Талант открыть - Как снова полюбить,
Как надышаться ветром и зарею.
Талант открыть - Как самого себя отрыть,
Заваленного Мерзлою землею.

Григорий Михайлович Левин

(1917 - 1994)

ЛАНДЫШИ

На привокзальной площади
Ландыши продают.
Какой необычный, странный смысл
Ландышам придают.
Ландыши продают.

Почему не просто дают?
Почему не дарят, как любимый взгляд?
Ландыши продают.

Непорочно белые, чистые,
Лучевидные и лучистые,
Непогрешимые - что им гроши мои?
Ландыши продают.

Что звучит пошлей,
чем "пошла по рукам"?
Но не тот же ли смысл я словам придам,
Если я спрошу,
Москвой проваландавшись:
"Почём ландыши?"
Почём свежесть?
Почём красота?
Почём нежность?
Почём чистота?
Почём воздух сегодня дают?
Не правда ли, странно, когда услышишь:
"Ландыши продают"?

* * *

Талант открыть -
Как снова полюбить,
Как надышаться ветром и зарею.
Талант открыть -
Как самого себя отрыть,
Заваленного
Мерзлою землею.

Ты, молодость,
Подай мне руку вновь,
Читай стихи -
И молоди мне кровь
Своей неувядающею силой.
Возьми меня в свой первый санный путь.
Доверчивей,
щедрей, открытей будь,
Самою жизнью,
сильной,
Быстрокрылой.

Пока я сердцем слушаю тебя,
Твой ломкий голос
Чутко голубя,
Я сам неодолимого не знаю.
Твоим свеченьем радостно лучась,
В печальный свой,
В последний, может, час
С тобой с начала
Путь свой начинаю.

ПАМЯТИ ТОВАРИЩЕЙ

Михаилу Кульчицкому

Нам стихи их найти -
чтобы правду увидеть воочью,
те стихи, где их голос срывался,
охрипший в бою.
И по замыслам их,
что рождались тревожною ночью,
нам поэмы создать,
их мечту воплотив, как свою.

И без этого соль нам пресна,
и хлеб нам не сладок,
нам и праздник - не в праздник,
и застит глаза нам туман.
Без их тонких в косую линейку
Солдатских тетрадок
не имеют цены
золотого тисненья тома.

ИЗ СБОРНИКА "ЕВАНГЕЛЬСКИЕ МОТИВЫ"

Пролог

Не книга с надписью
какой-то дарственной,
Не притча, что пророчит и волхвует, -
Евангелие - повесть о предательстве,
Вот почему оно меня волнует.

Читаю - не затем, чтоб успокоиться,
Читаю я - священный град взыскуя.
И скачет апокалипсова конница,
А я не слышу, плачу и тоскую -

Я знаю лишь одно - и это корчится,
И это извивается змеею, -
Предательство - оно еще не кончилось
И не сквиталось навсегда со мною.

И снова чудится мне апокалипсис,
И се - конь блед, невидим и неведом,
Иуда - тот хотя сумел покаяться, -
Не каются те, что за ним шли следом.

А он стоял на стороне подветренной,
И плакал он, предательство отринув.
Те тридцать возвратить
хотел он сребреников,
Но их обратно уж никто не принял.

А эти - все от тридцати питаются,
От сребреников тех невозвращенных,
И возвратить их вовсе не пытаются,
И призраки не будоражат сон их.

Но где ж оно - священное чистилище,
Большого очищения порука.
Петух тот третий все не прокричит еще,
А мы успели уж предать друг друга.

Не книга с надписью
какой-то дарственной,
Не притча, что ушедшее итожит, -
Евангелие - повесть о предательстве,
Вот почему оно меня тревожит.

* * *

    "Звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними..."
      Матф., 2, 9

звезда перед нами, как прежде, идет,
звезда направляет, зовет и ведет.
Пока она светится в темной ночи,
Еще не всесильны в миру палачи.

они свирепеют день ото дня,
Младенцам расставлена западня.
Напрасно тревогу повсюду трубить,
Их всех в колыбелях решили убить.

Но нет, не всесильна и эта беда.
Пока на востоке сияет звезда.
И сердце стучит не напрасно в груди,
Пока еще эта звезда впереди.

Не дайте угаснуть сиянью ее,
Во что превратится тогда бытие,
Как будто всю жизнь
в подземелье живешь,
Когда за звездою вослед не идешь.

Но бойтесь невинную кровь проливать.
Звезде все труднее над миром сиять.
Чем больше младенцев во страхе губить,
Тем этой звезде невозможней светить.

Ты старые раны не береди,
Пусть наша звезда идет впереди.
Звезда впереди, звезда впереди,
Ты старые раны не береди...

* * *

    "...уже и секира при корне дерев лежит..."
      Матф.. 3. 10

"...уже и секира при корне дерев лежит".
И древо с верхушки до корня
дрожмя дрожит.
Уже по листве проходит
холодный озноб,
Как будто пойти тому дереву
прямо на гроб.

Не просто погибнуть, погибель -
другого укрыть.
Кого в том винить и кого в том
возможно корить?
Хорошая слава лежит, дурная бежит.
"...уже и секира при корне дерев лежит".

Секира при корне дерев...
Содрогается лес.
И призрак мелькнул меж дерев,
что, казалось, исчез.
Лес рубят, а если рубят - щепки летят.
И щепок больше, чем тех,
кто рубить хотят.

От них не зависит уже,
сколько щепок летит.
"...уже и секира при корне дерев лежит".

При корне дерев лежит, при корне дерев...
И стонет лес - то жалоба или гнев?
Конечно, на рубщика дерево
может упасть.
Но этим его и кончается власть.

Погибнет рубщик,
другие вослед придут,
И лесу за эту гибель еще воздадут.
Топор тяжело взлетает, пила дребезжит.
"...уже и секира при корне дерев лежит".

А время идет. Есть трелевочная пила,
лес можно и сжечь,
и раздеть его догола.
Строптивый какой!
И пильщик входит в азарт.
Напрасно вершины ему сурово грозят.
Ну что они значат, вершины,
коль слава бежит:
"...уже и секира при корне дерев лежит".

И знаете - главная, в чем тут,
быть может, беда?
Стволы-то из почвы не могут
уйти никуда.
Корнями ушли они в землю,
их держит земля,
Не вырвать те корни,
себе это даже веля.

И в почве другой им прижиться
уже не дано,
хотя бы на свете им только
хотелось одно -
Погибнуть от стали, что в яростной
страсти дрожит -
"...уже и секира при корне дерев лежит".

И знаете, в чем еще, может, большая беда?
хоть выросли вместе,
но рубят их порознь всегда.
Ну разве что свяжут верхушки
двоим иль троим,
А все-таки встать воедино
не дадено им.

Пускай называются бором,
дубравой они,
Пусть даже тайгой, -
одинокие все же, одни,
И леса судьбой
никто из них не дорожит.
"...уже и секира при корне дерев лежит".