвестными.
Вторая категория - узники ГУЛАГа. Часть из них пережила репрессии, реабилитирована и стала профессиональными признанными писателями. От погибших в сталинских лагерях остались отдельные стихи и трагические воспоминания тех, кто разделил с ними тяжкие испытания. Знаем ли мы Анну Баркову? Имя знаем. Но многие ли знают, что начало её творческого пути приветствовал Брюсов и другие известные поэты-современники. Когда после череды лагерей и ссылок, где она продолжала писать, подруга похвалила её стихи, сравнив с ахматовскими, поэтесса усмехнулась: "Для меня это не комплимент!" Её мощный талант не оказался востребованным.
Приведу стихи известного учёного, историка, но мало известного в качестве поэта, сына великих родителей, Льва Гумилёва, испившего ту же горькую чашу, что и Анна Баркова:
Без поэтов ГУЛАГа, без их мужественных, отчаянных, жизнеутверждающих и нередко ядовитых в своей насмешке строк русская поэзия неполная. Выходят новые антологии разысканных в вечной мерзлоте страшных лет России пропавших без вести авторов.
Третья категория - поэты на войне. Война подвигла на стихотворное творчество тысячи людей ("гнев делает поэта"). Собиратели антологии подняли фронтовые газеты и сочли необходимым опубликовать солдатские стихи. Об авторах, кроме фамилии и первой буквы имени, ничего неизвестно. Но и без этих незамысловатых строк, рождённых горячим сердцем, не полна поэзия России.
Четвёртая категория - нонкомформисты. Такие, как например Леонид Губанов и поэты СМОГа. Пожалуй, в каждом городе, в любом населённом пункте у всех на виду совершал "непостижный подвиг жизни" бунтарь, скандалист, выпивоха, чьи стихи расходились по сочувствующим и запоминались наизусть. Цензура таких авторов не подпускала к публикации на пушечный выстрел. Леонид Губанов - москвич, и подпольная слава его простиралась до провинции. Сегодня же имя Губанова известно, а вот со стихами сложнее.
Пятая категория - пожалуй, самая распространённая - художники, учителя, врачи, инженеры, люди всевозможных профессий, обеспечивающих движение жизни, пишущих "для себя", не желавших вступать в отношения с официальными издательствами, с цензурой, зная, как долог и неприятен этот путь с непредсказуемым результатом. Их Александр Васин назвал "крестьянами культуры". Не о них ли стихотворение рано умершего от тяжёлой болезни умного красивого поэта Володи Ерёменко:
Но, как говорится, "вода дырочку найдёт"! Появился самиздат. В небольшом количестве экземпляров можно было издать своё и прочитать недозволенную литературу, правда, тайком, от чего интерес к напечатанному на пишущей машинке слову только возрастал. Я знаю, что, например, Александр Величанский успешно распространял толстые стихотворные сборники, переплетённые в синее, похожие на тома большой библиотеки поэта, среди профессуры МГУ. Продавал свои самиздатовские поэтические книжки и небезызвестный Эдуард Лимонов.
В самиздате можно было прочитать и поэтов андеграунда, и вполне невинных традиционалистов, и любителей верлибра, - в общем, поэтов разных направлений, позиций, настроений. Одно объединяло: неподцензурная творческая свобода, человеческое самостояние, авторская индивидуальность, несмотря на разный уровень одарённости.
Наверное, в этом-то и представлялась государству идеологическая опасность. Наверное, поэтому и притесняли поэтов разного калибра в больших и маленьких городах России.
А теперь - о читателе. Не о читателе с большой буквы, а об обыкновенном, массовом, кому недоступен был самиздат, который питался журнальными и газетными публикациями, покупал тоненькие, дурно оформленные брошюрки со столбиками рифмованных строчек на жёлтой бумаге, о читателе, который верил, как сейчас говорят, рейтингу поэтов: великий, знаменитый, известный, большой...
В девяностых годах в книгоиздании совершилась революция: понесли в печать тысячи и тысячи поэтических сборников и свои кровные денежки. Отмена цензуры позволила публиковать всё! Казалось, вот-вот поэт заговорит со всей Россией, откроет сокровенные думы, красоту слога - мир ахнет!
Что же из этого вышло? Раздался вселенский плач о гибели русской поэзии. Плакали в основном те, кто привык издавать свои творенья многотысячными тиражами, привык к обеспеченной жизни признанного писателя... Похороны оказались, конечно, преждевременными. Но произошла большая неприятность: заплатив деньги, можно действительно издать всё что пожелаешь, но мизерные тиражи и недоступность книжного прилавка трагически разделяют поэта и читателя, заметно сокращая численность последнего.
В качестве примера хочу привести публикацию в антологии известного советского поэта Николая Грибачёва. Он был дважды лауреатом Сталинских премий первой и второй степени, лауреатом Ленинской премии, награждён четырьмя орденами Ленина, орденом Октябрьской революции, орденами Отечественной войны первой и второй степеней, двумя орденами Красной звезды, орденом Дружбы народов, был Героем Социалистического труда, избирался Председателем Верховного Совета РСФСР, автор многочисленных книг. Послужной список Грибачёва больше говорит о его общественно-политической деятельности, чем о писательской. А вот он наедине с собой, сняв с себя все регалии, став обыкновенным старым человеком, пишет пронзительное стихотворение "Разговор с синицей", думаю, не только мне неизвестное:
Грибачёва я отношу к шестой категории неизвестных известных поэтов. Бог весть, какие неожиданности ждут сильно поредевших читателей, нынешних и будущих, если открыть целиком литературные архивы уходящих писателей, которые вроде были на виду, обласканы издателями, жили безбедно, продавая поэтический труд!
Позволю привести собственное стихотворение о судьбе русского поэта.
Литературно-музыкальная студия Васина: в неё входят десятка два-три молодых людей, сильных, умных, талантливых, - делает много, чтобы не забывались сокровища русской поэзии. Один из путей к сердцу, уже не читателя - слушателя, сочинение и великолепное исполнение песен на стихи из антологии. Мало того, "васинцам" удалось собрать четвёртый том - в нём опубликованы фотографии авторов, к сожалению, не всех. Тираж антологии 700 экз. По нынешним временам, может, и неплохой тираж, но всё-таки для такого издания - капля в море.
Пока у поэта помнят хоть одну строчку, он жив. А поэзия разлита в воздухе, живёт и не собирается умирать на бескрайних просторах нашей родины. От неё в России светло.
Трудно в России быть поэтом. Трудно в России не быть поэтом.
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "Литературного Кисловодска"
Последнее изменение страницы 3 Jun 2023