Наталия Кравченко
Саратов
ОБЪЯТИЕ
* * *
В гостях был дождь, он обнимал и плакал
о чём-то вечном на моём плече.
Стояла я, окутанная влагой,
и не могла помочь ему ничем.
Любовь как вечный дождь стучит в окошко,
на стёклах оставляя мутный след.
Я соберу в сердечное лукошко
что кот наплакал мне на склоне лет.
Вцеплюсь в него ногтями и зубами,
в обломки от расколотых корыт.
Спасибо, дождик, что от слёз избавил
и за меня всё выплакал навзрыд.
О**
* * *
Всё умерло. И только память
прокручивает ленту дней.
О, как она умеет ранить,
высвечивая, что больней.
Оно всегда, всегда со мною,
в груди залитое свинцом,
твоё прощальное, родное,
твоё смертельное лицо.
И, равнодушны, как природа,
чужие лица плыли прочь,
когда ты так бесповоротно,
непоправимо канул в ночь.
О, если бы какой-то выход, -
шальная мысль явилась мне -
пусть это бред, безумье, прихоть, -
счастливый лаз в глухой стене,
забитый наскоро, небрежно
заложенный кривой пролом,
куда влетает ангел нежный
и аист шелестит крылом...
О, если б время заблудилось,
споткнулось, сбилось бы с пути,
как Божья шалость или милость,
и где-то там, в конце пути,
в какой-то путанице рейсов -
вагон забытый, сам не свой,
который бы умчал по рельсам
туда, где ты ещё живой...
И окликают нас могилы,
и обступают всё тесней.
Я снова слышу голос милый
и вижу словно в полусне:
бессмертным символом разлуки,
весь мир навеки породня, -
крестов раскинутые руки,
которым некого обнять.
* * *
Чужой мобильник, брошенный в траву,
звонит, звонит кому-то в синеву.
И мне казалось, это зов оттуда,
сюда, ко мне взывающее чудо.
Я наклонилась над лесной травой.
Ты звал меня, незримый, но живой.
Но не посмела клавишу нажать я...
И радуга висела как объятье.
* * *
Нет, ты не умер, просто сединой
со снегом слился, снежной пеленой
укрылся или дождевой завесой.
Мне снился дождь и где-то в вышине
незримое, но явственное мне
объятие, зависшее над бездной.
Оно, что не случилось наяву,
как радуга над пропастью во рву,
свеченье излучало голубое.
Был внятен звук иного бытия.
Нас не было в реальности, но я
всей кожей ощущала: мы с тобою.
Ты мне свечой горишь на алтаре,
полоскою горячей на заре,
когда весь мир еще в тумане мглистом.
Однажды рак засвищет на горе,
и ты, в слезах дождя, как в серебре,
мне явишься в четверг, который чистый.
* * *
А шарик вернулся...
А он голубой.
Б. Окуджава
Этот шарик мне в руки не дался,
улетев в неземные края.
Сколько тех, кто меня не дождался
и кого не расслышала я.
Я во сне изнываю от муки,
прозревая беспомощный миг,
как их слабые тянутся руки,
не встречая ответных моих.
Ночью птица в окно моё билась.
Прямо в сердце - укол острия...
Это боль их ко мне возвратилась.
Всё вернулось на круги своя.
М**
* * *
Всю ночь надо мною шумели деревья.
Их говор был полон добра и доверья.
В окошко стучались, стволы наклоня,
шептались, ласкались, любили меня.
Я слышала: кто-то по-прежнему милый
меня вспоминает со страшною силой.
И билась душа сквозь обьятия сна,
ей клетка грудная казалась тесна.
Зелёные, жёлтые, тонкие нити,
меня обнимите, к себе поднимите!
И вновь расступается вечная тьма,
и губы с трудом разжимаются: "ма..."
Мой адрес земной, электронный, небесный
тебе сообщаю в далёкую бездну.
Пришли мне, родная, незримый ответ
из мира, которому имени нет.
* * *
Карман вселенной прохудится,
дыру во времени разъяв,
и я впорхну туда, как птица,
и прошлое вернётся в явь.
Я проскользну в ушко иголки,
эпохи, вечности, судьбы,
прильнув щекой к твоей заколке.
Ах, если бы, ах, если бы...
* * *
На шкатулке овечка с отбитым ушком,
к её боку ягнёнок прижался тишком.
Это мама и я, это наша семья.
Возвращаюсь к тебе я из небытия.
Наша комната, где веселились с тобой,
где потом поселились болезни и боль.
Только ноша своя не была тяжела,
ты живая и тёплая рядом жила.
Расцвели васильки у тебя на груди...
Память, мучь меня, плачь, береди, укради!
Я стою над могилой родной, не дыша,
и гляжу, как твоя расцветает душа.
Помогаешь, когда сорняки я полю,
лепестками ромашек мне шепчешь: люблю.
А когда возвращалась в обеденный зной,
ты держала мне облако над головой.
И хотя обитаешь в далёком краю,
ты приходишь ночами по душу мою.
Я тебя узнаю в каждой ветке в окне
и встречаю всем лучшим, что есть в глубине.
Вот стоит моя мама - ко мне не дойти, -
обернувшись акацией на пути,
и шумит надо мной, как родимая речь,
умоляет услышать её и сберечь.
Если буду серёжки её целовать,
может быть, мне удастся расколдовать.
Мама, ты лепесток мне в ладонь положи,
петушиное слово своё подскажи...
Только знаю, что встретимся мы сквозь года
в озарённом Нигде, в золотом Никогда.
Я прижмусь к тебе снова, замру на груди...
Продолжение следует. Всё впереди.
* * *
Сколько бесценных и тайных сокровищ
вдруг проявляются из темноты...
Тёплое слово, нежданная помощь -
всё это, знаю, послала мне ты.
И, не боясь о стихи уколоться,
как хорошо мне бродить среди грёз,
нежностью всё заливая как солнцем,
что расцветает в кронах берёз.
С неповторимой лукавой улыбкой
ветка кивает в окошко моё,
каждою новой подобной уликой
переполняя любовь до краёв.
И, единенье с тобой не наруша,
всё безотчётно пытаюсь понять:
чьими глазами смотришь мне в душу,
чьими руками хочешь обнять?
Д**
* * *
Всего лишь жизнь отдать тебе хочу.
Пред вечности жерлом не так уж много.
Я от себя тебя не отличу,
как собственную руку или ногу.
Прошу взамен лишь одного: живи.
Живи во мне, живи вовне, повсюду.
Стихов не буду стряпать о любви,
а буду просто стряпать, мыть посуду.
Любовь? Но это больше чем. Родство.
И даже больше. Магия привычки.
Как детства ощущая баловство,
в твоих объятий заключусь кавычки.
Освобождая сердце от оков,
я рву стихи на мелкие кусочки.
Как перистые клочья облаков,
они летят, легки и худосочны.
Прошу, судьба, не мучь и не страши,
не потуши неловкими устами.
В распахнутом окне моей души
стоит любовь с наивными цветами.
* * *
Проснулась: слава богу, сон!
Прильну к тебе, нырнув под мышку.
Укрой меня своим крылом,
Согрей скорей свою глупышку.
Мне снилось: буря, ночь в огне.
Бежала я, куда не зная.
Деревья рушились во мгле,
Всё под собою подминая.
Но тут меня рука твоя
К груди надежно прижимала,
Разжав тиски небытия,
И вырывала из кошмара.
Благословенные часы.
Мы дремлем под крылом вселенной.
Мы дики, наги и босы,
Бессмертны в этой жизни тленной.
Дыханья наши в унисон.
Привычно родственны объятья.
Когда-нибудь, как сладкий сон,
Всё это буду вспоминать я.
* * *
С тех пор как я присвоила тебя,
казна души вовек не обнищает,
хоть нету ни щита и ни копья,
и нас одно объятье защищает.
Труднее с каждым днём держать лицо.
За горло трепет вечный страх и трепет.
Но крепко наших рук ещё кольцо,
помучается смерть, пока расцепит.
Усни во мне и поутру проснись
от щебета и лиственных оваций.
Как хорошо в тени родных ресниц...
Давай с тобой и в снах не расставаться.
* * *
Как бы вы вашу душу в страстях ни метелили,
как бы ваша мечта ни витала воздушно -
настоящее счастье всегда незатейливо:
тесный столик на кухне, ночник над подушкой.
Проторёнными тропами жизнь устилается.
Не беда, коль не хватит в ней соли и перца.
Поцелуи чужих на губах могут плавиться,
но они никогда не доходят до сердца.
Настоящее счастье - простое, но прочное,
познаётся бок о бок, в обнимку, впритирку.
Ты один настоящий, все бывшие, прочие -
только бледные оттиски через копирку.
* * *
Ива, иволга и Волга,
влажный небосвод.
Я глядела долго-долго
в отраженье вод.
И казалось, что по следу
шла за мной беда,
что перетекала в Лету
волжская вода.
Словно слово Крысолова
вдаль зовёт, маня...
Мальчик мой седоголовый,
обними меня.
Мы с тобой - живое ретро,
серебро виска.
В песне сумрачного ветра
слышится тоска.
Я не утолила жажды,
годам вопреки
мы войдём с тобою дважды
в оторопь реки.
Мы ещё наговоримся
на исходе дней,
до того, как растворимся
в тёмной глубине.
* * *
Нам вечность не грозит.
Без нимба, ореола
лицо твоё вблизи
отчетливо и голо.
Всё меньше виражей
в смертельном нашем ралли.
Всё больше миражей
развеяно ветрами.
И деревянный чёрт -
смешное воплощенье
твоих семитских черт -
потупился в смущенье.
Уж сколько лет и зим
висит он в изголовье,
твоим зрачком косит
с укором и любовью.
Меняются черты,
мелькают дни и даты,
но вечно моё Ты,
незыблемо и свято.
Ты выхватил меня
из пустоты вселенной,
из тьмы небытия,
из водной дрожи пенной.
Обвёл защитный круг.
Лежу, как в колыбели,
в тепле сплетённых рук,
в твоём горячем теле.
Храни меня, храни,
мой ангел с ликом чёрта!
Мне кажется, что нимб
венчает лоб твой чёткий.
И отступают прочь
кладбищенские плиты.
И дольше века - ночь,
где наши лица слиты.
* * *
Простое счастье - есть кому обнять,
кому сказать: болезный мой, коханий.
И это не убить и не отнять.
Вселенная тепла твоим дыханьем.
Пусть жизнь уже изношена до дыр,
притихли звуки и поблёкли краски, -
мы высосем из пальца целый мир
и сочиним конец хороший сказке.
Прошу, судьба, подольше не ударь,
пусть поцелуем станет эта точка...
И облетает сердца календарь,
оставив два последние листочка.
* * *
Солнце июля в субботней тиши.
Город разъехался на огороды.
В браузер утра что хочешь впиши:
"Книги". "Уборка". "Вдвоём на природу".
В тёплых ладонях упрячется прядь,
нос обоснуется в ямке ключицы.
Нам уже нечего больше терять.
С нами уже ничего не случится.
Утро - такое богатство дано!
Мы выпиваем его по глоточку.
Счастье вдвойне, оттого, что оно,
как предложение, близится к точке.
Тянется, как Ариаднина нить...
О, занести его в буфер программы
и сохранить! Сохранить! Сохранить!
Вырвать из будущей траурной рамы!
Круг абажура и блик фонаря,
солнечный зайчик над нашей кроватью...
Лишь бы тот свет не рассеялся зря,
лишь бы хватило подольше объятья!
Стражник-торшер над твоей головой.
В веках прикрытых скопилась усталость.
Свет мой в окошке до тьмы гробовой!
Сколько тебя и себя мне осталось?
* * *
Стучат к нам... Ты слышишь? Пожалуйста, не открывай!
Она постучит и уйдёт, так бывало и прежде.
Там что-то мелькнуло, как белого облака край...
Не верь её голосу, верь только мне и надежде.
Не слушай звонок, он звонит не по нам и не к нам.
Тебе только надо прижаться ко мне лишь, прижиться.
Смотри, как листва кружевная кипит у окна,
как пёрышко птичье в замедленном вальсе кружится.
Пусть будет всё то, от чего отдыхает Шекспир,
пусть будут страданья, рыданья, сраженья, лишенья,
но только не этот слепой и бессмысленный тир,
где всё, что ты любишь, беспомощной служит мишенью!
Прошу тебя, жизнь, подожди, не меняйся в лице.
Ночами мне снится свой крик раздирающий: "где ты?!"
Судьбы не разгладить, как скомканный этот рецепт.
Исписаны бланки, исперчены все инциденты.
День тянется тоненько, как Ариаднина нить.
И стражник-торшер над твоею склонился кроватью.
О где взять программу, в которой навек сохранить
всё то, что сейчас я ещё укрываю в объятье!
* * *
Вот долгожданный снег пришёл,
летит светло под небесами.
А ты от мира отрешён,
глядишь нездешними глазами.
С такой тоскою вековой...
В мои стихи теплей оденься.
Там в поднебесье никого,
не бойся, я с тобою, здесь я.
Как беззащитное дитя
укрыв, у ног твоих застыну.
Теперь мы вместе не шутя,
теперь ты братом стал и сыном.
И всё обыденнее день,
слова всё проще и беднее.
Но расстоянье - это тень,
чем ближе лица - тем виднее.
Пусть канет многое во тьму,
но я храню твоё объятье,
и никому, и ничему
не дам вовек его изъять я.
Метут столетья бородой,
а мне как будто всё впервые.
Бегут с секундной быстротой
все наши стрелки часовые.
Придёт пора и солнца мяч
упрячет ночь в свои ладони,
но кто-то скажет мне: не плачь,
он не утонет, не утонет.
Мой старый мальчик дорогой,
взгляни: глаза мои не плачут.
И сердца мячик под рукой
ещё поскачет, верь, поскачет.
* * *
Твой бедный разум, неподвластный фразам,
напоминает жаркий и бессвязный
тот бред, что ты шептал мне по ночам,
когда мы были молоды, безумны,
и страсти огнедышащий везувий
объятья наши грешные венчал.
Во мне ты видишь маму или дочку,
и каждый день - подарок и отсрочка,
но мы теперь - навеки визави,
я не уйду, я буду близко, тесно,
я дочь твоя и мать, сестра, невеста,
зови, как хочешь, лишь зови, зови.
Вот он, край света, на который я бы
шла за тобой по ямам и ухабам,
преграды прорывая и слои,
вот он - край света, что сошёлся клином
на взгляде и на голосе едином,
на слабых пальцах, держащих мои.
А дальше - тьма, безмолвие и амок...
Мне душен этот безвоздушный замок,
и страшен взгляд, не видящий меня,
но я его дыханьем отогрею,
ты крепче обними меня за шею,
я вынесу и всё преодолею,
так, как детей выносят из огня.
* * *
Зарыться в свою берлогу,
пытаться в твой влиться след,
забытой игрушкой бога
пылиться в шкатулке лет.
Мы были в единой связке,
и вдруг оборвалась нить...
Не вышло, увы, как в сказке,
в один с тобой день свалить.
Висит над моей кроватью
и светится по ночам
связавшее нас объятье,
как плач по твоим плечам.
А кожа имеет память,
такую же, как душа,
в волнах твоих глаз купая,
теплом твоих рук дыша.
Как шарики трепетали,
запутавшись за карниз...
Как будто из смертной дали
последний твой мне сюрприз.
И шифр неземного слога
читался легко губой...
Но ты подожди немного,
я буду опять с тобой.
Рыдает безмолвно слово,
не сказанное в свой час.
Отчаянней, чем живого,
люблю я тебя сейчас.
* * *
"а дальше - тишина..." пойдём же дальше.
Молчи, молчи, чтоб вечность не спугнуть.
Я вроде бы такая же, но та ль же?
Та далеко, её уж не вернуть.
Вернись, вернись, я так устала помнить,
я так устала знать и понимать,
мне хочется тобой себя заполнить
и просто целовать и обнимать.
Мой голос до тебя не долетает,
во сне к тебе никак не добреду.
А жизнь тепла, и теплится, и тает,
и утопает в ласковом бреду.
Люблю тебя заоблачно, заочно,
пишу тебе в твой новосельный сад...
Стихи вернутся из небесной почты
за надписью, что выбыл адресат.
* * *
Раз словечко, два словечко...
Только нету человечка.
И словечка не с кем молвить.
Он ушёл... совсем ушёл ведь.
Я сижу в своей пещере,
подхожу к скрипящей двери,
на твою подушку лягу,
исчеркаю всю бумагу...
Нет тебя, ушёл как дымка,
нелюдимка, невидимка,
догорел, как эта свечка...
Прошепчи хоть пол-словечка.
Я стихи тебе малюю,
чтоб услышал, как люблю я.
Обними во сне за плечи,
чтоб немного стало легче.
Подхожу всё время к двери...
Нет тебя, а я не верю.
* * *
Рубашка в клеточку на вешалке висит.
Тебя она когда-то обнимала.
И каждой клеточкой во мне, что голосит,
люблю, целую, и всё мало, мало...
Я в клеточки впечатываю взор,
взамен того, который так далече...
Жизнь - клетка, скоро вырвусь на простор
и там уж обниму тебя за плечи.
Есть голос, остальное - милый - взят.
И никакой надежды и поблажки.
В шкафу, понуро сгрудившись, висят
твои осиротевшие рубашки.
* * *
Снова кричала во сне,
как под тяжёлою кладью...
Ты бы прижал потесней,
словно ребёнка бы гладил.
Что-то ночами шептал -
и отступали кошмары...
Как без меня тебе там?
Нету убийственней кары...
Если б обнять что есть сил
и нашептаться до боли...
Ты бы мне всё объяснил,
ты бы единственный понял.
* * *
Под утро ты пришёл ко мне,
укрыл тихонько одеялом...
и это было не во сне,
меня ничуть не удивляло,
я чуяла тепло руки,
я обнималась, целовалась...
И это было вопреки
всему, что смертью называлось.
Отныне буду я в веках
любимицей, царицей бала...
Ты умер на моих руках,
как на твоих я засыпала.
Не умер, без вести пропал...
А вот и жив на самом деле.
Ты знал, когда со мною спал,
как мне не выжить в чёрном теле.
* * *
Я руку тебе кладу на висок -
хранителей всех посланница.
Уходит жизнь как вода в песок,
а это со мной останется.
Тебя из объятий не выпустит стих,
и эта ладонь на темени.
Не всё уносит с собою Стикс,
не всё поддаётся времени.
Настанет утро - а нас в нём нет.
Весна из окошка дразнится...
Мы сквозь друг друга глядим на свет,
тот - этот - какая разница.
С**
* * *
Зов души звериный,
ну а плоть - легка...
Взбитые перины -
словно облака.
Бремя или шалость?
Трепет или страх?
Всё перемешалось
в доме и в мирах.
Нежности кромешность
в отсветах эпох...
Святость или грешность?
Дьявол или Бог?
Губы или локти?
Пламя иль сосуд?
Крылья или когти
жизнь мою спасут?
* * *
Ты сказал: "Обними меня".
Извини, я так обману.
А глаза так близки, маня
в неизвестную мне страну...
Для тебя делов на пятак -
ты герой, что спустился с гор.
Я тебе благодарна так,
что иное всё - перебор.
Твоих будней простой мотив
не сольётся с моим уже.
И верёвки, что прикрутил,
не привяжут к моей душе.
И объятие не спасёт
от падения с высоты...
Я хотела б, чтоб было всё.
Я хотела б, чтоб я и ты.
Чтоб как в детстве - коньки в руке,
по росистой траве бегом...
Только дважды не быть в реке,
и луна - словно в горле ком...
* * *
Я обнимаю мысленно тебя
и шлю тебе лишь поцелуй воздушный,
пока ещё не смея, не любя,
не зная, для чего мне это нужно.
Глядишь глазами горного орла,
с повадками земного человека.
Та школьница ещё не умерла...
Спасибо, что пришёл через полвека.
* * *
Было просто и легко
обнимать за плечи.
А теперь ты далеко,
близкий человечек.
Приходил в заветных снах
мне с шестого класса.
И опять тобой грустна,
сокол синеглазый.
Душу греют на столе
красные тюльпаны.
Где бы ни был на земле -
помнить не устану.
У меня какой-то страх
вновь тебя не встретить.
Пусть хранит тебя в горах
православный крестик.
* * *
Постучись мне в сердце, я открою
и ключи доверю от души,
как романа моего герою,
как герою, что сошёл с вершин.
Я же не звезда и не комета,
и не эдельвейс из Красных книг.
Я гора, что любит Магомета
и сама идёт на встречу с ним.
Знаю, эти руки золотые
могут всё - чинить, паять,клепать.
Но важнее стало мне отныне,
как они умеют обнимать...
* * *
О полная луна на небосводе
отнюдь ты не мертва и не глупа.
С тебя глаза влюблённые не сводят,
ты словно нимб сияющий у лба.
И даже на ущербе, на излёте
твой рог могуч, таинствен и велик,
напоминая о небесной плоти,
пусть скрыт наполовину чудный лик.
О это восполненье без изъятья,
печать богов, вселенной гордый герб!
Любовь кругла, как жаркое объятье,
и жизнь полна, хоть сходит на ущерб.
* * *
Сколько было всего - не забыла,
вспоминаю с улыбкой порой.
О вы все, кого я так любила -
рассчитайтесь на первый-второй!
Далеко это от идеала,
сознавала, и всё же - молчи -
но лоскутное то одеяло
согревало в холодной ночи.
Со вселенной по нитке непрочной,
не морочась стыдом и виной, -
вот и голому вышла сорочка
и отсрочка от тьмы ледяной.
Л**
* * *
Ещё до слова, до поступка
я чувствую родство с людьми,
когда снимается скорлупка
с души - и вот она, возьми.
И точно так же, до знакомства,
походка, облик или взгляд
мне чью-то тайну вероломства
иль чужеродства оголят.
Вот так тебя, ещё не зная,
и до того, как обняла,
как будто вспомнила из сна я
и с первой строчки поняла.
* * *
Снова сегодня простимся до завтра мы,
чёрные рамки ночей мне тесны,
но оставляю я звёзды присматривать,
чтоб тебе снились чудесные сны.
Кто-то за облаком видит и знает всё,
наши сердца беззащитнее птах.
Пусть тебе мишка по-детски признается
в том, что сказать невозможно в летах.
Завтра проснёшься и будешь во вторнике,
ну а пока засыпай как дитя.
Мишки тебя охраняют на коврике,
бархатной лапкой беду отводя.
* * *
Дворник, так далёкий от народа,
над заснувшим городом парит,
и его дворянская порода
никому о том не говорит.
Аристократические пальцы
тёплым мехом варежек обнять.
Ты, прохожий, из окна не пялься -
ничего оттуда не понять.
Что мне этот мусор и окурки
перед синевой без берегов,
что мне эти мелкие фигурки -
их не разглядеть из облаков.
* * *
"С Вами рядом никого не стояло" -
это самый большой комплимент
от тебя, что услышала... Стало
как ни странно, мне легче в момент.
Не стояло... Не очень-то щедро.
Не стояло... так ты хоть постой.
Вместо снега, дождя или ветра,
обнимая улыбкой пустой.
Вместо лакомства или лекарства...
А не хочешь, сама постою.
Бог, увы, ничего не подаст мне -
слишком поздно я утром встаю.
* * *
Сколько там осталось века-то,
но всё так же брызжет новью...
От любви спастись мне некуда.
Я обложена любовью.
На портретах обнимашечки
с мамой, папой и любимым.
А на вешалках - рубашечки,
зацелованы по спинам.
Сколько было в этом истины
и бессмысленного пыла...
И кого - самоубийственно,
и кого - нельзя, любила...
Все любовью мы повязаны,
с мала до велика, Боже.
Я люблю - и этим сказано
всё, и даже может больше.
* * *
Когда меня согнёт в бараний рог
и смерть перешагнёт через порог,
какими отпугну её словами?
"Любимые, я снова буду с вами!"
И буду я неистово просить
меня на эту встречу отпустить.
Там столько счастья в занебесной тверди,
что и не снилось ни Ассоль, ни Герде!
Там каждого оплачу, обниму,
там каждого до донышка пойму,
и там мы от последнего причала
начнём с конца до самого начала.
Любовь - такое мощное орудье...
Там наконец вздохну я полной грудью,
а жизнь мне трёт, бери её, лови!
...И смерть умрёт от зависти к любви.
* * *
Пора уж помудреть и примириться
с тем, что судьба обносит на пиру.
Ловлю в ладони листья, словно лица,
с которыми в обнимку я умру.
Уж не до жира - рыцаря и принца,
пускай им спится на страницах книг, -
но - до вечерней розовой зарницы,
с которой слиться в свой последний миг...
* * *
Ни на что не надеюсь,
ничего не прошу,
потому что везде есть
место карандашу
и листочку бумаги...
Пусть я с радостью врозь,
мне хватает отваги
жить без жалоб и просьб.
Как изъятие ятей -
всех бессмыслиц весны.
Вместо встреч и объятий -
бессловесные сны.
Я без ласковой доли
без труда обойдусь.
Есть покой, есть и воля.
И светла моя грусть.
* * *
Как обернулись близкими стволы,
чтоб ветки я их гладила как руки,
когда голы, пусты мои тылы,
и ни души не слышится в округе.
Ты сможешь эту истину понять,
сорвав с души последние отрепья.
И если стало некого обнять -
то обнимай собак, детей, деревья...
Из цикла "За деревьями леса не видно..."
* * *
О грозное царство лесное,
мой храм и собор!
Сметая с души наносное,
слетает убор
с деревьев, оставив без грима
в прожекторах дня.
И, кажется, кто-то незримо
глядит на меня.
* * *
День облетевшей листвы,
мельком оброненных фраз.
Лес, не покрыв головы,
нам предстаёт без прикрас.
Стало деревьям легко.
Ветер надежды унёс.
До февраля далеко.
Нет ни чернил и ни слёз.
* * *
Лес в ноябре. Осыпавшийся, чёрный,
как лепрозорий рухнувших надежд.
Графический рисунок обречённых.
Скелет без тела. Кости без одежд.
Отбушевало лиственное пламя
и превратилось в пепел, прах и дым.
Прорехи света робко меж стволами
сквозят намёком бледно-голубым.
Лес в ноябре. Обугленные души.
Заброшенность. Пронзительность осин.
Но ты всмотрись и жадно слушай, слушай,
что этот лес тебе всё тише, глуше
бескровно шепчет из последних сил.
* * *
Во всём приметы близкого родства
души с землёй, их тайного соседства.
Переплелись корнями дерева,
им никуда от прошлого не деться.
Мертвеет пень безглавый под кустом.
Скрипит сосна в бессильной укоризне.
Дрожит осина, подавляя стон
по тем, кого любила в прошлой жизни.
Мне страшен их разбросанный пасьянс.
Шепчу: "Ну хватит, замолчите, будет!"
"Гляди на нас, - я слышу вещий глас, -
когда-нибудь с тобою то же будет".
* * *
В такую бурю не пройти и метра -
смерч, словно смерть, сбивает на ходу.
Деревья, искривлённые от ветра -
как грешники, что корчатся в аду.
Протягивают сухонькие руки,
моля тепла, покоя и любви,
и содрогаясь от бессильной муки
быть понятыми Богом и людьми.
Скрипят деревья, ветру потакая.
Корёжит их незримая вина.
И чудится - они нас окликают,
людские называя имена...
* * *
Люблю разглядывать лица деревьев,
жесты их рук, искривлённые станы...
Слушать их шелест, юный и древний,
я не устану, не перестану.
Разгадывать, кем они были раньше,
пока не взяла их земля сырая.
В шёпоте их не услышишь фальши.
Кажется, я и слова разбираю...
* * *
Много пышных веток и листвы
чаще у подножия деревьев,
а чем выше к небу, тем - увы! -
реже и беднее оперенье.
Ближе к небу - значит, холодней...
Это плата за полёт высокий.
Чем мы дальше от своих корней -
тем слабее жизненные соки.
Дерева верхушка - что аскет,
одержимый высшею идеей.
Так к концу редеет жизни цвет
тех, кто уж о жизни не радеет.
Ближе к почве - поросль листа,
есть чем обогреться и укрыться,
а верхушки мачта - как мечта,
та, которой никогда не сбыться.
Дерево, куда? Как птица - влёт...
Жизнь, за что? Оно не виновато.
Одинокий ястреба полёт
в высь, откуда нет уже возврата.
* * *
Осыпается лес. Засыпает, шурша...
Конфетти устилает мой путь.
Облетает с деревьев и душ мишура.
Остаётся лишь голая суть.
Как воздетые руки в пролёты небес -
задрожавшие струны осин.
И звучит осиянней торжественных месс
тот осенний лесной клавесин.
* * *
Как красивы деревья - все, без исключения,
даже голые, высохшие и искривлённые.
В них дремучая прелесть и тайна свечения -
будь то жёлтые, белые или зелёные.
Как причудливы эти летящие линии,
устремлённые в небо обетованное,
меж ветвей оставляя лоскутики синие,
чтобы ими мне душу залатывать рваную.
* * *
Меня не обманывали деревья,
Книг хэппи энды, вещие сны.
Зверьё не обманывало доверья,
Птиц предсказанья были верны.
Ни гриб в лесу, ни ромашка-лютик,
Ни родники, что манили пить.
А обманывали только люди,
Которых я пыталась любить.
* * *
Как будто я оставлена на осень,
не сдавшая экзамен у судьбы:
запутавшись в задачке из трёх сосен,
искать в лесу ответы, как грибы,
читать в корнях вещей первопричины,
смирению учиться у травы...
А я бы и осталась, и учила,
да школа жизни кончена, увы.
Что, вечной второгоднице, мне делать
с просроченною жизнью и тоской,
с застывшим в пальцах мелом задубелым
над гробовою чистою доской?
Постойте, я не всё ещё сказала!
Но вышел срок, и всё пошло не впрок.
На том свету, как перед полным залом,
в слезах любви, в прозренье запоздалом
отвечу Богу заданный урок.
Из цикла "Жизнь проходит..."
* * *
Жизнь проходит упругой походкой,
и не скажешь ей: подожди!
Из чего её плащ был соткан?
Звёзды, травы, снега, дожди...
Жизнь проходит грозою и грёзой,
исчезая в туманной мгле,
оставляя вопросы и слёзы,
и цветы на сырой земле.
* * *
Тюльпаны осыпались. Розы опали.
Сирень распустилась зато.
Вся комната - в пышной цветочной оправе.
Как жаль, что не видит никто.
Душа - решето от бессчётных ударов,
весь мир - словно цирк шапито,
жизнь - глупая шутка и прожита даром...
Сирень распустилась зато.
* * *
О сирень четырёхстопная!
О языческий мой пир!
В её свежесть пышно-сдобную
я впиваюсь, как вампир.
Лепесточек пятый прячется,
чтоб не съели дураки.
И дарит мне это счастьице
кисть сиреневой руки.
Ах, цветочное пророчество!
Как наивен род людской.
Вдруг пахнуло одиночеством
и грядущею тоской.
* * *
Где вы, катарсис, серотонин,
дом с белым садом, камин, мезонин,
всё, что желают в дни именин,
всё, что нам снится?
Что же на деле? Лживость икон,
замков руины, дура закон,
непобедимый в душах дракон,
старость, больница.
Где в парусах кумачовых корабль?
Где в небесах утонувший журавль?
Где обещания крибли и крабль,
сказочной щуки?
А на поверку - супы с котом,
светлое завтра где-то потом,
вечная сука на троне златом,
вечныя муки...
* * *
Голубь стучится клювом в окно.
Я насыпаю птице пшено.
Так вот и я, тетеря,
стучалась в закрытые двери.
Крыльями билась в чужое окно,
но тем, кто внутри, было всё равно.
Билась, теряла перья,
силы, года, доверье.
Но никто не открыл.
Иль не хватило крыл?
* * *
Жизнь протекает в неизвестности
и в песни претворяет сны.
Но вечно у родной словесности
я на скамейке запасных.
И всё же лучше буду в падчерицах
искать подснежников зимой,
чем угождением запачкаться
и изменить себе самой.
Пронзать чужие души лезвием
и ткать невидимую нить,
пока хоть что-то у поэзии
в составе крови изменить.
* * *
Когда-то оборачивались вслед,
теперь порой не узнают при встрече.
Но сколько бы ни миновало лет -
я лишь сосуд огня Его и речи.
Кто любит - он увидит на просвет
во мне - Меня, идущей по аллее.
Ну разве что морщинок четче след,
взгляд и походка чуть потяжелее.
Пусть незавидна старости юдоль,
настигнувшей негаданно-нежданно,
но не кладите хлеб в мою ладонь.
Пусть это будет "Камень" Мандельштама.
* * *
Пытаться душу уместить в тетрадь,
печалиться, когда не удаётся.
Всё меньше остаётся, что терять.
Всё больше любишь то, что остаётся.
Что нового? Да всё уже старо.
День завтрашний похож на день вчерашний.
На всём лежит прошедшего тавро.
И дышится свободней и бесстрашней.
"Всё в прошлом" - на музейном полотне
уже таким не кажется забавным.
Но всё, что вне - теперь уже во мне.
И жизнь полна единственным и главным.
* * *
Однажды из дома - как будто из комы
я выйду - и стану иной,
как новое утро в стране незнакомой,
как первый подснежник весной.
Я выйду из прежней своей оболочки,
захлопнув решительно дверь.
Прощайте, мои закутки-уголочки,
прибежища бед и потерь.
Я вырвусь на волю, как будто из склепа,
навстречу шальным небесам.
Дождь хлынет слезами безудержно-слепо,
душе отворится Сезам.
И, кем-то неведомым сладко ведома,
тебе навсегда улыбнусь.
Я выйду из тела, как будто из дома,
и больше в него не вернусь.
Из цикла "Ты мой свет в конце недели..."
* * *
Ты мой свет в конце недели,
в веренице долгих дней.
Ты мой свет в конце туннеля,
не погасни, не тускней.
Жизнь промчится, словно поезд,
путь конечный недалёк,
но далёкий, словно полюс,
подмигнёт мне огонёк,
посигналит из апреля -
пусть снега за пластом пласт,
но зато в конце тоннеля -
свет твоих зелёных глаз.
* * *
Кто мне выпадет - туз иль валет?
Дом казённый иль прочая гадость?
Выпал дождь и простёртая вслед
семицветная радуги радость.
Что мне выпадет - слёзы из век
и разлука пиковою дамой?
Выпал ты как на голову снег
так внезапно, светло и нежданно.
Я жила предсказаньям назло,
не боясь никакого расклада.
В картах мне никогда не везло,
но вот звёзды ложились как надо.
* * *
Наступает косматая осень...
Проступает сквозь сумерки лет
Безымянная улица восемь,
где живёт безымянный поэт.
Я пишу обо всём без кавычек,
всему свету себя разнеся.
Ты в числе моих вредных привычек,
от которых отвыкнуть нельзя.
Мир наполнен словами моими,
я понятна любому ежу.
Но храню твоё тайное имя
и под пыткой его не скажу.
* * *
На остановке я сойду
на нет, что ты мне дал -
подарок твой, что и в аду
сияет, как кристалл.
Ни дождь меня не отрезвил,
ни взгляд твой ледяной,
и всё, что ты отнял, убил -
по-прежнему со мной.
Со мною мой самообман
под звуки аллилуй, -
то не зима, не смерть сама,
а вьюги поцелуй.
* * *
Я тебя не отдам пустоте заоконной,
пусть далёкий, не мой, неродной, незаконный,
только издали сердцу видней.
Ты ошибка моя, мой божественный промах.
Жизнь тонула в обломах и в пене черёмух,
и не знаю, что было сильней.
Твои беды вернутся и станут моими,
губы снова споткнутся о нежное имя,
о частицу холодную не.
Ты и я не равняется нам, к сожаленью,
но плывёт по волнам твой кораблик весенний
и во сне приплывает ко мне.
* * *
Я жила как во сне, в угаре,
слыша тайные голоса.
А любила - по вертикали,
через головы - в небеса.
Бьётся сердце - должно быть, к счастью...
Сохраняя, лелея, для,
всё ж смогла у судьбы украсть я
два-три праздника, года, дня.
Умирая, рождалась вновь я,
поздравляя себя с весной,
с беспросветной своей любовью,
той, что пишется с прописной.
Страница Наталии Кравченко на stihi.ru
Блог Наталии Кравченко в Живом Журнале
Страница Наталии Кравченко на Зарубежных Задворках
Страница Наталии Кравченко на gostinaya.net
Страница Наталии Кравченко в Интернет-журнале Эрфольг
Страница Наталии Кравченко на Золотом Руне
Главная страница сайта
Из нашей почты
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
"Темный лес" на Фейсбуке
Последнее изменение страницы 11 May 2020
ПОДЕЛИТЬСЯ:
