"ТЁМНЫЙ ЛЕС" В ГОСТЯХ У "ЛИТЕРАТУРНОГО КИСЛОВОДСКА"

Александр БОГДАНОВ

* * *

Спи, моя песенка,
спи, лебединая...
Утро настанет, настанет для нас.
Спи, улыбаясь
улыбкой невинною,
не открывай ты, пожалуйста, глаз.

Кот тебе на ухо
песню смурлыкает,
может быть, даже какой-нибудь вальс.
Спи, моя нежная,
спи, моя зыбкая,
не открывай ты, пожалуйста, глаз.

Утром проснёшься ты.
Солнышко ясное
будет искриться на донышках ваз.
Ну а пока что,
царевна прекрасная,
не открывай ты, пожалуйста, глаз.

Спи, мой воробушек,
спи, моя пташечка.
Я охраняю твой сон в первый раз.
Губы раскроются
алою чашечкой.
Не открывай ты, пожалуйста, глаз.

Звёздочки на небе
синие-синие
пустятся весело-весело в пляс,
сядут на ёлочки
утренним инеем...
Не открывай ты, пожалуйста, глаз.

  1980 г.

* * *

Я хочу искренности,
а не искусности.
Я хочу истинности,
а не искусственности.

  1980 г.

* * *

Я люблю, ни на что не надеясь;
точно знаю, что встречу отказ;
я люблю твою тихую прелесть
серых, строгих, но ласковых глаз.

И улыбку твою, и серьёзность -
всю тебя бесконечно люблю.
Но с тобою мы встретились поздно,
и уже не свернуть кораблю.

Я себя отдаю на заклание,
от тебя удаляюсь скользя.
Ты желанней, чем просто желание,
и запретней, чем просто нельзя.

  1991 г.

* * *

Тоскливый крик последней электрички,
пустой перрон, вокзальное крыльцо,
и одинокий всполох чьей-то спички,
и чьё-то отрешённое лицо.

Я, докурив, отброшу сигарету,
пройду в вагон и сяду у окна.
Я не запомню остановку эту,
она в моей дороге не одна.

Так много их, похожих, прошумевших,
на миг застывших и опять пропавших,
желавших стать судьбой и не сумевших
и всё-таки все вместе ею ставших...

  1990-1992 гг.

* * *

Лилечка, моя Лялечка,
уложу Лилечку в люлечку,
буду Лилю люлить,
буду Лиле гулить,
стану Лилю любать,
миловать-голубить.

  1990-е гг.

Ольга ГОРОДЕЦКАЯ

* * *

Ты на облаке -
    я под месяцем.
Месяц -
    парусом
        надо мной.
Парус светится -
    в небо лестница,
в путь без адреса
        над землёй.

Утром скроюсь я
    колким месяцем.
Мягким облаком
    ты взойдёшь.
День за днём закружится, взбесится,
а догонишь -
    на землю падёшь.

Я без облика.
    Ты без облика.
Без волос,
        без лица,
            без рук.
Ты глядишь на меня из облака,
ты глядишь на меня без мук.
Месячно-облачный круг-трюк.
        Не гляди,
            а не то - каюк!

Я без имени.
        Ты без имени.
Нам недолго без ничего.
        Ну а после
        небо скосят,
        зимы с ливнями,
        мухи с бивнями.
Будем вместе.
Дом нас вместит.
        Но в доме месяц,
        в доме облако
            не живут.

  1984 г.

* * *

Нет правды мыслей, правды слов,
лишь топка тела
случайной пары, двух полов
котельная.
Двух перемешанных теней
взаимопрошлого.
Вскользь по поверхности, вдоль дней
подошвами.
    И крошит март непрочный наст,
    хрустят кристаллики для нас.
Нет правды мыслей, правды слов,
и слава богу!
Как нет грядущего оков
и проку!
Лишь сон секундный на ветру,
беспутья зов.
Колёса сдуты, скошен руль,
без тормозов...
    И крошит март непрочный наст,
    и сыплет пригоршни на нас.
Чуть правды мыслей, правды слов,
и гаснет тело.
Любовь - как тяжесть, как улов
потери.
Как раздвоение двоих,
распад горошины.
И сон бессонен, ветер лих,
и крошит...
    И крошит март непрочный наст,
    на пыль, на нет, и нету нас.

  2001 г.

ОДИНОЧЕСТВО

От всего закрыли стены,
опустили в тишину...
Только кот орёт блаженно -
кошку хочется ему.

  1983 г.

Галина ДИЦМАН

ПЕСНЯ О МАСТЕРЕ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ

Собор закончен. Мусор по углам.
Пьют мастера три дня без перерыва.
И только я слоняюсь по лесам,
всё трогаю - где ровно, а где криво.

О, этот купол - в самых страшных снах
я видел, как обрушивались балки,
я бил поклоны, рылся в чертежах,
и - господи прости! - ходил к гадалке,

я про стропила что-то ей твердил.
Она в моих запуталась мозолях,
потом сказала тихо: "Господин,
ты будешь видеть больше, чем позволят..."

Мой конкурент расчёты переврал,
кричал, что будут жертвы и убытки...
Но вышло так, что старый кардинал
мой купол выбрал с первой же попытки.

Он был учёным, он писал трактат
"Пропорции и место их в искусстве",
но по его проекту я бы рад
бордель открыть в портовом захолустье...

От зависти его хватил удар -
а я живу, размачиваю кисти.
Я эти фрески выдумал тогда,
когда не мог о храме и помыслить!

Ходил священник по пятам за мной
и толковал библейские сюжеты.
Я сделал вид, что я глухонемой -
и он отстал. Поклон ему за это.

Пускай толкует - мне бы наплевать,
да добрый люд уже строчит доносы,
мол, я посмел Марию написать
с той шлюхи, что зарезали матросы...

Да хоть бы так - таких небесных черт
вам не найти в монастырях Мадонны:
лица, не замутнённого ничем,
с младенцем, в этом мире нерождённым, -

она была никто и звать никак -
ни имени, ни матери, ни сына...
Она жила средь нищих и бродяг -
пускай живёт под куполом отныне!

А с нею рядом - пробирает дрожь,
чей лик я вижу там в венце терновом -
тот парень, что на мой наткнулся нож,
когда я был наёмником в Кордове.

Отец небесный, я его лицо
тебе отдам, как жертвоприношенье -
тебе ведь всё равно, в конце концов,
а я, быть может, заслужу прощенье?

Теперь никто не скажет мне: "Не сметь",
нет надо мною, кроме бога, старших.
Я нарисую собственную смерть -
и мне тогда сам Страшный Суд не страшен.

Там, где рассветный луч скользит в собор
- я это место выбирал часами -
мой хитрый профиль будет с этих пор
исподтишка подглядывать за вами.

Я буду видеть внуков, их детей,
и тех, кто неизбежно будет после,
и чувствовать всей шкурою своей,
как постепенно выцветает роспись.

Пройдут века. И стайка юных нимф
из школы забежит сюда зачем-то,
и я услышу со стены от них
о мастере эпохи Кваттроченто.

  2000 г.

ЛИРИЧЕСКИЙ МОМЕНТ

Это ж просто курам насмех -
нету времени влюбиться!
Я бы в вас влюбилась наспех -
по привычке торопиться.

Но опять у сына насморк
и проблемы на работе...
Я бы в вас влюбилась насмерть
да душа моя в цейтноте!

  1985 г.

Евгений КЕНЕМАН

(1954 - 1999)

* * *

Как долго не восходит солнце!
    Когда сыграешь в аут,
    года в пучину канут,
    сумеешь осознать утрату -
    взбежишь на облака по трапу
    туда, что выше всяких табу
    на целую октаву,
где нас помирит невесомость...

Как долго не восходит солнце!
    Уже гудят призывно барабаны,
    огромные как брёвна баобаба.
    Короткий вздох свой выпьем залпом,
    преследуя удар набата.
    Бродячие певцы и акробаты,
    мы не скорбя уйдём из балагана.
В пути нам не страдать бессонницей.

Как долго не восходит солнце!
    Какой сегодня день, какое время?
    Что ищем, нищее отребье?
    Скрипим пером кому-то на потребу,
    чтобы затем скрипеть зубами от мигрени?
    Нас никакие звёзды не согрели,
    так неужели же согреют бредни?
И птицы не летают над отравленным колодцем.

Как долго не восходит солнце!
    Нет звонче песни, чем об стену лбом.
    Нет веселей забавы, чем дуплетом влёт.
    Спокойны и скупы, как на воде бульон,
    махнув на всё рукой, себя мы не убьём,
    себя презрением не обольём...
    Когда развесят нас сушиться как бельё,
посетуем, устав ждать солнце:
"Как долго не восходит совесть!"

  1980-е гг.

* * *

Случайна жизнь, случайна.
    Случайна смерть.
"Как всё это печально -
    жить и умереть."

Случаен взгляд, случаен.
    Случаен миг.
И вздох свой источая,
    случайны мы.

Как у дороги камень,
    случаен я...
Но нет во мне ни капли
    отчаянья!

    ... и только не случайна,
    вижу,
    сама Случайность.

  1976 г.

ПРОЩАЛЬНОЕ

Остаться одному,
совсем одному...
Тёплая прокуренная трубка в ладони.
Синий потолок в сияющем дыму
становится всё глубже и бездоннее.

Остаться одному,
совсем одному...
Притягивается облако к ладони.
Живут воспоминания в дыму -
крошечное прошлое
с веками всё бездоннее.

Остаться одному,
совсем одному...
Вот так лежать как трубка на ладони
и тихо гаснуть в холодеющем дыму,
глазами становясь
всё глубже и бездоннее...

  1980-е гг.

Александр КОСАРЕВ

* * *

Постепенно привыкая,
тихо радуюсь в избе,
что настала жизнь другая
в непростой моей судьбе.

Всех люблю. И не желаю
никому на свете зла.
И, конечно, принимаю
жизнь такой, какой была.

  2004 г.

* * *

Довела меня женщина
до невиданных слёз.
"Ты, - кричит, - деревенщина,
не достанешь до звёзд!
Буду век с тобой маяться
за чужие грехи..."

Что ж тогда и останется,
если бросить стихи?!

  2004 г.

* * *

Всё затихло в старом доме.
Даже люди и скоты
улеглися на соломе,
избегая суеты.

А в печи трещат поленья,
согревает нас огонь.
И забытая деревня
выпускает в небо вонь.

Но зачем страдают люди,
спят, едят и пьют вино,
если их никто не любит,
хоть ты выбросись в окно?

Если выпрыгнешь в окошко -
до земли недалеко.
Лишь испуганная кошка
на сарай махнёт легко.

  2004 г.

Алексей МЕЛЛЕР

ПЕРЕВОДЫ АНГЛИЙСКИХ НАРОДНЫХ ЛИМЕРИКОВ

* * *

Удивительно тонкую леди
пригласили на праздник соседи,
гости пили вино
сквозь соломинку, но
провалилась в соломинку леди.

* * *

Молодой англичанин по имени Джон
проживал в окружении сразу трёх жён.
Говорил он друзьям:
жить с одной - это срам,
а с двумя - запрещает суровый закон.

* * *

Наша тётя любила на годы ворчать,
говорила: опять бы сначала начать,
и опять, и опять,
и опять, и опять,
и опять, и опять, и опять, и опять.

* * *

Жил да был старикашка, мерзавец и хам,
он устроил в квартире бардак и бедлам,
танцевал он на шкапе,
чай заваривал в шляпе,
выводя из себя джентльменов и дам.

* * *

Жил на свете бродяга по имени Мак,
и приснилось ему, что жуёт он башмак,
он проснулся в поту,
он пощупал во рту,
и увидел, что это действительно так.

* * *

Жил на западе Чехии в городе Пльзень
молодой человек, обожающий лень.
"Лень, - твердил он, - не мышка,
но такая малышка!" -
и готовил обед на двоих каждый день.

Илья МИКЛАШЕВСКИЙ

ИЗ "РУБАЙАТА"

* * *

Мне математики дают совет:
пиши стихи, ты - истинный поэт.
В ответ им литераторы кивают:
он - крупный математик, спору нет.

* * *

Путёвые друзья меня забыли,
путём своим летят в автомобиле;
а непутёвые пока что помнят,
бредём пока что, наглотавшись пыли.

* * *

Мы занятыми все слывём,
нам некогда: работа, дом.
А сами смотрим телевизор,
кроссворд решаем, пиво пьём.

* * *

Мы просим у судьбы того-сего,
ворчим, что не дает она всего;
а между тем даёт она немало,
но взять мы не умеем своего.

* * *

Умение простое обходиться
достойнее умения добиться.
А всех противней тот, кто не умеет
ни всё приобрести, ни примириться.

* * *

Прогнивши, людоедский пал режим,
а мы дрожали - и опять дрожим:
явились толпы мелких людоедов
на горе и друг другу, и чужим.

* * *

Буржуи всё же лучше феодалов,
хотя скупые и без идеалов,
но лучше лапу с голоду сосать,
чем отправляться на рытье каналов.

* * *

Позвольте мне эмира превознесть.
Эмир в заботах о народе весь,
деньгопечатню новую построил -
теперь у всех помногу денег есть.

  1980-90-е гг.

Юрий НАСИМОВИЧ

И Я

Люблю под вечер, как устану,
минут пятнадцать - двадцать пять,
прильнув к любимому дивану,
энциклопедию листать.

Века прошли, прошелестели,
и ныне смотрят со страниц
Шекспир, Шелепин, Шелест, Шелли
и ряд иных достойных лиц.

О, как их лики величавы!
Свершая подвиг бытия,
они своей достигли славы,
они великие. А я?

Из кустарей, из незаметных,
и я однако - что скрывать!? -
без всяких умыслов конкретных
люблю о славе помечтать.

И я люблю вписать от скуки
стишок-другой в тетрадь. А там
её, глядишь, отыщут внуки,
перерывая дедов хлам.

Поэтам прошлого - дорогу,
а современникам - отпор.
И издадут меня помногу
поэтам будущим в укор.

Моё значенье приумножат
и вознесут, и - чёрт возьми! -
в энциклопедии, быть может,
я стану рядом с Насими.

И тешусь я надеждой хлипкой,
что в час, когда пора ко сну,
и я, прославленный, с улыбкой
на пра-пра-правнуков взгляну.

  1975 г.

Анатолий ПЕРЕСЛЕГИН

ПАДШИЕ АНГЕЛЫ

Я взбирался к отцу на колени,
и они превращались в ступени,
я взбирался по ним до небес,

и оттуда чудесные дали
открывались наивным глазам,
где ни тьмы, ни врагов, ни печали.

А потом становилось мне тесно
в этом мире заоблачной лжи,
и растаяли все миражи,

мы с тобою на землю упали,
словно ангелов падших толпа,
и за грош свои крылья отдали.

А теперь я наследник отца,
он оставил надежды и страхи,
он оставил обрывки венца.

За стеною потерянных лет
в звуках песен, в биении флагов
вьются призраки старых побед.

* * *

Были всегда на земле,
были и вечно будут
реки, что нас не судят, нет,
и люди, которые судят.

И если забыться во сне,
который никто не пробудит,
помни, что реки не судят, нет,
а люди мелькают и судят.

Краток памяти след,
короче памяти - люди;
и реки текут и не судят, нет,
а люди мелькают и судят.

Ольга ТАЛЛЕР

НАЧИНАЮЩИЙ ПОЭТ

Апрельским утром, майским утром,
прозрачным воздухом дыша,
вся в ожидании немудром
полурасцветшая душа.

И близким кажется - и новым
отчаянно цветущий мир...
И так легко нарушить словом
весны трепещущий эфир.

И вновь, несдержанны, нестроги,
приходят в страсти новизны
катастрофические строки
о наступлении весны.

  1989 г.

ГОРОД

Я многотел, многоголов, умножен,
по вечерам в экранах отражаюсь,
в дома рассован, в темноту задвинут -
и вижу только тени, отраженья,
туманности из лиц и антуражей...
В разноэтажный хаос погружаясь,
я окружён, обременён, раздавлен,
всё дальше мне, однако, суждено
ночами продолжать своё движенье,
испытывая ужас непрерывный
перед прошедшим, нынешним, грядущим...
Но кажется, но верится, но снится
другое настоящее - цветное,
рассветом позлащённое - и небом,
росой и ароматом расточаясь,
медлительно-свободное, взлетает
огромной бабочкой - над океаном,
над лесом, над горами и лугами, -
и дышит, и сверкает, и поёт.

  1987-1988 гг.

Людмила ТЕМЧИНА

СОН

Как хорошо, что это сон!
А значит, не было печали.
Не мы стояли и молчали,
смотря на тёмный горизонт.
И снег неведомо откуда
не опускался на траву.
Как хорошо, что наяву
я очень скоро всё забуду.

  1985 г.

УТРО

С ресниц слетает мрак. И мне бы
туманы вмиг разбить везде.
Уже в глазах кружится небо,
как карусель. И брезжит день.
И дождь натягивает струны.
И только миг. Ещё чуть-чуть.
Как я хочу скорей взглянуть
на этот мир - шальной и юный!
А воздух свеж. И тонок лучик.
И утро набирает прыть.
И так сейчас мне нужен ключик,
чтоб сердце для всего открыть!

  1986 г.

ОБРАЗ

Я собирала образ твой, как дом,
из кубиков фантазии и писем
и пятилетних впечатлений - встреч,
уже заросших густо трын-травою,
покрытых паутиной, и потом
на смену снам вступило властно утро,
а я всё продолжаю сочинять
нехитрую, но радостную сказку,
вот только вихрь мой домик развалил,
порвал все нитки хрупкой паутины,
под потолком оставив пустоту,
и письма бросил из окна на волю,
чтоб получил их кто-нибудь ещё.

  1997 г.

Михаил ЧЕГОДАЕВ

СТАРЫЙ ДОМ

В тот день, когда сломали старый дом,
всё было так безоблачно кругом,
казалось, что вокруг
десятки добрых рук
готовы поддержать своим теплом.

А дом лежал погибший, как солдат,
из тех, что до последнего стоят.
Лишь позабывши лень,
ища былую тень,
над ним кружились ласточки весь день.

И если я вот так же упаду,
когда ответ однажды не найду,
вы станете кругом
судить-рядить о том,
что строить на фундаменте моём.

Ответ один, а вот вопросов тьма,
и задаёт их нам судьба сама.
Неужто от того,
что не нашли его,
мы разрушаем старые дома.

И я людей за это не хвалю,
ведь я тебя по-прежнему люблю,
и, кажется, вот-вот
к нам счастье подойдёт,
и ты поймёшь всё то, что я пою.

Я не мудрец и не гляжу с холма,
а жизнь распоряжается сама,
и всё-таки мне жаль,
что, позабыв печаль,
ломают люди старые дома.

  1980 г.

Мария ЧЕГОДАЕВА

БАЛЛАДА О ЧАГАТАЕ

В вольных степях дикой орды
буйные ветры свищут.
Ждите грозы, ждите беды
кони татарские рыщут.

Хан Чагатай, где твои псы?
Где твои злые орды?
Щёлочки глаз, плетью усы,
волчьим оскалом морды...

Им - убивать, им - умирать,
гнить под пятою кургана.
Стонет земля - движется рать
правнука Чингиз-хана.

В зыби веков, в дымке времён
эхо разносит кличи.
Скрежет колёс, клёкот ворон,
ждущих своей добычи.

Топот орды слышится вновь,
видится Русь Святая...
Бьётся в виске чёрная кровь
дедушки Чагатая.

Кровь уж не та, кровь, как вода,
в жилах потомков хилых.
Дремлет орда, тлеет орда
в древних степных могилах.

Только порой глянет в глаза
месяц багровым ликом.
Только порой взвоет гроза
диким звериным криком.

Только порой возле плеча
кровью нальётся мета,
старый рубец - след от меча
инока Пересвета.

  1980-е гг.

МАГДАЛИНА

Я танцую на ковре под звуки бубна
в жарком мареве восточного базара.
Эй, мужчины, мне цена динарий в будни,
а по праздникам я стою два динара.

Эй, философ, ясновидец назарейский,
что торопишься? Иль я тебе не пара?
С самой лучшей проституткой иудейской
разве плохо переспать за два динара?

Или дорого? Не по карману плата?
Плохо платят, знать, пророкам в Иудее!
За тобой бредут старухи и кастраты,
о спасении души своей радея.

Что ж, спасение души - благое дело,
если старость обрекла тебя на муки,
если сморщено лицо и ссохлось тело,
если с жадностью к тебе не тянут руки.

Эй, философ, да постой же ты, философ,
у тебя глаза, как тёмные агаты.
Как ты строен! Ты прекрасней, чем Иосиф.
Я готова уступить тебе пол платы.

Я готова заплатить сама всю цену,
я готова... Но зачем проходишь мимо?
Я готова бросить танцы, бросить сцену,
бросить к чёрту всех мужчин Ершалаима.

Я готова... Эй, философ, ты послушай,
вот я бросила и деньги, и наряды.
Если надо для тебя спасти мне душу,
я спасти её, любимый, буду рада.

Я надену это рубище на тело,
целомудренною стану, как невеста,
ведь спасение души - благое дело.
Эй, старухи, потеснитесь, дайте место!

Дайте место для Марии Магдалины...

  1980-е гг.