Сайт журнала
"Тёмный лес"

Главная страница

Номера "Тёмного леса"

Страницы Юрия Насимовича

Страницы авторов "Тёмного леса"

Страницы наших друзей

Кисловодск и окрестности

Из нашей почты

Тематический каталог сайта

Новости сайта

Карта сайта

Пишите нам! temnyjles@narod.ru

 

на сайте "Тёмного леса":
стихи
проза
драматургия
история, география, краеведение
естествознание и философия
песни и романсы
фотографии и рисунки

Страница Натальи Шемановой

Федор Петрович Гааз
Детские дома и интернаты в Сокольниках
Немецкая колония в домах Московского электролампового завода
Дом АН СССР
Наш двор глазами детей
Некоторые особенности развития личности взрослого человека сквозь призму художественных образов
Проявление кризиса идентичности в середине жизненного пути по материалам художественных образов
Особенность переживания возрастных кризисов развития мужчинами и женщинами
Переоценка ценностей в середине жизни
Мисс Морган

Наталья Шеманова

Немецкая колония в домах Московского электролампового завода (МЭЛЗ)

Доклад основан на книге д.ист.н. С.В. Журавлева ""Маленькие люди" и "большая история""

Многие дома в советское время строились для работников различных учреждений. Комплекс жилых домов по адресу Матросская тишина, д. 16 и 16а был построен для рабочих Электролампового завода в 1927-1930г. по проекту архитектора Михаила Ивановича Мотылева [1]. Хотя в настоящее время дома располагаются на другой стороне Яузы относительно МЭЛЗа, но в 20-30-е года в этом месте через Яузу был перекинут мост.

После гражданской войны новая власть стремилась сделать страну индустриальной и для этих целей было решено привлекать рабочих из различных стран Европы и Америки. На XVI съезде ВКП(б) в 1930 году было принято решение о расширении практики посылки советских специалистов для обучения за рубежом и о приглашении рабочих и специалистов в СССР для использования их опыта и знаний на промышленном производстве. Иностранных специалистов и рабочих приглашали, вербовали, нанимали строить социализм.

Рассказывая о специалистах из Германии, для иллюстрации, я буду обращаться к воспоминаниям американского рабочего Роберта Робинсона, который приехал по приглашению в СССР в 1930 году. Он вспоминал: "У Форда я зарабатывал 140 долларов в месяц и на большее пока рассчитывать не приходилось. Русский предложил мне 250, бесплатное жилье, обслугу, месяц оплачиваемого отпуска, автомобиль, бесплатный проезд в обе стороны. Кроме того, он обещал, что 150 долларов из зарплаты будут поступать на мой счет в американском банке". [3, с. 24]

Немецкая революционная организация "Спартак", являвшаяся предшественницей немецкой компартии, возникла в 1916 году. После неудачной революции в Германии в 1923г. компартию запретили и начались преследования коммунистов. В Москве в честь "Спартака" в 1919г. были переименованы улица, переулок и площадь. Часть из приезжих немцев, жителей этих домов состояли в организации "Спартак".

На Электрозаводе в начале 1930-х гг. трудились около 180 работников-иностранцев, а с приехавшими с ними членами семей иностранцев насчитывалось до 400 чел. По национальности около 70% были немцами, на втором месте по численности стояли американцы и рабочие из других стран Европы. Более половины были коммунистами, другие сочувствовали им или с интересом относились к "советскому эксперименту". Политэмигранты трудились на Электрозаводе по направлению МОПР - Международной организации помощи борцам революции. Опытные иностранцы должны были помочь организовать новое для СССР производство, установить импортное оборудование, научить советских рабочих использовать это оборудование.

В 1923-1924 гг. перед Электрозаводом была поставлена задача наладить производство вольфрамовой нити для электроламп. Это было частью выполнения плана ГОЭЛРО по электрификации всей страны. С этой целью в СССР была приглашена группа квалифицированных берлинских рабочих с фирмы Osram (ОСРАМ), которые привезли с собой технологические секреты и помогли наладить изготовление советских электроламп. Переездом этих рабочих-специалистов занимался лично Ф.Э. Дзержинский.

Рабочих-специалистов селили на Преображенке и в Сокольниках. В результате в Сокольниках в домах на Матросской тишине возникла целая немецкая колония.

История

Часть только приехавших иностранцев иногда временно размещали в гостинице. Это было неудобно, так как готовить было нельзя, а питаться с семьями в ресторане - дорого. А часть сразу расселялась в дома.

Зимой 1930-1931 года дом 16 по Матросской тишине еще не был закончен и еще не вводился в эксплуатацию. Канализация и водопровод были неисправны, отопление не функционировало, не все окна были вставлены. В эти недостроенные дома вселяли рабочих, из-за чего приходилось отапливаться примусами.

Дом первое время представлял из себя симбиоз жилого дома и советского общежития для иностранных рабочих с пропускной системой. Правил всем комендант. На коммунальную квартиру из 2-3 комнат выдавался один ключ, из-за чего входная дверь часто была открыта. Иногда замок вовсе сбивали и дверь не закрывалась. Для некоторых это было нормально. Общая атмосфера в стране, строящей коммунизм, привела к тому, что в 1927-1928 годах на МЭЛЗе были люди, которые пытались организовать коммуну с обобществлением зарплаты и вещей. Но жены обычно не поддерживали эту идею. А жены немецких рабочих первое время ссорились даже на коммунальных кухнях.

Бывшие соседи немецких рабочих в 1990-х годах вспоминали: "Жили они скромно, все много работали, относились ко всему по-хозяйски. Возле дома они вскопали палисадник, сажали там цветы на клумбах, кустарник, поставили скамейки. Все делалось основательно и с любовью. Каждый клочок земли ухожен, нигде нет лишней травинки" [2, с.218]. Немцы, жильцы дома, организовали любительский духовой оркестр.

В 1930-х годах в доме на Матросской тишине функционировал красный уголок, расположенный в подвале. Сюда приходили русские рабочие из соседних домов. Здесь была небольшая библиотека, на столах лежали газеты. В красном уголке работали кружки, устраивались различные заседания и собрания.

Клуб

Приезжающие рабочие-коммунисты, стремящиеся помочь новой стране, изучали русский язык и планировали надолго остаться в СССР. Тем же, кто приехал в СССР на заработки и на короткий срок, не хватало своей культурной среды. Такую среду они находили в клубе. Клуб был создан на основе немецкого коммунистического клуба в 1923 году. Располагался он на ул. Герцена. Рабочие приходили сюда пообщаться на немецком языке, узнать новости с родины и организовывать свой досуг.

В клубе проходили встречи, концерты, танцы, показывали кино. "При клубе существовали кружки - политический, исторического материализма, марксизма-ленинизма, политэкономии, текущей политики, русского языка, шахматный, музыкальный, хоровой и радиокружок. В клубе в 1927-1928 гг. действовали организационная, культурная, библиотечная, пионерская, театральная, физкультурная, экскурсионная, домовая, шефская комиссии и редколлегия стенгазеты. Было создано 3 уголка - ленинский, пионерский и МОПР. Клуб периодически выпускал стенгазету и пионерскую стенгазету" [2, с. 103]. Члены клуба имели возможность посещать раз в месяц Большой театр.

Многие приходили в клуб 2 раза в неделю. Одновременно его посещали в среднем 150 человек, треть которых составляли женщины. Клуб просуществовал до конца 30-х годов, а потом из-за репрессий был закрыт.

Бытовая сторона

У иностранных рабочих были карточки иностранного специалиста, которые давали возможность посещать особые магазины, торгующие западными товарами ("торгсин"). Обеды готовили специально для иностранцев и накрывали отдельные столы. Но некоторые немецкие рабочие не хотели отличаться от русских, и приносили из дома бутерброды и термосы, которые были в новинку в СССР. В столовой Электрозавода можно было увидеть такую картину: для того, чтобы пообедать, нужно становится в очередь за ложкой и вилкой, затем во вторую очередь к кассе и, наконец, в третью очередь к свободному столику.

Впечатления Робинсона от посещения советских магазинов в 1930-е года были такие: "Пустые полки: ни сахара, ни яиц, ни ветчины, ни сыра - ничего из того, что нам подавалось на завтрак. Единственное, в чем не было недостатка, так это в спичках и в горчице. Кое-где продавался черный хлеб". [3, с. 39]

К середине марта 1931г. существовал один закрытый распределитель продуктов с едиными ценами для всех иностранцев. С лета-осени 1931г. ситуация с продовольствием ухудшилась. Иностранным рабочим выдавались спецпайки. Кроме этого, иностранцы имели возможность получать посылки с продовольствием из-за границы. В 1932 году в доме на Матросской тишине было решено устроить крольчатник, с целью получения дополнительного источника питания. Держали кроликов на балконах, но резкий запах, трудности по уходу и недостаток кормов привели к отказу от этой затеи.

В конце 1935 года карточная система в СССР была отменена, возможностей приобрести продовольствие стало больше, однако многие товары исчезли с прилавков.

* * *

Немецкие рабочие селились с семьями - с женами и детьми. Они находились в более привилегированном положении, чем советские рабочие. Жилье и снабжение продовольствием у них было значительно лучше. Зарплату им платили в валюте, и они могли отправлять деньги за границу. Многие оставили на родине престарелых родителей, и они посылали им деньги. Немцы получали громадные премии как "новаторы" и десятники. Бывали случаи, что советские мастера, видевшие в иностранцах конкурентов, придерживали их рационализаторские предложения, чтобы потом выдать за свои.

В 1931 году стало не хватать валюты и стали меньше платить иностранным рабочим, что вызвало их недовольство. При этом немцы были недовольны и жилищными условиями, и продовольственным снабжением. Кроме повышения цен, недовольство немецких рабочих вызывали блюда, которые готовились на фабрике-кухне. Им хотелось пива и различных деликатесов. Бывали случаи, когда рабочие отказывались есть и возвращали такие блюда, как винегрет и компот. Это было связано не только с тем, что пища была непривычна, но и с тем, что немцы имели возможность сравнивать советскую действительность с Западом. Некоторые разрывали контракт и возвращались в Германию. Немецкие рабочие по сравнению с советскими более болезненно воспринимали даже не материальные недостатки, а социальную несправедливость в СССР, бюрократизм, невнимание властей к нуждам простых людей, разрыв между словами пропаганды и реальным делом.

Аресты

После убийства С.М. Кирова 1 декабря 1934 года иностранные специалисты были лишены особого статуса. Интернационализм кончился и иностранцев, а также тех специалистов, кто учился за границей, стали считать зараженными буржуазным влиянием. Контакты с иностранцами стали опасными. 20 июля 1937 года в ЦК ВКП(б) было выпущено поручение органам НКВД "дать немедля приказ по органам НКВД об аресте всех немцев, работающих на оборонных заводах... и высылке части арестованных за границу". К протоколу заседания была приложена записка Сталина: "Всех немцев на наших военных, полувоенных и химических заводах, на электростанциях и строительствах, во всех областях всех арестовать" [2, с. 296].

К 1937г. немецкая колония Электрозавода сократилась с нескольких сот до нескольких десятков человек. Еще до начала массового террора жены-домохозяйки чувствовали политические изменения и настаивали на возвращении в Германию. Или же требовали сохранения немецкого гражданства, отказываясь принимать советское, что приводило к увольнению их мужей с работы и выдворению семей из страны.

В доме остались жить те, у кого было советское гражданство, кто женился в СССР, или же те, кто опасался фашистского концлагеря. Почти все оставшиеся были арестованы НКВД в 1937-1938 гг. Хотя многие жены инорабочих плохо говорили по-русски, но они преодолевали страх и разыскивали мужей в тюрьмах. Писали жалобы советскому руководству, обращались за помощью в германское посольство. Немецкий коммунист Вальтер Ульбрихт отговаривал советские власти выдавать разрешения на выезд женам, у которых были арестованы мужья, считая, что жены будут ругать советскую власть.

Рабочих ссылали или расстреливали, некоторые жены, не имея поддержки, кончали с собой. В дом вместо немецких рабочих стали селить новых жильцов.

Вилли Кох

Наиболее известным жильцом дома на Матросской тишине стал немецкий рабочий Вилли Кох. В советском паспорте он был записан как Макс Шмор. Власти СССР предложили ему и другим рабочим поменять фамилию из-за того, что его деятельность на заводе (изготовление вольфрамовых ламп) была секретной. Он взял фамилию, которая имела близкий смысл в немецком языке: Кох означает "варить", а Шмор -"тушить".

Вилли Кох родился в 1895г. в Берлине в рабочей семье. Его отец рано умер и Вилли необходимо было взять ответственность не только за себя, но и за свою мать. Окончив в 1909 году Народную школу, 14-летним подростком Вилли поступает работать учеником токаря на фабрику музыкальных инструментов, затем он работает токарем на других предприятиях. Позже, в 1922г., он закончил еще и машиностроительные курсы в Берлине. В 1915г., в самый разгар мировой войны, Кох был призван в армию. Он воевал на Западном и Южных фронтах, а в конце 1918г. был демобилизован. Уже в 1919г. Вилли Кох стал членом коммунистического союза "Спартак", а в 1921 вступил в Коммунистическую партию Германии. После войны он продолжал работать токарем на разных предприятиях Берлина, в частности, с 1922г. - на заводе фирмы Osram.

В конце 20-х годов он был приглашен в СССР. До 1935 года Кох сохранял немецкое подданство, надеясь вернуться в Советскую Германию. В 1931 году он стал депутатом Моссовета. В то время в Моссовет были выбраны несколько иностранных граждан (немцев и американцев) с целью продемонстрировать всему миру начало практической реализации идей пролетарского интернационализма. По количеству кандидатов была разнарядка.

Вот как описывает американский рабочий Р.Робинсон выдвижение его кандидатом в Московский городской совет: "Все рабочие, 750 человек, толпились в дальнем конце цеха. Я подошел ближе и встал с краю. Оратора за головами и спинами я не видел, но слышал его голос, усиленный репродуктором.

Один оратор сменял другого, причем все речи строились одинаково: сначала выступавший перечислял достоинства кандидата и только в самом конце называл его фамилию. Затем председатель просил поднять руки тех, кто одобряет данную кандидатуру. Это повторялось снова и снова. Около десяти часов вышел очередной оратор и сильным низким голосом стал расписывать бескорыстный вклад очередного кандидата в достижения Первого шарикоподшипникового завода, особо подчеркивая, что тот - замечательный изобретатель. Наконец, возвысив голос до крещендо, оратор призвал собравшихся поддержать... - тут для усиления эффекта он сделал небольшую паузу - Роберта Робинсона.

Рабочие бурно зааплодировали. Сотни людей повернули головы в мою сторону: они улыбались, хлопали в ладоши, радостно приветствовали меня. Те, кто стоял поближе, жали мне руку, дружески похлопывали по спине" [3, с. 99-100].

Вилли Кох был членом постоянной депутатской комиссии Моссовета по транспорту. Известно, что, будучи депутатом, Кох вносил предложения по работе Московского трамвая. Он работал сначала в секции трамвая, а затем - в секции метро. Когда метро не было, большинство людей ездили на трамваях. Депутаты следили за графиком движения трамвая, вели учет пожеланий жителей, намечали новые маршруты. Кох обращал внимание на то, что не видели другие. Например, он настоял, чтобы таблички с номером трамвая были установлены не только на передней части трамвая, но и на задней. Он считал обязательным вывешивание таблички с указанием основных пунктов назначения.

В Советском Союзе Вилли создал семью. На заводе, в конце 1920-х гг., он познакомился со своей будущей женой Настей. В 1933г. они зарегистрировали брак, и Настя, в отличие от мужа, который жил под другой фамилией - Шмор, стала носить фамилию Кох.

Анастасия родилась в 1902 году. Хотя образование у нее было низшее (несколько классов начальной школы), в 1930-е годы Анастасия работала на Электрозаводе бригадиром и была ударницей производства. Она была известна как активная общественница, принципиальный член партии и авторитетный партгрупорг.

Индебор, дочь Моисея Железняка, друга и коллеги Вилли, так описала ее: "Настя была невысокого роста, щупленькая, светловолосая" [2, с. 308]. Соседка по дому Валентина оценивала Анастасию как кристально честную женщину. Анастасия была рядовая коммунистка, которая в силу своей веры в партию, наличия твердых принципов больше других морально страдала сама и сопереживала чужой боли. Валентина вспоминала: "Однажды мы были с ней где-то в Москве и проголодались. Я вспомнила, что рядом в ресторане работает одна моя знакомая и мы направились туда. Знакомая обслуживала нас по высшему разряду, а денег не взяла. Это было для Насти неожиданностью, для меня же ресторанные порядки секрета не представляли. Я с трудом уговорила ее тогда не поднимать шума, но впоследствии она мне все время припоминала этот случай, кляня себя за то, что смалодушничала и согласилась не платить. Ей казалось, что она залезла в карман государству" [2, с. 309].

Жили Анастасия и Вилли дружно, вместе ездили на экскурсии, организованные профсоюзами, вместе ходили в гости. Она помогала писать мужу отчеты о проделанной работе, так как он сам недостаточно владел русским языком. Семья Кохов дружила с русскими. Они ходили в гости, участвовали в совместных застольях. Среди немецких рабочих это было не принято. Имеется воспоминание Робинсона, который тоже любил ходить в гости к русским друзьям. "Чай в этом доме разливали по чашкам и каждому на блюдце клали по два кусочка сахара. По привычке я положил сахар в чай и размешал. Любовь же (хозяйка) взяла кусочек в рот, а чай налила в блюдце и, поддерживая его снизу пальцами правой руки, поднесла ко рту. За беседой она отхлебывала глоток за глотком, причем ни разу не поставила блюдце на стол. Осушив его, она налила новую порцию. Точно так же поступали и дочери. Я же так и не смог полностью овладеть этой техникой, но из соображений экономии стал пить чай вприкуску. Мне хватало одного кусочка на две чашки, причем чай казался гораздо слаще, чем если бы я размешивал сахар" [3, с. 69-70].

Семья Кохов любила выезжать на природу. Они ездили к друзьям на дачу в Подмосковье, где рыбачили и ходили в походы. В одной такой загородной поездке, когда они возвращались поздно вечером лесом, увидели, что горело несколько деревьев. Вилли, тут-же накопал земли, засыпал корни деревьев и траву. К России он относился как к своей стране.

Индебор Железняк очень любила Вилли. С детства у нее остался его светлый образ. "Особенно часто у нас был дядя Вилли. Коренастый, добродушный, улыбчивый, он очень любил детей. Вокруг него в нашем дворе постоянно крутились ребятишки: у Вилли были "золотые руки" - он мог отремонтировать любую вещь, "из ничего" сделать игрушку, но особенно любил вырезать фигурки из дерева и раздавать детям" [2, с. 261].

Судьба Вилли сложилась как у многих в то время. Наступил 1937 год. Как и других немцев, Вилли Коха в 1937 году (11 сентября) арестовали и затем осудили на 10 лет. Его и двух его коллег Моисея Железняка и Ганса Ольриха обвиняли в шпионаже в пользу Германии, поскольку они общались с немцами, будучи в Германии и позже. Осенью 1937 года произошла последняя встреча Коха и Железняка во дворе Бутырской тюрьмы. Они оказались там одновременно. Моисей Железняк рассказал об этом поступке друга дочери перед смертью. "В 1937 г. во время следствия нас выводили в тюремный двор на прогулки. Однажды я увидел там Вилли Коха и сумел пробраться поближе. Арестованный в теплый день 2-го сентября прямо на улице, я был одет очень легко. Это в тюрьме бросалось в глаза, при том, что уже начиналась болезнь и я постоянно кашлял. Видя это, Вилли Кох при всех снял с себя теплый свитер и отдал мне. Этот свитер продлил мне жизнь минимум на несколько лет" [2, с. 305].

Жена Коха, Анастасия Абрамова, хотя и верила в коммунизм и в партию, но была уверена, что ее муж не виновен. На партсобрании она отказалась осуждать мужа, после чего ее исключили из партии и выгнали с работы. На нее пала тень не только от того, что ее муж "враг народа", но и от того, что он немец, родом из Германии, с которой СССР вела остервенелую войну.

Анастасия не развелась с мужем, не сменила фамилию и все эти 17 лет заключения, как могла, поддерживала его. Она пыталась доказать невиновность мужа, писала жалобы Н.А. Булганину, который занимал высокие посты. Кох лично знал Булганина, поскольку Булганин в 1927 году был директором МЭЛЗа. Он знал важность вольфрамового производства и понимал значение иностранных рабочих в производстве. Кроме того, Вилли в 30-е годы общался с ним, когда тот был председателем исполкома Моссовета. Но жалобы жены не помогли.

Кох отбывал срок в Карагандинском лагере НКВД. Находясь в лагере, он наладил переписку с женой. Анастасия посылала ему посылки. Сохранилось его письмо, которое начиналось так: "Добрый день, Настя! До сегодняшнего дня жду, но до сих пор (от тебя) писем нет. Ты мое письмо от 30.1 получила? Как твое здоровье? Может быть, ты больна, но это ты не могла писать? ... В январе дали мне денежную премию и объявили ударником. Как у вас погода? Здесь у нас был три дня буран и снег все закрывал, ну, мы все считаем, что скоро должна наступить весна. Мое здоровье тоже хорошее и фурункулы не были. Еще у меня просьба - если ты пошлешь посылку, не забудь положить тетрадь, конверты, открытки, иголки и кружку...". [2, с. 309]

После отбытия 10-летнего срока Кох был сослан в Западный Казахстан, где работал токарем в Теректинской Машинотракторной станции (МТС). В анкете арестованного был дан следующий словесный портрет Коха: "ростом 180 см. фигура средняя, плечи приподнятые, шея длинная, волосы с проседью, глаза серые, нос большой тонкий, рот малый, губы тонкие, уши большие" [2, с. 335].

В январе 1949 года его вновь арестовывают и помещают в тюрьму в г. Уральске. В апреле 1949 года его выслали на 5 лет в поселение в Красноярский край.

Только в 1955 году Вилли Коху разрешили вернуться в Москву в бывший дом на Матросскую тишину к своей преданной жене. Он вновь устроился работать конструктором на Электроламповый завод несмотря на то, что здесь еще работали те, кто обвиняли его в 1937 году. В конце 1950-х годов Вилли был единственным немцем, трудившимся на МЭЛЗе. Только в середине 1960-х он вышел на пенсию.

Вилли с женой ездили к родственникам в Германию, но все же они решили остаться в СССР.

Его соседка Валентина вспоминала о Вилли: "Несмотря на то, что ему пришлось пережить, он не озлобился, как некоторые. Помню, по молодости, я спрашивала его: "За что тебя, дядя Виль, в тюрьме держали? Ведь ты такой хороший, что никак не мог быть врагом". Он в ответ улыбался, а затем серьезно так отвечал: "Время было такое, многие невинные люди пострадали, но я ни на кого зла не держу" [2, с. 337]. После возвращения в Москву он был довольно болен: у него кружилась голова и сдавало сердце. Он жил на 5 этаже без лифта, и ему приходилось взбираться на 5 этаж; бывали случаи, что он падал.

Вилли Кох умер в середине 60-х годов, Анастасия похоронила его на кладбище рядом со своими родственниками. Она всю жизнь помнила его и после смерти продолжала отмечать его дни рождения. Соседка Валентина вспоминала: "Каждый год она собирала у себя в 30-й квартире подруг, соседей, знавших ее мужа. Мы сидели, выпивали, вспоминали его добрым словом, а тетя Настя как будто оживала в эти дни. Кормила она нас своими любимыми блинами, которые очень любил и дядя Виль" [2, с. 337]. Анастасия пережила мужа почти на 10 лет и умерла в середине 70-х.

Память об этих людях сохранилась не только в книге С.В. Журавлева ""Маленькие люди" и "большая история"". Об этих событиях поставлен иммерсивный спектакль "Красный вольфрам", действие которого происходит на заводе - в коридорах, цехах и на лестницах завода. Организуются экскурсии по территории завода и по окрестным улицам [4].

Литература

[1]. Бугров А., Музыка И., Рябова С. Сокольники: улицы и просеки исторических воспоминаний. Москва. 2022.

[2]. Журавлев С.В. "Маленькие люди" и "большая история": иностранцы московского Электрозавода в советском обществе 1920-1930-х гг. - М.: РОССПЭН, 2000, 352 с.

[3]. Робинсон Роберт. Черный о красных. С-Пб., SYMPOSIUM, 2012.

[4]. Спектакль "Красный вольфрам" [Электронный ресурс]. URL: https://elektrozawodsk.tilda.ws/ (дата обращения: 15.09.2024).

 

Вилли Кох Жизнь дома Фото из следственного дела Плакат

 

Главная страница сайта

Страницы друзей "Темного леса"

 

Последнее изменение страницы 12 Nov 2024 

 

ПОДЕЛИТЬСЯ: