Сайт журнала
"Тёмный лес"

Главная страница

Номера "Тёмного леса"

Страницы авторов "Тёмного леса"

Страницы Юрия Насимовича

Страницы наших друзей

Литературный Кисловодск и окрестности

Тематический каталог сайта

Новости сайта

Карта сайта

Обзор сайта

Из нашей почты

Пишите нам! temnyjles@narod.ru

 

на сайте "Тёмного леса":
стихи
проза
драматургия
история, география, краеведение
естествознание и философия
песни и романсы
фотографии и рисунки

 

Главная страница

Номера "Тёмного леса"

 
N1 N2 N3 N4 N5 N6 N7 N8 N9 N10 N11 N12 N13 N14 N15 N16 N17 N18 N19 N20 N21 N22 N23 N24 N25(1) N25(2) N26 N27
N30 N31 N32 N33 N34 N35 N36 N37 N38 N39 N40 N41 N42 N43 N44 N45 N46 N47 N48 N49 N50 N51 N52 N53 N54 N55 N56 N57 N58 N59 N60 N61 N62 N63 N64 N65 N66 N67
N68
Об авторах

Тёмный лес

N63

юбилейный выпуск

Этот номер "Тёмного леса" посвящён основным лафанским событиям прошедшего пятидесятилетия. Вспомнить удалось не всё. Впрочем боюсь, и так редкий читатель дочитает до середины нижеследующий список наших свершений. Однако за списком следует литературная часть: старые и новые стихи и рассказы лафанцев и сочувствующих.

 

1969. В начале октября вышел 1-й номер "Тёмного леса".

Поначалу журнал выходил ежеквартально тиражом 3-4 экземпляра. Тогда же издательство "Тёмный лес" (т.е. Юрий Насимович) стало выпускать и сборники стихов - сначала самого Насимовича, позже - и других лафанцев, а потом и не только лафанцев. Тоже в обложке из ватмана, листки формата A5 с машинописным текстом на одной стороне. В 80-х годах появилась потребность и появилась возможность делать сборники в качественном профессиональном переплете. Журнал же сохранял привычный вид, только стал толще, и тираж вырос: редактор не ленился печатать по 4 экземпляра дважды и даже трижды. В 90-е годы стал применяться ксерокс.

Первыми авторами "Тёмного леса" были Юрий Насимович, Игорь и Илья Миклашевские, потом к ним присоединился Алексей Меллер.

1979. Выпуск "Тёмного леса" взяла на себя новая редакция - Михаил и Дмитрий Чегодаевы и Андрей Селькин (с 76г. Ю.Насимович жил в Пермской области, работал учителем в сельской школе, но впрочем "Тёмный лес" выпускать продолжал). Новая редакция сделала 4 номера, после чего это бремя вновь возложил на себя Ю.Насимович, вернувшийся в 81г. в Москву.

В том же 79г. Кунгурская газета "Искра" опубликовала стихотворение Ю.Насимовича. И делала это еще несколько раз в том же и в следующем году.

В том же (или в предыдущем, 78) году Михаил Чегодаев создал ансамбль "Старый орган" (впоследствии "Контакт"), исполнявший песни на стихи Михаила Чегодаева, Марии Андреевны Чегодаевой, Юрия Насимовича и других авторов (напр., Вильяма Шекспира); состав: вокал и гитара-вокал - Михаил Чегодаев, гитара-соло - Владимир Сушков, бас-гитара - Александр Бельговский и позднее Валерий Кравцов, клавишные - Андрей Селькин и позднее Борис Хрупкин, ударные - Константин Протопопов, вокал (в двух песнях) - Светлана Кондратьева; автор музыки - Михаил Чегодаев. Ансамбль просуществовал лет пять.

1983. В журнале "Бюллетень Московского общества испытателей природы" опубликована статья Ю.Насимовича "Взаимоотношения между Fomes fomentarius (Fr.) Kickx, Piptoporus betulinus (Fr.) Karst. и Phellinus igniarius (Fr.) Quel., поселяющимися на берёзе пушистой" (излагающая его дипломную работу, защищенную в 76г.).

1986. В журнале "Бюллетень Московского общества испытателей природы" опубликована статья Ю.Насимовича "Биологическое значение окраски цветка". В следующие 12 лет появилось 20 его статей на эту тему (пять опубликованы в журналах "Ботанический журнал", "Бюллетень Московского общества испытателей природы", "Бюллетень Главного ботанического сада", остальные депонированы в ВИНИТИ).

1987. В журнале "Функциональный анализ и его приложения" опубликована статья Ильи Миклашевского "Конформная геометрия и уравнение Эйнштейна" (в следующем году в Записках семинара Дмитрия Лейтеса опубликован ее полный текст (на английском языке)).

1989. В журнале "Техника молодёжи" опубликован рассказ Евгения Кенемана "Трубус". Примерно в это же время публиковались его рассказики-миниатюры в заводской газете по месту его тогдашней работы.

1992. Ю.Насимович закончил перевод на русский язык детской книги эстонского биолога Виктора Мазинга "Ты только посмотри..." (по подстрочнику автора). А в следующем году Ю.Насимович закончил перевод с польского детской поэмы К.Макушинского о козлике Матолэке (по подстрочнику Р.И. Миклашевского).

1993. В журнале "Биология в школе" опубликована статья Ю.Насимовича "Дидактические стихи о растениях", к которой приложены 14 стихотворений. Гораздо более обширные подборки дидактических стихов Ю.Насимовича о растениях публиковались в Лафании (т.е. издательством "Тёмный лес", в нескольких экземплярах) в 1990 и следующих годах. 4 стихотворения были опубликованы в 95г. в журнале "Мурзилка". А в 96г. в журнале "Биология в школе" опубликована статья Ю.Насимовича "О некоторых заблуждениях относительно обычных деревьев".

1994. В журнале "Начальная школа" опубликована статья Ю.Насимовича "Стихи для запоминания алфавита", к которой приложено дидактическое стихотворение "Тридцать три богатыря". В Лафании это и другие дидактические стихи Ю.Насимовича о буквах публиковались не раз начиная с 90г. или даже раньше. В 95г. в журнале "Начальная школа" к аналогичной статье Ю.Насимовича было приложено 7 его стихотворений.

1995. В журнале "Иностранные языки в школе" опубликована статья Ю.Насимовича "Лимерики английских детей", в которой процитированы переводы 23 английских лимериков, сделанных А.Меллером и Ю.Насимовичем. В Лафании более обширные подборки переводов лимириков, сделанных этими авторами, публиковались начиная с 90г.

В том же 95г. в Новопавловске (Ставропольский край) тиражом 1000 экземпляров вышла маленькая книжечка Ильи Миклашевского "Рубайат".

В том же 95г. в издательстве "Биоинформсервис" вышла первая краеведческая брошюра, одним из авторов которой был Ю.Насимович. Возглавлял авторский коллектив Л.Рысин. Сотрудничество Ю.Насимовича с Л.Рысиным продолжалось 9 лет, за это время вышло 27 брошюр о различных районах Москвы и Подмосковья. Ю.Насимович не только писал геологические и биологические главы, но и делал иллюстрации.

1996. В газете "Вечерняя Москва" опубликована статья Ю.Насимовича "Две Неглинки - натуральная и водопроводная". Это первая из дюжины научно-популярных статей Ю.Насимовича, опубликованных в 96-99гг. в "Вечерней Москве" (обычно с рисунками автора), посвященных в основном малым московским речкам.

1997. В Лафании завершено начатое 15 лет назад печатание собраний сочинений основных авторов "Тёмного леса" - Юрия Насимовича, Алексея Меллера, Ильи Миклашевского, Евгения Кенемана, Ольги Таллер, Галины Дицман, Михаила Чегодаева, Марии Андреевны Чегодаевой, Александра Богданова, Анатолия Переслегина, Ольги Блиновой.

В том же году в журналах "Экология и жизнь" и "Свет. Природа и человек" и в сборнике "Москва: геология и город" опубликованы работы Ю.Насимовича о 800 реках и ручьях Москвы.

В том же году в журнале "Природа" опубликована статья Ю.Насимовича и соавторов "Ландшафтно-геоморфологические особенности Москвы".

В том же 97г. вышла энциклопедия "Москва" с многочисленными статьями Ю.Насимовича (некоторые - с соавторами), в основном по гидрографии Москвы.

1998. "Тёмный лес" наконец-то стал набираться на компьютере!

В том же году в издательстве "МГДТДиЮ" вышел тиражом 300 экземпляров "Определитель деревьев для москвича" Ю.Насимовича - Описано стихами и нарисовано тушью более 100 видов деревьев. В Лафании этот определитель вышел двумя годами раньше, но тиражом только 10 экземпляров.

В 98г. вышли еще две книги с участием Ю.Насимовича: "Природа Москвы" и "Коломенское".

В том же году депонирована в ВИНИТИ работа Г.Ерёмкина и Ю.Насимовича "Аннотированный список видов птиц Зеленограда". В последующие пятнадцать лет в различных сборниках было опубликовано полтора десятка работ Ю.Насимовича и соавторов о природе Зеленограда.

В 98г. Галина Дицман записала на студии несколько десятков своих лучших песен.

1999. В интернете, в Библиотеке Максима Мошкова, размещены рубайат Ильи Миклашевского и рубайат Леонида Орищенко.

В 99г. Ю.Насимович публиковался в книгах "Лефортово", "Уборы" и др., а также в журнале "Бюллетень Главного ботанического сада".

2000. В издательстве "МГДТДиЮ" тиражом 500 экземпляров опубликована книга Ю.Насимовича "Мы отправились в поход повидать грибной народ" - дидактические стихи о грибах с рисунками автора. В Лафании эти стихи (по мере их написания) публиковались не раз начиная с 95г.

В том же году в издательстве "МГДТДиЮ" опубликована книга Ю.Насимовича "Новое о Солнечной системе". Книга основана на многолетних конспектах Насимовича статей в основном из журналов "Природа" и "В мире науки". В 2004г. (правда, только в Лафании) к книге о Солнечной системе добавились еще две подобные "краеведческие" книги: о нашей Галактике ("Звезды и звездные системы") и о Вселенной ("Галактики"). В 2002 появился и сводный конспект "Происхождение и эволюция человека". Автор продолжал пополнять эти 4 книги вплоть до 2011г.

5 марта 2000 в Москве в ЦДЛ состоялся концерт Галины Дицман. В авторском исполнении под гитару прозвучали десятки песен.

В том же году произведения лафанцев и других авторов "Тёмного леса" размещены в интернете, в Киархиве, где находились до 2011г., когда этот сайт закрылся.

В том же году за пределами Лафании опубликованы стихи Ланьлинского Насмешника из романа "Цветы сливы в золотой вазе" в вольном переводе с китайского Ольги Блиновой и роман Галины Дицман "Женская проза"; в следующем году - второй роман Галины Дицман "Кровь зелёного цвета".

2001. Вышла "Красная книга города Москвы", одним из авторов (одним из основных авторов) которой был Ю.Насимович. В 2011г., с не меньшим участием Насимовича, вышло 2-е издание "Красной книги".

В 2001г. вышла книга "Природа Подольского края" (ред. Д.Очагов, В.Коротков), один из основных авторов которой - Ю.Насимович.

В том же году в журнале "Наша школа" опубликована статья Ю.Насимовича "Лукреций Кар - эволюционист" (на основе ранее депонированной статьи); а в "Бюллетене Главного ботанического сада" - статья В.Бочкина, Ю.Насимовича и В.Беляевой "Дикорастущие и культивируемые виды сем. Rosaceae Juss. в Москве".

27 февраля 2001 в Малом зале "Содружества актёров Таганки" состоялся концерт Галины Дицман.

В том же году вышел диск Анатолия Переслегина - "Download the God". А два года спустя - его диск "Passion Models".

2002. Вышла книга Ю.Насимовича "Краткий определитель деревьев Москвы".

В том же году в журнале "Наша школа" опубликованы статьи Ю.Насимовича "Изгнанный на несколько тысячелетий" (об Анаксагоре) и "Фалес из города Милета"; а в "Бюллетене Главного ботанического сада" - статья В.Бочкина, В.Дорофеева и Ю.Насимовича "Дикорастущие и 150 культивируемые виды сем. Brassicaceae в Москве".

2003. В альманахе "Муза" N3 (ред. В.Лебединский) опубликована подборка стихов авторов "Тёмного леса" с краткими биографическими очерками (тираж 1100 экземпляров, 60 из которых забрали лафанцы). В следующие десять лет "Муза" публиковала лафанцев еще несколько раз.

В этом году вышло 6 книг о природе Москвы и Подмосковья с участием Ю.Насимовича.

5 мая 2003 в клубе Б2 ансамбль "Собаки Мёбиуса" выступил с премьерой двух микроопер Анатолия Переслегина "Воскресный визит к психоаналитику" и "Моцарт и Сальери" (либретто Александра Шавердяна). 1.12.04 и 3.03.05 эти оперы были исполнены в других местах, а 8.04.05 примерно те же люди исполнили те же микрооперы плюс (впервые) "Застрявшие в лифте".

2004. Вышла книга "Природа Одинцовского края" (ред. Н.Рыбальский, В.Горбатовский), один из авторов которой - Ю.Насимович.

2005. Возникло литературное объединение "Дождь", руководитель - Людмила Темчина. В 2006г. у "Дождя" появился свой сайт, где кроме многочисленных текстов членов объединения выложены и номера "Тёмного леса" 1998-2007гг.

В 2005г. Людмила Темчина создала свои страницы на stihi.ru и proza.ru; в 11г. это сделала Ольга Таллер, а в 13г. - Илья Миклашевский.

2006 В альманахе "Литературный Кисловодск" (ред. С.Подольский) напечатаны стихи 13 лафанцев: Александр БОГДАНОВ, Ольга ГОРОДЕЦКАЯ, Галина ДИЦМАН, Евгений КЕНЕМАН, Александр КОСАРЕВ, Алексей МЕЛЛЕР, Илья МИКЛАШЕВСКИЙ, Юрий НАСИМОВИЧ, Анатолий ПЕРЕСЛЕГИН, Ольга ТАЛЛЕР, Людмила ТЕМЧИНА, Михаил ЧЕГОДАЕВ, Мария ЧЕГОДАЕВА. Вообще, лафанцы (особенно Илья Миклашевский) многократно публиковались (и публикуются) в "Литературном Кисловодске", начиная с 2004г.

В том же году вышла книга "Природа Егорьевской земли" (ред. Д.Очагов, В.Коротков), один из основных авторов которой - Ю.Насимович.

В том же году вышла автобиографическая повесть Галины Дицман "Санный поезд". Иллюстрации, макет и вёрстка сделаны автором.

В том же году в календаре "Москве 860 лет" Без ведома автора - Ю.Насимовича - воспроизведена Историко-гидрографическая карта Москвы.

2007. Вышла 1-я Книга 1-го тома Московской энциклопедии (ред. С.Шмидт), в которой авторы 72 очерков - Ю.Насимович и Л.Темчина. В следующие годы вышли 2-я и 3-я книги, где Ю.Насимовичу принадлежат 52 и 27 статей. В 2012г. появились 4-я и 5-я книги, среди авторов Ю.Насимович, О.Таллер, Л.Темчина.

8 марта 2007 в культурном центре "Дом" состоялся концерт, на котором среди прочего были исполнены две микрооперы Анатолия Переслегина - "Голод" и "Голая виолончелистка". В последующие годы эти и другие произведения А.Переслегина не раз исполнялись и на других площадках.

2008. Вышла книга "Наша Николина Гора" (кн. 1-я), среди авторов которой - М.А.Чегодаева и Ю.Насимович.

В том же году вышла книга стихов Людмилы Темчиной "Образ" (тираж 100 экз.).

В том же году вышел Путеводитель "По природным паркам и заказникам Москвы", один из авторов которого - Ю.Насимович.

2009. У "Тёмного леса" наконец-то появился сайт: http://temnyjles.narod.ru (сразу на нем были размещены 12 последних номеров журнала, а также страницы авторов "Тёмного леса" и страница ансамбля МИРАЛАН, а чуть позже - страница "Литературного Кисловодска").

В том же году вышла книга Ю.Насимовича "Биокосмогоническая гипотеза" (300 экземпляров).

В том же году вышел роман Галины Дицман - "Чёрный пояс". Книга иллюстрирована и свёрстана автором.

В том же году на сайте "Тёмного леса" опубликована книга Ю.Насимовича "Реки, озёра и пруды Москвы". На бумаге эта книга не выходила.

2010. Вышел роман Галины Дицман "Взгляд саламандры" (иллюстрирован автором).

2011. вышел сборник "Предварительные итоги изучения флоры Лосиного Острова" (ред. В.Киселёва), один из авторов которого - Ю.Насимович. Ю.Насимович, работавший в начале 80-х в Лосином острове лесотехником, не раз публиковал статьи о его природе и в других сборниках и журналах.

2012. Вышла книга С.Майорова, В.Бочкина, Ю.Насимовича и А.Щербакова "Адвентивная флора Москвы и Московской области". В 2014г. в "Бюллетене Московского общества испытателей природы" опубликованы дополнения к этой книге (авторский коллектив примерно тот же).

В том же 12г. вышла книга Ю.Насимовича "Топонимика Северо-Восточного округа Москвы".

2013. В Перми вышла книга стихов Александра Богданова "Подходите к моему костру" (тираж 100 экз.).

В том же году вышла книга "Очерки о природе, истории и топонимике московского района Куркино", один из авторов и один из редакторов которой - Ю.Насимович.

2014. Вышел роман Галины Дицман "Перевёрстка".

22 февраля 2014 в библиотеке-музее Н.Ф.Фёдорова состоялся доклад Ю.Насимовича "Биокосмогоническая гипотеза". Видеозапись доклада была размещена на сайте управы.

2015. Вышла книга "Стихи" Ольги Таллер. Рисунки автора, дизайн и вёрстка Галины Дицман. Тираж 100 экземпляров.

В том же году вышел роман Галины Дицман "Последний пират Грамвусы".

В том же году вышла книга Ю.Насимовича "Назовём по имени каждую травинку" - красочно иллюстрированный сборник стихов о московских растениях; иллюстрации, в основном, автора; тираж 750 экз. Второе издание (тираж 7000 экз.) вышло в 2017г., третье (тоже тиражом 7000) - в 2018г.

В том же 15г. тот же департамент природопользования издал три красочных буклета-определителя, среди создателей которых Ю.Насимович: "Бабочки Москвы", "Грибы Москвы" и "Насекомые Москвы".

2016. Заработал новый сайт "Тёмного леса" - http://temnyjles.ru (старый сайт продолжает существовать, но больше не пополняется).

2017. Вышла книга "Сосудистые растения Журавлиной родины", один из авторов которой Ю.Насимович.

 


 

"ТЁМНОМУ ЛЕСУ" - 50!

Галина Дицман

За Николиной горой
незапамятной порой
Начинался тёмный лес,
Полный сказочных чудес.

Ложь и правда,
тьма и свет -
Лес на всё давал ответ.
В нём сдружились
до конца
Только честные сердца.

Уходили налегке,
С парой книжек в рюкзаке.
Среди тысячи дорог
Каждый выбрал ту, что смог.

Не закончена игра,
Ждёт Николина гора.
Мир вокруг давно не тот.
Жизнь проходит.
Лес растёт.

Игорь Петров

Этой осенью холодной средь дождливых серых дней
Ярко солнце вдруг блеснуло - у журнала юбилей!
Шутка ли, уже полвека существует ваш журнал.
"Тёмный лес" за это время нам родным и близким стал.

Пятьдесят - немалый срок, и на творческом пути
Вы верны себе остались, развивались и росли.
Философские все темы, прозу, пьесы и стихи,
Краеведение, природу охватить сумели вы.

Юбилей - хороший повод вспомнить, как всё началось,
Как вам стал читатель дорог, и как многое сбылось
Из задуманного вами. Да, всего не перечесть,
Не стояли вы на месте, стимул развиваться есть.

Вот сотрудничает с вами "Литературный Кисловодск",
И страницу в интернете стал осваивать народ.
Непечатное издание и не важен вам тираж,
Важно, чтоб как можно больше получил читатель ваш.

Так давайте ж пожелаем мы друг другу вдохновения,
Чтобы сочинялось чаще и в любое настроение.
Чтобы вся команда ваша, весь ваш дружный коллектив
Не болела, а творила, свет на "Тёмный лес" пролив.

Чтобы Юрий Насимович, самый главный ваш лесник,
Счастлив был, здоров, успешен, чтобы духом не поник.
С юбилеем поздравляем и желаем под конец,
Чтобы выходил почаще наш любимый "Тёмный лес"!

 

ИЗ СОКРОВИЩНИЦЫ ЛАФАНСКОЙ ПОЭЗИИ

Евгений Кенеман

(1954 - 1999)

КВАДРАТУРА КРУГА

С тобою такое творится -
душа как подбитая птица!
Ты оглядываешь мир
и ты в ужасе:
одни лишь круги
и окружности!

Круглые апельсины
круглый год;
спину дугой
выгибает кот;
на воде и под глазами -
круги;
вместе со всеми
по кругу беги;
лица и мысли -
круглы
(спилены с них все углы),
а круглые дураки
круглее чем сами круги.

Совершаем круг почёта
на рогах у чёрта...

И такая кругом круговерть,
такой круговорот,
что верится:
жизнь это смерть,
и - наоборот.

Голова твоя кружится, кружится
с утра до утра,
и тело цепенеет от ужаса,
чёрного как дыра...

С тобою такое творится -
душа как подбитая птица, -
что невольно захочешь
    квадратного,
кубически
    резко
        развратного...

  1975

Юрий Насимович

ЦЕПОЧКА

Пустил копьё, оно пропело,
слетело тело, трон пустой,
и снова бой толпы тиранов
за право раны наносить,
душить, давить... И вновь над миром
стоит кумиром идиот
и мне орёт: "Народ планеты!
На счастье вето. Всё моё!"
Пустил копьё...

  1970

Юрий Насимович

СТАРИННАЯ ПЕСЕНКА О ЧУДАКЕ

1
Наш белый свет - кромешный мрак,
но жил да был один чудак;
хотела жизнь наверняка
заставить плакать чудака,
а он, увы, не унывал
насвистывал да напевал:

Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.

И нет ни слуг,
ни королей
в том солнечном краю,
Там каждый - друг,
в кругу друзей
счастлив я и пою.
2
Наивный, робкий и простой,
он с юных лет был сиротой,
и, безрассудный ротозей,
он растерял своих друзей,
любовь и юность прозевал,
но не грустил, не унывал:

Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.

С тобой иду,
любим, влюблён,
и солнце светит нам,
и сад в цвету,
и в розах он,
и мы идём к друзьям.
3
Король к народу выходил,
а он поклон отдать забыл,
и вот тюрьма, в ней мрак и тьма,
и люди сходят в ней с ума,
а он беспечно хлеб жуёт,
насвистывает да поёт:

Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.

Там нет вельмож
и королей
и даже тюрем нет.
Там снег и дождь,
там ширь полей
и каждый день - рассвет!
4
Под старость лет на белый свет
был как-то выпущен "поэт",
но нет ни дома, ни двора,
над ним смеётся детвора,
а он рассеянно глядит
и ту же песенку свистит:

Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.

Пусть на яву
летят года
с печальной сединой,
я там живу,
я там всегда,
как прежде, молодой.

  1971

Юрий Насимович

КОГДА-НИБУДЬ Я СТАНУ МЕЦЕНАТОМ

Когда-нибудь я стану меценатом,
когда приобрету свою квартиру,
когда найду работу, где зарплата
и честной будет и вполне солидной.
Тогда я прекращу свои скитанья
и стану добрым тихим домоседом...
Я обязательно куплю диван
и для друзей с десяток раскладушек,
чтоб можно было приезжать с Урала,
с Кавказа, из Сибири, с Украины.
А в центре комнаты поставлю стол
большой-большой и много-много стульев,
куплю огромный чайник, втрое больше,
чем тот, который привезён с Урала.
Гитара будет в этом доме, ленты
с десятками знакомых голосов
и целый шкаф тетрадей со стихами;
а лучшие картины и рисунки,
подаренные мне друзьями, станут
доступны обозренью, как в музее.
На полках будут книги и открытки,
альбомы фотографий и, конечно,
с десяток шахматных часов и досок.
Найдётся место увлеченьям детства -
коллекциям камней и насекомых,
и самодельным картам Подмосковья,
и многим удивительным находкам.
А телевизору, коврам, стекляшкам
здесь места не найдётся - будет тесно.

У выхода над дверью я повешу
табличку: "Осторожно! Там за дверью
XX век", а вскорости - табличку
о том, что XXI век (я очень
в его отличья к лучшему не верю).

Так вот, когда я стану меценатом,
я сам уже стихи писать не буду
(увы, они не пишутся в уюте),
но без стихов прожить я не сумею.
Поэтому, как и сейчас, я буду
стихи друзей печатать на машинке
и буду их переплетать, лелеять,
как самую большую драгоценность.

И каждый автор сможет в этом доме
не только отдохнуть, но и укрыться
надолго от невзгод, от пошляков,
набраться сил и вновь рвануться в битву,
которую я сам вести устану.

Когда-нибудь я стану меценатом,
ну а пока я сам пиит бездомный,
философ и мечтатель, и бродяга,
и ясно Богу одному, что лучше!

  1983

Ольга Таллер

* * *

Небожительнице юной
обещал я, воспылав,
украшенья для короны
снять со всех церковных глав,

а потом подняться выше,
где Олимпа остриё,
и сокровища Гефеста
положить к ногам её,

а потом из тел небесных
выбрать лучшие - для бус...
Но в огне смеются бесы,
что напрасно в небо рвусь.

В старом доме, где ни газа,
ни водопровода нет,
в тёмном доме, где ни разу
не блеснул небесный свет,

кротко мне она внимала,
кудри-кольца распустив,
не встревожена нимало
красотою перспектив.

И такой простой, домашний,
утешительный очаг
трепетал-пылал в манящих
неземных её очах.

  1987

НОВЫЕ СТИХИ И РАССКАЗЫ

Юрий Насимович

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ МОЕЙ ЖИЗНИ

Два фрагмента из неоконченной книги

ЧТО МЫ МАЛЕНЬКИЕ ЧТО ЛИ?!

Если меня заставляли бороться с курением, я ограничивался фразой Марка Твена: "Нет ничего проще, чем бросить курить. Я лично делал это уже сто раз". А что ещё? Про вред и без меня известно. Не шпионить же в туалете!

Однажды я без всякого умысла сказал своим шестиклассникам, что всё время наблюдаю, как дети курят в детском саду. Из моего окна как раз были видны глухие задворки этого учреждения.

Через какое-то время девочки "донесли", что мальчишки в моём классе бросили курить, хотя я не знаю, все ли и надолго ли. Я поинтересовался у них, что случилось.

- А что мы маленькие что ли, чтоб здоровье своё портить!

УРОКИ ЧИСТОПИСАНИЯ

В школьные годы меня возмущало, что учителя в наших тетрадках пишут коряво, словно аккуратность - это лишь для детей. Говорили, что ученик не уважает учителя, если пишет грязно. А учитель может не уважать?

В годы моего учительствования я писал нарочито аккуратно, по всем правилам чистописания, которое к тому времени уже отменили.

Однажды мои ученицы из шестого класса поинтересовались, как мне это удаётся. Я рассказал, что в моём детстве шариковых ручек не было, и в младших классах писали чернилами, причём перьевыми ручками. Ещё сказал, что аккуратность письма способствует аккуратности вообще, в том числе точности мысли. Кроме того, чистописание разрабатывает руки, а руки управляются мозгом. Получается, что чистописание тренирует мозг...

Рассказал просто так, без какого-либо прицела. И был удивлён, когда через неделю на партах у половины класса появились чернильницы. Уже не помню, на какое время хватило энтузиазма, но почерк в моём классе стал значительно лучше. И тетради аккуратней.

А когда чего пытался добиться сознательно, то всё впустую...

РАССКАЗЫ ДРУЗЕЙ И ЗНАКОМЫХ

В моей жизни были яркие эпизоды, иногда смешные, иногда поучительные, а иногда непонятные, почти мистические, и это всё живо в моей памяти, но лишь в моей. Ну, разве что ближайшие друзья, с которыми я поделился воспоминаниями за чашкой чая, могут что-то помнить. И то лишь в редких случаях, когда мы по той или иной причине оказались настроены на одну волну. Обычно же мы не слышим друг друга, и яркое для одного - это досада для другого, так как из-за этого яркого он не может поделиться чем-то своим, куда более достойным и ярким.

И я - не исключение, я тоже, как правило, не слышал других людей, не запоминал, и поэтому "Рассказы друзей и знакомых" занимают в моих воспоминаниях так мало места. И всё-таки, если я что-то услышал и запомнил, так пусть оно тоже сохраняется в пределах узкого круга моих читателей. Итак, рассказы друзей и знакомых...

ТЕРРОРИСТ

Советский Союз был удивительной страной: с фасада - могучий, а сзади... подгнил.

Но я не о Советском Союзе. Я об одном случае с Сергеем Георгиевичем Горкиным, моим другом и сослуживцем. В те времена многие зоологи приходили в науку от ружья. Не был исключением и Сергей, а потому имел охотничий билет и любил иногда побродить по лесам с этим самым ружьём.

Так вот, однажды он шёл с ружьём по большому подмосковному лесу и увидел деревянный домик. Ну, мало ли кто мог поселиться в лесу, хотя бы лесники, и Сергей прошёл мимо.

Но вскоре среди деревьев показался ещё один домик, ещё один, ещё... Сергей ускорил шаги, чтобы побыстрей миновать этот странный посёлок. Но домики становились всё больше, уже в два этажа, уже каменные. Между ними появились асфальтированные дорожки...

И тут навстречу вышел дворник: "Парень, куда идёшь?! Это дача Брежнева. Разбирай ружьё.И - в рюкзак. И дуй обратно, пока не увидели".

Оказалось, что спереди дачу ограничивал пятиметровый забор с колючей проволокой, и охрана была такой, чтоб рота американских десантников не прорвалась на танках, а сзади забор сгнил и рухнул.

 

Ольга Таллер

ОЖИДАНИЕ

(ожидание внучки, посвящается ей)
Билингвы будущие! Тайна,
волнений-дум кипение!
С надеждой вас я ожидаю,
и дай мне Бог терпения!

Пока неведомо-волшебно
всё ваше поколение,
для мира старого целебно -
и дай вам Бог продления!

И упоительно, и славно
вам жить свой век, не тлеть - сиять!
И дай вам Бог, Учитель главный,
культурного столетия!

  апрель-май 2018

Ольга Таллер

ЭПИЗОДЫ

Красное льётся. И ты, наливая,
знаешь: весомость моя нулевая
перезагрузки по-новому просит...
Я сквозь бокал говорю тебе: про`зит...

Будет весна в бледно-розовом цвете,
нежность в железобетонном корсете
города тесного, полного зданий,
звуков машин и спешащих созданий...

Слива цветёт, и весенние ливни,
шумно рисуя за окнами линии,
трассы наполнят, затопят, накроют
город, изменят своею игрою...

Где мы теперь? Солнце, море и скалы...
Пенится красное, льётся в бокалы.
Рифмы летают. Мы слышим их в прозе...
Ты мне: лехаим, а я тебе: прозит!..

Ольга Таллер

ТЁМНОЙ ВЕСНОЮ

Посвящается Назрин Сотуде
Тёмной весною совместно и розно
тёмные вести сгущаются грозно

Мир напряжён, окружён и нагружен
будто своей атмосферой снаружи -

словно давление и добавление
туч без просвета - весны проявление?!..

Словно бесславно тяжёлые вести
призрак весны с мракобесием вместе?!

Тяжкой борьбой одиночек бесстрашных
мы не встревожены,
мы - во вчерашнем
дне обитаем, мы всё беспробудней,
мы не стыдимся молчания будней...?

Молча отдать и предать истязанью
сможем Назрин - и продолжить сказанье,
повесть о сердце бесстрашного Данко,
сказ о потёмках, о трусости жалкой...??!!??

Ольга Таллер

ЛЕТУЧЕЕ

Вблизи весна уже. И скоро
услышу снова громовое
небесное и шум зелёный...
Дождя аккорд...

Прохладой длится межсезонье.
Приблизить я сезон готова,
лететь в пространство, где бесспорно
весна весь год...

Ольга Таллер

ПОЭТИЧЕСКОЕ ВДРУГ

горячим ветром перевёрнуты страницы
и снова снежный ураган (а лето снится)

весны ступени высоки, но вверх ли, вниз ли
они ведут, - не понимаем, мы повисли

как антиподы, перепутав с небом землю...
и смуту суток я, и смесь стихий приемлю...

с востоком запад, с югом север перемешан,
и снег с дождём, и звук летит: томбэ ля нэже...

весна, вскипая, умывается снегами,
дождями тает в серых тучах, в синей гамме...

и ослепительными утра облаками
к нам приплывает и лучами нас ласкает!

Галина Дицман

МАСТЕР ЧАЙНОЙ ЦЕРЕМОНИИ

(Памяти Юрия Вдовина)

Его мама позвонила мне, когда я домыла полы и сосредоточенно кромсала овощи для завтрашнего салата.

- Приезжай, пожалуйста, - она говорила, чуть задыхаясь, потому что у нее было больное сердце. - Ему так плохо, я боюсь даже думать, что будет завтра. И маркеры привези, а то я не понимаю, что он говорит.

Это был мой единственный за долгое время полноценный выходной - 30 декабря. Я не успевала выполнить и десятой доли того, что накопилось за месяц и что следует непременно сделать перед Новым Годом. Но прекратила резать овощи и начала собираться. Если мама сказала - надо ехать. Мама друга - это святое. Особенно когда лицо своей собственной матери вспоминаешь уже с легким усилием...

Его маме было 87 лет. А он был знаменитым мастером восточных единоборств, одним из отцов-основателей советского карате, а заодно - моим сэнсеем и старым другом. Сэнсей летом чуть не умер от рака гортани, но непостижимым образом выжил и даже пошел на поправку. Уход за тяжелым больным - дело нелегкое, нервы сдают у всех, сэнсей периодически приезжал на пару дней к маме и отлеживался в тишине. Вероятно, случился очередной кризис, срочно требовалась огневая поддержка. Не скрою, на вечер я строила какие-то необязательные планы. Но друзья существуют именно для того, чтобы не дать нам возможности сделать что-то необязательное.

По дороге я купила маркеры: сэнсей теперь был лишен возможности говорить, писал на пластиковой дощечке. Еще он общался с нами при помощи смсок и по электронной почте. Как большинство людей того поколения, сэнсей люто ненавидел современные средства коммуникаций, до болезни едва мог залезть в интернет. Но если ты не делаешь чего-то добровольно - жизнь вынуждает тебя научиться этому в более жесткой форме. Теперь мастер боевых искусств прекрасно умел не только составлять просторные смс-сообщения, но даже расставлять в них знаки препинания, стал подолгу сидеть в сетях и успел обзавестись там массой фанатов и фанаток.

Мама - элегантно одетая, с безупречно уложенными ослепительно-седыми волосами - встретила меня у двери и прошептала:

- Даже не знаю, как с ним быть. Ты уж как-нибудь успокой, а потом мы чайку попьем... - и они с мужем, переглянувшись, шмыгнули в другую комнату.

Сэнсей сидел на диване, глядя в ipad. По хорошему уровню винных паров в помещении я поняла: использован классический способ решения проблем. И мысленно выругалась: у мастеров искусств - любых, в том числе и боевых - этот способ является универсальным. Но после операции на гортани больной может употреблять что-либо внутрь только через специальную трубку и шприц! Лишь очень большой мастер отважится на подобное безрассудство.

"Только бы не "белка!" - взмолилась я. На работе предновогодняя неделя выдалась бурной, мне уже довелось усмирять одного мастера искусств - но то был мастер искусств изобразительных. А с настоящим мастером боевых искусств справиться мудрено. Право, бессмысленно уговаривать беречь здоровье человека, шея которого разрезана от уха до уха, а изо всех отверстий на лице и шее торчат трубки разной длины.

Увидев меня через эти резиновые щупальца, мастер страшно обрадовался. При любом движении лицевых мышц щупальца шевелились, как у персонажа "Звездных войн".

Он начал махать руками, я немедленно сунула ему в протянутую ладонь новый маркер взамен исписанного. Мастер принялся сочинять приветственный текст, по зигзагу в начале фразы стало понятно, что пить больше не стоит.

Я приготовилась к утешительной беседе. Однако мастер спутал все карты одним изящным движением самурайской руки. Откуда-то из воздуха он вынул CD и включил его прежде, чем я успела открыть рот. Сначала комнату заполнил чарующий баритон Синатры, а потом на экране возник молодой Барышников, танцующий со своей труппой рок-н-ролл. Они двигались в абсолютно условных декорациях золотого века 50-х, через зеленоватую полутьму летел надменный искусственный снег, мужчины и их партнерши были изысканны и невообразимо прекрасны. Показалось вдруг: каникулы, я сижу дома на диване в соплях и рассматриваю картинки из маминых журналов. Кусочек льда в моем сердце растаял, к глазам подступили слезы.

Но сэнсей не позволил мне расчувствоваться. Он указал пальцем на пластику Барышникова и написал: "Надо слушать тело. Оно совершенно. В нем весь смысл!" Я решила отвлечь его и вынула из сумки диск с записью недавнего семинара по окинавскому кобудо, в котором мне довелось участвовать. Сэнсей впился в экран, помрачнел, жестом показал мне, что все я делаю не так, руки у меня растут по-прежнему не оттуда, да и стойка не пойми какая. "Ты же мастер, на что это похоже!"

- Да какой я мастер, побойся бога! - вяло защищалась я. "Ты мастер! И должна так себя и вести! Вставай!"

- Может, в другой раз?

"Никто, кроме меня, не научит тебя стойке "саньчин"! Это стойка, в которой можно только побеждать!"

Назревала сцена из голливудского фильма: немой мастер передает секреты любимой ученице. Сэнсей пытался объяснить словами, но буквы и очки ему не слишком подчинялись. Тогда он встал, шевеля щупальцами. От его движения маркер, пластиковая доска, плеер, ipad и прочие атрибуты цивилизации рассыпались в прах. Немой мастер вознесся над коммуникативной шелухой, словно древний мифологический персонаж. Я содрогнулась, потому что стоял он плохо, но деваться было некуда. "Вставай!" - он показал мне кулак. Я встала.

К счастью, мы находились не у него дома, где полно заточенных ножей, мечей и прочих вредных для здоровья предметов. Но квартира его мамы представляла собой среду, в которой двое почтенных пенсионеров с достоинством вели свой спартанско-интеллигентский быт. И любое неосторожное движение привело бы к разрушению этого хрупкого мира. Однако мастер держал равновесие.

Стойка "саньчин" буквально означает устойчивость дерева, врастающего корнями в землю. Сэнсей врастал телом в пространство, хрипя и посвистывая через трубки, как будто засасывал в себя энергию из окружающих его измерений. Он не мог крикнуть "Киай" - ему было нечем кричать. Но сам этот свист и хрип звучали мощнее и страшнее любого "Киай".

От ужаса и восхищения я натурально вросла ногами в пол. Мастер оглянулся, и мифологический огонь в его глазах сменился довольной улыбкой: теперь моя стойка вполне соответствовала буквальному переводу с самурайского. Он кивнул и скомандовал жестом: "Повторяй за мной!"

Несколько раз мы сделали ката саньчин, потом он показал мне боевые варианты его применения, всякий раз изящно останавливая руку на микронном расстоянии от зоны поражения. В целом обошлось без жертв - не считая слегка свернутой шеи, которую, впрочем, он сам тут же мне и приставил обратно таким же легким движением самурайской длани. А потом мы надели тапочки и пошли пить чай с его мамой.

Мама начала тактично укорять любимого сына за уныние, которое не пристало большому мастеру. Мастер сидел тихий и кроткий, они пустились в воспоминания, которые быстро переросли в идеологическую дискуссию, присущую нашим чаепитиям:

"Вот вы-то страну и угробили!" - писал он ей маркером на доске для резки овощей.

- Как тебе не стыдно! Я на фронте в партию вступила...

"Вот ваша партия страну и угробила!"

- Да если бы не моя партийная и профсоюзная карьера, что бы вы в детстве ели? Не мы страну угробили, мы вам ее передали. А вы-то ее как раз и угробили...

"Да на хрен она мне сдалась?"

- А кому она еще сдалась, если не вам? А вы что своим детям передадите? Какую страну?

- Может, хватит с мамой спорить? - пыталась я урезонивать своего друга. - Прекратите идеологические распри, Новый Год на дворе...

А они улыбались мне - каждый чуть с заговорщическим видом. Мамина улыбка означала: "Пусть огрызается, пусть спорит, главное, что ему полегчало, он опять захотел жить, я счастлива..." А его улыбка говорила: "Пусть мама ворчит, ей приятно, что я рядом..." Моя миссия была выполнена.

Я откланялась и ушла. По дороге пыталась вспомнить, на что была так похожа наша чайная церемония. Перебирала книги, фильмы, но все было не так и не там. Попутно переписывалась с сэнсеем. Пациент был скорее жив, чем мертв.

На станции "Площадь Революции" я всегда стараюсь исполнить языческий московский ритуал XXI века: подержать за отполированный нос бронзовую собаку и загадать желание. В этот раз я встала рядом с собакой, желая здоровья и сил своему другу и его родным. И держа бронзовый нос, вспомнила фильм "Смерть мастера чайной церемонии". В нем четыре мастера чайной церемонии поочередно совершали харакири, чтобы сохранить честь. А последний из четырех, будучи смертельно больным, выполняет ритуал, привстав с ложа, воображаемым мечом - и умирает, счастливый и непобежденный. Перед моими глазами стоял в несокрушимой стойке немой мастер с перерезанным горлом - словно уже совершивший ритуал, но выживший и победивший смерть. Он врастал в пространство и время и резал воображаемым мечом воздух, и даже не мог представить себе, что не было в тот момент во вселенной существа прекрасней и сильнее. И неважно уже было, где жизнь, а где смерть, и что сначала, а что потом, когда и что случится с каждым из нас... Мы все, вместе взятые, составляли причудливый моментальный снимок вечной чайной церемонии - в ее исконном философском смысле. Ради которого смертельно больной самурай совершал харакири воображаемым мечом.

"Спасибо! - сказала я бронзовой собаке. - За то, что мой друг в очередной раз отступил от края бездны. За то, что сэнсей впервые назвал меня мастером. За то, что я впервые в жизни участвовала в настоящей чайной церемонии. И пусть она длится как можно дольше..."

 

Стихи с сайта "Тёмного леса"

Станислав Подольский

ДОЖДЛИВЫЙ СОНЕТ

Устал, как вол, поднявший целину.
Бреду, мыча, в своё родное стойло,
Не потому, что я там отдохну,
а потому, что там умру спокойно.

Напрасен труд - ведь не видать плодов.
Всё бытие - потеря за потерей.
Я затесался в странный мир пудов
безмыслия, обид и лицемерья.

А ветер свеж. Душисто веет сад.
В слезах дождя воскрешены деревья,
как бы мильон безумных лет назад
в раю, разрушенном слезами недоверья.

Как будто я под тем дождём продрог,
который проливал в рыданьях Бог.

Светлана Гаделия

(1940 - 2019)

* * *

Одинокое дерево стынет на зимнем ветру.
Одинокое небо повисло, как серая пряжа.
Одинокая птица затеяла с ветром игру.
Одинокая птица - чернее, чем чёрная сажа.

На вершине качается, ветру подставила грудь
одинокая птица в своём оперенье холодном.
Одинокое дерево пляшет на зимнем ветру.
Одинокая птица бесстрашна в полёте свободном.

Светлана Гаделия

НЕВЕДОМОМУ

Дай мне это сказать!
  Что - не знаю, но знаю: должна.
В горле комом стоит
  беспокойный, беспомощный гул.
Дай мне слово сказать,
  пока белит ворота луна,
пока ветер-бунтарь
  притаился и где-то уснул.

Подскажи, подскажи,
    что ты хочешь, чтоб вышло из уст?
(Цепок взор фонаря,
  отторгается тень от ствола).
Чем-то полон - но чем? -
  час, который полуночно пуст.
И какая-то цель
  в жажде ясности все же была?

В Слове ясности... Ночь
  пусть изводит китайскую тушь,
пусть вдоль улицы тянет
  собачий веревочный лай.
Не свети фонарём,
  не отбеливай солью, не рушь
этот дивный, ночной,
  театральный, загадочный рай.

Чтобы желтым платком -
  из окошка таинственный свет,
детский голос в саду
  серебрился, как эльф над цветком.
Из космических сфер
  я приду через тысячу лет,
чтоб поплакать по ком-то -
  я даже не знаю, по ком.

Может, просто о том,
  кто в ночи был, а вышел во тьму,
словно в полымя прыгнул
  от тихой домашней свечи.
Поживу, понадеюсь
  и, может быть, все же пойму,
что здесь держит меня,
  кто поёт мне, кто плачет в ночи.

Моя молодость, блажь,
  отсверкавшая круглым плечом,
ты в краю, где свеча
  восковая - и та не горит.
И, себя позабыв,
  ты, конечно, не знаешь, о чём
закулисный сверчок
  мне впотьмах говорит, говорит...

Игорь Паньков

(1959 - 2012)

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ УВЕРТЮРА

В печи томилась гречневая каша...
Харчи в кладовке отбывали срок...
Бесстрашный краснозвёздный ястребок,
сверхзвуковым усильем экипажа
с пространством споря, надрывал пупок,
не зная, что пилота воронок
ждёт на земле и тёплая параша.
Звезда пылала в небе, словно стог...

В плену оконной рамы утеплённой
звенел комар, сибирский соловей...
Я родился. Мотался меж ветвей
унылый красный флаг над женской зоной...
И закричал я, чтоб не слышать стона
больной и грешной матери моей.

Сквозь громкоговоритель на горе
лилась громоподобная осанна.
И кто-то дверью хлопал непрестанно
и спрашивал махру и кипяток...
И был барак прекрасен, как чертог.
И добрые волхвы без промедленья
мне поднесли мой фиговый листок
и небесспорный дар стихосложенья...
И столь же неуместен здесь восторг,
насколько неуместно сожаленье.

Озвучивая эту мелодраму,
радист уже строчил радиограмму
народам и правительствам. И рот
его, с утра не принявший ни грамма,
кривился, ибо не поймёт народ...
...Тайга ложилась ниц под пилораму...
А у правительств - дел невпроворот.

В яслях из неоструганной сосны
я спал и, улыбаясь, видел сны.
И эти ясли, сделанные грубо -
точь-в-точь как мир за деревянным срубом,
как вся тайга, похожая на трубы
в органном зале, были мне тесны.
И значит, если будем мы честны
с самим собой - рождённые в неволе,
вне выбора, в какую шкуру влезть, -
поймём: нам век свободы не обресть.

Средь истин, не имеющих названья,
и речек, не имеющих моста,
имеет смысл лишь орган осязанья...
Была бы жизнь достаточно проста,
когда б губам хватало крошек хлеба
и воздуха, когда б не это небо,
красноречивей белого листа,

где облака, как знаки препинанья,
разбросаны, как нищим подаянье,
и звук, ещё не вложенный в уста,
уже вопросом дерзким искушает,
и свет безвидный землю орошает
той истиной, чьё имя - красота.

Так будем же торжественны и строги:
когда пройдут отмеренные сроки
и колокол ударит вечевой,
найдём и мы свои пути-дороги,
поймём и мы, что мы уже пророки,
и чёрный хлеб поделим бечевой.

Пускай в судьбе всё рушится, пускай
стирает память лица, дни и годы,
торчит на вышке пьяный вертухай,
атланты подпирают небосводы -
неравенство всеобщей несвободы
уже не ад, хотя ещё не рай.

Придёт зима и кончится. Пролог
другой зимы наступит. И острог
название своё изменит снова,
но выстоит и сохранит засовы,
и гулкий пол, и низкий потолок.
И время, уходящее в песок,
здесь не преграда: ибо есть основы
всего, чему началом было слово.

...Звезда светила в небе всё сильней.
И реки, начинаясь от морей,
картину мироздания наруша,
текли туда, где торжествует суша...
Дымил костёр... На нерест шла горбуша...
Я медленно по водам шёл за ней...

Леонид Григорьян

(1929 - 2010)

ЭЛЕГИЯ

Се старость - время постепенной сдачи,
Когда чреваты горечью удачи.
Смиренно и тишком её влачу,
Поскольку фарт трикраты оплачу.
Нет, не надеюсь на былую ренту -
Уже другим участок сдан в аренду.
Брожу молчком по флигельку, пока
Владенья не пустили с молотка.
Но, вспоминая жар первоначальный,
Порой шепчу, превозмогая гнёт:
А может, и на мой закат печальный
Блеснёт любовь улыбкою прощальной...
И тут же понимаю - не блеснёт.

Леонид Григорьян

ТЕМНЕЕТ

Подъезд в облупленной извёстке,
где кто-то шилом на стене
оставил чёткие наброски:
"Смерть чуркам! Амба жидовне!"

Я прячу у друзей дочурку,
Сосед по комнате кружит -
Поскольку сам он получурка,
Поскольку я - латентный жид.

Темнеет. Нам не до безделиц.
Мы ждём погром, наскок, налёт.
Он фронтовик-политсиделец,
Я - латинист и стихоплёт.

И оба мы, совсем не веря,
Что дело кончится добром,
Тревожно слушаем у двери,
Вооружившись топором.

кто он, убийца - смуглый, русый?
Вояка, вышедший в запас?
Усатый или же безусый?
В лампасах или без лампас?

мы думаем о кровопуске,
Но ничего не говорим.
И только мысленно - по-русски -
молитву общую творим.

хотим забыть свою обиду,
Но нет, никак не позабыть...
О, только бы не быть убиту!
И - что страшнее - не убить!

Геннадий Трофимов

(1932 - 2014)

ИЗ РАННИХ ВОСПОМИНАНИЙ

Солнце палит 41-м годом.
Детские глаза узки.
Школа полна военным народом.
Штабные - новости рвут на куски.

Изловили немецких парашютистов.
Пятеро двоих ведут на допрос.
Один - измазанный, другой чистый,
Только щетиной оброс.

Измазанный - улыбчив, лопочет по-своему.
Щетинистый - надменно молчит.
Вынесли стул. Шеренгу построили.
Уселся полковник за щит.

Притащили училку - нашу немку, -
Не открывала - сбили замок.
Переводы: туда-сюда, полемика.
Полковник на стуле - взмок.

Мальчишкам не надо парада, -
Все на заборе торчат...
Вскоре из-за школьной ограды
Три выстрела прозвучат.

Револьт Пименов

ДИССИДЕНТЫ

Мама крошит капусту -
Будет салат.
Скоро гости. Расскажут про Ленинград.
Мальчик плохо поймёт, отчего всем так грустно,
Но повторяющиеся слова: Россия, Свобода -
Волнуют. Будут многие годы
Они для него взамен небосвода.

Прикончили простые бутерброды.
Беседа стала как-то веселей,
И, сердцу в такт, развеялась погода,
Пошли гулять - парнишка - до дверей.

Вернулись напряженно грозовые,
На пишущей машинке застучали,
И повторяли, "что когда другие...",
И над плечами облака печали...

Утихло к полночи. Парнишка смог уснуть.
А вслед за ним уснули остальные.
Всё мальчику какой-то снился путь,
Какие-то стальные мостовые.

Как зеркала. Стальные истуканы.
Подходят ближе. И по волосам.
Как холодно. И слышно, как стаканы
Дрожат. И как дрожит он сам.

Проснулся от настырного звонка.
Наверное, понятно почти всем,
Что те звонили до тех пор, пока
Им не открыли. Их входило семь.

Был протокол по форме. И пальто.
На вешалке всем не хватало места.
Я говорю опять что-то не то,
Но я стараюсь, чтоб все было честно.

На стол ложились книги и бумаги.
Упаковали. "Библию за что?"
Не сразу, папа: "Властью над умами
Наделена." Те семь опять в пальто.

Отца не видя с майских, сын впитал
За месяц столько, столько взрослых слов:
"Командировка", "арестант", "Урал"
И "самиздат", "Гулаг" и "фарс шутов!".
Суд. Мать. Отец. "Крепись..." и "Будь здоров..."

..................................................

Собрались все. Все дышат в душной кухне.
Как трудно и как стыдно провожать.
Она курила. Папироска тухла.
Ломалась спичка. Снова зажигать.
"Присядем. Где билет мой. Уезжать."

Аэропорт. Прощание. Полёт.
И каждый миг миг встречи приближает,
И нервный взгляд так нервно небо пьёт
И ничего вокруг не выделяет.

Надежда Рыжкова

(1966 - 2013)

АНГЕЛ СМЕРТИ

Рассказ уборщицы морга
Ангел смерти сидит на перилах, крылья сложив.
Кто-то умер сегодня. Вчера еще был он жив.
Приходили к нему, конфеты, сметану и сыр приносили.
А сегодня в палате его тишина:
пять кроватей, пустою осталась одна.
То ли луч, то ли вздох пролетел: "Упустили".

На скрипучей каталке со словом "обед"
я везла его в морг, и солнечный свет
Гималаи из желтой простынки лепил и одновременно подобие тела.
Кто-то шел за каталкой рядом со мной
и, простившись, свернул у меня за спиной.
Улыбнувшись, сказала я вслух: "Душа отлетела".

Я сказала, но смысла в словах не ища.
Я не знаю, что такое душа.
Не знакома, и чести представленной быть не имею.
Ну а с тем, кто под желтой простынкой лежит,
нам работы немало еще предстоит:
обмывать, одевать. ...говорить. Я свернула в аллею.

От аллеи добра изначально не ждут.
Здесь не очень-то ходят, а если идут,
то пройти стараются побыстрее.
Здесь предметы вытягиваются в вертикаль,
здесь с небес, как с кастрюли, слетает эмаль.
Пусть слетает, мне-то что за печаль.
Это путь домой, - все другие дороги длиннее.

Я одна сейчас в зданьи, но кажется мне:
с кем-то я осталась наедине.
Будто ждет человек - ну а я про него позабыла.
Даже имени я не знаю его.
Я не знаю о нем вообще ничего.
Только в морг его к нам привезли, и я тело обмыла.
Душно. Будет гроза. Вихрь ворвался в окно.
Я не знаю откуда, но ясно одно:
это я виновата, что я упустила.

Дверь тихонько открылась. Мужчина стоит.
Лет, наверно, пятидесяти на вид.
Улыбаясь смущенно в легкой рубашке домашней.
В холодильнике он же голый лежит.
Принесет одежду жена, закричит,
зарыдает, - не это сейчас мне страшно.

Говорим мы с покойником о пустяках.
Я понять не могу, отчего во мне страх.
И не страх, а какая-то ... боль тупая.
Он о смерти забыл, весь в походных делах,
весь в рассказах о дочке, жене и кострах.
Сам - охотник, и - гордости в этих словах!
А жена разбирается славно в грибах.
А вот дочка - она совсем не лесная,
городская. И солнце пылает в окне.
Ночь становится днем, если думать о дне.
И зима сменяет лето мгновенно.
Кружат листья, летит за пейзажем пейзаж.
Опрокинет нас сейчас и - шабаш!
Где мы, кстати? Но держатся наши стены.

Я не ведаю, - час или день, или год
разговор неторопливый идет.
Пьем мы чай и засохшие пряники в вазе.
Пыль лежит по углам наподобье ковра.
Пыль, как будто я здесь и не мыла вчера.
Пыль для вечности - глина для гончара.
Значит, вот она, вечность. Всем временем сразу
подступила к вискам, леденеет у стен.
Безнадежная каменность всех перемен,
жизнь идет, как и шла, коридором больничным...
Мог бы жить и прожить и не год, и не два,
но подрезали жизнь, как весной дерева
подрезают, а почки уже и листва
показалась, и воздух наполнился гомоном птичьим,
и ручьи... Унеслась я бог знает куда,
но как раз зашумела по трубам вода,
только я внимания не обратила.
Прорвало, но обрушился в этот раз
водопад не на нас. Расценить как указ:
прощена. Но я-то себя не простила.

Махаон со штампиком на крыле.
Подают в раю на завтрак желе.
И от шприца уже болит ягодица.
Колют, колют, а толку все нет и нет.
Скоро встанет рассвет и кончится бред.
Тут вмешалось радио: "Наша столица
принимает гостей...".
- Провожает, скорей.
"...И радушно" - Он умер, а мы принимаем.
Так какой же, позвольте спросить этот свет?
"Все ловил воробьев, кружил по Москве,
не поймал, заблудился, столкнулся с трамваем. -
А трамвай? - Что трамвай...". Только тряпку взяла,
усмехнулась и стала стирать со стола,
на котором набрызганы капли рассвета.
Ночь прошла, в полдевятого смену сдавать.
Жизнь прошла. Мимо всех, кто бы мог удержать,
жизнь прошла. А ручьи продолжают бежать...
Смерти не было, смерть дописали по ходу сюжета.

Телефон зазвонил. Машинально я трубку снимаю.
"Морг, алло," - и не сразу вникаю в крик.
"Затопило! С восьмого течет на шестой! Пропадаем!
И сантехника нет, - где-то дрыхнет проклятый старик!
Он в котельной вчера величаво вещал свои речи
о всеобщем вращеньи в природе, а нам отлилось.
Ниагара какая-то! Свет отключили! Где свечи?!
Новый вантуз возьми, да, быть может, поможет гипноз."

Выхожу я из морга. Хрустальный утренний холод.
Мимо яблонь иду - смерти нет. Шелестят тополя.
Меж зелеными пятнами веток далекое небо. Мир молод.
Мира не было ночью. Еще не застыла, мягка под ногою земля.

Нет семи, и в больничном корпусе лифты еще не включали.
Поднимаюсь пешком на шестой, иду за пролетом пролет.
И за каждым окном - поле, бескрайние дали,
уходящие в небо. На лестнице кто-то поет.

Мы, конечно, знакомы, хоть рангом поющий повыше.
Я здороваюсь вежливо, он улыбается мне.
Обхожу осторожно крыло, на котором выцветшим золотом вышит
давно всем известный закон, что на уровне энном к вине
может быть приравнено знанье. Я под этот закон попадаю идеальным примером.
Студенты медвузов должны быть довольны вполне.

Поднимаюсь. Опять под ногою ступени, и снова
у меня за спиной возобновился мотив.
Разве может быть смерть в это утро? Уже полвосьмого.
Ангел смерти сидит на перилах и курит, крылья сложив.

Георгий Моверман

БОЯРЫШНИК НА АСФАЛЬТЕ

Боярышник растоптанный
Подраненным кораллом,
Мужик - сосед по комнате -
Диктует мне с запалом:
"Кадри вот эту светлую,
Которая из Курска,
Не замужем. Советую...
Как кормят тут невкусно.
Вот помню в Самохвалово
Давали нам рулеты!
И было баб навалом там
Тем прошлым жарким летом.
Но, правда, намекнёшь на что -
Кобенились как дуры.
Главврач здесь точно чокнутый -
Платить за процедуры!
Пожаловаться некому:
Всё частное... собаки!
Вон новые подъехали,
И, как назло, сплошь бабки.
Как плохо связь работает,
Я ж говорю: дырища!
Мобильник где мой? Вот же он,
Жена, похоже, ищет.
Привет, Светуль! Чем занят я?
Сижу с соседом Борей.
Да так - одно название,
Козлиный санаторий!
Какие бабы, пусенька?!
Я ж говорю: с соседом.
А кормят здесь невкусно так...
Сейчас идём обедать.
Опять про баб, да хватит Свет,
Ты у меня одна же.
Да хочешь: подтвердит сосед,
Я их не вижу даже.
Пока, Светуль, кота целуй.
Вот так - всегда ревнует.
Скажу по правде: в койке нуль,
Поверишь, не волнует.
Детей? Да как-то не свезло:
Три года за границей,
Машина, шмотки да бабло,
Что с этого родится?
Аборт, другой, чего-то там
Неправильно залезли.
И всё... бесплодны вы, мадам.
Эх, были б дети если!
Иди сюда, малыш, ты чей?
Ты с мамой тут, ах вот как?
Скажи мне, Борь, ну вот зачем,
Мне "Волга", деньги, шмотки?!
Чёрт, если я вернуть бы смог
Года те, что пропали...
Дай носик вытру твой, сынок.
А папа тоже с вами?"

Роман Любарский

* * *

Бианка... Скалы... Камыши...
Таинственны меж них прогулки.
Июльский полдень. Ни души
В моём Подольском переулке.
Иду вдоль тына, вдоль забора.
Кружится шмель над бузиной.
Поёт по радио Сикора.
Настоянный на травах зной
Лениво-ласковой волной
Колышется. А вот криница.
Я барабан верчу, верчу...
Вода, стекая по лучу,
Как изумруд, внизу искрится.
Я пью и не могу напиться.
А мама со двора зовёт:
"Беги домой, пора обедать!".
Мне этой тайны не изведать,
Но дни и ночи напролёт
Ищу знакомые тропинки,
Ищу знакомые места.
Цветут фиалки и барвинки,
Течёт Бианка. Но - не та...
И так до смертного креста,
Разгадку окрестив Судьбою,
Ищу в пространстве за собою
Те заповедные места.
Закат угас... Взошли светила...
Всю ночь из Млечного пути
Улыбка мамина светила...
Прости меня, за всё прости.

Мая Асанова

НОЯБРЬ

Мой город залит пронзительным ноябрем,
Я никак не привыкну угадывать - что надеть,
Я пускаю корни и грею кубинский ром.
Я с недавних пор безумно боюсь стареть.

Мне отчаянно страшно, глядя на свою жизнь -
Я смотрю вперёд и совсем не вижу пути.
Видно порвалась какая-то из пружин,
Что в ответе за мой механизм в груди.

Я стараюсь не вспоминать прошедший больной июль,
Иногда удается и август не вспоминать.
Ещё месяц - и я вернусь в свою колею,
Через пару - сумею нормально спать.

Утешаюсь, что здесь теплее, чем у него,
Континентальный климат мне не с руки.
Просто думать надо не сердцем, а головой -
Сердце более хрупкое, чем мозги.

Иногда представляю, как он по ночам не спит,
Близоруко щурится в монитор и читает код.
На столе под стеклом моё фото ещё стоит,
Говорит, что ставил. Хотя, скорей всего, врёт.

Каждый день он шлёт мне три смс:
"С добрым утром!", "Как ты?" и "Сладких снов!"
Это будто напоминание - не исчез,
Чтобы я не загнулась без этих слов.

Я, конечно, утрирую. Иногда
Смс бывает больше, чем три,
И они мне - как воздух, и как вода,
После них все цветёт и светится изнутри.

У меня, не в пример ему, всегда куча дел,
От него, не в пример, значительно больше толк.
И что он, что я - живём так, как он хотел:
Не заглядывая вперёд, не предсказывая итог.

Я планирую каждый час и травлю в себе злую лень,
Я читаю "Войну и мир" и деланно хохочу.
Просто, чтоб не выдать, что будет день,
Когда я сорвусь и действительно прилечу.

Гости "Тёмного леса"

Григорий Волков

31 АВГУСТА

Сегодня - всё. Дочитана поэма
И у штурвала новый рулевой.
Прощаясь с яркой летней диадемой,
Природа вновь уходит на покой.
Спектакль окончен, наступает осень.
Уж люстры театральные зажглись...

Но вот артистов вновь на сцену просят.
Достойный выход! Браво, Лето! Бис!

Григорий Волков

***

Спится. Не спится. Птица на спице.
Птица на спице пиццы боится.
Пицца из птицы на спице коптится.
Птица на пицце, как пицца, коптится.
Птице на пицце больше не биться.
Птица на спице коптиться боится.
Спица тупится. Птица - тупица:
Птица боится, птице не спится.
Птица на спице. Птица на пицце.
Пицца коптится. Спится. Не спится.

Григорий Волков

НА СМЕРТЬ ЁЛКИ

(перевод с детского на взрослый)
Ветер осенний деревья раскачивал.
Ели качались, скрипя на ветру.
Природа затихла. Что-то готовилось
В мрачном еловом бору.

Не было места, где не было б холодно.
Падали шишки одна за другой.
Тёмною ночью у берега Люнды
Рассказ начинается мой.

Ель молодая дрожала от холода,
Иней колючие ветви покрыл.
Мимо линяющий заяц промчался.
Волк одиноко завыл.

В лесу становилось всё холоднее,
Треск раздавался порой.
Ёлочка знала, что может не выжить
Этой суровой зимой.

Утро, декабрь, светит солнце морозное.
Лес до весны под сугробами спит.
Птицею мчатся крестьянские сани,
Полоз зловеще скрипит.

Резкие звуки грубых ударов
Ужас по зимнему лесу несут.
Бедная ёлочка скоро погибнет, -
Иглы её не спасут.

Григорий Волков

***

Параллельные прямые - очень грустные прямые.
Никогда они не встретятся на жизненном пути.
Хоть идут они и близко, но от робости великой
Не решаются друг к другу чуть поближе подойти.

Обреченные навеки в одиночестве скитаться,
Параллельные прямые продолжают скорбный путь.
Им никто помочь не может. Никакие транспортиры
Их концы (которых нету) не сумеют повернуть.

Григорий Волков

ПОЛ И ПОТОЛОК

Пол поглядел на потолок
И грустно прошептал:
Сегодня кот хозяина
Мне правду рассказал.
Он забирался на чердак
В семь вечера вчера.
Там, наверху, ты тоже - пол,
Но только без ковра...

Григорий Волков

ВОРОН

Эту свадьбу играют не первую тысячу лет.
Эти крики мешались с волной оружейного грома
Над землёй Ханаана, и яркий полуденный свет
Эта туча затмила над жаркой землёй Илиона.
Над Каялой и Калкой, повсюду, где кровь на мечах и штыках,
Льются пьяные, злые вороньи заздравные песни,
И зловещее "Горько!" в корявых вороньих устах
И мечей, и штыков и грубее звучит, и железней.
Так - в бою. Но в далёких заволжских таёжных краях,
Где густой снегопад сыплет с мирного неба на сосны и ели,
Где в морозном восходе, где в нежных рассветных лучах
На рябину слетают хохлатой толпой свиристели,
Там, два чёрных до блеска, широких крыла распахнув,
Ворон кружит, свою одинокую думая думу.
" - Горько?
- Горько!"
Беседует с эхом. Изогнутый клюв,
Пара крыльев... Глаза... В них угрюмо...
Ужасно угрюмо.

Всеволод Емелин

ВАРИАЦИЯ

Мечтал я попасть в когорту
Озорных московских гуляк
И вот старый, облезлый, потертый
Бреду в дешевый кабак.

"Путинки" здесь сто граммов
Стоит всего сто рублей,
Не много таких шалманов
Осталось в Москве моей.

Я в этом логове жутком
Не требую карту вин
С пустой душой и желудком
Беру дежурный графин.

А когда остынут пельмени,
И опустеет стакан,
Меж столами подобно тени
Девичий движется стан.

И, кажется, что играют
На сотнях скрипок смычки,
И рты раскрыв, замирают
Вокруг алкаши и торчки.

И словно чайная роза
На фоне слепого окна,
Приняв изящную позу,
Садится у стойки она.

Берет себе воду без газа,
Бросает задумчивый взгляд.
За столиками без приказа
Смолкает навязчивый мат.

Заплеванное заведение,
Здесь явно не место для Вас,
И что-то вроде виденья
Всплывает со дна моих глаз.

Роллс- ройс ослепительно черный,
Тяжелые ткани гардин,
Бискайские серые волны
И масло парижских картин.

Белая яхта в Ницце,
Лакей с подносом вина...
Позвольте к вам обратиться
С самого, самого дна.

Мадам, мое сердце разбито.
В бессонной похмельной ночи
Я видел, Вас любят бандиты,
Чиновники и богачи.

Я видел, пленительно-грубый
Ходок, скандалист и нахал
Взасос Ваши сладкие губы
Лобзал ФСБ генерал.

Все звали его экселенцем,
А он называл Вас Жюли,
А может быть даже с чеченцем
Вы ночью той знойной ушли.

Мадам, полюбите мальчишку
С густой сединой у висков,
И я подарю Вам книжку
Моих запрещённых стихов.

И пусть грязна моя майка,
И пусть не высок мой рост,
В Фейсбуке полтыщи лайков
Собрал мой последний пост...

Никого между нами
В опустевшем вдруг кабаке,
Потрескавшимися губами
Тянусь я к ее руке.

И тут же смолкают скрипки
И только трубы горят,
И вместо её улыбки
Сосед говорит мне - Брат.

Закусывай, вот тарелка,
Не надо было частить,
А то, похоже, что белка
Пришла тебя навестить.

А я задыхаясь от боли
Гляжу на подлый обман
На липкий, знакомый столик
На галдящий шалман.

Такая уж злая судьбина
На веки мне суждена,
И veritas вовсе не в vino,
А в водке дешевой она.

Всеволод Емелин

* * *

Когда под галденье воронье
Москва видит страшные сны,
Хозяин, два раза схороненный,
Встаёт у Кремлёвской стены.

Навстречу желаньям трудящихся
Он сбрасывает пелены,
Вставая из тесного ящика
В предчувствии ранней весны.

Он в мартовской мгле вырастает,
Возглавив соратников строй.
Одежда на нём вся простая,
Табак в его трубке простой.

Лишь орден "Победа" в петлице
Да орден "Герой Соцтруда"...
Какие прекрасные лица
Его окружали всегда.

С своею сухою рукою
И с лобною костью огромной
Он принял Россию с сохою,
А сдал её с ядерной бомбой.

Он умер на старенькой даче,
Вернее, был подло убит.
По нём полпланеты заплачет,
Хрущёв лишь его очернит.

И, словно посмертные птицы
На тело погибшего льва,
Слетелись на пир борзописцы
И вся сетевая братва.

Его имя треплют в фейсбуке,
Вставляют его в инстаграм,
И дикие, страшные звуки
Всю ночь раздаваются там.

Прошли бесполезные митинги,
Ушёл накопившийся пар,
И только политаналитики
Имеют с него гонорар.

И он, победитель нацистов,
Чем стал на весь мир знаменит,
Щас кормит орду колумнистов,
Технологов кормит полит.

Он видит руины империи,
Он видит несчастный народ,
Наркома товарища Берию
На помощь он громко зовёт.

Но в тёмном армейском подвале
Расстрелян бесстрашный нарком,
Враги его оклеветали,
Что был он английский шпион.

И Сталин стоит одиноко
У запертых Спасских ворот,
Он спросит, и спросит жестоко
С наследников строгий отчёт.

Его там живого, не мёртвого
Видали буквально вчера,
С ним посох Ивана Четвёртого
И крепкая палка Петра.

Простого рабочего счастья
Российские люди хотят:
Чтоб рвали начальство на части,
А щепки пусть дальше летят.

Мы сами готовы на нары,
Но рядом чтоб миски скребли
Министр, депутат, генералы
И газовые короли.

Чтоб мылили снова верёвки,
Чтоб явственно пахло дерьмом
В роскошных дворцах на Рублёвке,
Спалось чтоб, как в 37-м.

Почешетесь вы, расхитители,
Когда к вам придёт на заре
Он сам в ослепительном кителе
И в пышных усах в серебре.

Александр Курбатов

МЕДЛЕННЫЙ (ЗАПОЗДАЛОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ)

Скорость света конечна.
Велика, но конечна.
Когда два человека видят друг друга,
каждый из них видит другого прошлое,
не далёкое, но прошлое.
Скорость звука конечна.
Велика, но конечна.
Когда два человека разговаривают,
каждый из них слышит другого прошлое,
не далёкое, но прошлое,
в сравнении с видимым прошлым -
во много раз более давнее прошлое.
Представьте себе действительность,
где свет движется медленно,
вязкую действительность,
где свет от объекта к объекту
доходит за время, сравнимое с временем жизни объекта.
Примерно в таком мире живут
гипотетические инопланетные цивилизации
или реальные нестабильные элементарные частицы.
Так же общались люди
в те времена, когда письма шли долго.
"Письма римскому другу" примерно об этом -
когда римский друг приезжает к неримскому
и застаёт уже только рассохшуюся скамейку
и перебирает над ней с собой привезённые письма.
Время шло.
Письма стали ходить быстрее.
Потом ещё быстрее.
Потом появились вообще электронные письма.
Но некоторые люди
(именуемые другими людьми - "тормоза")
так и не приспособились к электронным.
Осталась привычка -
что письмо шло к тебе примерно неделю
и обратно идти тоже будет примерно неделю,
значит, где-то неделю и можно писать ответ,
подготовиться основательно, обмозговать.
(Ну, конечно, на самом-то деле
неделю никто не готовится.
Просто как-то не можешь начать,
отвлекаешься на какую-нибудь фигню.
Но условный инстинкт оправдывает -
что неделя ещё не прошла,
и что можно поотвлекаться.)
Вот примерно такое происходило
летом 2011 года,
когда Мирослав Маратович Немиров
загорелся идеей ввести математику в поп-культуру -
чтоб математика - стало модно и крутота.
Начать с теории множеств,
которая есть офигительнейшая штука,
красотой своей и безумием
мозг заворачивающая и выворачивающая.
Стал читать Бурбаков
сочинения по основаниям математики,
чувствовал этот восторг, ну и думал,
что каждый не может его не почувствовать.
Вызывал меня для обсужденья предмета,
чтобы я приезжал, или письменно отвечал на вопросы.
Только я вот давно уже был не математик,
а человек, когда-то изучавший математику.
Чтобы что-то такое уметь содержательное сказать,
нужно было сначала опять самому разобраться.
В общем, как-то всё лето прошло,
а я так ничего не ответил.
И Немиров обиделся очень.
Потому что опять - такая была бы - - -
И сорвалось.
Это стихотворение
я начал писать в январе 2016 года,
адресуясь мысленно к Мирославу Маратовичу.
На каком-то моменте
сочинение застопорилось.
А 21 февраля
Гузель написала, что Немиров умер.
Теперь, через два года,
всё-таки дописал.

Александр Курбатов

ИДЕЯ МУЛЬТФИЛЬМА

Идея (мультфильма? фильма?)
Возможно, такое было:
остров, тропический, тёплый,
ну, или просто местность
в широтах, где нет зимы.
Но смена времён года
там всё-таки происходит:
вместо зимы там приходит
чёрно-белый сезон.

Начинается незаметно -
сдвигается осторожно
стрелочка яркости цвета
и ме-е-едленно ползёт.
Белеют (сереют) листья,
чернеют (сереют) ветки,
седеют (сереют) люди
и начинают путать
марганцовку, зелёнку и йод..

(хамелеоны сходят с ума
или впадают в спячку)

И телевидение тоже
становится постепенно
всё более чёрно-белым,
всё более старых фильмов
и хроники прошлых лет.
И фотографии тоже
(в компьютерах и в альбомах),
сделанные недавно -
в прошлом году,
в этом году -
приобретают облик
исторических снимков..

(и все понимают,
что прошлый год
и этот год -
это тоже история)

Только сны не подвержены
этой смене времён года.
Сны про цветной сезон
остаются цветными и наоборот -
во время цветного сезона
случаются сны чёрно-белые.

Да, и ещё бабочки -
у них тоже не получается
делаться не цветными.
Бабочки просто становятся ночными.
До нового сезона цвета.

И знаком его приближения
становится появление
первой дневной бабочки.

Увидел бабочку днём -
Значит, скоро вернётся цвет.

На самом деле, идею подсказал Пётр Лодыгин. От него я узнал о существовании ориксы японской (Orixajaponica), у которой листья осенью становятся белыми.

Александр Курбатов

ПРИРОДА

Однажды природе
(назовём это так - природа).
Так вот, однажды природе
надоело подыгрывать человеку.
Природа решила, что человек
слишком освоился в созданных ей декорациях,
навыискивал закономерностей,
напридумывал объяснений,
напыщенно их именует - "законы природы".
Решила природа немножечко пошалить.
Начать, предположим, с малого:
побаловаться светом -
чтобы светло и темно становилось само по себе,
без всякой связи с вращеньем Земли, с Солнцем.

С тех пор мы проживаем в весьма интересном мире.
Сидишь в помещеньи, в тепле, всячески злопыхательствуешь..
Вдруг - бах!!! - за окном посветлело,
быстро, но плавно,
как лампочка с реостатом.
На улицу сразу бегом!
Использовать этот серый невнятный свет.

Для чистоты восприятия все выключают искусственное освещение,
тоже выходят на улицу, смотрят вверх,
кто-то берётся за руки,
кто-то кричит "ура",
но не громко - боятся спугнуть.

Выключается резко.
И люди с фонариками по темноте пробираются,
стараясь не попадать друг другу светом в лицо,
светят себе под ноги.
Если сверху смотреть,
получается даже красиво -
броуновское движение маленьких светлых кружочков.

Природа подумывает поэкспериментировать с температурой,
побаловаться переключателем "холодно-жарко-тепло".

Александр Курбатов

ВЕДЬМЫ, ДЕРЕВЬЯ, СТЕЛЛЕРОВА КОРОВА

Мысленно пробираясь назад и ещё назад,
до первых осознанных сохранившихся впечатлений,
понимаю, что самое первое человеческое - это жалость,
жалость к исчезнувшим видам животных,
к тем, которые жили ещё недавно, но их истребил человек.
Дронт, Стеллерова корова, сумчатый волк...
Особенно Стеллерова корова.

Вот это чувство безвозвратности и непоправимости,
непоправимой ошибки, - всё в него упирается.

Дальше, чуть позже, но тоже в детсадовском возрасте -
догматическое желание всех беречь и жалеть,
всё живое.
Конкретные проявленья:
что деревья живые,
всё, что из дерева, - тоже живое,
дереву может быть больно,
на детские деревянные стульчики нельзя садиться.

Первоначально это всем в группе понравилось,
и все на занятии делали вид, что сидят,
но, на самом деле, находились в положении полуприседа,
как бы сидели, но не касаясь сидений.
Воспитательница это, конечно, заметила,
стала выяснять - что это ещё за глупости?
Кто-то сдал.
Дальше стали смеяться,
специально стучать по стульям.

Я ничем не мог стульям помочь,
только по-прежнему не садиться.
До конца занятия оставались "сидеть" так, не прикасаясь,
только мы вдвоём: я и ещё Света Порфирьева.
И потом ещё несколько дней продержались,
поддерживая друг друга.

Дальше не выдержали, отвлеклись, увлеклись чем-то новым.
(На прогулках лепили из снега большую собаку,
защищали её от попыток разрушить,
восстанавливали, лепили снова.
Всё это происходило на дальнем конце площадки,
где из глубокого снега торчали верхние ветки кустов.
Мы на них наступали нечаянно,
ветки ломались.
Я понимал, что веткам больнее, чем стульям.
Но молчал, не напоминал.
Сейчас вот думаю, что Света, возможно,
тоже понимала, но тоже не говорила вслух.)

Возвращаясь к жалости:
это какая-то странная жалость,
если задуматься, даже жестокая жалость.
Как объяснить?
Предположим, во времена охоты на ведьм
случайно была уничтожена
единственная настоящая ведьма
(или несколько настоящих ведьм),
и теперь уже их больше не будет.
Правда же, эту ведьму жалко?

Других, которые были не ведьмы, а их всё равно сожгли, -
их тоже, конечно, жалко, но по-другому,
"теоретически жалко".

Александр Курбатов

В. НИКРИТИНУ

Пробивается что-то, опять пробивается.
Наверное, это хорошо - жить на газообразной планете,
газообразным являясь сам,
сообщаться путём взаимопроникновенья,
никого не спасать,
постепенно рассеиваться по всей планете
(это такая старость),
под конец, то ли чувствуешь, то ли мерещится,
как какие-то маленькие сгустки - дети? -
с отдельными твоими молекулами
сталкиваются.

Иосиф Красильщик

ПУСТОШКА

Коле Андриевичу
В тот давний, как казалось, несчастливый год
(развод с женой, с защитою проблемы,
симптомы старости - конечно, тридцать)
я первый раз отправился в Пустошку.
Точнее, в Заозерье, к другу Николаю.
Логистика тогда была проста:
экспресс до Риги делал остановку
в Пустошке и стоял минуту,
оттуда до турбазы вёз автобус,
потом пешком по лесу до плотины.Впрочем,
я, кажется не шёл пешком,а встречен
был у шоссе: ведь в эти годы
В.В. водил "москвич", и мы с комфортом
добрались до деревни. Там нас ждали
Роксана Львовна с маленьким Серёней.
Меня определили на чердак.
Достал палатку, растянул под крышей
и разложил вокруг свои пожитки:
коробку блёсен "шторлинг", спиннинг
из фибергласа, леску 0,4,
катушку "Невскую" и две бутылки водки,
а также рижский хлеб и сыр голландский,
произведённый в Угличе, хороший.

* * *
Спустившись вниз, я обнаружил карту
с волшебными названиями - Муци,
Опочка, Езерище, Холюны -
и, следуя инструкциям хозяев,
отправился в далёкую прогулку
вниз по Великой. Чуден чистый лес
при тихой и безветренной погоде.
В прозрачном воздухе роятся комары,
в пыли дорожной ползают гадюки
(одна из них, как хорошо известно,
проникла как-то в дом Роксаны Львовны
и смерть свою нашла без промедленья
от меткого удара мясорубкой),
по сторонам дороги фауна и флора:
увядшие уже цветы прострела,
лиловый вереск и цветущая брусника,
кладбищенские нити плауна
и, как насмешка над классическим балетом,
два лебедя вдоль берега дрейфуют.
Я вышел на излучину реки,
прилёг на белый мох (точней, лишайник),
съел бутерброд, прихваченный в дорогу,
достал "дымок" помятый из кармана
и, покурив, пошёл в обратный путь.

* * *
Вернулся по`двечер. В печи горел огонь.
За ужином шёл разговор о планах -
решили ехать на рыбалку, и пораньше.
Серёня заявил, что встанет в пять,
и под предлогом этим был отправлен в койку.
Клонило в сон. На улице стемнело.
Я поднялся к себе и лёг поверх мешка.
Вдали за озером трубила выпь в осоке,
за стенкою шуршала мышь.
Я руку протянул и ощутил прохладу
бутылки полной. Вскоре
послышались шаги: в дверном проёме
возник мой друг, неся с собою
гранёные стаканы под полой...
Что рассказать о нашем разговоре?
Об этом всё сказал Прутков, заметив,
что разначав, нельзя остановиться.
...
Каким-то чудом выпили бутылку
одну всего, вторую не почали.

* * *
Со свежей головой проснулись до зари,
глотнули кофе, побросали снасти
в машину, укрепили лодку
на крыше "москвича",
проверили узлы
(В.В. в то время клеил лодки,
удобные и лёгкие, как пух,
которые давно уже истлели,
оставшись только в памяти немногих)
и, прихватив с собою бутерброды,
а также термос с крепким сладким чаем,
мы заняли места свои в машине
и покатили вниз к реке Великой,
а дальше ве`рхом, по лесной дороге,
меж сосен и цветущею иргою
до озера с названием Островня.
Над ним стоял туман, он быстро таял
в лучах уже поднявшегося солнца.
Мы вышли, вытащили лодку
на воду, спиннинги собрали.
Вода была чиста и не успела
травою зарасти и липкой тиной.
От берега отплыли на фарватер.
Я вынул из коробки жёлтый "шторлинг",
покрепче привязал к упругой леске
и, задержав дыхание, забросил
вниз по течению, подальше, вдольструи.
Почувствовав толчок, подсёк привычно,
ногою подтянул к себе подсачек,
и - зримый результат борьбы недолгой -
на дне лежит увесистая щука.
Тем временем и Коля взял вторую
и окушка приличного добавил.
Подплыли к берегу, похвастались уловом.
Теперь ловить отправился Серёня
с отцом и тоже вынул щуку.
Он горд, и мы везём добычу
домой, попутно обсуждая
его феноменальные успехи.
Нас ждут уха и жареная рыба
и водка, не допитая по счастью.

* * *
На утро я собрал свои вещички,
мы с Колей прогулялись до турбазы,
автобус рейсовый привёз меня в Пустошку,
а поезд вечером умчал в Москву
(мне утром нужно было быть на службе).

Иосиф Красильщик

СЕМИДЕСЯТЫЕ

Килька с яйцом в станционном буфете,
три алкаша за соседним столом,
мутное пиво. В бумажном пакете
водка припрятана. Вместе с ментом
двое дружинников бродят по залу,
оба с похмелья. За это отгул
завтра положен им - тоже не мало:
можно уйти на неделю в загул.
Бойко торгует буфетчица Люся -
вострые глазки, длинная шея, -
после второй ничего не боюсь я
и начинаю любезничать с нею.
Времени много (поезд в одиннадцать),
Люська работает до девяти.
Можно успеть и словцом перекинуться,
можно в кино на "Афоню" пойти.
Впрочем, едва ли всё это сбудется.
Руку засуну в нагрудный карман,
"приму" достану, выйду на улицу,
мигом слетит алкогольный дурман.
Сяду в вагон проходящего поезда,
брошу на полку сырое бельё -
им укрываться противно и боязно.
Преодолев отвращенье своё,
крепко усну и проснусь после Вологды.
Даст проводница мне чаю стакан,
я ей верну эти простыни волглые,
тапки надену, схожу в ресторан.
Двести "московской", жёсткая курица,
сборной солянки лакомый вкус...
Радио песню играет про улицу,
адрес и дом, про Советский Союз.

Иосиф Красильщик

* * *

    Увидали мы всегда живого,
    как он там лежит Тутанхамоном.
      Ю. Гуголев

    Двое в комнате. Я и Ленин...
      В. Маяковский

Бессоница. Гляжу рассеянно во двор,
всё скрыто в снежной круговерти,
и как-то исподволь вступаю в разговор
с Ульяновым о феномене смерти.

Ильич, вы безусловный ветеран
среди покойников, не преданных могиле.
Специально сделанный из хрусталя стакан
вас накрывает. О волшебной силе

ученья вашего легенды ходят. Вы -
Тутанхамон, по выражению поэта.
Не видите вы неба синевы,
но в данном случае играет роль не это.

А роль играет то, что в ваше тело
всадила Фанни роковой заряд,
и вы теперь, хоть живо ваше дело,
ни шаг вперёд, ни два шага назад.

И вот стакан. Под ним лежите вы,
засушенный, как экспонат в музее.
Борьба с болезнью детской левизны
вас сделала спокойней и ещё мудрее.

Как вам лежать всё время на спине?
Ни повернуться, ни чихнуть, ни пукнуть.
Ну разве это жизнь? Конечно, не -
не жизнь, от скуки можно стухнуть.

Но вы не стухли. Врач-таксидермист
проделал всё проворно и умело.
Ни моль вам не страшна, ни жук, ни глист,
хоть двести, триста лет лежите смело.

Я верить не хочу, что скептики правы,
надеюсь я, что их рассказы лживы.
Скажите ж, наконец, вы всё-таки мертвы
или, скорей, альтернативно живы?

Иосиф Красильщик

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ДАЧНОЙ ЖИЗНИ

Дачная жизнь
поневоле сезонная
и подчиняется
календарю:
ранней весной
семена покупаешь ты,
осенью поздней
разносишь навоз.
В мае, когда
подсыхают окрестности
и расцветает
хохлатка в лугах,
в третий троллейбус
утром садишься ты
(впрочем, троллейбусов
нынче уж нет).
Мне и не важно -
автобус, троллейбус ли,
мне на Савёловский
да поскорей,
мне до Морозок,
потом до Минеева
(путь описал этот
Виктор Коваль,
что по соседству живёт
и по-моему
сельским трудом
не вполне увлечён).
Что ж меня гонит
длинной дорогою,
с мая до осени,
до октября?
Грядки ль бесплодные,
яблони ль старые,
или томление
духа в груди?
Нет, просто за зиму
всё опостылело -
длинные ночи,
короткие дни,
улицы шумные,
небо унылое,
люди понурые,
грязь за окном.
Нету мне радости
в этих условиях,
сил больше нету
так прозябать,
и на просторы
гряды Клино-Дмитровской
сердце стремится
покой обрести.

Иосиф Красильщик

ПОЕЗД ВОРКУТА - ЛАБЫТНАНГИ

Я в поезде еду,
в общем вагончике.
В соседнем купе
выпивают рабочие.

На стыках качает
бутылку с "перцовкою",
и две непочатых
прикрыты спецовками.

В проходе валяется
ненец в беспамятстве
с "лучистым" в руке
и в заблёванной малице.

Прошёл эмвэдэшник
в засаленном кителе,
бормочет под нос себе:
"На х#й идите вы!"

Поёт репродуктор:
"Не надо печалиться..."
Конечно. Но я
вспоминаю Исаича,

в окошко гляжу
на унылые станции
и будто листаю
к нему иллюстрации.

Семён Крицштейн

ЦАО ЧЖИ

Цао Цао грозный
Всех врагов убрал,
под эгидой звёздной
весь Китай собрал.
И рукой железной
правил много лет,
только сын-наследник
не в отца, о нет!
С девками гуляет,
с мальчиками пьёт!
Песни сочиняет,
их народ поёт.
Свинопас и воин
в граде и в глуши
распевают песни
принца Цао Чжи!
  "Не хочу я власти.
  Не хочу я мзды.
  Не хочу несчастья,
  Не хочу вражды.
  Петь хочу я песни,
  Сочинять стихи,
  Будут дни с друзьями
  Светлы и тихи."
    "Ты, червяк ничтожный,
    Жребий свой избрал.
    Царство, власть и славу
    На стихи сменял!
    Жалкий, затенённый,
    Будешь ты забыт!
    Пусть на ханьском троне
    Младший брат сидит."
Тот науку власти
хорошо познал:
первым делом брата
далеко угнал.
И изгнанник нищий
в недалёкий час
в горе и в рубище
медленно угас.

Время беспристрастно,
обратит всё в тлен.
Перед ним безвластна
мощь китайских стен.
Ханьский трон высокий
где теперь, скажи?
Но остались строки
поэта Цао Чжи.
И в библиотеке,
в золотой тиши,
я снимаю с полки
томик Цао Чжи,
Ты - алкаш беспечный,
вроде, голубой.
Но не властна вечность
над твоей строфой.
И течёт прохлада,
сизая печаль.
Никого не надо,
Ничего не жаль.
Вдаль бежит дорога,
остановок нет,
сладкая тревога,
бесконечный свет.

Семён Крицштейн

ГАЛОЧКА

Все мы хоть бы раз во сне летаем.
Большинству паренье только снится.
Я порою наяву встречаю
Женщину, что названа как птица,
Чьи глаза усталые немножко,
И волос прекрасный медный венчик.
И лежит горячая ладошка
На моей ладони - и дрожит, как птенчик.

Женщинам теперь ограды нету,
Кончилось теперь мужское царство.
Может, это женская победа!
Может, в этом хитрое коварство?
Кое-кто купить её стремится,
Но уже в деньгах ей тоже воля!
Женщина, свободная как птица,
В небо улетит - и не вернётся боле.

В синеве огромной тучи жмутся.
Бесконечно одиноки птицы!
Вверх - и пустотою захлебнуться.
Вниз - об Землю грудью и разбиться.
Женщина не смотрит на преграды,
Что ей тучи, полные ненастья?
Вот она с красивым парнем рядом!
Кажется - вот-вот взлетит она от счастья!

Женщина бывает очень разной:
Безгранично доброй и жестокой.
Ласковой, холодной, нежной, властной,
Близкой и заоблачно-далёкой.
Может быть, любить ее - ошибка,
Только мы здесь в выборе не властны.
Нам в ответ - смущённая улыбка:
- "Вы уж извините, что я так прекрасна!"


Редактор юбилейного номера Илья Миклашевский

 

Последнее изменение страницы 3 Oct 2019 

 

ПОДЕЛИТЬСЯ: