Страницы авторов "Тёмного леса"
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
- Мир вам, друзья. Вас приветствует Елена Смирнова. Мы продолжаем наш цикл, посвященный новомученикам и исповедникам. И вновь я в стенах Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета; мы беседуем с нашим постоянным автором Михаилом Гаром, научным сотрудником отдела новейшей истории ПСТГУ.
Здравствуйте, Михаил.
- Здравствуйте, уважаемые радиослушатели. Вот мы с вами вновь встретились в дни, близкие к празднованию памяти священномученика Петра, митрополита Крутицкого, одного из самых великих святых угодников XX века. У нас уже в прошлом году была передача, был рассказ о жизни митрополита Петра; и сегодня мы эту передачу продолжим. Продолжим, учитывая, что в ней тогда поместилось не всё. И обратим сегодня внимание на те документы, которые дошли до нас от митрополита Петра, дошли - по великой милости Божией - в подлинном, неискаженном виде. И прежде чем присмотреться к их страницам, мы должны будем вспомнить основные события его жизни, для того чтобы был понятен их контекст. Но при этом, вспомнив общую канву событий, мы особое внимание обратим именно на его наследие.
Итак, на Благовещение 1925г. отошел ко Господу святейший патриарх Тихон. "И нет его, кто столько лет стоял на страже Церкви православной", - заметил тогда в своих стихах, посвященных происшедшему, митрополит Трифон (Туркестанов). Владыка Трифон, автор благодарственного акафиста "Слава Богу за всё" памятен нам еще и тем, что он, будучи одним из архиереев, кто провожал святителя Тихона в последний путь, и одним из тех, кто своей подписью утвердил вступление в должность патриаршего местоблюстителя митрополита Петра, вот он, владыка Трифон, был, пожалуй, единственным достоверно известным нам настоящим глубоким доброжелателем нового Местоблюстителя.
Нам известно про митрополита Петра, что он воспринял архиерейский сан довольно поздно. Это произошло уже в 1920г.; ему было уже за пятьдесят, существенно. До того он, по представлениям многих, был как бы обычным мирянином - чиновником от духовного образования, действительным членом учебного комитета Русской Церкви; тогда, когда еще существовали духовные школы, до революции, когда они не были закрыты. По должности он заведовал всеми духовными училищами; т.е. начальной ступенью духовного образования, во всей Русской Церкви. Но тогда, когда произошла революция, тогда, когда большевики издали свои первые декреты, один из которых - об отделении Церкви от государства и школы от Церкви, тогда все духовные школы свое существование прекратили. И митрополит Петр оставался некоторое время без работы. Его попытки устроиться на работу светскую успеха большого не имели; на одной из таких работ на него сразу же написали донос, пришлось уходить.
И в этот момент о нем и вспомнил патриарх Тихон; и сразу сделал ему особое предложение: а не хотели бы вы стать епископом. Он давно его знал; давно знал, какой это человек. И вот на это предложение митрополит Петр, как мы тоже помним по предыдущей передаче, откликнулся и дал свое согласие. А уже в кругу семьи, точнее сказать, в кругу семьи брата, своей семьи он не имел, он сказал о том, что понимает, что его теперь ждет: если он согласится, то его расстреляют, рано или поздно, а если откажется, то будет предателем Церкви. Чего он, собственно, и не захотел, потому и согласился.
Но многие, даже архиереи, его знали недостаточно хорошо; для них он был человеком не таким уж и известным. И если кто-то о нем и слышал, когда-то, может быть, сталкивался по служебным делам своим, то это немногие, и немногие его знали как человека. И поэтому таковым он казался выскочкой. В 1920-м году рукоположенный, очень недолго бывший священником, архимандритом - уже епископ! Уже ближайший помощник патриарха! Они десятилетиями служат и до этого уровня не достигают; а тут так быстро, внезапно почти!
И показательно, что хотя почти все, кто присутствовал при погребении святителя Тихона, и проголосовали за утверждение митрополита Петра, но был один голос, и очень твердый, против: владыки Серафима (Чичагова). Вот уважаемый архиерей, и мудрый, и авторитетный, но он свое предубеждение против митрополита Петра на тот момент преодолеть не смог. В дальнейшем блестяще подтвердятся сказанные в тот день митрополитом Трифоном (Туркестановым) слова: "Я желаю вам стать тем камнем, на котором Господь утвердит Русскую Церковь". Само имя Петр отсылает нас к греческому petros - камень. И поэтому понятен смысл такого пожелания: оно многозначное, оно глубокое. Это не случайная игра слов. Владыка Трифон видел достойнейшую личность в митрополите Петре; он отличался таким чутким сердцем.
Мы сегодня как раз и рассмотрим то, как митрополит Петр в своей жизни воплотил это благопожелание. Напомним мы и еще одно: что местоблюстителем патриаршего престола он стал потому, что святитель Тихон оставил по себе завещание. Передача патриарших полномочий по завещанию в принципе не была принята в Церкви никогда. Но Собор, Поместный Собор 17-18-го года дал это право патриарху Тихону. Дал потому, что наступила эпоха гонений; и никто не знал, сможет ли когда-то еще собраться Собор. И всвязи с такой трудной ситуацией это исключительное право святителю Тихону дали. В завещании он назвал трех лиц: Казанского митрополита Кирилла, Ярославского митрополита Агафангела и последним - митрополита Крутицкого Петра.
Вот эту историю мы вспоминали; у нас были подробные рассказы о митрополите Кирилле и о митрополите Агафангеле. И сегодня мы просто видим необходимость еще раз вспомнить, что был такой документ, было такое завещание. И также важно, что и митрополит Кирилл, и митрополит Агафангел находились далеко от Москвы, оба были в ссылках, и поэтому вступить в должность Местоблюстителя они не могли, как это положено делать. Но больше того, они не просто не могли, потому что были далеко, а не могли еще и потому, что органы госбезопасности это не позволили бы ни при каких условиях.
- Тогда получается, что хиротония митрополита Петра - она была промыслительной в данном случае, да?
- Безусловно.
- Получается, что святитель Тихон как бы провидел такую ситуацию.
- Может быть, он в тот момент не думал еще об этом. Он привлекал его как достойную личность, как помощника верного, как того человека, в котором был уверен. Но в будущем это имело такое вот продолжение.
Мы не устаем удивляться тому, что митрополита Петра, можно сказать, никто как бы не узнал; кроме некоторых лиц только лишь. Не распознали его и органы госбезопасности; иначе бы они никогда не согласились на то, что он будет Местоблюстителем. Нужно честно признать, что реальность того момента, когда скончался святитель Тихон, уже была такова, что без органов госбезопасности невозможно было возглавить Церковь Русскую. Они имели такую прямую власть в этом смысле. На местоблюстительство митрополита Петра они согласились; стало быть, имели в виду и какие-то свои цели.
Последние месяцы жизни святителя Тихона митрополит Петр исполнял очень трудную обязанность своего рода курьера, связного между патриархом Тихоном и руководством этих органов, Евгением Александровичем Тучковым в том числе, главным специалистом по разрушению Церкви. Патриарх Тихон даже и в свое время из-под ареста был отпущен под подписку о невыезде; он оставался постоянно под следствием. Каждое его действие должно было получать санкцию. Вот он желает послужить в том или ином храме - нужно, чтобы это утвердили чекисты; нужно, чтобы его элементарно выпустили из дома, в котором он жил; нужно, чтобы было разрешение - иначе его просто не пустят. И о таких вещах договариваться и должен был митрополит Петр.
Кроме того, чекисты постоянно оказывали давление на святителя Тихона: чтобы он выпустил тот или иной документ, который чекистам нужен, чтобы он предпринял то или иное действие. Постоянно велись эти переговоры. Постоянно святитель Тихон стремился как-то устоять, не пойти на поводу, выдержать нужную линию, сохранить какую-то свободу церковную. Это была постоянная его забота. И в этой заботе ему и помогал митрополит Петр, который от его лица последние месяцы вел переговоры с Тучковым.
И он так это умел делать, митрополит Петр, что, очевидно, в органах госбезопасности не сомневались, что он самостоятельной личности как будто бы собой не представляет; он с буквальной точностью передает то, что говорит патриарх; что он - человек совершенно не честолюбивый. И считали, что да, вот такая фигура как бы серая подойдет; и дальше чекисты смогут диктовать ему свою волю.
- Но опять же здесь промысл Божий, потому что всё, что говорил святитель Тихон священномученнику Петру, это ведь всё потом он исполнял в течение десятилетий. Он был ближайший помощник...
- Причем настолько неуклонно...
- Да.
- ...Что это удивительно, при таком, при глубочайшем смирении личном - вот он никогда не искал никакого личного благополучия; он свое служение Церкви ставил всегда на первое место. Мы вдальнейшем увидим, увидим вновь, насколько он никого не боялся; насколько не боялся за Христа и умирать. Но в тот момент чекисты не догадывались об этом. И поэтому согласились с тем, что он будет Местоблюстителем.
Собственно, активный период его деятельности как Местоблюстителя, когда он был еще на свободе, длился совсем недолго. Это всего лишь часть 1925 года; от апреля до 10 декабря. Вот 12 апреля он вступил, а 10 декабря был арестован. Нетрудно убедиться, что это чуть больше чем полгода всего лишь.
За эти полгода чекисты предлагали ему сделать несколько вещей им выгодных. Мы опять-таки должны вспомнить, что главная идея их политики в отношении Церкви в тот момент была в том, чтоб подорвать церковный авторитет.
- Очень похоже на современную ситуацию.
- Но боюсь, что прямую аналогию провести все-таки трудно.
А в тот момент это была совершенно определенная точная цель; было очень много верующего народа еще в 20-е годы. И просто так, впрямую, путем террора невозможно было достичь именно подрыва авторитета церковного. А Церковь рассматривалась властью как идейный враг; не достаточно просто убить, нужно авторитет обратить в прах.
И для этого еще святителю Тихону навязывалась, например, такая вещь как соединение с обновленчеством. Но народ церковный прекрасно знал, кто такие обновленцы; знал, что они насаждены чекистами; знал, что они представляют собой, как и сами чекисты писали, сброд. И конечно, союз хотя бы с кем-то из обновленцев был бы воспринят верующим народом очень негативно. И тем самым, если бы патриарх Тихон принял в общение того же Красницкого, деятеля обновленческого, то, конечно, некоторые люди могли бы отвернуться от патриарха в этом случае. И тогда бы уже Тихоновская церковь, как о ней говорили чекисты, потерпела бы большой ущерб в своей репутации.
Вот ровно это же предлагали и митрополиту Петру: предлагали соединяться с обновленцами. Он, как мог, отказывался. Поначалу у него это получалось; он апеллировал к тому, что он не патриарх, а только местоблюститель, что он - лицо, не несущее такой ответственности, что он не может, это Собор должен решать. Но, конечно, чекисты не стали это слишком долго слушать.
И потом ему предлагались и еще некоторые вещи; например, нужно было осудить русскую зарубежную Церковь - за ее политическую устремленность, за монархические взгляды устаревшие, за антисоветскую деятельность, проходящую за границей; и особенно нужно было осудить взгляды митрополита Антония (Храповицкого), одного из кандидатов на патриарший престол в свое время, выдающегося иерарха, который теперь служил в Сербии и возглавлял Карловацкий Синод. Митрополит Петр отказывался от какого-либо осуждения зарубежных иерархов. И тогда от него чекисты потребовали, казалось бы, совсем простого действия: чтобы он митрополита Антония уволил бы с Киевской кафедры. Он оставался по-прежнему по титулу митрополитом Киевским, хотя давно уже эмигрировал, хотя уже давно служил в Сербии, в Киеве никаким образом не появлялся; и Украинской Церковью тогдашней руководил совсем другой человек; но формального увольнения хотели чекисты от митрополита Петра. Чисто формального, всвязи с тем, что архиерей отсутствует на своей кафедре более чем несколько лет. Но даже и на это не согласился митрополит Петр. Он ни в чем не уступал никаким уговорам, никаким угрозам; не поддавался вовсе.
- Как скала.
- ...И добились от него чекисты только лишь жесткого ответа; ответа, который вошел в историю. Этот ответ мы даже и процитируем. Митрополит Петр 28 июля 1925 года выпускает послание об отношении к обновленчеству. От него-то требовали соединиться с обновленцами, а он выпускает такой документ:
"К глубокому прискорбию произошло разделение в самой Православной Церкви. По слову Божию, "они вышли от нас, но не были наши; ибо если бы они были наши, то остались бы с нами". Мы разумеем так называемых живоцерковников, обновленцев, возрожденцев. Все они своей самочинной иерархией, самочинным устроением церковной жизни, как в исконной России, так и на Украине и в других местах отделяются от единого Тела Христова, т.е. от святой его православной Церкви, и тем смущают православный народ. В настоящее время так называемые обновленцы все более и более говорят о соединении с нами. Но нужно твердо помнить, что по канонам вселенской Церкви все такие самочинно устраиваемые собрания незаконны. Не о соединении с Православной церковью должны говорить так называемые обновленцы, а должны принести искреннее раскаяние в своих заблуждениях. Присоединение к святой православной Церкви так называемых обновленцев возможно только при том условии, если каждый из них в отдельности отречется от своих заблуждений и принесет всенародное покаяние в своем отпадении от Церкви. И мы непрестанно молим Господа Бога: да возвратит он заблудших в лоно Церкви".
Прямо сказано, что обновленцы - не Церковь.
И после этого чекисты стали лишь искать повода для ареста митрополита Петра. Тогда не было принято издание таких документов вменять в непосредственную вину; обычно для того чтобы кого-то из архиереев в чем-то обвинить, нужен был повод иной; чтобы его легче было назвать контрреволюцией. Вроде бы здесь речь о внутрицерковных делах, прямой контрреволюцией это не назовешь. И поэтому чекисты организовали опять-таки известную теперь уже провокацию. Провокатор нашелся: человек по фамилии Соловей, был такой лжеепископ, который то примыкал к обновленцам, то пытался вернуться, то говорил, что имеет отношение к зарубежникам. Так или иначе, он дал нужные чекистам показания о том, что митрополит Петр с его, Соловья, участием налаживал связи с контрреволюционными зарубежными монархическими кругами. И вот это стало главным обвинением.
Сюжет с Соловьем совершенно детективный; он, может быть, заслуживает и отдельного рассказа, но в данном случае дело не в нем; дело в результате. В результате митрополит Петр был арестован 10 декабря 1925 года. И так закончилась его активная, заметная внешне, деятельность в качестве Местоблюстителя. Дальше начался новый период.
Интересно, что за несколько дней до ареста митрополит Петр составил завещание. И первым, кто должен был стать его заместителем в случае ареста, был митрополит Сергий. Тот самый митрополит Сергий (Страгородский), который к тому времени был одним из известнейших и опытнейших иерархов, тот самый митрополит Сергий, который в 1922 году, когда органами госбезопасности был инспирирован обновленческий раскол, вместе с некоторыми другими иерархами выпустил так называемый "Меморандум трех", в котором призывал всех присоединяться к обновленчеству, к Высшему Церковному Управлению, ими организованному. Правда, это был, конечно, политический маневр; когда ситуация изменилась, и патриарх Тихон был в 1923 году под подписку о невыезде освобожден, митрополит Сергий одним из первых принес покаяние в своем отпадении в обновленческий раскол, и был снова принят в церковное общение.
В 1925 году многие иерархи еще помнили тот его поступок. И поэтому ему поначалу не на кого особенно было опереться. Но митрополит Сергий вступал в свои обязанности заместителя патриаршего местоблюстителя очень осторожно, постепенно; это тоже отдельный сюжет.
Поначалу он прислал из Нижнего Новгорода, где находился (под подпиской о невыезде, кстати сказать), скромненькое письмо в Москву, адресованное даже не конкретно кому-то, а тому, кто управляет сейчас Московской епархией; и там было написано: прошу вас довести до сведения благочинных и священников о моем вступлении, о том, что не могу уклониться от этих обязанностей.
Власти не возражали против вступления митрополита Сергия в должность заместителя. Вероятно, они рассчитывали постепенно договориться с ним.
- Так ведь и оказалось.
- Да, хотя и не сразу.
И даже митрополиту Сергию, можно сказать, простили разорение еще одной чекистской затеи - с григорианским расколом, который называли в народе "обновление номер два". Эта история оказалась не такой уж и значимой; но все-таки она была, и мы ее поэтому упоминаем; и митрополит Сергий в свое это первое заместительство сумел не таким уж и сложным способом довольно быстро преодолеть эту чекистскую затею; и григорианский раскол, собственно, далеко идущих последствий никаких не имел. Тем более, что в народе всё равно все знали, что это - еще одна авантюра.
Продолжали чекисты требовать от нового заместителя, пользуясь тем, что митрополит Петр в заключении, продолжали требовать всё того же: чтобы он сделал что-то такое, что подорвало бы церковный авторитет в глазах верующих людей. В принципе, чекистам было даже не так и важно, что это будет; они всякий раз находили что-то новое, для того чтобы тот иерарх, который возглавляет русскую Церковь, себя скомпрометировал. И в данном случае от митрополита Сергия продолжали требовать какой-то декларации о верности советской власти. Неизбежно, если такая декларация выйдет, она, как полагали чекисты, должна будет авторитет церковный подорвать; хотя бы, как минимум, верующий народ увидит признаки угодничества перед властями в этом; признаки того, что Церковь как-то склоняется перед большевиками.
Митрополит Сергий не хотел выпускать такой документ. Он даже подготовил проект документа, который оказался совершенно противоположным по смыслу тому, что ожидали от него. Цитата из этого проекта сможет нас в этом убедить: митрополит Сергий писал, что "будучи искренними до конца, мы не можем замалчивать того противоречия, какое существует между нами, православными, и коммунистами-большевиками; они ставят своей задачей борьбу с Богом, с его властью в сердцах народа; мы же весь смысл нашего существования видим в исповедании веры в Бога; они признают лишь материалистическое понимание истории, мы верим в промысел Божий. Отнюдь не обещая, - пишет митрополит Сергий, - примирить непримиримое и подкрасить нашу веру под коммунизм и религиозно оставаясь такими, какие есть, староцерковниками или, как нас называют, тихоновцами. И прогресс церковный мы видим не в приспособляемости Церкви к современным требованиям, не в урезке ее идеала и не в изменении ее учения и канонов, а в том, что при современных условиях церковной жизни и в современной обстановке суметь зажечь и поддержать в сердцах нашей паствы весь прежний огонь ревности о Боге. Мы не можем взять на себя также наблюдение за политическим настроением наших единоверцев, хотя это наблюдение и ограничивалось бы тем, что за благонадежность одних мы ручаемся, а других будем лишать такого ручательства. Для этой цели у советской власти есть орган более подходящий. Тем паче мы не можем взять на себя функции экзекуторские, применять церковные кары для отмщения..."
- Это то, что писал первоначально, да? А в результате?
- А врезультате будет известная декларация, выпущенная в июле 1927 года; т.е. через год. Об этом еще вся речь впереди.
Во всяком случае, вот этот документ, который вначале был предложен митрополитом Сергием, властям, естественно, абсолютно не подходил; и, надо думать, что послужил для них дополнительным раздражителем. Тем более, что он поразительно перекликается с известной декларацией Соловецких епископов, которые из соловецкого заключения тоже пытались сказать советской власти о том, что мы не можем подкрашиваться в коммунистические цвета, но при этом мы остаемся лояльными гражданами Советского Союза; мы не борцы против власти, мы не устраиваем переворот; мы просто хотим свободно верить в Бога, служить ему. Вот это был лейтмотив. А Церковь оставалась бы, как надеялись Соловецкие епископы и поначалу митрополит Сергий, аполитичной; связывая всё свое упование с Господом, а властям подчиняясь в тех аспектах, которые не касались веры, не касались церковной совести. Органам госбезопасности, после того как митрополит Сергий аккуратно расправился с григорьевцами ипоказал свой проект декларации, уже, конечно, не казалось, что будет с ним так легко.
А тут еще история с подпольными выборами патриарха. Активные архиереи их организовывали, и готовя их, получили десятки подписей епископов в пользу кандидатуры митрополита Кирилла Казанского - самого авторитетного из иерархов, первого, кого патриарх Тихон называл своим местоблюстителем. Авантюра с тайными выборами патриарха была чекистами довольно быстро раскрыта. И в связи с этим множество народу было арестовано - и тех, кто ездил к архиереям, собирал подписи, и сами архиереи, и наконец митрополит Сергий, который не мог об этом не знать, и чекисты приняли решение о том, что надо и его как-то смирить.
После этого должно было дальше вступать в силу завещание митрополита Петра - он называл после себя троих: митрополит Сергий был первым, дальше должен был быть экзарх Украины владыка Михаил (Ермаков), но тот отказался; и тогда третий человек должен был стать заместителем местоблюстителя - митрополит Иосиф (Петровых). Но митрополит Иосиф власти устроить не мог; он был известен своей бескомпромиссностью. Поэтому он буквально сразу же, как только узнал, что ему предстоит, сам написал завещание. И в итоге заместительство воспринял викарный епископ, совсем немногим людям известный тогда, Угличский владыка Серафим (Смайлович). Он управлял русской Церковью сто дней. Управлял очень мудро; он вспомнил еще соборное определение, которое касалось того, что в случае если потеряна связь с церковным центром, если гонения так развернулись, что где-то, в какой-то епархии невозможно запросить ни местоблюстителя, ни патриарха, ни собор, то можно управляться самостоятельно; это известный документ, еще соборный; в дальнейшем и патриарх Тихон такую установку подтверждал; и вот собственно, на нее и ссылался архиепископ Серафим. Он говорил, что сейчас такие обстоятельства, что нужно сношения со мной свести к минимуму; и только уже какие-то такие решения, совсем принципиальные если нужно будет принимать, ну и плюс к тому рукоположение новых архиереев - то тогда уже надо обращаться ко мне, говорил он; а все текущие дела решать самостоятельно. Чекисты, которые поначалу архиепископа Серафима тоже недооценили, очень быстро поняли, что он - человек несгибаемый. Он тоже один из замечательных святых XX века; об этих ста днях его управления русской Церковью уже вышли публикации; известно о них достаточно подробно. И известно то, что ему предлагали чекисты вещь, можно сказать, новую: созвать синод при себе, из тех кандидатов, которых чекисты предложат, и отныне уже впрямую подчиняться им; и за это обещали ему легализацию церковного управления.
Это была одна из главных проблем - всё церковное управление было вне закона советского. И собственно, чекисты вот этих деклараций и требовали, обещая взамен: мы вас легализуем; вы должны нам поклониться, на оба колена встать, и тогда мы вас легализуем. И соответственно, вот это вот поклонение на оба колена должно было стать тем, что подорвет церковный авторитет, по их замыслу.
Архиепископ Серафим отказался от такой "почетной" легализации, немедленно был выгнан обратно в Углич - его для этого в Москву вызывали на Лубянку. И тотчас в органах госбезопасности решили его отставить.
- Но ведь почти то же самое было предложено и священномученнику Кириллу Казанскому.
- Безусловно, безусловно, но с тем же успехом.
- Да, потому что ему ведь тоже предлагали: да, мы вас все-таки легализуем как патриарха, как вот вас все просят, но для этого вы должны будете ставить тех людей, которых мы поставим, и снимать тех людей, которых мы вам прикажем.
- Несомненно, несомненно, это вот всё та же линия.
Архиепископ Серафим удержался от этого и был сразу же отставлен. Ему было приказано, что пока вас еще не совсем выгнали, вы должны сидеть вообще тихо. И в это время активизировались усилия чекистов в другом направлении; ну т.е. в этом же, но с другим человеком - с митрополитом Сергием, который, как мы уже сказали, был арестован в конце 26 года. А теперь уже была весна 27-го.
Интересно, за несколько дней буквально до очевидно решительного разговора с чекистами митрополит Сергий встретился в заключении с епископом Афанасием (Сахаровым), святым известнейшим. Они в камере разговаривали. Епископ Афанасий запомнил: они обсуждали текущий момент; и митрополит Сергий сказал, что останется тверд, останется на прежних позициях. Но буквально в эти же самые дни чекисты с ним договорились. И дальше, в апреле 27 года он выходит на свободу. И сразу же начинает говорить по-новому. До этого всё, что он подписывал, документы основные, и как он действовал, как он говорил - он себя ощущал заместителем митрополита Петра. Митрополит Петр существует, он арестован, конечно, но он есть.
- Он возглавляет Церковь.
- Он возглавляет Церковь. А он, митрополит Сергий, исполняет его обязанности, временно; ну, насколько временно - другой вопрос; но он остается его подчиненным, он не принимает решений принципиальных; он продолжает ту линию, которую вел митрополит Петр; он не выходит за ее пределы. Вот это вот именно свое заместительство он осознавал довольно-таки четко. Даже, когда подписывал документы, там значилось: "За патриаршего местоблюстителя", даже. Потом он подписывал и "и.о." - исполняющий обязанности местоблюстителя - тоже характерная такая подпись. Можно видеть это и в других оттенках поведения его.
И вдруг, когда он выходит на свободу, он пишет письмо епископу Алексию (Готовцеву), который управлял в тот момент (управлял условно тоже, так вот насколько чекисты почти не давали этого делать, но он считался управляющим Московской епархией), и вот епископу Алексию вдруг пишет о том, что он теперь уже как бы не заместитель - вот это слово пропадает - "за", "и.о."; говорит, что "я вступаю в обязанности патриаршего местоблюстителя". Вот так вот оттенок небольшой вроде бы, но уже о чем-то говорящий.
- То есть сам решил, без синода, без согласования с митрополитом Петром.
- Несомненно, несомненно. И при этом оставалась, конечно, неопределенность: ведь в завещании митрополита Петра не было никакой ограничительной оговорки - в каком объеме он свои полномочия передает. Это большая трудность была в тот момент для многих. Он не оговаривается; говорит, что вот, в случае если я не смогу, передаю свои обязанности таким-то. Он настолько доверял митрополиту Сергию, что не считал нужным ему объяснять, что он просто заместитель, что он должен держаться той же линии, что митрополит Петр остается тем, кто возглавляет русскую Церковь - такую элементарщину объяснять было не надо, как он считал, митрополит Петр, - зачем, это понятно само собой.
И тут вот началась неопределенность и подмена. И действительно, уже потом митрополит Сергий так прямо и скажет, что "а что, в завещании еще патриарха Тихона говорится только о переходе патриарших прав и обязанностей; и у митрополита Петра говорится также; он не называет меня в своем распоряжении заместителем, а говорит только о временном переходе ко мне прав и обязанностей местоблюстителя; значит, и мой титул собственно: временно исполняющий обязанности местоблюстителя; а уже потом за мной установился титул заместителя". Вот так он доказывал свою полноту полномочий - что он как патриарх. Эта ситуация, конечно, она никого из церковных ревнителей не могла устроить. Люди удивлялись, что как он настолько превышает свои полномочия, как все видели это, кто понимал. Не только потому что он выпустил в июле 27 года ту самую декларацию знаменитую ("Ваши радости - наши радости"), о которой мы столько говорили в предыдущей передаче; но и потому что он просто впрямую действовал, как указывали чекисты.
- Но ведь это узурпация власти получается.
- Да, он подчинился полностью им. В церковном управлении как церковный администратор, кого говорили назначить, того назначал, кого говорили уволить, того увольнял.
- А значит, их сразу же и арестовывали.
- Почти всегда так и было.
- А он это знал, что к этому это и приведет.
- Но он надеялся таким образом все-таки заполучить хотя бы для внешней церковной структуры хоть какую-то легализацию. Он был готов идти и на такие тяжелые компромиссы, очень трудные и такие, которые для церковного народа были, конечно, неприемлемыми.
Мы специально сейчас вспомним еще некоторые строчки из декларации 27 года, потому что это хотя и известнейший документ, везде опубликованный, в любой день и час можно его прочесть; но все же, часто так случается, что о каком-то известном документе все слышали, но буквальные строчки его забыли. Поэтому мы их и озвучим.
"Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными советской власти могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого как истинная жизнь. Мы хотим быть православными. И в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи - наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас".
Варшавское убийство...
- Убийство, да, Варшавское...
- Удар, направленный в нас. Убийство Войкова.
- Войкова, который причастен к расстрелу царской семьи.
- Конкретно он отвечал за уничтожение тел серной кислотой. Убийство его, как террористический акт, не может вызывать нашего одобрения. Но при этом не может и сознаваться как удар, направленный в Церковь, все-таки, никаким образом. Видно из декларации, что отныне Церковь полностью теряет свою аполитичность, становится союзницей большевицкой власти. По крайней мере, на словах вот так это декларировалось.
- Но тогда что, получается союзница в разгроме Церкви?
- В том числе. В том числе - это неминуемо, потому что власть нельзя было отделить от этой идеи ликвидации Церкви.
- Тем более, когда снимают сан с достойных священнослужителей, иерархов.
- Об этом, действиях дальнейших, об их подоплеке такой объявляемой говорят дальнейшие строки декларации.
"Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Что же это? Это недостаточное сознание всей серьезности совершившегося в нашей стране. Утверждение советской власти многим представлялось каким-то недоразумением, случайным и потому недолговечным. Забывали люди, что случайностей для христианина нет и что в совершающемся у нас, как везде и всегда, действует та же десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели".
Просто кто-то не переменил своих взглядов и за это и сидит - не за верность Христу, а за устаревшие политические воззрения.
- На то, что Церковь - так сказать, наша путеводительница. На самом деле наша путеводительница - это большевицкая власть?
- "Таким людям, не желающим понять знамений времени, и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с православием".
- Вот. Это прямо заявление самого, так сказать, заместителя местоблюстителя, да?
- Да. Вот так вот, такая фраза витиеватая несколько, что есть люди, которые не понимают знамений времени...
- И остаются православными.
- Да, они православные, им кажется, что это неотделимо от монархии, от старого режима.
"Такое настроение известных церковных кругов, выражавшееся, конечно, и в словах, и в делах, и навлекавшее подозрения советской власти, тормозило и усилия святейшего патриарха Тихона установить мирные отношения Церкви с советским правительством".
- То есть надо перестать быть православным?
- Ну, так не говорится, конечно, прямо.
- Но из этого вытекает.
- Еще говорится дальше:
"С другой стороны, наше постановление, может быть, заставит многих задуматься: не пора ли и им пересмотреть вопрос о своих отношениях к советской власти, чтобы не порывать со своей родной Церковью и родиной".
- А каким образом это можно совместить? Если советская власть выступает против Церкви.
- Вот такой документ. Однозначно это было воспринято как предательство тех, кто в заключении находится. Они объявлялись просто политическими преступниками в глазах советской власти и людей, любящих свою родину как бы.
- Какое лукавство!
- Да. Вот такой вот документ вышел. Но если бы он еще просто остался буквой, написанной на бумаге, - может быть, это было бы еще и в какой-то мере... И то ущерб репутации, конечно, ужасный; трудно сравнимый с чем-то. Но может быть, церковные люди бы восприняли это, как раньше было, еще при патриархе Тихоне, может быть, восприняли бы сие как то, что говорится для большевиков; а если в практических действиях это никак не выражается, то это остается просто сотрясением воздуха. Но нет, практические действия шли одно за другим, непрерывно.
- То есть митрополит Сергий снимал саны...
- Действовал, действовал, как скажут.
- Помогал арестовывать таким образом.
- Ну, во всяком случае помогать не помогал, но не препятствовал. И это содействовало тому. И считал, что это издержки вот этой полученной легализации. А легализация, кстати сказать, заметим, мы тоже напомним, была очень простая: чекисты выписали справочку, что деятельность Патриаршего церковного управления в таком-то составе - митрополит Сергий и устроенный при нем синод из верных чекистам людей, заместитель патриаршего местоблюстителя и этот синод - теперь могут действовать, и их деятельности не встречается препятствий - впредь до официального утверждения.
- То есть официального утверждения так и не было?
- Нет. И больше ничего не было. Вот было, что пока они официально не утверждены, вот пока препятствий нет, они еще там сколько-то могут действовать. Всё, больше ничего. И это никакое не ответственное лицо...
- То есть до самого конца советской власти не было, да?
- Да. И это - клочок бумажки небольшой, архивный документ...
- И ради этого страдала наша Церковь.
- Вот единственное, что было достигнуто, больше ничего чекисты не дали.
Итак с самого начала вот эта новая политика вызывала протест. Вызывала протест у архиереев, у священников. И сохранился целый ряд документов того времени, который люди хранили дома, читали, передавали из рук в руки; у этих документов не всегда даже известен автор, потому что авторы часто не подписывали такие свои размышления. Одним из авторов таких документов был известнейший святой угодник XX века мученик Михаил Новосёлов. Но были и другие авторы, и их целый ряд; но повторюсь, подписывались они редко.
В одном из таких документов деятельность митрополита Сергия названа крупным самочинием. Подчеркивалось, что он только заместитель местоблюстителя, т.е. лицо не самостоятельное; и долженствующее во всяком случае действовать не вопреки указаниям того, чье имя он сам возносит за божественной литургией. В другом документе, который распространялся в Киеве в 27-м году, говорилось так: что раз местоблюститель митрополит Петр жив, то естественно его заместитель не может без соглашения с ним предпринимать никаких существенных решений. Он не имеет права без санкции митрополита Петра их принимать. Подчеркивалось не раз в документе: если он делает не так, то явно выходит за пределы своих полномочий. И так далее, и так далее, и еще в нескольких документах это говорится; а в одном утверждается и больше: что дело обстоит еще хуже - что он действует не только без согласия епископата, но явно вопреки его воли.
Есть и наконец еще один документ, который называется "Записка трех неизвестных ссыльных архиереев по поводу декларации митрополита Сергия". И там в пятнадцати пунктах излагаются размышления на тему о случившемся. И там говорится, что вторично первосвятительские права митрополит Сергий получил не без мирских начальников.
Чувствовал церковный народ, догадывался об этом. Ибо свободу он без сомнения получил потому, что, выпуская его, рассчитывали получить от него больше выгоды для своей антирелигиозной деятельности, чем от всех других заместителей. Это уже прямое указание: не здесь ли причина того, что им в сравнительно короткий срок допущен целый ряд неосмотрительных, неправильных, неканонических действий, справедливо заслуживших осуждение виднейших архипастырей и преданных Церкви духовных и светских лиц.
В конце осторожный вывод: как будто на вторичную первосвятительскую деятельность митрополита Сергия нет Божьего благословения.
Вот такие документы ходили среди церковного народа. Их становилось все больше и больше.
И на этом фоне митрополит Сергий выпускает в октябре 27-го указ о поминовении за богослужением предержащей власти и об отмене поминовения всех архиереев, находящихся в ссылках.
- То есть и митрополита Петра?
- Можно сказать, говорилось вот здесь, что епархиальных архиереев, находившихся в ссылках. Митрополит Петр как бы не попадал. Все-таки епархиальным архиереем, как прочие, он не был, он был главой русской Церкви.
- Но вероятно, раз митрополит Сергий себя уже писал как местоблюстителя...
- Ну, он еще не объявлял себя таковым. Он аккуратно подписывал, что он теперь исполняет обязанности не заместителя, а самого местоблюстителя. Вот это все-таки еще была аккуратная формулировка; непосредственно местоблюстителем он себя объявит только в 36 году; когда станет распространяться от чекистов утка о смерти митрополита Петра. Он еще был жив, но все уже думали, что умер. Но действовал он так, как будто митрополита Петра нет.
- То есть он не имел с ним никаких сношений, ни писем не писал, да, ни от него не получал?
- Очень была такая серьезная ситуация, что очевидно было, что какое-то вот расхождение есть. Это чувствовал, например, такой был священник отец Сергий Мансуров, замечательный историк церковный, человек жизни очень благочестивой, о нем можно было бы отдельно рассказать и много. Вот отец Сергий - он написал тогда такое размышление об этом преемстве церковной власти, размышление подробное, основательное; он тоже обратил внимание, что теперь как будто митрополита Петра нет. Вот митрополит Сергий - он управляет Церковью как будто единолично, с синодом своим, ну т.е. делает, что скажут, конечно, в том числе; но главное, он в управлении своем вообще не учитывает то, что существует глава русской Церкви. Неужели, - размышляет батюшка, - неужели это прямо вот так, вот в таком объеме колоссальном ему переданы полномочия, может ли такое быть?
Некоторым казалось, что может быть, действительно есть какой-то акт, что митрополит Петр передал всё ему. Может ли быть такое, что он настолько самочинно правит, что это просто от него исходит? Вряд ли. Вдруг есть какой-то акт, про который не известно людям. Словом, всех интересовало: а какая позиция митрополита Петра?
И словно бы откликаясь на эти вопрошания церковных людей, церковных ревнителей, вдруг появился подложный документ - это мы сейчас знаем, что он подложный; а тогда он, конечно, подавался как истинный. Некая копия с доклада Рязанского викария епископа Спас-Клепиковского Василия (Беляева). Оказывается, как повествовалось тогда, этот епископ Василий (Беляев) был в ссылке неподалеку от митрополита Петра и имел возможность с ним пообщаться. Декларация митрополита Сергия была опубликована в советских газетах, в "Известиях". Вроде как подавалось, что митрополит Петр ее прочитал; и епископу Василию высказался по поводу декларации.
Вот есть свидетельство церковного историка Губонина, который пишет так: что принятый заместителем, т.е. митрополитом Сергием, епископ Василий (Беляев) поведал в беседе о пережитых им тяготах тюремного заключения, и визитер не преминул упомянуть о том, что в ссылке ему довелось жить совместно с патриаршим местоблюстителем митрополитом Петром. Митрополит Сергий поинтересовался, ознакомился ли митрополит Петр с декларацией, как к ней отнесся он. Ну тогда епископ Василий передал, что вот мол митрополит Петр, да, ознакомился с документом, и при том своевременно, но как отнесся, умолчал; сказал только то, что мы читаем в этом докладе. Митрополит Сергий ему говорит: вы письменно изложите. И вот он изложил. Изложил так: митрополит Петр вынес из декларации удовлетворительное вполне впечатление, добавив, что она является необходимым явлением настоящего момента. И всё.
Вот эта вот копия с доклада епископа Василия митрополиту Сергию служила единственным обоснованием для заместителя в проведении его политики - что вот мол есть такое свидетельство. Не все этому, конечно, доверились.
Делегация из города на Неве во главе с епископом Гдовским Димитрием и еще несколько священников и профессор Андреевский приезжали к митрополиту Сергию. Они побывали у него на приеме и задали ему вопрос: насколько митрополит Петр одобряет декларацию и все прочие действия. И тут митрополит Сергий отвечает, что другие меня одобряют; вам известно, что меня принял и одобрил сам митрополит Петр? - Простите, владыка, это не совсем так; не сам митрополит, а вам известно это через епископа Василия. - Да, а вы почему это знаете? - спрашивает митрополит Сергий. - Мы знаем это со слов епископа Василия; митрополит Петр сказал, что понимает, а не принимает вас. А сам митрополит Петр ничего вам не писал. - Так ведь с ним у нас сообщения нет, - сказал митрополит Сергий. - Так зачем вы, владыка, говорите, что сам митрополит Петр признал вас? И митрополит Сергий после этого, по свидетельству епископа Димитрия, перевел разговор на другую тему.
Так что осталось это вопрошание все тем же, все столь же важным и уместным. Мнение митрополита Петра о всем происшедшем было крайне необходимо узнать и епископату, и духовенству, и вообще в целом русской Церкви. И о том, как мнение митрополита Петра дошло до нас, каким это образом всё состоялось, удивительным образом, мы скажем в следующей передаче.
- Спаси, Господи. Научный сотрудник отдела новейшей истории Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Михаил Гар сегодня продолжил свой рассказ о священномученнике Петре, митрополите Крутицком. Продолжение следует. Передачу записала и подготовила к эфиру Елена Смирнова.
Митрополит Пётр (Полянский) (1-я беседа на радио "Радонеж")
Митрополит Пётр (Полянский) (3-я беседа на радио "Радонеж")