Страницы авторов "Тёмного леса"
Страница "Литературного Кисловодска"
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
О существовании этих писем знала давно. Более того, могла прочесть их тогда же, много лет назад. Не решилась, потому что у самой складывались похожие отношения. Я боялась совпадения моих первозданных слов, мыслей и чувств с теми, что могу встретить в этих письмах. И, значит, всё, что я хотела бы сказать дорогому мне человеку, осталось бы невысказанным, чтобы не посчиталось за плагиат. Сейчас, прочтя письма Елены Александровны, похвалила себя за своевременный запрет. Эти письма... Их диктовала дружба-любовь. И, по-моему даже: любовь-дружба-любовь.
Имя Елены Благининой знакомо с детства. Её стихи когда-то читала сама, потом своим детям. В этих стихах открывался добрый мир. Они лились, как музыка и как музыка запоминались. Хотя бы это, хрестоматийное:
Или совсем маленькое:
В стихах Елены Благининой ярко прослеживается линия - мама и дочка. Как это хорошо: растёт у мамы настоящая помощница. После таких стихотворений моя девочка очень серьёзно и с достоинством всегда повторяла:"Я мамина помошенка!"
Письма открыли мне новые грани. Кроме чистоты души и немалого поэтического дара вижу незаурядного писателя - романтика и очень скромного человека. Высоко ценя талант своего адресата - Генриха Эйхлера - соотнося с ним своё дарование, себя она ставит на более низкую ступень. И это не рисовка. Нормальное отсутствие зазнайства и огромная любовь.
"...Чего-то не стало во мне, ушла взволнованность, вибрациозность, которая так необходима человеку, хоть немного одарённому. И думаю я, что ничего из меня не получится... Но это не внушает мне ни ужаса, ни сожаления..."
А вскоре пишет: "Настроение моё переменилось. Много работаю: сочинила половину "Маршалов", стихи о весне (плохие) и песню о двух бойцах-будённовцах... Сегодня буду писать долго - всю ночь.
Много думаю о людях, о прошлом. Вдруг захотелось вести дневник, и впервые в жизни он не шокирует меня ни нарочитостью, ни плохим стилем. Это бесхитростные записи, что давно прошло... В памяти воскрешаешь минувшее и не стремишься дать ему того, что дать не можешь. Пишешь, не стараясь придать написанному социально-осмысленного оттенка. Сами события эту задачу прекрасно выполнят..."
"...Мысленно я беру Вас под руку и мы идём вдоль моря до могилы Юнга, подымаемся в горы, нас встречает ветер - непокорный, киммерийский, - и мы идём тропой всё выше и, чуть-чуть задыхаясь, взбираемся на высокую гору - последнее прибежище Максимилиана. И кланяюсь до земли поэту и романтику и кладу полынь на могилу. Мне очень от этого хочется плакать. А Вы молчите рядом".
Или в другой раз: "...Всё не так страшно, как Вы думаете. Вы будете здоровы, и будете работать и любить жизнь так, как Вы её любить умеете...
На плечи мои, вместе с горем, ложится светлая тяжесть дружбы. Драгоценная ноша... Горе человеческое велико, Вы правы. Но наше призвание оставаться людьми в самом высоком и чистом значении этого слова".
"Генрих! Люблю я Вас очень нежно и преданно, и радуюсь и благословляю тот час, когда мы встретились и полюбили друг друга самой лучшей любовью: любовью дружбы. И ещё я люблю тишину. А она в Вас есть: тихий, тихий свет...
Посылаю Вам на ответ два листика бумажки. Лена. (1944)"
"...Сижу в лесу на пеньке, жрут меня комары, печёт солнышко, и я вроде первобытного человека: по-животному чувственно забыла всё..."
"Масса стихов бродит в моей тупой и осоловелой башке, а толку всё чуть. Ругают меня и корят все кругом, а я точно корова - только бы мне в лес, да к реке, да в малинник. Тогда я делаюсь человеко-коровой, спокойной и бесчувственной, и вместе с тем наслаждаюсь. (1946)"
Так и я: читаю, наслаждаюсь, переполняюсь восторгом, но... почему только я?! Необходимо подарить такую же радость другим. Поэтому почти ничего не вношу от себя, стараюсь насытить эти записи подлинными словами Елены Александровны.
"Спасибо за письмецо, такое сердечное. Вы молодец и умница, ещё находите силы утешать других. Мне стало легче: в доме тепло, работа есть, платят прилично. Свершилась мечта - сшила платье и даже пальто. Но живу всё-таки без смысла. Видно, не в этом счастье.
Стихов совершенно не пишу Книжек не печатаю. И это очень плохо (для меня, конечно). В толстых журналах много худых стихов. Только Мартынов напечатал хорошие, да Маршак (несколько сонетов Шекспира).
Проза тоже ужасновата, за исключением нового романа Каверина "Дальняя дорога" и повести Паустовского "Далёкие годы" - очень чистой, романтичной и, на мой взгляд, отличной по форме. Хвалят роман Овечкина, а мне он напоминает диалог предместкома с председателем колхоза - невыносимо скучно и, если можно так выразиться, профсоюзно. (1946)."
"Посылаю Вам стишок, посвященный Вам. Он не очень-то, но зато искренен.
"...Работы у меня много, не очень, правда, интересной. Но я задумала кое-что своё. Очень хочется поработать! Я рада этому желанию, потому что желание обозначает приток каких-то сил, которые совсем было иссякли.
Посылаю Вам три стихотворения из своей новой книжки "Чудо-пни". Это о Коктебеле, где я будто бы была с детьми. Моя книжка задумана как будто бы просто - в малом отобразить великое. Задача дерзкая! Мне хотелось сломать некоторые традиции: дать новую тематику для детей, новую систему образов, новый, пусть затруднённый словарь. Думаю, что работа эта в житейском смысле напрасная. Но делаю я её с большим творческим наслаждением и подъёмом.
...Промучившись и втуне оставив три книжки, я пришла к зрелому и мудрому решению: переждать, оставить предложение стихов в редакции, а просуществовать полгода как-нибудь, зарабатывая переводами или рецензиями или не знаю ещё чем. Словарь, который я пытаюсь расширять и обогащать, черпая из живого народного языка, кажется редакторам архаическим. И система образов, которыми я пользуюсь, кажется им с перепугу чуть ли не мистикой.
Но м.б. они правы (редакторы), и виновата я. В таком случае мне нужен редактор-помощник, а не поджимающий губы и хулящий меня на редсоветах и в кулуарах собраний.
Хотела сегодня лечь пораньше, но явились из "Лит. газеты" и требуют статьи о том, как я работала над переводами Шевченко.
А чёрт его знает как! Сидела и запоем - взволнованно и радостно жарила!"
А не пора ли душе передохнуть, вернуться в другое время, окружение?
"...Если Вы не видели ансамбль Шах-Изнида, то представьте себе лестницу - широкую, каменную, ведущую к главному входу. Резные двери. Полумрак, ещё двери и выход в коридор - узкий, залитый солнцем, располагающий по обеим своим сторонам великолепными усыпальницами и памятниками, покрытыми голубой майоликой и мозаикой.
Сторож Хаид водил нас по всему этому великолепию, лопоча на русском языке умилительные объяснения и подарил нам на прощанье две вислые, яркие ветки барбариса.
А над нами сияло небо, и за нами стояли лиловые, увенчанные снегом горы, а впереди нам шумел и сверкал всё ещё очень восточный город, а слева и справа желтели кишлаки, журчала вода, опадали листья, кричали ослы и била жизнь".
Язык писем вкусен! Образы зримы. Слышны шаги, плеск воды и дуновение ветра. Прошла вместе с нею по ступеням широкой лестницы, мысленно дотронулась рукой до знаков созвездий на мраморе в обсерватории Улугбека...
"Доживаем в Коктебеле последние дни: они совершенно пленительны, потому что погода преудивительная, море неоспоримо прекрасно, камушки вызывают полнейшее удивление своей прихотливой неожиданностью. Они повторяют небо, море, пейзаж, интерпретируя всё это по-своему: пёстро и нежно..."
У меня, читателя, захватывает дух от восторга увиденного. УВИДЕННОГО! Но... хороших писателей (и описателей) немало. А вот надёжных друзей куда меньше. У Елены Благининой был самый редкий талант - талант дружбы!
Находясь сама далеко не в райских условиях ("Тяжёлые материальные клещи, в которые я попала, меня беспокоят менее, но всё-таки беспокоят, т.к. на мне ответственность за пятерых, особенно если принять во внимание, что родители живут не со мной, очень хворают и очень подголадывают..."), изыскивала возможность помогать другим.
Но помочь материально при собственном скудном достатке ещё не самое героическое. Хотя совсем не каждый способен и на это. А вот по тем временам водить дружбу с опальными, переписываться с ними, да ещё хлопотать за них в высоких инстанциях - тут не всякий Герой рискнёт своим положением.
А эта маленькая женщина делала всё возможное и сверхвозможное, не оглядываясь на последствия. Однако, будучи человеком скромным, не ставила себе в заслугу и не перечисляла своих благих дел.
"Остро и больно переживаю незаслуженную обиду за Кассиля. Напрасно его так позорят и бьют... Если не знаете, прочтите "Правду" за 14, 22 и 23 (приблизительно) августа.
Недавно было обсуждение его книги "Улица младшего сына". Он, памятуя о всех предшествующих событиях, предполагал большой разгром. Я приготовила благожелательную речь и вышла на трибуну хоть и мужественно трепеща, но не с безнадежным настроением..."
"Всё поняла из Вашего письма и не стану говорить, как мне за Вас обидно и больно. Но не страшно! Вы умница и молодец. Что касается Ваших "друзей", то оставьте их, Генрих. Не упоминайте о них. О. почти не глядит на меня, еле кланяется и разговор о Вас поддерживать не склонен. К. в зените славы и довольства. Редко-редко при таких обстоятельствах люди не изменяют прежним привязанностям. Мне думается, что ему безразлично, где Генрих: в Караганде или у чёрта на рогах".
Она понимала и сама образно обрисовала эту обстановку: "Кажется, кругом убийцы - времени, интеллекта, тишины, покоя, красоты и радости жизни". Недалеко от истины... И восстала против этакой машины... И ещё: уметь выбирать и сохранять друзей - настоящий дар, ценнейший. Счастливец, кто встретил такого друга на пути.
После кончины Г.Л. Эйхлера эти письма Елены Александровны вместе со всем громадным архивом были переданы вдовой покойного Борису Вайсбергу, бывшему ученику Генриха Леопольдовича, а ныне известному уральскому писателю. Вайсберг же, прочтя эти письма-поэмы, очень хотел познакомить с ними читателей. Для этого приезжал к Елене Александровне в Москву, просил разрешения на публикацию. Вот как сам он пишет об этом:
"Мы сидели на кухне в её московской квартире на улице Панфилова. "Я ещё рюмочку могу пропустить, - сказала она. - Выпьем за нашего бедного Генриха".
Наш Генрих Эйхлер, напомню, один из организаторов советской юношеской литературы. Один из создателей и руководителей Детиздата в Москве. Близкий друг её и близко знавший многих наших классиков. Паустовского, Чуковского, Тихонова, Маршака. Затем мой школьный учитель литературы в 40-х годах. В начале войны его как немца сослали в Казахстан. А она эвакуировалась на Урал. И оказалась в Красноуфимске Свердловской области.
Я читал их переписку - по сотне посланий с каждой стороны! Два последних романтика, так они себя называли. Просил у неё разрешения, тогда, на кухне, опубликовать эти письма. Она попросила повременить. "Вот уйду - пожалуйста..."
Из переписки узнал, что был у неё муж, талантливый поэт, репрессированный и отправленный в лагерь. Она не отреклась от мужа. Ездила к нему на Север. Пользы ей это не принесло. Имя её изъяли из энциклопедии. Затем снова включили, опять "выключили". Она рассказывала мне об этом на кухне, хрипловато посмеиваясь. Она много курила. Спросила, читал ли я её новые стихи, взрослые. В "Новом мире". Читал, ответил я. Особенно понравилось одно, и я назвал. На самом деле меня потрясло другое, как оказалось - самое последнее в её жизни.
...В "Литературной газете" появился некролог: "Елена Александровна Благинина... Она поддерживала гонимых - Бориса Пастернака, Лидию Чуковскую, Генриха Эйхлера..."
За несколько дней до того я звонил ей из Свердловска в Москву. И снова просил разрешения опубликовать её письма к Эйхлеру. Она помолчала. "Теперь можно, уже скоро..." Она знала, что - скоро.
Я нашёл в журнале её последние стихи. И переписал самый последний:
И Бог помог ей, истинно верующей. Елена Александровна Благинина ушла тихо, спокойно. Отлетела птицей, с чувством исполненного на земле долга".
Недавно была в одной из библиотек города и захотелось "пройтись" по книжным полкам детской литературы. Как же обрадовалась, что любимых наших детских поэтов издают и переиздают! И, конечно, в первую очередь поискала Елену Благинину. Есть! Было несколько изданий. Самым поздним в серии "Школьная библиотека" была книга "Стихи детских поэтов", Москва "Детская литература" 2007.
Не только "Комиксы" и "Страшилки" караулят наших детей и внуков. Есть и настоящее.
Надежда Яньшина. Души Преображенье (венок сонетов)
Надежда Яньшина. Я не Трильби! (воспоминания)
Надежда Яньшина. Филологические новеллы (3 автобиографических рассказа)
Надежда Яньшина. Стихи к юбилею (рассказ)
Надежда Яньшина. Виктор Сербский (очерк о поэте и библиофиле В.С.Сербском, и его стихи)
Василий Помещиков. О стихах Надежды Яньшиной
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "Литературного Кисловодска"
Последнее изменение страницы 5 Feb 2024