Сайт журнала
"Тёмный лес"

Главная страница

Номера "Тёмного леса"

Страницы авторов "Тёмного леса"

Страницы наших друзей

Кисловодск и окрестности

Страница "Литературного Кисловодска"

Страницы авторов "ЛК"

Тематический каталог сайта

Новости сайта

Карта сайта

Из нашей почты

Пишите нам! temnyjles@narod.ru

 

на сайте "Тёмного леса":
стихи
проза
драматургия
история, география, краеведение
естествознание и философия
песни и романсы
фотографии и рисунки

Страница "Литературного Кисловодска"

Стихи из "ЛК"
Избранные стихи авторов "ЛК"
Стихи из "ЛК" (авторские страницы)
Рассказы из "ЛК"
Поэмы из "ЛК"
краеведческие и Биографические очерки из "ЛК"
Литературоведческие очерки из "ЛК"
Непрочитанные поэты России
Полемика о "ЛК"

Страницы авторов "ЛК"

Светлана Цыбина
Светлана Гаделия
Александра Полянская
Анна Мотенко
Юлия Чугай
Наталья Рябинина
Игорь Паньков
Геннадий Трофимов
Лев Кропоткин
Май Август
Сергей Смайлиев
Иван Аксенов
Иван Зиновьев
Давид Райзман
Василий Помещиков
Лидия Аронова
Галина Маркова
Тамара Курочкина
Валентина Кравченко
Иван Гладской
Маргарита Самойлова
Станислав Подольский. Стихи
Станислав Подольский. Проза
Ст.Подольский. Новочеркасск 1962
Евгений Сычев. Чукотские истории

Евгений Сычёв

Магадан

ЧУКОТСКИЕ ИСТОРИИ

 

Литературный Кисловодск, N37-38 (2010г.)

ВАСИЛИЙ РЫЛЬТЫРГИН

Из цикла "Рассказы о Чукотке"

Василий Рыльтыргин занимал должность бригадира оленеводов на острове Врангеля. Капитану ранее как-то не доводилось с ним встречаться, ни в тундре, ни в поселке. Не было особой необходимости, да и в поле их пути не пересекались: Василий с пастухами передвигался по всему Врангелю, а отряд до первой декады июля вел исследования на гнездовье белых гусей, затем вслед за гусями с выводками перемещался на север, в Тундру Академии. Там гусята росли, а их родители поправляли здоровье после треволнений на гнездовье и отъедались для долгого пути к местам зимовок в благодатной Калифорнии. Затем часть членов отряда возвращалась домой, а небольшая группа выезжала на южную оконечность острова - Мыс Блоссом, с которой гуси отлетали на материковую часть тундры.

Поэтому, увидав двоих пастухов, направляющихся со стороны Мамонтовых гор к пику Тундровый, у которого стоял балок орнитологов, первым делом поставили чай, а затем в бинокль стали разглядывать подходящих оленеводов. Те шли довольно быстро, будто скользили, слегка покачиваясь при ходьбе по снежному насту.

Подойдя к балку, старший из них, худощавый, невысокого роста с сединой в смоляной шевелюре, поздоровался и коротко отрекомендовался: Василий Рыльтыргин.

- А это мой старший сын, - представил он молодого парня. - Вот в гости пришли. Мы сейчас остановились в балке на реке Мамонтовой.

- Ну что ж, - представившись сам и познакомив Василия с членами полевого отряда, - произнес Капитан, - пошли чай пить. Шли долго?

- Да нет, - ответил бригадир оленеводов, часа два.

Учитывая, что до балка в долине реки Мамонтовая было добрых пятнадцать километров, скорость их ходьбы была очень высокой.

После того, как чайник был выпит до дна и поставлен греться снова, все закурили. Василий поведал, что он в тундре не один, а со всей семьей, а пастухов в бригаде четверо. Старший сын просто помогает, но за лето, наверное, освоится и станет настоящим пастухом.

- А сколько у тебя детей? - спросил Капитан.

- Восемь, - гордо ответил Василий, да ещё и жена.

Орнитологи молча переглянулись. Дело в том, что балок, в котором обитали сейчас пастухи, был рассчитан на двоих человек. Конечно, американские студенты на спор умудрились залезть всемером в одну телефонную будку, но 14 человек в балке никак разместиться не могли.

- И как же вы там помещаетесь?

- А никак, жена с младшими детьми живет в балке, а мы рядом с балком. Сейчас, правда, спать холодновато, но скоро станет совсем тепло, да и не все спят. Двое пастухов ходят окарауливать стадо. Росомаха откудато пришла, может олешку загрызть. У нас правда ещё две собачки есть, но против росомахи они слабые. А та, хитрая, шибко прячется. Никак её не застрелить.

- Да, есть от чего в башке почесать, - заметил Валентин Хлесткий, который в отряде ведал хозяйственными делами и которого все величали Боцман, - а чем же вы детей кормите? Продукты хоть есть?

- Да есть немного.

- А сколько? Сгущенка есть?

- Да, есть банки две.

- А манная крупа? Макароны, масло подсолнечное?

- Тоже немножко есть, только манки нет. Но мы мясо едим. Правда, самый младший сильно жадный. Вчера здоровый кусок себе в рот запихал и подавился. Мы ему пытались мясо дальше в горло пропихнуть, а оно не лезет. Но за ноги взяли, вниз головой потрясли - кусок и вылетел.

Ребята от этой жуткой истории на некоторое время онемели. Вывел их из ступора голос Капитана.

- Боцман, - произнес он, тащи сюда сгущенки 10 банок, сухих сливок пять банок, подсолнечного масла одну треть канистры, все вафли, сахару килограммов пять, чая пачек двадцать, муку, дрожжи, варенье. В общем, сам продумай, чего я тебя ещё учить буду. Рассчитывай в основном на детей! А вы, - обратился он к Рыльтыргину, - всё заберете и кормите детей. Если мало будет, подгонишь старшего сына, и еще подбросим.

Все продукты в два рюкзака не поместились, поэтому их разместили в четырех. И двое членов отряда отправились с Василием в обратный путь. Кстати чукчи под сильно нагруженными рюкзаками не ходят - быстро выдыхаются. Обычно в рюкзак при больших переходах кладут пачку галет, 2-3 коробка спичек, 2 пачки сигарет, пачку чая, несколько кусочков сахара и жестяную банку из-под консервов. Еще в дорогу берут посох, тоже достаточно легкий и прочный. Этот стандартный набор почти ничего не весит. По дороге в долине рек растет карликовая березка. С нее всегда можно нащипать сухих веточек и вскипятить немного чая. Съел 1/2 галеты и вперед! Таким манером пастухи проходят огромные расстояния. Спят на галечниковых отмелях в долинах рек, и не столько спят, сколько дремлют сидя, вытянув ноги.

Через неделю Василий с напарником и небольшим стадом оленей подошел вновь.

- Можно вашим карабином "Барс" воспользоваться? - спросил он.

- А зачем?

- Да олешку надо застрелить.

- Да не жалко, могу даже тебе помочь.

Капитан снял карабин, зарядил и вышел в тренировочном костюме на порог балка.

- И какого надо застрелить?

Рыльтыргин показал ему оленя, который находился примерно метрах в двухстах от балка. Капитан деловито протер оптику, прицелился и первым же выстрелом свалил оленя с ног.

- Вот вам и ваш олень, идите и забирайте.

- А лопату дашь?

- Да хоть две возьмите у боцмана, - буркнул Капитан и пошел чистить карабин.

Через некоторое время пастухи появились снова. С собой они тащили заднюю ногу оленя.

- Мы оленя разделали и закопали в снежник, а ногу принесли, чтобы Валентин пожарил свежей оленины. Шкуру вот принесли тоже, вместе с печенью, сердцем и почками.

- А чего мясо все с собой не забрали?

- Так мы специально олешку для вас застрелили.

У Капитана отпала челюсть.

- Ребята, - сказал он, - что же вы молчали. Не думайте, пожалуйста, что мы такие наглые, просто мне и на ум не пришло, что вы оленя специально для нас завалили. Простите меня, балбеса. Вот уж век живи, век учись, а дураком сдохнешь.

В ответ оба пастуха только застенчиво улыбались. Несмотря на то, что они собирались тут же уходить, их все-таки накормили свежей олениной, вдоволь напоили чаем, дали по блоку сигарет и лишь тогда отпустили.

Так мы встретились и подружились с бригадиром оленеводов Василием Рыльтыргиным. Больше так и не виделись. Слышал, что с началом перестройки он будто бы уехал в Ванкарем. Хочется верить, что он жив и здоров, и вспоминает остров Врангеля и нас с такой же теплотой, как мы вспоминаем эти короткие две встречи с ним.

 

Литературный Кисловодск, N39 (2010г.)

ПОХОД ЗА ТАБАКОМ

В этом году полевые исследования мы проводили в Колючинской губе. Здесь в отряде к концу сезона и произошел ужасный случай. Взбесился техник Валентин. Объяснялось это просто. Внезапно кончилось курево. То ли промахнулись при расчетах полевого довольствия, то ли дымили сверх меры, но факт оставался фактом. Валентин бросил работу, и стал бросаться на всех нас.

- Я могу не жрать, могу некоторое время не пить, но чтобы не курить - это сверх моих сил! - орал он, - или доставайте курево, или я сдохну!

- Ну, сдохнет он или нет - это вопрос, но нас всех перекусает, - мрачно заметил начальник отряда, - надо что-то решать!

Тут кстати вспомнили, что километрах в пятнадцати от нас кто-то видел стан оленеводов. Уж у них точно можно разжиться табаком. Я, не долго думая, взял бинокль и пошел в разведку. Взобравшись на небольшую горку начал оглядывать тундру. Обычно стойбище оленеводов располагались на высоком месте, неподалеку от реки. И верно, скоро сквозь дымку, струившуюся над тундрой, вдалеке проглядывали конусы яранг. Взяв азимут, я вернулся, собрал рюкзак с небольшим н/з, взял несколько свежекопченых балыков гольца, карабин, бинокль и двинул в путь.

- Ждите часов через пять-шесть, - сказал начальнику отряда, расписался в журнале учета маршрутов и двинул в путь.

Тундра уже пожелтела, зеленели только песцовые норы, заметно уменьшилось количество птиц, зато прибавилось пауков, которые уцепившись за сверкающие отрезки паутины летели по воздуху, как маленькие десантники. Радовало обилие ягоды, в основном шикши, которая прекрасно утоляла жажду и, хотя губы и язык становились темно-лиловые, но перед кем особенно красоваться в тундре? А воздух был такой чистый и свежий, что казалось, что ты не дышишь, а просто его пьешь.

Под ногами мягко пружинил сухой мох, идти было легко, небольшие речушки почти пересохли, и поэтому я шел, почти строго выдерживая направление. Часа через три показались яранги. Странно, но людей возле них не было видно. Яранги на первый взгляд мне показались совершенно одинаковыми, лишь у одной возвышалась антенна.

- Наверное, это признак цивилизации, - подумал я, направляясь к ней. Войдя вовнутрь, обнаружил там чукчанку среднего возраста, которая сидела за грубо сколоченным столом, на котором стояла включенная стационарная рация "Нева".

- Етти! (пришел) - поздоровалась она.

- Ии (да, пришел), - вежливо ответил я.

- Проходи, садись, чай будем пить, - продолжала хозяйка яранги, будто мы были с ней знакомы не один десяток лет, и я на время вышел погулять.

Зашумел примус и вскоре мы пили с ней, крепко заваренный чай. На низком столике стояло обычное к чаю угощенье: сахар, галеты, сливочное масло.

После того, как мы попили чая, и я отказался ото сна, по неписаному северному ритуалу полагалось обменяться новостями. Я сообщил, что женат, живу в Магадане, имею двоих детей, на Севере недавно, хотя в детстве был на Севере, но европейском. А сейчас наш полевой отряд стоит недалеко от их стойбища, но у нас кончилось курево, а без него просто тоска. С этими словами я вытащил несколько копченых балыков гольца и положил на столик. Она вежливо поблагодарила, взяла из них два и куда-то спрятала.

В свою очередь поведала, что бригада у них большая, все мужики в стаде, здесь только женщины и дети. Она главная, поскольку муж у нее бригадир и она самая старшая по возрасту. Кроме того, ей надо каждые четыре часа выходить на радиосвязь с поселком.

После этого подтащила к столу большую фанерную коробку с "Беломорканалом".

- Бери, сколько надо, - промолвила она, - а сам ты что куришь?

- Сигареты с фильтром.

- Так у нас и сигареты есть, - с этими словами полезла в другой ящик и выложила на стол пять блоков "Стюардессы". - У нас пастухи в основном Беломор курят, а сигареты так закупили, на всякий случай!

Между тем в яранге стали появляться одна за другой женщины. Они здоровались, молча брали рыбу и уходили. Я понял, почему "радистка Кэт", так про себя я окрестил жену бригадира, припрятала два балыка.

Последней зашла совсем молодая женщина, слегка навеселе.

- Ты с ним спать будешь? - вместо приветствия спросила она у хозяйки.

- Дура ты, он мне как сын, - ответила та и закатила молодой такую оплеуху, что та слетела с ног.

- Уходи отсюда, - продолжила хозяйка яранги и пинками помогла молодой добраться до выхода.

Та буквально выкатилась за порог и оттуда начала ругаться, но в ярангу не входила.

Я просто не знал, как себя вести в этой ситуации и в конце концов решил, что вмешиваться не надо, у них тут свои отношения. Оказалось, правильно поступил.

- Эта Ленка. В Магадане окончила техникум, - сказала мне "радистка Кэт". - Вышла замуж за пастуха из нашей бригады. Хороший парень, работящий. А она родила сына, больше рожать не хочет. Работать тоже. Болталась по поселку, начала выпивать. Взяли ее в тундру, так она и тут работать не хочет. Кричит, что образованная, а я темная. Воспитываем мы ее все, да видно без толку. Испортилась в городе. Давно бы выгнали из бригады, да ее мужа жалко. Как ты думаешь, может быть, все-таки поумнеет? - с надеждой спросила она у меня.

- Если в бригаде подольше побудет, то, наверное, станет лучше, - ответил я.

- Вот и я так думаю, - вздохнула моя собеседница, между делом готовя обед.

- Однако, пожалуй, пойду, - затягивая горловину рюкзака, сказал я хозяйке.

- И не думай, - ответила она, - сначала поешь хорошо, у нас скоро бражка поспеет, вот и выпьешь немного на дорожку. И еще я у тебя спросить хотела, может быть, что из продуктов у вас нет?

Она устроила мне настоящий допрос с пристрастием. В результате объемистый рюкзак, несмотря на мои протесты, был набит под завязку конфетами, сливочным маслом, печеньем, даже свечками и спичками, уж не говоря о табачных изделиях. Причем предлагалось все в таких количествах, что и двое бы не унесли. Еще было предложено взять почти половину цинкового ящика патронов для карабина, от которых мне с трудом удалось отказаться.

Затем ее подружки притащили брагу. На вкус она напоминала квас. Оказалось, что делают ее весьма своеобразно. Ставят с утра. Заливают десятилитровую канистру теплой водой. Добавляют дрожжей, несколько пригоршней изюма, немного муки и сахар. Затем садятся играть в карты и пинают канистру ногами. Кто проиграл - тот и пинает. И ближе к вечеру можно пить. Получается мутноватая жидкость. Градусы не ощущаются. Но если выпить литр-другой, то в голове немного шумит.

Когда сели обедать, то хозяйка предложила поесть колбасы. Я, думая, что колбаса магазинная, радостно согласился. Оказалось, что это колбаса чукотская. Я вообще в еде исключительно неприхотлив, но данная колбаса меня насторожила. И вид и запах внушал некоторые опасения. Но поскольку согласился - деваться было некуда. Пришлось съесть несколько кусочков. Колбаса была без соли и пряностей, кроме того, в ней, помимо мелко нарубленного мяса присутствовали какие-то травки. Я сказал, что вкус своеобразный и получил в подарок два круга.

Приглядевшись ко мне повнимательнее радистка заметила, что ворот у моей рубашки не совсем чистый, чем вогнала меня в краску.

Все это время она изредка вспоминала, что пора выходить на связь. Но когда подходило время, беспечно махала рукой.

- А, потом выйду, - говорила беспечно радистка, - подождут!

Так при мне не состоялось ни одного сеанса радиосвязи.

В обратный путь я вышел, когда начало темнеть. Решил идти берегом моря. До него было недалеко. Меня провожали все женщины. Двое взяли под руки, и было непонятно, то ли меня провожают, то ли я вывел двух чукотских дам на прогулку. На берегу моря каждая горячо меня расцеловала. Полный впечатлений я возвращался обратно. И черт дернул примерно через километр оглянуться. От стойбища одна за другой взлетали ракеты.

- Наверное, случилось неладное, - подумал я, - иначе с чего они палят из ракетниц?

Поставил рюкзак на бугорок и вернулся обратно.

- Что произошло, - спросил я подойдя к ярангам.

- А ничего, просто мы салют тебе устроили, - был бесхитростный ответ.- Может, переночуешь?

- Нет, спасибо, меня ребята ждут с куревом, - ответил я в совершенном обалдении.

Женщины опять меня все расцеловали и проводили до моря. Дальше я шел не оглядываясь.

Пройдя полпути, увидел свет. Это ребята вывесили лампочку, запитанную от аккумулятора, чтобы я не промазал, возвращаясь в темноте мимо дома.

Когда я выложил подарки, они сильно удивились. Но, поужинав и со вкусом затянувшись подаренными папиросами и сигаретами, начали подозрительно выяснять почему я так сильно задержался, были ли в стойбище молодые женщины и сколько, а когда узнали, что мужчин не было вообще начались такие подколы, что я вертелся, как уж на сковородке. Чай пили со сливочным маслом, шоколадными конфетами и печеньем.

Правда, чукотскую колбасу пробовать отказались наотрез. А зря!

 

Литературный Кисловодск, N41-42 (2011г.)

ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ЛЮДИ

О ЧУКОТКЕ

Так получилось, что после прибытия в Магадан я женился и, не пробыв с молодой женой и трех месяцев, оказался на Чукотке. Я уезжал туда, когда в Магадане еще лежал снег, а возвращался в октябре, когда на Чукотке уже лежал снег, и зима на мягких лапах вплотную подкрадывалась к Магадану. Так незаметно прошло несколько полевых сезонов. После того, как я расстался с наукой, в разном качестве объездил все районы Чукотского автономного округа и побывал, за исключением Черского и Уэлена практически во всех поселках, а в некоторых по несколько раз. По-моему не стоит говорить о красотах этой необыкновенной земли, поскольку было много написано. Достаточно сказать, что картины Рокуэлла Кента, всемирно признанного художника изображавшего Север, также отличаются от природной красоты этих мест, как черно-белая фотография от цветной.

Но главное - это люди. Причем не те, кто живут в районных центрах, а оленеводы, рыбаки, зверобои и охотники. По моему глубокому убеждению, только в них сохраняется душа народа. У меня до сих пор остались там друзья, чукчи и эскимосы, и я очень горд, что они меня помнят, хотя прошло уже немало лет. Наверное, Север, и особенно Чукотка делают, человека добрее и чище. Русские, украинцы, татары и многие те, кто проработал на Чукотке хотя бы несколько лет, если узнают о том, что случайный собеседник также был на Чукотке, кидаются друг другу в объятия и любовно называют друг друга чукчами. Возможно поэтому, как только наступает апрель, наваливается тоска, начинает сниться Чукотка, а городская жизнь становится неинтересной и постылой. И это остается с человеком на всю жизнь, как первая любовь.

Именно Чукотке, краю, который, несмотря на стремление человека поскорее сломать её хрупкую природу, ее замечательным людям посвящены эти небольшие рассказы.

ПОЭТ ВЛАДИМИР ТЫНЕСКИН

Однажды ранним утром в дверь балка, который стоял на берегу ручья, возле пика Тундровый кто-то осторожно постучал.

- Это же надо, кто такой вежливый приперся в самую рань, - забурчал разжигавший печку Боцман. - Входи, если не дьявол!

Дверь открылась, и вошел высокий худой мужчина в очках с красивой позолоченной оправой.

- Я Владимир Тынескин, - представился он. - Пожалуй, я на крыльце посижу, пока вы встанете.

С этими словами он исчез, как светлое видение.

- Ничего себе, проявили северное гостеприимство, - отметил я. Давай Боцман, быстро чай спроворь, а я пока узнаю, кто он и откуда.

Оказалось, что Володя работает оленеводом, проходил мимо гнездовья белых гусей со стадом. Само стадо перегнал на северный склон пика Тундровый, чтобы гусей на гнездах не тревожили, а к нам заглянул познакомиться.

Стояло замечательное майское утро. После недавней пурги снег так сверкал на солнце, что слепило глаза. На гнездовье стоял шум и гам. Гуси ожесточенно дрались за протаявшие на жгучем солнце островки земли, чтобы занять место под гнезда. Кое-кому из них повезло, и гусаки ревностно охраняли свою территорию и самок от чужих посягательств. В небе звенели жаворонки, орали поморники и ежеминутно подлетали все новые и новые стаи гусей. Я вспомнил, что у нас в снежнике лежит замерзшая оленья туша.

- Володя, как ты относишься к строганинке? - спросил я.

- Очень положительно, - вежливо ответил он.

- Так проблема решена! Пока Боцман готовит чай и мясо, мы с тобой посидим на солнышке и закусим строганиной, а затем плавно перейдем к завтраку, - сказал я, быстро принес оленью ногу, мясо отдал для готовки Валентину и, захватив нож, соль и перец, вернулся на крыльцо.

Там мы и расположились. Володя немного рассказал о себе. Оказалось, что он на острове недавно. До этого успел проучиться несколько курсов в Магаданском пединституте, но ушел, не окончив. Интересовала его филология. Он иногда пишет стихи. А сейчас некогда, хотя в тундре стихи сами лезут в голову. Он так и носит их в голове пока.

Меня это заинтересовало. Я попросил мне почитать стихи на чукотском языке, а потом перевести. Володя вначале отпирался, но затем согласился. Он снял очки, зачем-то протер их, надел вновь и немного глуховатым голосом начал читать. Лицо у него преобразилось, глаза устремились вдаль и слегка повлажнели.

Стихи меня поразили. Хотя я практически не знал чукотского языка, за исключением нескольких общеупотребительных выражений, но удалось уловить в словах какую-то певучесть. Володя не столько произносил слова, а как бы выпевал их. Они сплетались в ясно ощутимую нить и оставляли непонятное томительное ощущение. Я даже про оленину забыл.

- Ну, вот пока и все для начала, - сказал поэт, и лицо его вновь стало обыкновенным. - Сейчас я попробую их перевести на русский язык.

Переведенные на русский язык стихи полностью утратили свое очарование.

- А кто переводит твои стихи на русский, - спросил я.

- А никто, - ответил он. - Стихи Камытваль переводил вначале Португалов, а затем Терещенко, причем с подстрочника. А я кому нужен!

Я стал его горячо разубеждать и, похоже, немного его убедил. Посоветовал ему обратиться к Юрию Рытхеу, который в то время был уже заслуженный мэтр в литературе, да и Антонине Камытваль написать тоже.

- Ладно, сказал он, застенчиво улыбнувшись, я попробую.

Мы опять принялись за строганину, беседуя между делом о литературе, о творчестве, о том, как порой трудно найти нужные слова, чтобы выразить обуревавшие тебя чувства и донести их до людей.

И тут как черт из табакерки вылетел Боцман.

- Сидите, а у меня уже давно все на столе, я жду, жду, а вас нет, - завопил он, как заправская хозяйка.

- Да мы вроде бы уже и есть не хотим, - ответил я.

- Конечно не хотите, полноги оленьей здесь слопали за милую душу, а мне надрывайся с готовкой! - не унимался тот.

- Ладно, Володя, Боцман прав, пойдем хоть чаю попьем, - разрешил я создавшийся маленький конфликт.

Мы от души напились чая, и Володя ушел к оленям.

В поселке, перед отлетом в Магадан я вновь повстречался с ним. Он попросил меня привезти ему на будущий год очки в запас, поскольку заказывать их сложно, а сломать легко. Я пообещал. Но на следующий год в поселке его не оказалось. Знакомые ребята-оленеводы сказали, что он уехал в Анадырь. Оказалось, что это было связано и с его творческими замыслами. В Анадыре он вскоре трагически погиб. Но книжка его стихов "Олени ждали меня" все же вышла в свет и стоит на моей книжной полке. И когда я иногда заглядываю в этот маленький сборник, то перед глазами сразу встает поющая под ослепительным солнцем тундра, немного застенчивый Володя Тынескин и маленький балок под пиком Тундровый на острове Врангеля.

Грустно осознавать, но, видимо, правда, что настоящие поэты долго не живут!

 

Литературный Кисловодск, N43 (2011г.)

ЧУКОТСКИЕ ИСТОРИИ

Новеллы

КТО В ОЛЕНЬЕМ СТАДЕ ВОЖАК?

До тех пор, пока я не видел оленей в природе, то считал, что вожак - это могучий самец с огромными рогами, который руководит робкими самками и шаловливыми оленятами. Естественно, ему подчиняются и молодые, но еще слабые самцы. Потому в стаде царит полная гармония, и лишь во время гона происходят слабые попытки померяться силой с вожаком. Только попав на остров Врангеля и вдоволь насмотревшись на реальную жизнь оленьего стада, я понял, насколько был заражен антропоморфизмом и пропитан духом Брет Гарта, Сетон-Томпсона и Киплинга.

Может быть, у материковых диких оленей и существовала какая-то иерархия в стаде, но у островных она отсутствовала напрочь! Они шлялись по острову, когда, куда и где хотели, почти не обращая внимания на так называемых пастухов. Те просто ходили пассивно за стадом, целыми днями сидели в палатке, играли в покер и выпивали при этом неимоверное количество чая. Да и чего было надоедать оленям. С острова они не уходили, всякий гнус отсутствовал. Он появился лишь после очередной безумной идеи заведующего отделением совхоза "Пионер", который размечтался о несметных стадах белых оленей на острове. Я, и не только я один, пытались объяснить ему, что белые особи появляются в результате рецессивного гена и обречены на вымирание. С таким же успехом можно было бы заняться разведением белых ворон. Но все уговоры были тщетны!

Окончательно зациклившись на этой идее, радостный Юнак специально привез несколько белых оленей на остров с Таймыра, а заодно завез и овода. Так на острове появился этот злобный кровосос, который сразу же занял удобную экологическую нишу и начал усиленно размножаться, а у оленей кончились золотые денечки. А до этого, в благодатных условиях острова, при полном отсутствии врагов и паразитов, практически в санаторных по их меркам условиях, олени вырастали громадные, как лоси и славились по всей Чукотке. Их мясом снабжались два прииска - Полярный и Ленинградский, естественно и жители самого острова не оставались без оленины.

Человека врангелевские олени не то, чтобы боялись, просто старались избегать. Но можно было сутки-двое походить вместе со стадом и они переставали обращать на тебя внимание. Стадом после этого можно было управлять, постепенно заставляя двигаться в нужном тебе направлении. В этом и заключался, как я понял, выпас оленей на острове.

Конечно, изредка стадо подгоняли ближе к поселку для проведения зоотехнических мероприятий или для забоя, но такие события происходили редко, поэтому практически вольный выпас устраивал всех - и оленей, и пастухов, и в конечном итоге нас, поскольку "баночная диета" порой надоедала до смерти.

И все же вопрос иерархии в стаде оленей меня занимал вплоть до одного случая. Как-то на склоне пика Тундровый, у подножья которого стоял наш маленький домик, я увидел небольшое, голов в 70, стадо оленей, с совсем маленькими телятами. Попробую загнать их на вершину пика, - подумал я, - малыши наверняка устанут лезть на гору: они же маленькие и слабые, может мне удастся поймать хоть одного. Будет у нас свой олень в отряде. Может, сделаем его ездовым?

Решив так, я бросился за стадом вверх по склону пика. Но через короткое время понял, что четыре ноги намного лучше, чем две, а то что олени не курят, позволяет им дышать более свободно, чем 30-летним самоуверенным идиотам вроде меня. Короче, когда я, наконец, обливаясь потом и задыхаясь, добрался до вершины, оленей там давно и след простыл. Они мчались по тундре километрах в трех-четырех от подножья горы, причем впереди стада неслись как угорелые именно "маленькие и слабенькие" оленята.

Примерно с полчаса я сидел на вершине пика, отдыхал от этой гонки за оленями и хохотал над своей собственной дурью.

За оленями я больше с тех пор не бегал, поскольку это совершенно бесполезное занятие до жути напоминающее ситуацию, когда собаки бросаются с лаем вслед за проезжающими мимо машинами.

Наблюдая затем за стадом оленей на отдыхе, во время кормежки или перекочевки, я заметил, что совершенно не важно, кто в стаде поднял панику, и по какому поводу. Это может быть огромный самец, молодая важенка или олененок, которому и недели не исполнилось со дня рождения. Стадо как по команде бросается за убегающим в панике животным, затем также внезапно останавливается и спокойно пасется до следующего истеричного броска.

Может, эти инстинкты были заложены эволюцией? Ведь когда каждому животному в стаде грозит смертельная опасность рассуждать времени нет и тут спасение только в быстрой реакции. И рассчитывать приходится только на быстроту ног! Или такие броски входят в расписание ежедневных спортивных тренировок каждого оленя. Кто знает? Толковых объяснений от тундровиков я не слышал, а сами олени по этому поводу многозначительно молчат.

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ НА ШЕЕ

Однажды в Колючинской губе к нашему дому, расположенному возле берега моря подъехал вездеход. Из него, как горох посыпались оленеводы. О чем-то быстро переговариваясь между собой, они подозвали довольно высокого парня, похожего на чукчу лицом и заставили его согнуться у заднего борта вездехода. Затем нырнули в кузов, бережно извлекли из него маленького сухонького старичка и водрузили его на шею парня. Тот, обхватив шею парня ногами, улыбнулся и поздоровался. Несколько ошалелые от этой картины, мы поздоровались со стариком и его спутниками и пригласили всех в дом.

Войдя в дом, оленеводы бережно сняли старика с шеи парня, и усадили на почетное место у окна.

Мы быстро организовали чай. Перезнакомились. Оказалось, что вездеход направляется в их бригаду, которая стоит километрах в тридцати от нас. Бригада передовая, поскольку её почти не затронул массовый падеж оленей весной из-за непрекращающихся гололедов и жестоких пург. А сейчас надо делать оленям прививки, поэтому поехали в поселок за лекарством. Да еще прихворнул самый старый оленевод, поэтому и его заодно подлечили. А без него в тундре совсем плохо. Он отлично знает все пастбища, за два-три дня предсказывает плохую погоду, но совсем старенький, ноги уже не ходят. Поэтому его и носит самый крепкий оленевод. Кроме того, ему сверху хорошо всё видно и он у них как командир в армии. А в поселке ему худо: там его слушаются плохо и дома сидеть скучно. А зовут его Оо.

Пока ребята-оленеводы это говорили, дед сидел, прихлебывая чай, и улыбался доброй и немного застенчивой улыбкой. Мы живо им заинтересовались. Развернули перед ним карту и попросили указать место, где у них стойбище. Он почему-то перевернул ее наоборот и сразу же точно указал место на карте, поскольку пастухи говорили, что встали они недалеко от слияния двух речек. Попутно заметил, что карта неправильная.

- Почему? - спросил начальник отряда.

- Потому, что речки неправильно нарисованы, - ответил он.

- А сможешь показать, как правильно?

- Карандаш дай! - потребовал тот.

И тут он указал точку, где мы находились в настоящий момент. Карандаш уверенно заскользил по карте, изменяя очертания рек и озер.

- Так эта речка текла давно, когда я был молодой, а теперь течет вот так и так, - пояснял оленевод. - Наверно карта старый, как я!

И на самом деле, карта была выпущена в 1942 году, то есть почти 30 лет назад. И, конечно, за эти годы русла рек могли измениться. Это какую же надо иметь зрительную память, чтобы так помнить всё. Ведь никаких карт у оленеводов раньше не было! Мы сразу прониклись уважением к старому чаучу (так называют себя оленные чукчи).

Тем временем подоспел обед. Я заметил, что лучшие кусочки мяса и рыбы ребята-оленеводы подкладывали Оо.

- А сколько лет тебе, дедушка? - поинтересовался я.

- А я и сам не знаю, - простодушно ответил он, - может быть, восемьдесят, может быть, сто. Ведь паспортов, когда я родился, не было, да и года никто не считал!

Разомлев после обеда, он немного рассказал о себе. Говорил Оо на причудливой смеси чукотского, английского и русского языков. Оказалось, что родился он в семье бедного чаучу, который работал на богатого оленевода. Затем все родные умерли от какой-то болезни или от голода. Поскольку у чукчей ребенок, даже оставшись один, никогда не пропадал, он попал в семью этого богатого оленевода. Стал пастухом. Учили молодежь тогда старики-оленеводы. И учили крепко. По следам и внешнему виду пастухи знали, как говорится, в лицо сотни оленей. А сейчас оленей просто клеймят, и никто эту науку постигать не хочет. Своего оленя от чужака без клейма отличить не могут.

Мальчишкой его тянуло в море. Кроме того нравились девушки из прибрежных чукчей. Поэтому он сбежал из тундры и устроился на американскую китобойную шхуну, где проработал пять лет матросом. Вернулся затем на Чукотку, женился, стал охотником на морзверя, но потянуло снова в тундру. В то время была революция, все как с ума сошли, стали к власти рваться. Так он вновь стал оленеводом и больше с тундрой не расставался. У него пять сыновей, но ни один настоящим тундровиком не стал. По его мнению, их испортил интернат. Надо, чтобы ребенок рос в тундре, рядом с отцом и матерью. Тогда он станет настоящим мужчиной и оленеводом. Трудно было с ним не согласиться. Конечно, с одной стороны, благами цивилизации надо пользоваться. А с другой - нельзя отрываться от своих корней. Ведь олени как паслись в тундре веками, так и пасутся сейчас. И бегать за ними по-прежнему надо, чтобы перегонять с одного пастбища на другое. И лучше яранги никто еще жилища в тундре не придумал, а одежда из оленьего меха самая легкая и теплая. Высшая математика и физика с химией, безусловно, важны и нужны, но пусть ими занимаются те, у кого соответствующий склад ума и профессия.

Мы попрощались, и вездеход ушел. А я до сих пор тепло вспоминаю мудрого Оо, который был для оленеводов настоящей живой энциклопедией.

 

Литературный Кисловодск, N44-45 (2012г.)

СЕВЕРО-ВОСТОК

Новеллы

СОБАЧЬЯ ШКОЛА

Этот полевой сезон мы проводили в Колючинской губе. Место на Чукотке исключительное. Защищенная с трех сторон горными грядами, открытая только своей горловиной северным ветрам - губа была настоящим раем для птицы и зверя. Обилие рыбы привлекало огромное количество лахтаков и нерп. На узких галечниковых косах нередко устраивали лежбища моржи. Во время перелетов здесь останавливались на кормежку белые гуси и казарки, на многочисленных озерах и рядом с ними, гнездились канадские журавли, малые тундровые лебеди, гаги, гагары, множество куликов и воробьиных. На небольших холмах, как часовые, сидели на гнездах и ревностно их охраняли белые совы. Вдоль побережья нередко шлялись бурые медведи и росомахи, можно было встретить и волка, а уж песцы слонялись по тундре, как магаданские собаки по помойкам. Что касается мышевидных грызунов, то казалось, они живут под каждой кочкой.

В Колючинскую губу впадало множество больших и малых рек, из которых выделялась полноводная красавица Иони. По их берегам росли ива и карликовая березка, иногда выше человеческого роста, что само по себе впечатляло.

Особый микроклимат, обилие корма позволяло пастухам Иультинского и Чукотского районов успешно выпасать здесь оленей. Поэтому мы довольно часто с ними встречались. Иногда они приносили почту, иногда приходили просто так, пообщаться, попить чаю и обменяться новостями, поскольку из средств связи у нас были только маломощные рации "Карат" и радиоприемник "Спидола". У пастухов же рации были помощнее, они регулярно выходили на связь с поселком, в бригаду часто заходили вездеходы, так что они были более информированы - на порядок лучше, чем мы. Мы же регулярно вели метеонаблюдения, при анализе недельных показаний термографов и барографов могли с большой долей вероятности предположить ухудшение погоды и этими сведениями обменяться с пастухами. Кроме того, наличие всевозможного инструмента позволяло нам чинить все, начиная от примусов и кончая фотоаппаратами и часами. Следовательно, польза от общения была обоюдная.

В этот день к нам в гости пожаловал один из пожилых пастухов. Заметили мы его издалека. Он шел, как ходят тундровики: слегка покачиваясь из стороны в сторону, закинув руки за спину, где находилась на пояснице палка. Я, когда впервые это увидел, попробовал ходить так сам и понял, что это очень удобный способ ходьбы. Тундра мягко пружинит при ходьбе и, перенося вес тела с одной ноги на другую, ты как бы отталкиваешься от нее. Руки, заложенные за спину и опирающиеся на палку, не болтаются при ходьбе. Кроме того, спина остается прямой и способствует правильной осанке. Пастухи еще срезают обычно у резиновых сапог каблуки, которые только цепляются за траву и мешают ходьбе. Двигаясь таким образом, почти не устаешь, идти намного приятнее. Со временем я перешел на этот веками отработанный способ передвижения. Плохо только что, возвращаясь в город, мгновенно отбиваешь себе ноги об асфальт и начинает болеть спина. Скорее всего, поэтому оленеводы не очень любят находиться в городе, где и воздух жуткий, по сравнению с тундровым, и суета, и вдобавок ноги отбиваешь об асфальт и бетон.

...Тем временем поставленный нами, согласно законам северного гостеприимства, чай начал закипать, а пастух подошел ближе. Приглядевшись, мы увидели, что рядом с ним бегут два пса. Первый был взрослый кобель лайки-оленегонки, а второй той же породы, но щенок. Что меня изумило, обе собаки за ошейники были связаны веревкой, примерно полтора-два метра длиной. И если взрослый пес ровно бежал за хозяином, то щенок постоянно отвлекался: совал нос под кочки, пытался схватить выпорхавших из под его ног рогатых жаворонков, рыскал из стороны в сторону.

Но только веревка между псами натягивалась, взрослый пес угрожающе скалил зубы, а иногда слегка покусывал молодого и тот мгновенно усмирял свою прыть. Но хватало его не надолго. Пробежав рядом метров двадцать, щенок не выдерживал, и все повторялось сначала.

Выпив почти полчайника крепко заваренного чая, пастух, с наслаждением закурил и стал рассказывать о своей бригаде, о новостях в селе Нешкан и районном центре. Мы, в свою очередь рассказали ему об отряде, о важности академических исследований и о том, что скоро будем ставить сети на гольца. Затем покоптим и приглашаем его в гости на рыбу, заодно и своим товарищам возьмет несколько копченых хвостов. Он поблагодарил и стал собираться в обратный путь.

Меня же до жути интересовал вопрос: почему собаки бегают связанные веревкой?

- А просто старый молодого учит! - пряча улыбку в редкие усы ответил старый оленевод, - вот побегает со стариком лето, а к осени будет уже хорошей оленегонкой и учеба его кончится. Так мой отец и дед делали. А теперь я.

Вот оказывается, как все просто объяснялось. Получается как бы собачья школа. В ней есть и учитель, взыскательный и требовательный, есть и ученик. А в роли директора выступает хозяин-пастух. Только прогулять в этой школе нельзя, а трепку за плохое поведение получить проще простого и от учителя и от директора. И выпускные экзамены попробуй не сдать. Короче, хочешь - не хочешь, а надо учиться на отлично. Но какая же мудрость заложена во всем процессе. Впору хоть людям передавай опыт такого воспитания. И я, в который уже раз восхитился вековыми обычаями и традициями чукотского народа.

Ближе к осени старый пастух вновь оказался у нас в гостях. Вместе с ним пришел подросший молодой пес, который с успехом сдал экзамен. Он уже не носился как угорелый по тундре, а вел себя с достоинством, как и подобает настоящей лайке-оленегонке. Пастух погостил у нас два дня и ушел, унося несколько копченых балыков, в сопровождении четвероногого выпускника собачьей школы.

УЛИЦА, НАЗВАННАЯ В МОЮ ЧЕСТЬ

Эта история произошла в конце 80-х прошлого столетия. До этого я успел поработать несколько полевых сезонов на Чукотке в полевых отрядах. Начинал в Колючинской губе, которая расположена на берегу Северного Ледовитого океана в Чукотском районе. Поэтому Чукотский район был мне наиболее близок.

По разным причинам работу в академической науке пришлось оставить и в Чукотский район и его центр - поселок Лаврентия я вновь приехал в качестве лектора Магаданского обкома партии. После прилета разместился в уютной районной гостинице, где в каждом номере стоял электрический самовар, чашки и даже сахар. Попил с дороги с удовольствием чаю и пошел в райком партии. Когда шел по улице, обратил внимание на ее название и изумился: она была названа в честь человека, одной со мной фамилии.

По дороге в райком партии мне повстречалась симпатичная старушка-чукчанка, одетая в национальную одежду, которая несла удочки и небольшую сумку. Она как-то остро ко мне пригляделась. Я поздоровался автоматически с нею и только пошел дальше, как услышал вслед.

- Нехорошо, Женя старых подружек забывать!

- Да мы вроде с Вами незнакомы?

- Как незнакомы? А помнишь ты к нам за сигаретами в бригаду приходил в Колючинской губе? Я конечно, тогда молодая была и на рации сидела, а муж мой был бригадиром, но ты так с ним и не познакомился! Зато мы тебя долго с девочками вспоминали!

От стыда я не знал, куда и глаза девать. А она, как-то с добротой поглядывая на меня, продолжала.

- Я уже бабушка, у меня три внука. Вот рыбки немного поймала, приду, пожарю, и внуки рады будут. И ты приходи.

- А сколько ты рыбок поймала? - спросил я.

- Целых четыре штуки! Но ты не бойся, все равно поделимся, и она назвала адрес.

Я поблагодарил ее за приглашение и спросил, в честь кого названа улица, поскольку фамилия у меня такая же.

- Да в честь тебя, - бесхитростно ответила она, ты же работал у нас в районе, тебя многие местные помнят, поскольку ты человек хороший.

Я опять смутился. Конечно, я вспомнил, как у нас в отряде внезапно кончилось курево и пришлось топать в бригаду оленеводов, расположенную километрах в пятнадцати от нашего стана. В бригаде были одни женщины, которые устроили мне такой прием, что жена, если бы увидела, то сразу же заявила о разводе. Я принес им несколько копченых балыков гольца, а они так меня нагрузили не только куревом, но и провизией, что лямки у рюкзака трещали. Кроме того, каждая при прощании несколько раз меня расцеловала.

Поблагодарив нечаянно встреченную знакомую, я продолжил путь размышляя, какие же чистые душой люди - чукчи и эскимосы живут в этих суровых местах и как же мне повезло в жизни, что я уехал с "материка" на Север и смог с ними общаться и дружить.

Естественно, что сразу же при встрече с первым секретарем - Владимиром Ранавтагиным, с которым я был знаком довольно давно, я сразу же спросил, в честь кого названа улица?

- Как в честь кого? - удивился он, - фамилия твоя, значит в честь тебя! Ты же мне рассказывал, что ранее работал в нашем районе. Вот ее и назвали. У тебя же здесь много знакомых, сам говорил.

- Нет, я в это не верю, - продолжал упорствовать я. Пожалуйста, пусть твои девчата покопаются в архивах и установят точно.

- Ну, коли ты так настаиваешь попробуем установить точно, - с явным недоумением согласился он.

Весь следующий день райком партии провел в поисках истины. А вечером Валерий позвонил мне в гостиницу и сказал, что, к сожалению, установить ничего не удалось, и посоветовал с этой просьбой обратиться в райисполком.

Председатель райисполкома с пониманием отнесся к моей просьбе и обещал помочь. Два дня его сотрудники вели поиски. В конце мне позвонил председатель райисполкома и сказал, что они ничего не нашли и посоветовал обратиться в райком партии. Таким образом, круг поисков замкнулся. А вечером ко мне в номер заявились двое посетителей: первый секретарь райкома партии и председатель райисполкома. Молча разделись, поставили с треском на стол бутылку коньяка, разложили закуску и предложили выпить за улицу, названную в мою честь.

- Ничего мы не нашли, - заявили оба, - и потому приняли мудрое решение. Улица названа в честь тебя и точка. По крайней мере, мы закрепим это документально еще раз, чтобы ни у кого сомнений не возникало.

Что мне оставалось делать в такой ситуации? Ничего, кроме того, как доставать и ставить на стол вторую бутылку коньяка. Решили мужики - так решили. В конце концов, они тут власть, а властям всегда виднее.

Понятно, что трезвонить об этом в Магадане я не стал. И правильно сделал. Первый секретарь обкома плевать бы хотел на мои былые заслуги и если бы узнал об этой истории, тут же я бы был обвинен в нескромном поведении, и как минимум возникло персональное дело с известными оргвыводами. Мудрый Ранавтагин и не менее мудрый председатель райисполкома тоже помалкивали, только при встрече со мной в Магадане хитро подмигивали, как заправские заговорщики.

Спустя несколько лет после этого случая я был в отпуске и посетил свой родной город Саратов, где встретился с друзьями детства. Было о многом переговорено. Они никак не могли взять в толк, зачем я так долго живу в Магадане. Под конец встречи друзья стали хвастаться. Кто шикарной машиной, кто трехэтажной дачей на берегу Волги, кто суперсовременным двухэтажным гаражом с туалетом, ванной и комнатой отдыха.

- Все это мы приобрели, не выезжая из Саратова, - говорили друзья, - а что ты имеешь в этом вашем Магадане. Ну, квартира положим, трехкомнатная есть, но, насколько нам известно, ни машины, ни гаража, ни дачи у тебя нет ни там, ни здесь. Чего же ты достиг, и стоило ли здоровье гробить по всяким Чукоткам?

На первый взгляд было трудно чего-либо возразить. И тут меня осенило.

- Да ребята, вы правы, - ответил я, - ничего этого у меня нет. Но в далеком районном центре на Чукотке, поселке Лаврентия в честь меня названа улица. Меня не будет, а улица с моей фамилией останется!

За столом вдруг установилась гробовая тишина. Прервал ее Славка.

- На хрена мне нужна эта дача, гараж и машина, - с тоской в голосе возопил он. - Пусть хоть скромный обелиск, можно деревянный или жестяную табличку установят на улице, где я родился, больше мне ничего не надо. А у него целая улица будет стоять века. Мы тоже дураки - нашли, чем хвастаться.

Все в ответ на его тираду промолчали, уткнув глаза в пол, и я понял, что ребят зацепило и крепко.

Я все же пытался внести историческую справедливость. Вот что удалось выяснить у чукотских старожилов. Какой-то мой однофамилец вроде бы трудился в поселке Лаврентия. Под конец жизни работал в ЦК. Так там именовали центральную котельную. Однажды там сменными кочегарами работало аж целых три бывших председателя поселкового Совета. Они частенько собирались вместе и дружно, на основе своего богатейшего номенклатурного опыта, обсуждали действия властей. На их острый язык попадало любое начальство, будь оно хоть из самой Москвы. На эти посиделки часто заглядывали поселковые мужики. Естественно пили там не только чай. И в ЦК получали дельные советы, как поступить в той или иной жизненной ситуации. Возможно, мой однофамилец являлся полноправным членом ЦК, чем и прославился?

После этого прошли годы, вряд ли мне удастся побывать на Чукотке, в поселке Лаврентия, но когда вспоминаешь эту историю, почему-то становится тепло на душе и никуда не хочется уезжать с любимого Севера. Родным и близким, оставшимся на материке никогда этого не понять!

  Апрель 2008 г.

 

Литературный Кисловодск, N46 (2012)

СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЕ БАЙКИ

МОЖНО ЛИ УКУСИТЬ СОБАКУ?

Люди хоть и высокоорганизованные, но животные, следовательно, как все животные, могут кусаться. И кусаются, когда нечем выразить свои эмоции, или они перехлестывают через край. Младенцы кусают за грудь своих матерей, влюбленные нежно покусывают предмет своего обожания за разные места, боксеры иногда откусывают уши своих противников. То есть, как показывает мировая практика, люди давно кусают себе подобных и, похоже, испытывают от этого определенное удовольствие. Видимо, в далекие времена, когда зубы у людей были более крепкие и большие, они применялись не только как оружие защиты, но и нападения.

Ныне, когда животные другого вида перестали представлять угрозу для человека, а большинство хищников можно увидеть лишь на картинке или в зоопарке, реальную угрозу для урбанизированного человека могут представлять лишь собаки. Они иногда кусают людей, даже своих хозяев. А можно ли укусить собаку? И нужно ли? И в каких случаях? А если кусать, то за какое место? Эти вопросы у меня возникали с детства.

Впервые они появились тогда, когда я мальчишкой жил вместе с родителями на приполярном Урале, и у нас была вогульская лайка по кличке Север, который из-за обилия шерсти был похож на маленького медведя. С ним отец и я часто ходили на охоту в тайгу, а в остальное время пес жил в будке возле дома и очень неохотно шел в сам дом. Видимо, потому что мой младший брат все время приставал к нему: то хотел кататься верхом, то пытался завязать ему узлом хвост или хотел пса постричь. Тот с мученическим и обреченным видом терпел эти издевательства и лишь тогда, когда было совсем невмоготу, пастью мягко прихватывал маленького злодея за ногу или вежливо толкал грудью, от чего тот падал, но тут же вскакивал и вновь начинал приставать к собаке. В конце концов, брат начинал кусать пса за уши, от чего у того лились слезы, но укусить своего мучителя он так и не решался, хотя нрав у него был свирепый и он запросто в одиночку шел на медведя.

Будучи взрослым и работая на Чукотке, я узнал, что местные жители, которые имели упряжки собак, частенько их колотят, иногда за дело, иногда просто, чтобы не забывали, кто их хозяин, а самых злобных псов кусали за кончик носа. От этого свирепый пес моментально становился как шелковый, а зачастую "терял лицо", то есть натуральным образом свихивался, становился безвольным и заискивающим подобием собаки, и его безнаказанно мог обидеть всякий. Правда, когда хозяин лупцевал упряжку, то бил всех собак, за исключением вожака. Тот пользовался особым доверием хозяина и частенько наводил порядок среди остальных собак упряжки самостоятельно, без помощи хозяина. Мне кажется, что каждый пес в душе ненавидел вожака и мечтал занять его место.

От дрессировщиков - профессионалов служебных собак я узнал, что нападающую на человека собаку можно внезапно поднять над землей, и тогда она моментально теряет свою агрессивность. Но сделать это может лишь человек обладающий мужеством, силой и хорошей реакцией.

Несколько лет тому назад в печати было сообщение о судебном процессе в Англии, на котором рассматривался иск владелицы ротвейлера, которому студент откусил ухо в ответ на то, что тот порвал ему новые джинсы.

Из этих случаев складывается следующая картина.

Собак кусать можно. Иногда это просто необходимо. Кусать надо или за ухо или за кончик носа. Откусывать совсем, тем более жевать необязательно. Кусать за другие места, например за хвост или за бока, неприлично, да и трудновато, поскольку реакция у собаки все-таки зачастую лучше, чем у человека. Кроме того рот у человека забивается шерстью и рычать становится трудновато.

И вообще собак лучше любить, а уж если не получается, то относится к ним с уважением. Поверьте, каждый пес это почувствует, и тогда вы разойдетесь с ним мирно.

КАК ПОЧЕСАТЬ ЗА ПЯТКУ ДИКОГО ГУСЯ?

Эту почти невероятную историю поведал при встрече бывший директор Ольского лесхоза Владимир Иванович Ястребов. В прошлом крепкий хозяйственник, влюбленный в свою профессию, он редкое свободное время почти полностью посвящал охоте и рыбалке. Несколько лет назад вышел на пенсию и уехал на "материк", как выражаются магаданцы. Но каждый год стремиться в ставшие родными места. Мы с ним, изрядно погрузневшим, встретились на весенней охоте. Он уже не бегал по тундре, сидел часто недалеко от охотничьего стана на берегу озера на стуле, положив на колени старую двустволку. Так мог сидеть часами, не шелохнувшись. Я думаю, что дичь его не особенно волновала, он просто наслаждался ощущением весны и единения с природой.

Мы с ним часто общались в эту встречу. Видимо, проникшись ко мне доверием, он и рассказал о случае, происшедшим с ним много лет назад также на весенней охоте.

Однажды он решил поохотиться весной на гусей в тундре. Ровная, как стол, изобилующая бесчисленным количеством озерков и просто луж, Ямская тундра была излюбленным местом для кормежки летящих на гнездовья гусей. Здесь они чувствовали себя в полной безопасности, поскольку издалека могли видеть хищника или охотника.

Добрался Ястребов туда на вездеходе, предусмотрительно захватив все, чтобы спокойно поохотиться. Быстро поставил просторную палатку, сверху накинул на нее маскировочную сеть, затащил доски, спальник, оружие и печку с горючим. Распрощался с вездеходчиком, набросал на маскировочную сеть верхушки кочек с прошлогодней травой, выставил профили гусей и с чувством исполненного долга влез в палатку. Решил отметить приезд кружкой горячего чая. На портативном примусе вода закипела мгновенно.

Только он поднес ко рту кружку с крепко заваренным чаем, как послышался свист рассекаемого воздуха и гусиные крики.

- Ну и черт с ними, гусями! - подумал Ястребов, - пускай себе шастают, чай все равно допью, да и ружье еще не расчехлено.

Внезапно крыша палатки прямо у него над головой сильно прогнулась. Он пригляделся и увидел две гусиные лапы. От такого сюрприза кружка с чаем чуть не выпала из рук.

Держа ее в одной руке, Ястребов другой рукой потянулся и почесал гусю пятку. Гусь ногу отдернул. Тогда охотник начал чесать пятку другой лапы. Гусь почуял что-то неладное и решил взлететь, но одной ногой запутался в сетке и стал истошно орать. Наконец выпутался и с паническим криком улетел, а за ним и вся стая. А Ястребов представив эту картину со стороны, свалился и примерно полчаса хохотал до слез.

Эту историю он рассказал мне первому, боясь, что охотники поднимут его на смех. Хотя ничего, если подумать, странного не произошло. Хорошо замаскированная палатка гусям показалась просто холмом в тундре. А в кормящейся или отдыхающей стае всегда есть один или два гуся-охранника, которые внимательно наблюдают, чтобы к гусям никто не подкрался. Возможно, именно такой гусь и занял выгодное для обзора место. Но он не ожидал, что ему будут чесать еще пятки, и, наверное, сильно удивился, а потом просто напугался.

Пробыв с нами на охоте, и не добыв ни одного гуся, Владимир Иванович все равно довольный уехал в поселок Ола, где у него жил и работал сын. По слухам, прожил там до глубокой осени. Журнал "Колымские просторы", который я ему обещал, передали. Надеюсь, что в Нижнем Новгороде он теперь его с удовольствием читает и вспоминает охоту и рыбалку в нашем Колымском крае.

 

"Литературный Кисловодск", N47 (2012г.)

МОЖЕТ ЛИ ОЛЕНЬ БЫТЬ ХИЩНИКОМ?

Казалось бы совершенно глупый вопрос. Все равно как может ли волк быть травоядным? Для меня этот вопрос до острова Врангеля был ясен, как божий день. Однако, внимательно наблюдая за питанием оленей, я начал понемногу задумываться. Видели ли вы тундру после того, как по ней прошло стадо оленей? Она выглядит, как будто Мамай прошел войной. Широкая полоса, где не осталось ничего живого. Это "милое животное" лопает все подряд: траву, грибы, яйца птиц вместе со скорлупой, птенцов, леммингов, жуков и пауков, короче - все, что хоть мало-мальски пригодно в пищу. Даже грызет сброшенные прошлогодние рога, как ребятишки козинаки. Особенную ненависть у сотрудников нашего полевого отряда вызывала его прямо таки патологическая страсть к поеданию яиц из птичьих гнезд.

Надо отметить, что в то время мы работали по совместной советско-американской программе, посвященной изучению экологии белого гуся, который гнездился на острове Врангеля, а на зимовку улетал в Калифорнию. Чтобы лучше различать птиц американцы придумали легкие оранжевые ошейники с номерами. Мы отлавливали гусей во время линьки, одевали им ошейники и они держались на птицах два-три года, позволяя при помощи оптики без отстрела наблюдать птиц на местах гнездования, зимовок и во время перелетов. Особую ценность для нас представляли загнездившиеся пары, где оба гуся были с ошейниками. Такие гуси были исключительно ценными объектами для наблюдения.

Однажды под вечер я возвращался с маршрута и заметил на гнездовье оленей. Нехорошее предчувствие сжало сердце. В двухстах метрах от нашего балка было контрольное гнездо, где и гусак и гусыня были с ошейниками. Причем птицы так к нам привыкли, что на нас почти не реагировали и позволяли спокойно за ними наблюдать. Гусыня отложила шесть яиц и трудолюбиво их насиживала. Песцы, поскольку балок был недалеко, шастали рядом, но гнезду не угрожали. Поэтому, гуси были нам как родные, а гнездо было так дорого, как будто мы всем отрядом туда отложили яйца. И что же я увидел?! Недалеко от гнезда стояли печальные гуси и с обреченным видом смотрели, как засунув свою нахальную морду в гнездо, будто в сковородку, олень с упоением пожирал яйца.

- Перестань немедленно, проклятая скотина! - завопил я, срывая с плеча карабин "Барс".

Не тут-то было! Он уже не мог оторваться от такого угощения и стал торопливо доедать яйца, озираясь на меня и жадно слизывая с губ скорлупу с остатками желтка. Вытерпеть такую наглость было свыше человеческих сил! Я выстрелил по правой лопатке. Патроны в карабине были снабжены полуоболочными пулями. Такой снаряд при скорости 300 м/сек как нож в масло входит в тело, но, встретив сопротивление в виде кости, принимает грибовидную форму и выносит кость вместе с мясом напрочь. Так получилось и с этим злополучным гурманом. Его левую лопатку почти оторвало вместе с ногой. Олень очень удивился, прыгнул и попытался приземлиться, но ноги не было, и поэтому он красиво, как в американском боевике, кувыркнулся через рога и затих.

В другое время можно было бы порадоваться такому красивому выстрелу, почти как в голливудском фильме, но не сейчас. Я подошел, убедился, что яиц в гнезде не осталось, несколько раз со злобой пнул оленя и пошел к балку. Там некоторое время просто сидел и нервно курил, а народ терпеливо ждал рассказа о том, что произошло.

- Что произошло? А то, что сожрало "милое травоядное" наше лучшее контрольное гнездо, чтобы ему подавиться на том свете. Идите и заберите эту скотину на мясо. Лично мне на него смотреть противно, да и есть я эту падаль не буду. А увидите пастухов, то хоть одного за шкирку притащите сюда. Разговор серьезный к ним есть.

Ребята освежевали и прикопали в снежник оленя, а на следующий день рано утром пастухи сами заявились в гости. Встретили мы их неласково.

- Вот гнездовье, вот ваши олени, вот вы, - сказал я, - предлагаю вам убраться в течение получаса с гнездовья. Через полчаса начинаю стрелять. Время пошло!

Пастухи молча переглянулись и вышли. В течение получаса на гнездовье оленей не было, как, впрочем, и пастухов. И вообще в этот сезон мы пастухов больше не встречали, что было удивительно. Обычно они хоть раз в две недели появлялись у нас, делились островными новостями, приносили и забирали почту, а тут как вымерли все. Заехавший на гнездовье начальник заказника Винклер, легко разрешил наше недоумение по этому поводу.

- Сами виноваты, - сказал он, хитро улыбаясь в свои роскошные усы. - Бедные оленеводы примчались в поселок и сказали, что ваш начальник с ума сошел, велел не появляться вблизи гнездовья и по людям стреляет из карабина. Кому же охота пулю получить! Это мне на все плевать, семьи и детей нет, если и застрелят, то горевать особо некому. Поэтому я и приехал, такой уж я отчаянный мужчина!

Ребята валялись от хохота, а я задумался: какую же силу имеет слово, особенно если оно не понято и неверно истолковано. С тех пор к северному оленю, особенно врангелевской популяции, у меня отношение особое. Видимо ему сильно не хватает минеральных солей, поэтому он и стал такой всеядный. А может, подобный спектр питания у него запрограммирован суровостью северной природы? Кто может дать однозначный ответ? Лично для меня он травоядное животное, которое с превеликой радостью способно превращаться в хищника. И попробуйте меня в этом переубедить.

А с пастухами мы осенью все же встретились в поселке и наладили отношения. По крайней мере, с меня спала маска кровожадного тундрового монстра, охотника за невинными пастухами-оленеводами.

 

"Литературный Кисловодск", N48-49 (2013г.)

ОЛЕНИ, ДОБЫТЫЕ НА ОСТРОВЕ ВРАНГЕЛЯ

Рассказ

Надо признаться, что один из первых оленей, убитый учеными, погиб от злодейской руки Москвича. Этим именем мы далее будем называть одного из московских ученых в свое время проработавшего на острове Врангеля несколько полевых сезонов. Прибыв впервые на остров, он умудрился тайком провезти с собой мелкашку и патроны к ней. Время тогда было спокойное, отгородившись от остального мира "железным занавесом", страна и знать ничего не хотела о каких-то там террористах. Ну, борются люди за свободу от проклятого ярма империализма, чего-то там изредка взрывают, ну, а у нас против кого бороться? Против собственного народа? Да, есть инакомыслящие, чего-то там изредка орут и дружно потом в психушки попадают. Выходят тихие и умиротворенные, и все им уже нравится. Так думало большинство населения и правоохранительные органы тоже. Поэтому если ты вез оружие, тщательно упакованное в багаже, то это никого не волновало. Лишь бы не торчало за поясом или не болталось на плече. Тогда необходимо было предъявить разрешение и сдать оружие экипажу на время полета. А уж в тундре, тем более на острове Врангеля, батарею гвардейских минометов можно было упрятать, не говоря уж о мелкашке. Маленькая, то маленькая, но оленя со 150-200 метров валила запросто, если бить по левой лопатке. Главное, что выстрел негромкий, олень его не пугался, просто устало ложился на тундру и тихо умирал.

Первого оленя Москвич встретил в Тундре Академии, заболоченном участке, расположенном на северозападе острова. Громадный как лось он лежал на противоположном берегу озера. Особенно впечатляли рога, могучие, ветвистые. Дул сильный порывистый ветер, что осложняло стрельбу. Москвич учел это обстоятельство, поэтому первый выстрел сделал заведомо выше. Пуля взбила фонтанчик земли в полуметре над головой оленя. Вторая легла ниже, почти у самого уреза воды. Взяв, таким образом, оленя, как опытный вояка, в артиллерийскую вилку, Москвич выстрелил точно. По оленю словно ударили кнутом. Он вскочил и почему-то бросился в воду. Озера на Врангеле относительно мелкие, глубина редко превышает метр. Поэтому олень не плыл, а бежал по дну озера и, добежав до середины, благополучно скончался.

Москвич пошел его вытаскивать. Через несколько шагов обнаружил, что вода начинает заливать болотные сапоги. Делать нечего, пришлось вернуться, снять сапоги и идти без них. Опять плохо: оказалось, что под тонким слоем ила на дне озера сплошной лед. Пока он шел до оленя, стараясь удержать разъезжающиеся ноги, пришлось несколько раз упасть плашмя лицом в весьма прохладную воду. Как он тащил оленя на берег и что при этом говорил, не узнает, наверное, никто. Наконец, злой и мокрый, Москвич принес часть оленины в балок. Олень оказался старый. Он не поддавался ни жарке, ни варке. Сделать мясо съедобным удалось только с помощью мясорубки.

Члены отряда мужественно ели котлеты и рассуждали, что это великий грех - убить оленьего патриарха, который существовал на острове, наверное, со времен Ушакова. Ан - нет, погиб от злодейской руки. И хотел того забодать, но сил не хватило нести такие роскошные рога. А может, не хотел замарать их поганой кровью подлого убийцы и ушёл к "верхним людям" в бесчисленные оленьи стада с гордо поднятой рогатой головой.

Москвич, сам великий мастер розыгрыша, тихо сопел в миску, в душе проклиная и старого оленя, и озеро, и великолепный выстрел, и себя. Поистине - ни одно доброе дело не остается безнаказанным. С тех пор он бил оленей только на выбор, желательно недалеко от дома, и нестарых. Следуя этому правилу он однажды подогнал небольшое стадо оленей прямо к балку, завалил из своей мелкашки важенку, вспорол ей брюхо и с чувством глубокого удовлетворения пошел в балок пить чай.

Поставив на примус чайник, Москвич тщательно почистил винтовку, повесил ее на стену и вдруг услышал за стеной балка какие-то голоса. Выглянув в окошко, он увидел двоих пастухов, которые стояли у тела мертвой важенки, размахивали руками и о чем-то оживленно спорили.

Москвич спокойно вышел в предбанник, снял закипевший чайник и стал заваривать чай. В это время в балок вошли двое, один молодой парень - эскимос а второй - пожилой чукча.

- Вы зачем убили оленя? - не откладывая дело в долгий ящик, спросил пожилой чукча.

- Какого оленя? - изобразив на лице неподдельное удивление, ответил вопросом на вопрос Москвич.

- Как, какого? - вступил в разговор молодой пастух, - у вашего балка лежит убитый олень!

- И с чего вы решили, что я его убил? Может его кто-то убил и мне подбросил, а может быть он сам сдох.

- Не мог он сам сдохнуть: во-первых, это молодая важенка, а во-вторых, у нее пузо разрезано и кишки лежат наружу, - резонно возразил старик.

- Слушайте, вы мне со своим оленем уже надоели, - нагло заявил Москвич. Кто за оленями должен смотреть, вы или я? Они бегают у вас по тундре, подыхают, где им вздумается, кто-то им пуза вспарывает, а порядочные люди должны за все это безобразие отвечать!

- А можно винтовку посмотреть, - гнул свое хитрый старик.

- Да, пожалуйста! - ответил Москвич, - хотя вы и не следователь, а я не обвиняемый!

- Какомей! - удивился старик, заглянув в дуло, однако совсем чисто! Кто же важенку убил?

- В который раз говорю, не знаю я никакой важенки, не слышал никаких выстрелов и никого не видел. Спал, правда, крепко, а затем стал чай варить. Потом вы пришли, - с невозмутимым видом дурил пастухам головы Москвич.

- И что же нам теперь делать? - зачесал наконец старик озадаченно в своей полуседой, но густой шевелюре.

- А что хотите, то и делайте. Ваш олень - вам и решать.

Вконец обалдевшие от такой наглости пастухи коротко посовещались и вынесли вердикт: оленя подарить, поскольку он уже мертвый, себе взять немного свежего мяса, а часть приготовить прямо сейчас. Москвич не возражал против такого варианта. Важенку быстро разделали, немного мяса и голову пастухи упаковали в свои рюкзаки, одну заднюю ногу сварили и частично пожарили, а остатки туши прикопали в снежник неподалеку от балка.

Только закончили трапезу, причем от доброты душевной Москвич преподнес им по рюмке спирта, и перешли к чаю, откуда ни возьмись, появился вездеход с начальником отделения оленеводческого совхоза. Он, как охотничий пес, чутьем шел на запах оленины. Тут еще старик-оленевод, видимо, под влиянием спирта, опять затянул старую песню, что вот, мол, какую хорошую важенку загубили!

- Это какую важенку и кто загубил? - тут же встал в стойку, как пойнтер, мгновенно насторожившийся Юнак.

- Никто никого не загубил. Это я подарил своего оленя ребятам. Пусть едят, да и мы себе мяса немного взяли, - спас положение молодой пастух, ногой лягнув под столом старика.

- Это хорошо, это не возбраняется, - с удовлетворением отметил Юнак. А меня свеженинкой хоть угостите?

Отобедав, гости загрузились в вездеход и благополучно отбыли восвояси.

Самое главное - никогда и ни в чем не сознаваться, поучал членов отряда Москвич. Обязанность доказывания лежит на следствии. Надо твердо помнить 49 и 51 статьи Конституции Российской Федерации. Желательно знать их наизусть!

- Да я, хоть по рождению и сам москвич, но таких пройдох, как ты даже в Москве, наверное, вряд ли больше десятка найдется, - заметил техник Валентин. Впрочем, может, ты в чем-то и прав. Народ у нас слишком забитый, скомандуешь повеситься, так не только сами в очередь выстроятся, но еще и мыло вскладчину купят!

- Вот и я говорю, - мгновенно откликнулся Москвич, - надо знать свои права и как Ося Бендер говорил, чтить Уголовный кодекс. Тогда тебе сам черт не брат!

...Последнего своего оленя в этот полевой сезон Москвич завалил на глазах у начальника отряда, которого весь отряд и в глаза и за глаза называл Капитан.

Дело обстояло следующим образом. Вечером, голодные, как два песца, они возвращались с маршрута. У начальника на плече болтался карабин "Барс". До базы у горы Тундровой оставалось менее километра, когда вдруг Москвич взял за плечо капитана.

- Что это ты обниматься надумал, ничего съестного у меня в карманах нет, - невежливо буркнул тот.

- Тихо, олени! И, по-моему, приличное стадо, - почему-то шепотом промолвил москвич. - Давай я одного завалю, тащить недалеко, зато с мясом будем. То-то боцман обрадуется!

- Да я не против, - откликнулся капитан. Твоя идея - вот и давись ею! А я пока чай закочегарю, а потом тебе помогу рогатого в голом виде до балка дотащить.

С этими словами он сдернул с плеча карабин, передал его Москвичу и раскачиваясь при ходьбе, как старый оленевод, двинулся по кочковатой тундре к дому. В домике никого не было. Капитан мгновенно разжег примус "Шмель", поставил на него прокопченный чайник и, прихватив подзорную трубу, вышел понаблюдать за действиями Москвича. В поставленную для удобства на железную бочку трубу все было видно как на ладони.

Москвич, согнувшись в три погибели, приближался к медленно движущемуся стаду. Вот он опустился на колени, затем пополз, и стал поднимать ствол карабина. Внезапно стадо резко дернулось, пробежало несколько метров и опять стало спокойно пастись. Москвич отложил карабин в сторону, сел и спокойно закурил.

- Все грамотно сделал, собака, - уважительно подумал капитан, - а выстрела не слышно из-за ветра. Теперь ждет, чтобы олешек "заскучал" окончательно.

В трубу было видно, как один олень отделился от стада и лег на тундру, но голову пока держал высоко. Москвич встал и пошел прямо к оленю. Стадо ускорило шаг и вскоре скрылось за ближайшим холмом.

- Что-то рановато его черти к оленю понесли, - подумал про Москвича капитан, - как бы тот ему не начал фортеля выкидывать.

Тем временем тот подошел к оленю сзади и нагнулся над ним. Олень поднял голову, оглянулся и копытом задней ноги ударил незадачливого охотника в живот. Удар, видимо, был не слабый, поскольку тот даже выронил карабин и отлетел метра на два. Поднявшись на ноги и подобрав карабин, незадачливый охотник обошел оленя сбоку и прицелился оленю в голову. Затем опять отложил карабин, выхватил нож и ухватил оленя за отросток рога. Тому не понравилось такое фамильярное отношение, он резко мотнул башкой и Москвич вновь полетел по воздуху, держа в руках уже не карабин, а нож. Приземлившись как кот на четыре конечности, он стал буквально бросаться на оленя. Как продолжалась эта схватка дальше, капитан видеть не мог, поскольку, согнувшись пополам и обняв бочку на которой стояла подзорная труба он буквально рыдал от хохота.

Вскоре подошел Москвич. Оглядев бочку, подзорную трубу и подозрительно равнодушного капитана он сразу все понял.

- Ну что, всё видел? - спросил он хмуро. Представляешь, я ему и глотку перерезал, а он все никак не успокоится. Какой-то бешеного здоровья олень попался.

- Бывает, - согласился капитан. - А куда ты в него пулей попал и почему не добил из карабина?

- Так в карабине был всего один патрон, и пуля вошла оленю в задницу. Стал бы я на него иначе с ножом бросаться, - расхохотался наконец-то Москвич. - Ты что, специально один патрон оставил?

- Да нет, конечно. Просто ты не спросил, а я не подумал. Видимо, степень дурости у нас примерно одинакова, - ответил, усмехаясь, капитан. - Ладно, пошли, притащим этого героя с пулей в заднице, пока ребят нет.

Вдвоем они быстро разделали оленя, притащили домой и даже поставили жариться мясо в большой сковороде. Тут подошли остальные и как волки накинулись на свеженину. Капитан решил умолчать про подробности охоты, но Москвич, ничуть не смущаясь, так красочно расписал свою битву с рогатым, в таких образных выражениях, что народ ржал, как безумный.

Кстати, после знакомства с начальником отделения совхоза "Пионер" Юнаком, который претендовал на звание хозяина острова, была негласная договоренность, что за сезон можно отстрелить на котловое питание одного-двух оленей. Главное, чтобы пастухи об этом не знали. Такая же негласная договоренность была с пастухами, но те просили сделать так, чтобы начальник отделения совхоза об этом не знал. Поэтому оленей можно было стрелять совершенно спокойно. Правда, полевой отряд этим никогда не злоупотреблял, об этом знали и оленеводы и Юнак. Более того, с пастухами сложились дружеские отношения, и ученые нередко их также выручали, снабжая продуктами, которые на полевой сезон всегда закупались с изрядным запасом.

 

Станислав Подольский. Настоящие люди (о книге писателя-магаданца Евгения Сычёва)

 

Страница "Литературного Кисловодска"

Страницы авторов "Литературного Кисловодска"

 

Последнее изменение страницы 27 Nov 2021 

 

ПОДЕЛИТЬСЯ: