Страницы авторов "Тёмного леса"
Страница "Литературного Кисловодска
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
Девушка любила пустынные пляжи, желтые монгольские лица песка с неуловимым от ветра и волн выражением, у которого все же есть одно общее название - невозмутимость.
Белый порывистый полет речной чайки напоминал ей детские сны с крыльями. Однажды, когда никто не мог увидеть и рассмеяться, она взмахнула белыми и длинными, как у баклана, руками в надежде порвать ремешок земного притяжения, обхвативший ее сухие и узкие щиколотки бегуньи, и, когда у нее не вышло полета, она сначала обиделась и чуть не заплакала, а потом разозлилась и помчалась вдоль шипящей серебряной змеи прибоя, ощутив вместо одного вдруг тысячу полетов и понимая, что это ее крылья - ноги и что она - девушка-олень.
Поэтому, сдав последний экзамен весенней сессии, кажется, по истории государства и права, они с подругой сговорились съездить на Дон позагорать и, может быть, искупаться.
По одну сторону электрички мелькали и тянулись рыхлые обрывы глины ослепительных цветов от шершавой охры и багровой ржавчины до чистой сиены желтой; по другую сторону тяжко проворачивалась бурая после половодья, но оживающая острой зеленью придонская степь.
Несколько мужиков-скифов, в ватниках и ватных штанах, с котомками и корзинами, обменивались гудящими неразборчивыми фразами о базарах, ценах, видах на урожай, о конском молодняке, и о том, что яблони в эту весну прихватило морозом, и о случайных заработках на железной дороге и на строительстве местной ГРЭС.
Молодая казацкая семья: он - в старой фуражке, с рдеющим околышем и в дедовских штанах с неспоротыми, побуревшими от времени лампасами, в защитного цвета солдатском ватнике, она - черноглазая, как и он, с малиновым румянцем на щеках, в распахнутой горчичного цвета шерстяной кофточке, и двое успевших уже загореть пятнистым загаром степных мальчишек, - поглядывали по сторонам с хозяйским видом уроженцев и жильцов придонья, знающих наперед заботы земли.
Девушкина подруга волновалась и светилась весной года и возраста. По ее нежно-грубому лицу восточной русалки или турчанки-полоняночки, подаренному прапрабабкой, познавшей, может быть, вкус разинских белозубых поцелуев, бродили неясные мечты, похожие на жажду отдарить солоноватые от крови на губах поцелуи одному разинскому правнуку.
А сама девушка подставила лицо и грудь ветру из окна, похожему на ветер от крыла чайки, взлетевшей слишком близко, или на ветер бега по весенней взмокшей степи. Она бежала уже от общежития, от пыльных аудиторий, от экзаменаторов, иногда с тоскующими мужскими глазами - к Тихому Дону, где можно, наконец, смело раздеться при людях, при солнце, при реке с рыбами и водяными, где можно промчаться по мокрому песку, бросится в воду и закричать, как олени в лесу.
День огромно протекал над степью, солнечный и ветреный. На длинной - от горизонта до горизонта - полосе серого приречного песка шастал сквознячок. Несколько полураздетых леших перекидывались в картишки, присев вокруг одеяла со снедью и выпивкой. Две-три хмельных ведьмы визгливо-радостно плескались у самого берега на мелководье, обдавая друг друга жемчужной радугой брызг.
Подруги сбросили яркие ширпотребовские платьишки, замерли на несколько секунд от озноба, незаметно превращаясь в самих себя; заглянув в глаза друг другу, внезапно угадали, почувствовали свою несхожесть, разницу своей природы и тихо побрели в разные стороны.
Подруга-полонянка приблизилась к воде, омыла в ней натертые, натруженные туфлями смуглые ноги, поплескалась, взбежала на песчаный бугор и стала глядеть на воду, из волн которой возможно, выудили рыбари ее прабабку. Она смотрела, и по лицу ее тенями от облаков скользили, может быть, не свои, может быть, воспоминания предков, может быть, просто время-века, отчего лицо ее становилось то диким и испуганным, то хищным и радостно-ликующим, то задумчиво-непонятным.
Девушка же олень, сбросив кусок материи, из которого давно выросла и который в ней ничего не скрывал, а только уродовал бегучие линии ее тела своими нелепыми складками и рисунком, неуверенно, медленно, увязая в пестром песке, приблизилась к мощной полосе сини по имени Тихий Дон.
Вода в Дону была щемяще холодна. Тяжелые стремительные массы волн, серые к берегу, желтеющие из глубины - от тысячетонных туч ила и песка, сносимых от степей к плавням, к стальному и желтому Азовскому морю, - ворочались и текли у ее ног, курчавясь по изгибам, по мелям и омутам водоворотами.
Девушка глядела на смутную воду, на черно-зеленое надкрылье леска, подступившего к Дону с того берега, на серый, ослепительный от солнца пляж с редкими купальщиками, на подругу, которая, ежась на ветру и притягивая солнечный свет своей врожденной смуглотой, тихонько каменела на песчаном бугре - только волосы струились по ветру иссиня-вороным крылом, оставаясь живыми; на сизеющую вдали прадедовскую суровую степь, И от всего этого - сразу, вместе - в ней пробуждалось жестокое древнее чувство безудержной свободы и упругой земли под ногами, весеннее чувство, швыряющее оленей в стремительный длинный бег, оленей с обезумевшими от багровой несдерживаемой силы глазами, когда осторожные лоси становятся отважными и опасными, как пьяные от любви быки.
Девушка ступила на воду. И тотчас вокруг ее щиколоток, икр, бедер, груди, покрывшейся пупырышками "гусиной кожи", замелькали бойкие суетливые струи. Наконец, она отбросила дно и на желтоватом стремительном крыле воды понеслась меж редколесья и песчаных береговых увалов.
Сначала вода показалась ей потоком жидкого льда; потом кожа ее разгорелась внутренним жаром, ей стало весело и легко. Может быть, она вспомнила своих предков? Она закричала пооленьи и поплыла поперек течения на фарватер, И в ответ ей тоже закричали, только на другом наречии. И тогда она увидела, что вслед ей, настигая, плывет юноша, широко и резко размахивая очень смуглыми сверкающими от влаги руками...
Весна уже кончалась. Но для девушки, занятой запоминанием многословных и неясных наук, впервые, кажется, взмахнуло широкое и облачное - в сини - крыло весны. Небо было пустынным от птиц. А над девушкой-оленем и вокруг нее били хлесткие крылья, целые птичьи базары воды, песка и неба трепетали вокруг, стесняя дыхание. "Весна пришла! Весна красна! Красна пришла!" - пелось со всех сторон, мельканием похожих на хороводы птиц в летучих сарафанах солнца.
И от этой слишком огромной радости, а так же от борьбы с сильным течением девушка стала уставать. И почувствовав усталость ее, из глубины воды медленно и необозримо всплывала темная рыба страха, похожая на осетра или на сома, потому что слепая.
Но, почти выскакивая из воды, ее быстро настигал смуглый юноша, может быть, даже юношаолень. И девушка, не обращая внимания на усталость, еще быстрее плыла поперек течения, на глубину. Она плыла без оглядки, и ее драгоценная, потемневшая, но все равно русая и золотая грива, размытая водой, широко волочилась за ней. А вокруг молчаливо мелькали неспешноторопливые, словно время, волны Дона.
- Эй, - кричал парень, приблизившись, - сейчас я тебя топить буду! - И он широко рассмеялся, выпрыгивая из воды.
- Попробуй, догони сначала, - ответила девушка криком, принимая игру и погоню.
Внезапно парень вынырнул совсем близко. Его мокрое лицо, его сине-зеленые глаза смеялись, напоминая расплясавшегося водяного, желтоватые волосы текли за уши и на спину. Он протянул длинную мускулистую руку и всей пятерней оперся, нажал ей на голову. Она захлебнулась, ушла под воду.
- Ты что, - спросила она, по-оленьи, испуганно, но доверчиво, выныривая. Осколки радости и солнца смешались на ее лице с тенями ужаса и усталости. И она почувствовала, что глубина мягкими губами мусолит ее тонущие ноги. Где-то в страшной высоте бились, трепетали чьи-то испуганные улетающие крылья.
Длинные руки парня оплели тело девушки и сошлись у нее на груди, стали сжимать ее и гладить.
- Тебе хорошо, правда? - шептал его хрипловатый, улыбчивый голос, казалось уже под водой.
- Пусти! - девушка-олень судорожно вырвалась и, ужасаясь, поплыла к берегу, поднимая тучу брызг бестолково машущими руками.
Но юноша-щука легко догнал ее, окунал в воду и снова выталкивал из воды, чтобы вернуть ей способность биться и трепетать, обнимал и приласкивал, и снова увлекал под воду и кусал там ее лунную шею, словно примеряя к ее белизне жемчуг, и кипень, и янтарь своих зубов.
- Глянь-ко, - кричали мужики с берега, - щур олениху приласкивает!
- Смотри! - приплясывали на берегу лешие, - парень девку топит!
- Ай, бабонька! - хохотали ведьмы на берегу, - Ай, бесстыдница!
А подружка на песчаном бугре не шевелилась, будучи далеко от той местности или обдумывая странное родство Дона с Волгою, Азовского с Каспийским морем, Юга с Северными сияниями, а казачьего удалого атамана с турчаночкой-русалочкой, полоняночкой-утопленницею.
Девушка в воде уже не сопротивлялась, а только взмахивала белыми как у баклана руками да пыталась бежать под водой, но земли не было, не было и земного притяжения. Из-за прилипших к лицу волос она ничего не видела и едва успевала глотнуть немного воздуха пополам с водой, насыщенной илом и песком. Парень душил ее ласками, тянул на дно, нашептывал улыбки, расспрашивал о переживаниях. "Хорошо ли тебе, Оленушка?" - допытывался он, подкрадываясь зубами к нежному местечку под подбородком.
А волны несли их, покачивая в водоворотах.
Девушка-олень совсем обезумела и почти захлебнулась, когда река вынесла их на отмель, врезавшуюся в волны Дона почти до фарватера.
Почуяв песок под ногами, девушка встрепенулась и стала биться из последнего отчаяния.
Тогда парень отшвырнул ее, бросился в воду и уплыл, мелькая то бронзовой спиной, то алюминиевым плавником, то желтизной головы, среди мелкой ряби степного потока.
Отдышавшись, девушка побрела к берегу, инстинктивно придерживаясь середины мели. Там она отыскала брошенный раньше клочок материи и старательно натянула его на себя, отчего он сразу же намок.
Мир медленно поворачивался к ночи. Дохнуло холодом. Степь и пляж стали еще огромнее и пустынней. И лешие, и люди, и все куда-то подевались. Небо медленно пересек коршун. И девушка не удивилась неподвижности его крыльев. Она думала, куда ей теперь идти? Река пугала ее. Степь была чуждой. Небо не манило: там коршун. Отталкивал гудок далекой электрички на том берегу: в нем слышалась только спешка и предупреждение о грубой силе железа, у которого нельзя стоять на пути.
Девушка в растерянности остановилась: ах, если бы можно было остаться каменной бабой степей на берегу Тихого Дона! Но этого пока еще нельзя было сделать. Да и ветер прохватывал все крепче сквозь мокрое платье.
И девушка-олень сделала робкий и нерешительный шаг "куда-нибудь" Чтобы только согреться. А там и второй, и третий.
От реки густо пахло сыростью и щукой.
Девушкина Подруга забылась - где-то далеко позади, на песчаном пригорке, соревнующаяся с изваянием в задумчивости.
От сначала медленного и трудного, а потом все более быстрого бега дыхание ширилось, ноги вспоминали прежнюю упругость и силу. Тело высохло и согрелось. Привычно отмеряли собственное время удары сердца.
Девушка все более летуче бежала вдоль берега Дона, заметно уклоняясь от воды в степь и в сумерки, слетавшиеся ей навстречу.
Солнце правды исчезло. Зато с другой стороны пахнул сухой ветер юной полыни. А в небо вырвались ало-розовые взмахи крыльев неба, и вымысла, и заката.
Девушка-олень мчалась теперь стрелой, празднуя свое избавление, мчалась куда-нибудь. Туда, откуда ей навстречу распахнулась вполмира огненная печальная птица грядущего...
Главная страница
Литературный Кисловодск и окрестности
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "ЛК"
Последнее изменение страницы 31 May 2019