"Литературный Кисловодск", N89-90 (2025г.)

Николай Данилин

Москва

К СТАРЦУ...

Николай Данилин (Владимир Денисов) родился в 1950 году в семье кадрового офицера, москвич. В 1972 закончил факультет физико-математических и естественных наук Университета дружбы народов им. П.Лумумбы. Писать начал в 1996 году.

Я отвык от очередей. Несомненный плюс нового времени в том что исчезли очереди как класс, и теперь всё что человеку нужно можно купить за деньги. А всё-таки очереди встречаются и сегодня.

Мы стояли у ворот монастыря и ждали шести часов утра. Народа скопилось много, поэтому я не ушел греться в машину. Находился рядом с входом и не хотел упускать шанс в числе первых добраться до приемной Старца. Честно говоря, когда мы с женой подъезжали к монастырю в половине третьего ночи, то думали, что в такую рань народа не будет. Но ошиблись: у ворот шла оживленная беседа страждущих, писалась очередь.

- А как же быть с запретом наместника составлять списки? - поинтересовался я.

- А пишем только для нас, чтобы потом не перепутаться, - пояснили прибывшие ранее.

Поначалу мы стояли спокойно. Народ прибывал, записывался и возвращался в теплые автомобили. Морозец был хоть и не злой, но со временем донимал. Потом людей стало больше, и все начали жаться к воротам. Тут я сообразил, что зевать и благодушествовать нельзя, тем более появился возмущающий элемент. Раскол в очереди начался с прибытия русоволосой молодой дамы в белой куртке со знакомым красным орнаментом спортсменов-сборников.

- Я писаться не буду! И вообще, все ваши списки незаконны! - заявила она.

- Тогда занимайте очередь! - сказали ей из толпы.

- Зачем? Очередь я займу в приемной. Там очередь действительна, а здесь незаконна.

- Пойдете вперед тех, кто с полуночи стоит?

- Пойду! - с вызовом заявила женщина.

- Такая по трупам пойдет, - тихо сказала соседка. - Теперь начнутся забеги.

- Какие забеги? - поинтересовался я.

- Забеги от ворот монастыря до самой приемной.

Между тем ворота время от времени раскрывались, и привратник впускал людей. Очередь недовольно роптала:

- Опять без очереди пускают!

- По благословению митрополита! - жестко отвечал привратник - Или вы хотите оспорить распоряжение иерарха?

Очередь недовольно молчала. Впрямую вступать в пререкания никому не хотелось, однако ощущение свершаемой несправедливости оставалось. То что люди для решения своих жизненных проблем обратились к Митрополиту и, получив его благословение, приехали к монастырю в пять часов утра, никого не смущало: здесь все были такие же, некоторые дежурили у ворот с полуночи. Чем ближе к шести, тем чаще открывались ворота. Один из вновь прибывших оказался знакомцем привратника.

- Вот, теперь по знакомству пускают, - зашумели в очереди.

- Это благотворитель обители, - возразил привратник.

- Купил очередь! - раздалось угрюмо в толпе.

Фраза перекликалась с тем, что ещё недавно так жарко обсуждалось пришедшими: запрет наместника на списки очередников. Говорили, что установленный в монастыре порядок с ведением списков стал источником заработка, люди заранее записывались и отмечались, а потом, когда очередь подходила, они её продавали. Цена места в первом десятке доходила до пяти тысяч рублей. Образовалась целая мафия, и приехавшие издалека к Старцу попасть не могли.

Кто-то из нас попытался выстроить толпу, чтобы люди вошли в монастырь организованно. Попытка не удалась. А около шести часов, когда привратник впустил сразу пять человек, толпа стала открыто выражать свое возмущение.

- Ладно, запущу вас чуть-чуть пораньше, только не бегите как оглашенные наперегонки. Все-таки в святое место пришли. - смиловался он и открыл ворота.

Каюсь, грешный, побежал и я. То есть сначала быстро пошел, потом ещё быстрее и наконец не выдержал, побежал. К финишу на лестнице я пришел не первый, были бегуны и порезвее.

Остановил нас келейник Старца. Видимо, бег наперегонки был ему не в новинку. Он хотел, чтобы мы выстроились в порядке той очереди, которая сформировалась у ворот монастыря.

- Кто первый? - спросил он.

- Я! - тут же откликнулась дама в знакомой белой куртке и стала протискиваться вверх по лестнице.

- Я! Я! Я! - раздалось ещё несколько голосов, и вслед за ней двинулись те, кто действительно был в числе первых. Всё опять смешалось. Келейник, как ни старался, порядка навести не мог. Махнув рукой, он запустил нас в помещение. Очередь поменялась в очередной раз.

Мы с женой не были первыми, но одними из первых. На мой взгляд, это было справедливо: в список, который писался у ворот, мы вошли под номером десять и одиннадцать. К тому же сейчас прямо впереди нас были те, за кем мы заняли очередь: мать и её смешливая дочка.

Когда мы вошли, в приемной уже находилось человек пятнадцать: десяток сидел на лавочке, человек пять стояло на коврике перед дверью в келью. Теперь нас стало шестьдесят - семьдесят. С одной стороны много, с другой, учитывая оперативность приема, вполне терпимо. Казалось, к обеду все должны пройти, а Старец обычно принимал до девяти вечера.

Очередь двигалась быстро, и скоро на коврике у двери не осталось ни одного ожидающего. Келейник пригласил на коврик тех, кто сидел на лавочке. И тут. Вместо того, чтобы спокойно пройти и сесть на лавочку, стоявшие сзади, просто перешагнули её и уселись на свободные места. Очередь опять смешалась. Поднялся крик и шум. Кто-то попытался восстановить очередь, вернуть наглецов на место. Не тут-то было. Правдоискатели просто отскакивали от усевшихся, среди которых я заметил знакомую даму в белой куртке.

Часов в восемь появились первые "льготники": священнослужители и монашествующие, тяжелобольные и родители с маленькими детьми. И было их много, очень много, так много, что очередь на два-три часа просто остановилась. А потом подтянулись и благотворители... В этот момент келейник Старца отошел по неотложным делам. Вместо себя он оставил мужчину из очереди. Почувствовав смену власти, народ вновь забеспокоился. Особенно усердствовала дама в белой куртке. Каждый раз, когда к Старцу проходили без очереди родители с маленькими детьми или священники, она начинала качать права, мол, пропускать надо не только "льготников", но и "честную очередь". Увещевания и возражения нашего ответственного она не слушала и на слово отвечала двумя.

Я не встревал. Во-первых, я сам испытал, что значит быть "льготником": я сам приходил к Старцу с онкологическими больными и с маленькими внуками. Мое знание - это знание не зрителя, а участника, и я не хочу оказаться на месте тех, кого пропускают без очереди. Их "льгота" оплачена такой ценой, что не дай Бог. Вторая причина иного плана. Как-то я пожаловался Старцу, что к нему на прием попасть труднее, чем в Белый дом. Старец ответил: "Кому надо, тот попадёт". С той поры я не раз сидел в знакомой приёмной и убедился в верности этих слов. Бывало, я ожидал приёма по три дня, а случалось, попадал очень быстро. Насколько я понял, все зависело от важности и неотложности вопросов, с которыми пришел человек. Когда заболела дочь, то на прием я попал за пятнадцать минут...

Между тем, терпелка у дамы в белой куртке кончилась. После очередного разговора на повышенных тонах, она неожиданно встала впереди всей очереди прямо перед дверью Старца, и, как только та открылась, шмыгнула в келью. Я вспомнил её слова, произнесенные утром у ворот монастыря, и сообразил, что она - одержимая, только по-своему. Обычно одержимость выглядит иначе. Однажды я видел, как женщина, издававшая вместо речи нечленораздельные звуки, не вошла, на четвереньках вползла в келью к Старцу. Через двадцать минут она вышла совершенно другой, тихой, вменяемой, очень долго извинялась. Её мать тогда пояснила, что врачи от дочери отказались, и в борьбе со страшным недугом ей помогает только Старец, да и то это ненадолго, месяца на три.

Вот и сейчас в очереди были такие. Недалеко от меня стояла молоденькая девушка, сопровождаемая красивым молодым человеком с расцарапанным женскими ногтями лицом. Девушка то прижималась к своему спутнику, пыталась его целовать, то начинала плакать, бить юношу в грудь кулаками. Она перехватила мой любопытствующий взгляд и пристально посмотрела в мою сторону. От этого взгляда мне стало не по себе. Из глубины больших, темных зрачков на меня тяжело глядело что-то потустороннее, страшное. Я не выдержал и отвел глаза.

Очередь то потихоньку двигалась, пропуская по два-три человека, то надолго замирала: на коврике у дверей кельи вставали родители с маленькими детьми, тяжелобольные. Вот появилась молодая красивая женщина с ребенком четырех-пяти лет, судя по поведению, дауном. Очередь пропустила её быстро, но и в келье она не задержалась. По её замкнутому хмурому лицу было понятно, что ответ Старца её не утешил. "Я не чудотворец" - вспомнил я слова Старца.

Близился вечер, когда наконец мы с женой поднялись с лавки и встали на коврике. Я знал, что у дверей мы простоим долго. Так бывало уже не один раз, вроде бы должен вот-вот пройти, а появлялся кто-то и надолго занимает внимание хозяина кельи. Стоя у дверей, я думал о том, что сказать и о чем спросить. Больших вопросов не было. Вот когда я в первый раз попал к Старцу, их было у меня много, очень много. Та первая беседа длилась минут сорок. Несколько раз заходил келейник, пытался выпроводить меня. Старец его урезонивал. С каждым новым посещением вопросов становилось все меньше. Сегодня их не было совсем. Всё, что касалось моей жизни, я уже давно спросил, в том числе и о том, как спасти душу и в чём моё профессиональное поприще. Часто Старец отвечал по существу, ещё чаще советовал молиться. Я следовал его наказу, и теперь знаю, что всё необходимое приходит по молитве, причём в тот момент, когда это действительно нужно. Сегодня я просто пришёл его проведать.

Дверь отворилась и в келью вошла моя жена. Она шла к Старцу с вопросами о брате, любившим "заложить за воротник", и о здоровье детей. Несмотря на важность тем, вышла она быстро. За ней зашел я.

Старец выглядел плохо. Землистый цвет лица указывал на глубокое нездоровье, а по тому как он слабо, почти безучастно ответил на моё приветствие, я понял, что Старец очень устал.

Я вынул припасенные гостинцы: бутылочку крымского кагора "Партенит", связку пасхальных свечей из храма Господня в Иерусалиме, конверт с деньгами: два года назад, будучи на приеме у Старца, я сказал, что по инвалидности ушел на пенсию, не работаю, тем не менее, не жалуюсь: денег на скромную жизнь хватает. В ответ Старец подошел к комоду, вынул из верхнего ящика конверт с деньгами и протянул мне:

- Возьмите.

Я начал отказываться, но Старец меня и слушать не стал:

- Это не я вам даю, не я, - жестко повторил он. - Поэтому берите. Только не тратьте их, а отложите подальше: пригодятся.

Деньги Старца действительно очень пригодились: через два месяца у моей дочери, которой шел двадцать пятый год, внезапно случился инсульт, и деньги из конверта ушли на её лечение, причем все до копейки. Можно сказать, благодаря искусству лечащих врачей и деньгам Старца девочку после тяжелейшего инсульта удалось вытащить с того света. Когда мне неожиданно вернули долг, о котором я и думать забыл, жена тут же настояла, чтобы часть полученной суммы мы отдали в монастырь: "Господь через Старца нам помог, пусть теперь поможет кому-нибудь другому".

Старец деньгам обрадовался. Потом сказал, что прочел рукопись моего рассказа, он ему понравился, он рекомендует его опубликовать. Я стал говорить о своих дальнейших литературных планах, но Старец слушал меня невнимательно, приподнялся с кресла, достал из пакетов и коробок, окружавших его, небольшой сверток:

- Супруге своей передайте привет.

- Так она же только что у вас была, - удивился я.

- Вот и передайте ей мой персональный привет.

Я стал перед Старцем на колени под благословение. Он поцеловал меня в голову, потом неожиданно обнял и крепко прижался. Сердце замерло. Так припадала ко мне моя мама, когда врачи и лекарства уже не могли ей помочь.

Вышел я потрясенным. Взглянул на очередь, на утомленные ожиданием лица. У каждого из них своя скорбь, своя боль. И все они стремятся попасть за эту дверь к старому, тяжело больному и непомерно уставшему человеку, к Старцу! К своей последней надежде и спасению...

Страница "Литературного Кисловодска"

Страницы авторов "Литературного Кисловодска"

Последнее изменение страницы 2 May 2025 

ПОДЕЛИТЬСЯ: