Револьт Пименов

О СОПРОТИВЛЕНИИ БОЛЬШЕВИЗМУ

ЧАСТЬ 2. 1956-86гг.

Смерть Сталина и последовавший через три года XX съезд кардинально изменили обстановку в стране. Прозвучавшие в секретном докладе слова Хрущева о массовых репрессиях, конечно, были половинчатыми. Название сталинских злодеяний "Культом личности" - не просто поверхностным, но утаивающим суть происходившего. Выяснение же причин того, как в стране, где по официальной оценке была "власть трудящихся", могло случиться массовое истребление большой части населения, свелось к описанию дурного характера Сталина, хамившего Крупской. Особенно ничтожным этот анализ выглядит с марксистской точки зрения: ведь согласно марксизму существенные исторические события вызываются борьбой классов, а с точки зрения классовой борьбы характер Генсека не имеет значения. Кстати, насколько известно, сталинизм и по сей день плохо поддается марксистскому анализу, оставаясь не только страшным примером попытки реализации коммунизма, но и не объясненным в рамках научного материализма феноменом.

Пожалуй, из всех социально активных групп населения двадцатый съезд был менее всего оценен именно пострадавшими при Сталине. Старые лагерники привыкли не доверять никому на слово и первое время считали заявления Хрущева только демагогией. Реабилитация началась раньше двадцатого съезда, с 54-го. А факты, признанные партийным руководством, были лишь не самой существенной частью из известного прошедшим ГУЛАГ. Поражены были не з/к, в день смерти вождя бросавшие шапки вверх, не те, кто на свободе догадался о сталинской лжи, а миллионы, рыдавшие в день смерти Сталина. Средние партийные функционеры, руководители искусств и наук, инженеры и директора, учителя и библиотекари. Большинство присоединилось к очистительному порыву, веря, что ужасы, признанные партией, никогда не повторятся, что возродятся "ленинские нормы", и было готово двинуться к тому, что в 60-ые годы назовут "социализмом с человеческим лицом". Функционеры КПСС, свободные от таких эмоциональных движений, радовались, что расстрел перестал быть главным средством продвижения наверх и искренне хотели потому "коллективного руководства". Заметим, что именно страх партаппарата, пережившего сталинизм, перед его повторением (они-то знали, что сами выжили чудом) и был главным гарантом для всей страны от повторения массовых репрессий.

Но радовались не все. Страшились реабилитации не только доносчики (кстати, доносчики-то страшились напрасно: я не нашел ни одного примера, чтобы доносчику отомстили, максимум - с ними не здоровались), но и все, занявшие места осужденных в партии, культуре, науке... В основном, и этот страх был напрасен: партия постаралась быть "тактичной" с ними. Вернувшиеся из лагерей первые годы хотели лишь оглядеться и отдышаться, вновь узнавая, что есть такие вещи как улица, прогулка, квартира и даже - семья. Карьера и месть волновали немногих. Но кое-в-чем возвысившимся во время репрессий пришлось потесниться. Особенно это касалось деятелей умственного труда. Вернулись не только люди, но и запретные имена. Вернулась из изгнания не только вдова О.Мандельштама, но и явились, из самиздата и ее памяти стихи поэта, постепенно они публикуются и оттесняют певцов сталинизма. Возвращались не только генетики, возвращалась генетика, и лысенковцам приходилось тесниться.

Главное, что изменилось в стране - появилась, впервые с двадцатых годов, общественная жизнь. Даже позиция официальных партийных изданий не была столь монолитной, как при Сталине, в ней отражалась борьба сталинистов и обновленцев, а в литературно-общественных журналах велась настоящая полемика и зарождались разные направления (разумеется, никто не заикался об отказе от социализма, не критиковал первого секретаря, Ленина, решения последнего партсъезда). Первые ласточки такой полемики случились еще в 54, с публикацией статьи Померанца в "Новом мире" об искренности в литературе. Как и в послевоенные годы, возникали оппозиционные власти кружки, но теперь они не исчезали в безвестности, а знакомились друг с другом, их члены выступали публично на собраниях (преимущественно студенческих), а строго конспиративные группы становились известными после провала и ареста, сведения о них шли и в самиздате, и из уст в уста. Арестованным помогали почти открыто, и их родственники оказывались в волне сочувствия. Не всегда старшее поколение осмеливалось принять это сочувствие. Самиздат, существовавший всегда, теперь не только умножился численно, но и стал активно распространяться, чего почти не было раньше.

Грань между дозволенным и запретным, между терпимым и караемым изменялась. Э.Неизвестный открыто спорил с Хрущевым, Евтушенко и Вознесенский на чтения своих стихов собирали стадионы и раздвигали социалистический реализм очень неудобным для политбюро образом, Пастернак публиковал религиозный роман "Доктор Живаго" за границей и получал Нобелевскую премию - и никто из них не был арестован. Позднее, в 60-ые возникнет грань между стремящимися изменять систему в рамках партии и отрицающими КПСС в принципе, но во второй половине 50-ых такой грани еще не было, поскольку никто не знал, сколь далеко способна измениться Коммунистическая партия.

Поскольку тема книги - сопротивление большевизму, а не попытки его реформирования, дальнейшее изложение будет построено по следующему плану. Сперва я опишу несколько примеров создания конспиративных антисоветских групп, затем - становление и развитие правозащитного движения, затем расскажу о сопротивлении, связанном с религиозной верой (в первую очередь о Православной Церкви). Я постараюсь дать картину конфликта поэтов и художников с властью. Затем, я расскажу об основных течениях в море самиздата и тамиздата (изданная заграницей и попавшая в Россию литература). Наконец, я расскажу о методах борьбы власти с сопротивлением и о сопротивлении в лагерях.

Тайные организации

В условиях тоталитарного режима, всякое сопротивление связано с конспирацией и подпольем. Даже если старшеклассник разворачивает на демонстрации 7 ноября 1956 г. лозунг "Требуем вывести войска из Венгрии" (как это сделал Виталий Лазарьянц, комсорг и отличник, получил тогда три года лагерей, а через 40 лет - награду венгерского правительства), т.е. совершает открытый, публичный акт, то подготовить лозунг он должен в тайне. Участники правозащитной "Хельсинкской группы" огласили свои фамилии и адреса; главным в их работе было оглашение фактов нарушения прав человека в СССР, т.е. совершенно открытая деятельность, но весь сбор материалов и подготовка к пресс-конференциям проходили конспиративно.

Поэтому главный критерий, является ли та или иная группа сопротивления тайной организацией, лежит в самосознании ее членов, в том, ощущали себя члены группы тайной организацией или нет. Мы подробней расскажем о трех тайных организациях: Группе Р.И.Пименова, действовавшей в 54-57 в Ленинграде, группе Драгоша в Молдавии (61-63гг.) и Всероссийском Социал-Христианском Союзе Освобождения Народа (ВСХСОН) (64-67гг.), возглавляемом И.В.Огурцовым и кратко упомянем еще о нескольких тайных организациях.

Начнем с организации, созданной Р.И.Пименовым. Именно здесь хорошо видно отсутствие точной границы между тайной организацией и открытой публичной деятельностью. Несколько слов о лидере группы. Револьт Иванович Пименов (1931-1990), в десятом классе, как уже было сказано, записал в блокноте о необходимости устранения ВКП(б) от управления, а на I курсе математического факультета ЛГУ вышел из комсомола, за что был помещен на несколько месяцев в сумасшедший дом. Больше, чем математику, он любил историю и филологию, но поступил на мат-мех ЛГУ т.к. понимал, что с его взглядами ему "на историческом оторвут голову в два счета". Его выгнали и с матмеха "За крайний индивидуализм, выразившийся в изучении китайского на лекции по истории партии", но в 54 восстановили. Надо сказать, на матмехе даже при Сталине была необычная атмосфера. Ректор университета, профессор геометрии А.Д.Александров рассказывал студентам в 52 о своем недолгом пребывании в обкоме ВКП(б): "Там как в змеевнике. Надо замереть в самой неудобной позе, и чуть от тебя отвернутся - бить по голове." И никто не донес на ректора. В 51-54 Пименов с приятелями именовали себя то "Клубом имени Эйнштейна", то "Библиотекой Русской Революции", то "Вольно-Российским университетом". Несмотря на все идеологические конфликты в годы студенчества Р.И.Пименов оставался учеником А.Д.Александрова, участником его семинара.

С 54 года, при первом оживлении общества, Р.И.Пименов, иногда вместе с друзьями по мат-меху, обращался в редакции различных изданий, поддерживая все свободолюбивое, нетрадиционное. После XX съезда Р.И.Пименов решил, что время молчания закончилось и нужно открыто бороться за освобождение страны и для этого "брать свободу слова явочным порядком".

В своей борьбе за свободу Р.И.Пименов соединял три группы людей: друзей по мат.-мех. факультету, где выделялись И.Заславский и Э.Орловский; студентов Библиотечного Института, лидером которых был Б.Вайль, и (с ноября 56 года) марксистский кружок, в котором более других общались с Р.И.Пименовым В.Л.Шейнис и И.Кудрова. Все эти люди хотели перемен, более энергичной десталинизации, осуждали ввод войск в Венгрию и критически относились к партийному руководству. Все они готовы были к риску, сопряженному с критикой существующего положения дел, но в разной степени.

Их деятельность с марта 56 (XX съезд) по март 57 (арест) показывает, как искреннее стремление молодежи помочь своей стране вместе с КПСС привело, благодаря политике партии и преследованиям, эту молодежь к противостоянию с КПСС и заключению. До подавления советскими войсками венгерской революции (октябрь) Пименов избегает нелегальной деятельности, конспирации, которая противоречит самой сути творчества и свободы слова. С ноября и особенно после разгона демонстрации на площади Искусств он поддается давлению своих молодых друзей (особенно 17-летнего Б.Вайля): организует сбор членских взносов, готовит выпуск листовок, налаживает конспиративные связи с молодежными кружками в разных ВУЗах. Упомянем основные события.

В марте 56 года Пименов с Орловским перепечатали доклад Хрущева на закрытом заседании XX съезда, снабдив его построчными примечаниями. Позднее Пименов добавил к тексту послесловие, в котором делались выводы: за сталинский террор ответственна Коммунистическая партия в целом, в том числе и Хрущев, за то, как дальше будет развиваться страна, ответственны все граждане. Этот текст распространяется в широком кругу.

28 октября Пименов рассылает обращение к депутатам Верховного Совета СССР с требованием вывести войска из Венгрии. Он пишет: "Для того, чтобы у советского народа и иностранцев не сложилось мнение, будто венгерское правительство является марионеточным, а Советский Союз - интервентом... прошу Вас на ближайшей же сессии Верховного Совета потребовать от Советского правительства вывода советских войск из Венгрии... прошу Вас потребовать принятия закона, согласно которому такое использование советских войск за границей не допускалось бы без специальной санкции Верховного Совета..." Несколько академиков-депутатов (в том числе Курчатов) переправили письма в ГБ, ответил Пименову только академик Бакулев, который в конце-концов направил всю переписку с Пименовым в Президиум Верховного Совета СССР.

10 ноября Пименов выступает в ЛГУ на обсуждении повести Дудинцева "Не хлебом единым". (В этой, полузабытой сегодня, повести изображаются мучения талантливого изобретателя, столкнувшегося с бездушием бюрократии. Для своего времени она была сенсационно критична к "социалистической действительности" и по общественной реакции предвосхищала "Один день Ивана Денисовича" А.И.Солженицына). Получив, против воли ректора А.Д.Александрова, слово, под аплодисменты переполненного зала, он произносит: "Не только в изобретательстве складывается у нас такое положение дел, когда возникают тайные общества людей, пользующихся почти неограниченной властью и заявляющих свою монополию на истину. Такое же положение и в истории, и в литературе, и в искусстве, и в философии, и в биологии, и в физике, и в языковедении, и в политике... Гласность, спор, сравнение - все это для них крест, скандал..."

После обсуждения Пименов знакомится с Ирмой Кудровой и, через нее, с группой оппозиционно мыслящих марксистов. Несмотря на глубокие идейные разногласия (Пименов считал классовый подход чепухой), они же считали рассуждения Пименова ненаучными, их объединяло взаимное уважение и критицизм к происходящему (эти марксисты не считали СССР социалистической страной). Сообща они пишут текст, озаглавленный Пименовым "Правда о Венгрии", критикующий советское вторжение в Венгрию.

В начале декабря Пименов знакомится с Борисом Вайлем (в 55 составлявшем в Курске антисоветские листовки) и, через него, со студентами Библиотечного института (в том числе будущим деятелем петербургского андеграунда И.Адамацким). Настроение студентов характеризуется тем, что Пименов убеждает их: "наша деятельность не должна быть направлена против социализма, советского строя и должна быть основана на советской конституции и гарантированных ею правах: свободе слова, собраний. Эти права надо брать явочным порядком." (Через четверть века эти идеи будут в основе правозащитного движения, к ним добавится еще апелляция к мировому общественному мнению). Он предлагает собрать 50 человек, требующихся тогда по закону для регистрации нового общества. В конце-концов, студенты согласились, что они не собираются реставрировать капитализм и монархию, и хотят бороться против нынешнего тиранического правительства, а не против социализма. Договорились также собирать членские взносы.

События в Венгрии уничтожили в мыслящих людях надежду на искренность стремления Хрущева и КПСС к обновлению и открытости. Разгон декабрьского обсуждения выставки Пикассо (первой за десятилетия) и начавшиеся аресты показали, что власти лишь удлинили поводок, на котором держали интеллигенцию, но вовсе не готовы выпускать его из рук. Первый связанный с Пикассо митинг случился 14 декабря стихийно, просто потому, что собравшихся в публичной библиотеке на Фонтанке выгнали и они направились на площадь Искусств (предвосхищая демонстрации в Москве у памятника Маяковскому в 58 году). Митинг в основном касался искусства, участвующим понравился, договорились встретиться через неделю. Горком инструктировал: "Реакционно настроенное студенчество отмечает день рождения Сталина", через 4 месяца ГБ-исты будут объяснять, что готовился "маленький Будапешт". Поэтому собравшихся встречали погасшие фонари, срочно привезенный битый кирпич, проводящие строевые занятия милиционеры и по два человека в штатском на каждой скамейке. Студенты пошли в Союз художников, где говорили о "аракчеевском режиме в искусстве", "40 годах рабства мысли" и "оторванности от мирового искусства". Назавтра была арестована Ю.Красовская, активно выступавшая, но ее выпустили через 12 дней. Многих участников демонстрации вызывали в ГБ. Разумеется, Пименов и его друзья принимали активнейшее участие в этих событиях, но, по совету Кудровой, Пименов решил не выставлять на демонстрации лозунги политического толка. Пименов попробовал повторить попытку через неделю, но пришло лишь несколько человек во главе с Адамацким.

Затухание демонстраций привело к тому, что молодежь стала требовать от Пименова выпускать листовки: листовки должны предшествовать демонстрации. С этого момента деятельность Пименова почти полностью конспиративна и состоит в налаживании связей, дабы после его ареста (в котором он не сомневался) организация смогла бы действовать, подготовке к выпуску листовок, созданию самиздатского информационного бюллетеня и организации у себя на квартире исторического семинара.

Для организации листовок знакомая Пименова по мат-меху Зубер вырезала буквы из газет и к выборам 3 марта Пименов подготовил фотокадр листовки. Размножить его вызвался провокатор Вишняков и листовки подготовлены не были. Б.Вайль организовывал отделения организации в Курске и Новгороде. Пименов делал у себя дома доклады о народовольцах, Савинкове и оппозиции 25-27 гг., Э.Орловский рассказал о деятельности ВЧК-ОГПУ-НКВД по 38 г. Участвовали и И.Заславский и другие. В информационных бюллетенях (размножавшихся на машинке) помещались переводы из польских и югославских газет, раскрывавшие возможности социализма не по КПСС-овски, сообщения из Средней Азии, Петрозаводска и других мест. Снова началось распространение комментированной речи Хрущева. Распространялись стихи: Гумилев, Мандельштам, Берггольц, Гидони, Слепакова. По оценке Пименова совместная деятельность выдыхалась, и к лету от нее осталось бы несколько личных дружб, если бы не его арест 25 марта 57 года.

После длительного следствия и второго суда Пименов был приговорен к 10 годам лагеря, Б.Вайль к 6, жена Пименова И.Вербловская (бывшая в курсе многих начинаний мужа, но, как правило, не принимавшая в них активного участия) и И.Заславский - 5 лет, К.Данилову (приятелю Б.Вайля) - 4 года.

Наметим биографии некоторых действующих лиц. Р.И.Пименов был освобожден из Владимирской тюрьмы (куда его перевели из лагеря за "плохое поведение") в 63 по ходатайству академиков, в том числе Президента Академии наук Келдыша, и Твардовского, вернулся в Ленинград, защитил докторскую по математике, в 70 году снова арестован и сослан под Сыктывкар. В 82 против него затевают новое дело и прекращают только в 87. В 90 году его избирают народным депутатом России, он входит в конституционную комиссию, умер в декабре 1990. Всю жизнь печатал в самиздате публицистику и исторические труды. Часть его главного исторического труда "Происхождение современной власти" опубликована, по инициативе В.Л.Шейниса Государственной Думой РФ в 96. Б.Вайль в лагере распространял листовки из щели воронка, получил новый срок, в 70 был арестован по одному делу с Пименовым и сослан в Сибирь, позднее эмигрировал в Данию. В.Шейнис был изгнан из аспирантуры, несколько лет был рабочим, позднее восстановился и работал по специальности, защитил диссертацию по истории, с 90 по настоящее время - депутат Российского парламента.

История группы, возглавляемой Н.Ф.Драгошем (Демократический Союз Социалистов или ДСС)iii, лучше укладывается в привычную схему тайной организации. Возникла организация после знакомства 27-летнего Николая Федоровича Драгоша учителя математики, а позднее - директора в сельских школах вблизи Одессы, и Николая Тарнавского 22 лет, работавшего учителем труда. Юноша из семьи партизан (мать была расстреляна немцами) быстро согласился со старшим другом, что источником бед в стране был культ личности, монополия власти и диктатура компартии. Поэтому зимой 60-61 гг. они решили создать новую партию и первой целью поставили выпуск листовок.

Завхоз школы, где они работали, устроился директором соседней типографии, Тарнавский перевелся работать вслед за ним печатником и за полтора года вынес из типографии достаточное количество шрифта, бумаги и краски. Зимой 62-63 гг. друзья сделали простейший типографский станок (участвовали школьники на уроках труда, не знавшие, что они делают). Решили отпечатать газету "Правда народа" с обращением к гражданам страны и разослать из разных городов по предварительно собранным адресам. Летом 63 Владимир Драгош (брат Николая) и Тарнавский собрали более 6000 адресов в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске, Риге, Одессе, Харькове, Донецке, Ростове. Преимущественно это были адреса студентов.

Осенью Тарнавский переехал в Киев, работал столяром и заводил связи в кругах местных оппозиционеров, но союз не получился, т.к. преимущественно встречался с украинскими националистами. Н.Ф.Драгош в это время директорствовал в школе села Серпнево, превратил школу в передовую и стал положительным персонажем местной прессы. Одновременно с помощью учителя биологии Ивана Чердынцева (подростком воровал, сидел, но выучился, поступил на биологический факультет в Одессе, из-за судимости его нигде не брали на работу, кроме как в школе Н.Ф.Драгоша) Драгош изготовляет матрицу "Правды Народа" размером в 4 полосы.

В то же время, осенью 63 на телеграфных столбах в Серпневом появились рукописные листовки антихрущевского содержания. Их авторами оказались школьники, две девочки и мальчик, те самые, которые на уроках труда изготовляли по частям типографский станок для "Правды народа" (но не знали, что делают). Уголовное дело против детей не возбудили. Эпизод убеждал, с одной стороны, что "революционные настроения зреют", а с другой - напоминал о риске провала. Все это заставляло торопиться.

Зимой 63 Тарнавский сообщил Драгошу, что ГБ заинтересовалось им из-за контактов с украинскими самостийниками. Это тоже заставляло торопиться. К весне 64 г. 1300 экземпляров "Правды народа" было отпечатано, в апреле Драгош и Чердынцев начали развозить экземпляры по распространителям. Идея была - распространить равными долями в разных городах, дабы нельзя было определить источник. Распространителями были знакомые Владимира Драгоша в Кишиневском институте искусств. Некоторые из них струсили или не смогли поехать в нужные города, поэтому большая часть писем была отправлена из Кишинева 26 апреля. 1 мая Драгош разбросал "Правду народа" по Одессе.

В мае "Правду народа" сознательные граждане стали сносить в КГБ и там смогли статистическим анализом выявить, что письма идут из Кишинева. Затем обращение ДСС к народу было обнаружено в молдавской глубинке, в деревне Кобыльне. ГБ выявило, что недавно в деревню приезжал студент из Кишинева Чемыртан. Задержали его отца и проверили почерк на конвертах (обращения были подложены в надписанных конвертах председателю колхоза и секретарю парторганизации). Оказалось - сын привез листовки против коммунистов, отец прочитал, одобрил и сам написал адрес.

В мае арестовали всех участников распространения. Драгош и Тарнавский получили по 7 лет заключения, Чердынцев и Постолаки (распространитель) по 6, Кучеряну и Чемыртану (распространители) - по 5.

После освобождения Н.Ф.Драгош вернулся в Серпнево, работал учителем математики, затем переехал в Кишинев, а в 74 - эмигрировал, работал в ФРГ снова учителем математики. Тарнавский поселился в Кишиневе, работал маляром, в 79 году эмигрировал и устроился в Канаде. Чердынцев остался в России, сблизился с национально-религиозным самиздатским журналом "Вече". Начальнику же следственного отдела Остапчуку, разрешившему Тарнавскому и Драгошу после освобождения прописаться в Кишиневе, коллеги выразили недоверие и отправили его на пенсию в 46 лет.

Перейдем к описанию организации самой дерзкой по своим целям, самой впечатляющей по стройности конспиративной системы и по цельности, последовательности и новаторству своей программы - Всероссийского Социал-Христианского Союза Освобождения Народа (ВСХСОН). Его организатором и лидером был Игорь Вячеславович Огурцов, закончивший в 60-ые восточный и философский факультеты ЛГУ. Члены ВСХСОНа не только бросали вызов существующему государству, утверждали его историческую обреченность, предсказывали грядущее восстание народа, координировать которое, по мысли его создателей, и был призван ВСХСОН, но и предлагали путь построения будущей, свободной России, основанный на христианских ценностях. Создание ВСХСОН по праву займет неповторимое место не только в любом честном учебнике истории России, но и в книгах по истории тайных обществ, наравне, например с "заговором равных" Бабефа. К вдохновляющим идеалам программных положений ВСХСОНа Россия будет обращаться еще не раз, тем чаще, чем более христианская вера будет проявляться в жизни нашей Родины. Подробней мы расскажем о программе ВСХСОН в разделе посвященном религиозному сопротивлению.

Опишем последовательность событий. Вначале 60-ых несколько образованных юношей пришли к выводу, что "тоталитарная система не может быть улучшена, а может быть только разрушена". Чтобы приблизить это разрушение и создать силу, способную в этот момент перехватить власть и предложить народу развитие, основанное на христианских ценностях, эти юноши создали ВСХСОН. Акт принятия программы и устава состоялся 2 февраля 64, раскрыта организация в 67. Союз состоял из троек, только руководитель тройки знал руководителя следующего звена. В организации были отделы: идеологический, безопасности, кадров, технический. Готовили лозунги к октябрьской демонстрации. Множили и распространяли русских религиозных философов: Бердяева, Ильина и др., изучали книги по социологии, особенно интересуясь христианской социальной мыслью.

Прием в организацию был постепенный. Сначала, человеку, который казался близким по духу, предлагали читать незапрещенную литературу, критически описывающую СССР, например "Мастера и Маргариту" Булгакова. В дальнейшем, судя по реакции кандидата, его знакомили с книгами Бердяева и других несоциалистических философов, размноженными фотоспособом. Если человек не только читал, но и предлагал свою помощь в распространении подобной литературы, ему давали уже прямо крамольные книги, как, например "Новый класс" Милована Джиласаv (за распространение этой книги уже можно было получить лагерный срок). И если человек выражал настойчивое желание бороться с советской властью - ему предлагалось вступить.

Эта лестница отбора не спасла организацию от доноса: в 66 Гидони (поэт, арестованный за антисоветскую деятельность в 50-ые годы, сломавшийся и ставший доносчиком) сообщил в КГБ о ВСХСОН. Там - не поверили, что такое возможно, организация была раскрыта только в 67 и то случайно.

К этому моменту в ВСХСОН входило более 30 человек из многих городов страны (кроме Петербурга - Иркутск, Шауляй, Томск и пр.), столько же было кандидатов в члены. К ужасу ГБ и Политбюро в организации было много родственников высокопоставленных военных. Сам И.В.Огурцов был сыном командира дивизии, первой начавшей военные действия с Японией в 45.

Впервые после дела Савинкова, противников советской власти обвинили в "измене Родине в форме заговора с целью захвата власти" ( ст. 64 УК РСФСР). И.В.Огурцову угрожал расстрел. На него не решились вовсе не из гуманности, а опасаясь огласки (информация о ВСХСОН попала на Запад) и не желая создавать мучеников.

И.В.Огурцов был приговорен к 15 годам заключения и 5 годам ссылки, его соратники получили меньше. Наметим биографии некоторых членов ВСХСОН.

И.В.Огурцов, отбыв весь срок наказания в 87 эмигрировал в Германию, вернулся в С-Петербург в 93, принимал участие в некоммунистических организациях оппозиционных Ельцину, создал благотворительный фонд "Милосердие", доставляющий в С-Петербург лекарства, был одним из инициаторов создания в Высшей Религиозной Школе в С-Петербурге курсов по социальному православному служению.

М.Садо работает преподавателем иврита в духовной академии.

Л.Бородин после освобождения был вторично арестован в 70-ые за издание "Московского сборника", посвященного национально-религиозной проблематике, в 90-ые годы стал главным редактором журнала "Москва", прозаик.

Дело ВСХСОН показывает и слабые стороны любой конспиративной организации в борьбе с Советской властью, даже когда эту организацию создают столь умные и решительные люди как лидеры ВСХСОН. Чем более искусно законспирирована организация, тем меньше ее члены участвуют в общественной жизни, тем больше они вынуждены скрывать настроения и проявлять себя лишь как лояльные советские граждане. Чем более грандиозные цели ставит перед собой тайная организация, тем более она вынуждена отказываться от реально доступных менее значительных шагов (чтобы не расконспирироваться преждевременно и тем не навредить главной цели). Идеально законспирированная организация вообще никак не проявляет себя. Между тем, если тайная организация раскрывается, то ее судят не за реальные действия, а за намерения, и приговор оказывается несоразмерим с реально совершенным.

Мы видели, что ВСХСОН все-таки не был "идеально законспирирован". Его деятельность выражалась, как и деятельность многих легальных групп, в приобретении, обсуждении, размножении и распространении крамольной литературы. В устной беседе И.В.Огурцов пояснил мне, что резкость устава отчасти вызвана желанием как-то дисциплинировать членов организации и сознанием, что при советском строе им все равно не будет места на свободе, поскольку они не только не хотят принимать режим, приспосабливать себя под него, но и хотят с ним бороться.

* * *

Теперь бегло упомянем о нескольких других организациях.

Лев Николаевич Краснопевцев 1930 г.р., в 55 поступил в аспирантуру МГУ и в КПСС, в 57 году создал организацию ставящую своей целью десталинизацию и либерализацию жизни в стране. Организация устанавливала связи с левыми разных стран и распространяла листовки, призывающие рабочих к стачкам, а членов партии - к открытым выступлениям на партсобраниях, всех - требовать создания рабочих советов и суда над виновниками преступлений 37-53 гг. Раскрыта летом 57 года, лидеры осуждены на сроки от 6 до 10 лет заключения.

Виктор Трофимов в 55 распространял в Ленинградском Педагогическом Институте Имени Герцена свободолюбивые листовки, затем стал лидером организации "Союз коммунистов", стремящейся к возвращению НЭПа, рабочим советам и допускающей многопартийность. Признавали возможность вооруженной борьбы. Неоднократно распространяли листовки и публиковались в студ-газетах. Арестованы в мае 57 года, участники организации получили сроки заключения от 3 до 10 лет.

Пирогов Сергей Иванович 1932 г. р. Работая преподавателем техникума в Архангельске, читал лекции молодежи "О преобразовании госкапитализма в социализм мирным или революционным путем" (вероятно, он считал, что существующий в СССР строй не социализм, а государственный капитализм), арестован в 58 и приговорен к 10 годам.

Правозащитное движение

Я приступаю к описанию движения, исключительного не только для России, но и всей истории XX века. Правозащитная деятельность была удивительна тем, что в тоталитарном государстве сложилось оппозиционное общественное движение, без руководящего органа, без структурного единства, без единой сформулированной программы, без фиксированного членства и тем не менее сохраняющее единство действий в течение примерно двадцати лет. Зарождающееся в бурных выступлениях московской богемно-бунтарской молодежи у памятника Маяковскому с 58 года, в 70-ые оно сформировалось в политическую силу, приковавшую внимание всего цивилизованного мира к бесчеловечности советского режима и оказавшую прямое влияние на международную политику.

Его не смогли сломить ни постоянные аресты наиболее активных деятелей, ни вранье официальной прессы (последнее только придавало авторитет в глазах мыслящей части населения), ни, что самое поразительное, - отсутствие немедленного, результата. В отличие от всех конспиративных групп, деятельность которых прекращалась после ареста и суда, работа правозащитного движения не останавливалась с середины 60-ых до середины 80-ых ни на день. Его сила была - в мужестве участников и в открытости действий. Оно ставило своей главной целью информировать всех, кто был готов слушать о преступлениях советского режима: незаконных арестах, неправедных судах, помещениях в психиатрическую больницу здоровых людей, издевательствах в лагерях. Оно доказало всему миру, что и после Сталина Советская власть по своему существу осталась тайной организацией, скрывающей правду о себе от всего мира и более всего - от собственного народа.

Оно взывало к состраданию и справедливости, и потому в нем участвовали и ему сочувствовали люди самых разных политических взглядов: западные левые и русские монархисты, рабочие и академики, бездомные поэты и лауреаты государственных орденов.

Оно объявило о себе листовками "Гражданского Обращения", раскиданными в МГУ и в нескольких гуманитарных ВУЗах перед 5 декабрем 1965 года. Приведем полностью этот исторический документ, составленный математиком и поэтом Александром Есениным-Вольпиным:

Это обращение выразило дух создающегося движения на многие годы. Этот дух - в высокой гражданской ответственности, подчеркнутой законопослушности (при понимании законов согласно их тексту, а не воле начальства), умеренности и даже сухости выражений, опасении провокаций и открытости каждого шага.

Несмотря на очень умеренный текст обращения и замысел митинга (разойтись по первому требованию властей), настоящей революцией было: открыто потребовать от КГБ и суда, как тем себя вести. От всесильного КГБ, чьи предшественники загубили миллионы, о котором большинство даже говорило вполголоса! Другой революцией было слово "Граждане". В стране, где слово "гражданин" употребляется преимущественно в сочетании "гражданин начальник", идея, что гражданин - это обладание определенными правами и ответственностью, которыми надлежит руководствоваться в жизни, могла показаться безумной.

Большинство друзей 41-летнего Есенина-Вольпина (кстати, помещавшегося в сумасшедший дом в 49 за "антисоветские стихи" и в 59 после передачи за границу сборника стихов и философского трактата, создателя нового направления математической логики, эмигрировал в 72) так, вероятно, и решило. Помогли распространить обращение СМОГисты.

Что такое СМОГ? Было две расшифровки аббревиатуры: Самое Молодое Общество Гениев и - Смелость, Мысль, Образ, Глубина. Так называла себя группа молодежи, подружившаяся после полузапретных чтений стихов у памятника Маяковскому с 58 года. В отличие от петербургских студентов, москвичам удавалось устраивать неформальные поэтические чтения под открытым небом. Хотя дружинники записывали фамилии чтецов (что порой влекло исключение из ВУЗа с "волчьим билетом"), а завсегдатаев даже избивали, эти собрания продолжались до осени 61. Летом 61 были арестованы активисты поэтических сходок: Владимир Осипов, Эдуард Кузнецов и Илья Бокштейн, получившие от 7 до 5 лет заключения. (Интересно разойдутся дороги подельников: Осипов позднее станет русским националистом, издателем журнала "Вече", за что будет осужден вторично, Кузнецов, борясь за эмиграцию в Израиль попытается угнать самолет, будет приговорен к расстрелу, помилован и отсидит 15 лет.) И вот, в среде исключенных с "волчьим билетом", изгоняемых отовсюду с работы, нигде не печатаемых молодых литераторов, зародилось первое после 20-ых годов неформальное литературное объединение. "Мы, поэты и художники, писатели и скульпторы, возрождаем и продолжаем традиции нашего бессмертного искусства... Сейчас мы отчаянно боремся против всех: от комсомола до обывателей, от чекистов до мещан, от бездарности до невежества - все против нас." - гласил их манифест в феврале 66. Они выпускали самиздатский журнал "Сфинксы", а в апреле 65 устроили демонстрацию у Центрального Дома литераторов, где были лозунги с требованием творческих свобод и - "Лишим соцреализм девственности". Словом, они были вполне готовы поддержать идею Есенина-Вольпина о противочекистской демонстрации. Трое распространителей "Гражданского обращения" были задержаны: 16-летняя школьница Юлия Вишневская, 19-летний Леонид Губанов (упрятаны на месяц в сумасшедший дом) и 24-летний Владимир Буковский (заключен в псих. больницу на 8 месяцев).

В 6 часов вечера 5 декабря 1965 года на площади Пушкина была толпа в несколько сот человек. В ней смешались демонстранты, сочувствующие, гебисты в штатском, дружинники. Вольпин с единомышленниками развернули лозунги, требующие гласности суда и "Уважайте советскую конституцию!". Их тут же задержали, человек 20 затолкали в легковые машины. Сверкали фотовспышки иностранных корреспондентов. В тот же вечер были исключены из ВУЗов задержанные и просто опознанные на площади студенты (всего человек 40). С тех пор демонстрация на Пушкинской площади в годовщину советской конституции стала ежегодной, и каждый раз, представители органов, долженствующих охранять правопорядок, вырывали из рук демонстрантов лозунг "Уважайте нашу конституцию!".

Суд над Андреем Синявским и Юлием Даниэлем был объявлен открытым. Это была советская открытость: в здание суда пропускались кроме специально отобранных гебистами "представителей народа" лишь жены арестованных.

В чем состояло "преступление" этих двух человек и почему именно их арест вызвал такой резонанс? Дело в том, что ранее они опубликовали свои литературные произведения за рубежом. Наученные опытом Пастернака, опубликовавшего "Доктор Живаго" за границей под своей фамилией, и подвергшийся за это в конце пятидесятых дикой травле ("даже свинья не пачкает корыта, из которого ест" - сказал о нем 1 секретарь ЦК ВЛКСМ Семичастный, а участвующая в передаче романа за рубеж Ивинская была арестована после смерти поэта), они опубликовались под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак. Авторы имели успех, произведения были переведены на европейские языки. Об их аресте сообщили зарубежные радиостанции, это было первое сообщение об арестах в СССР в послесталинское время. Арест писателей всколыхнул всех, причастных к самиздату, всю интеллигенцию, в нем видели не случайность, а пролог к новым зловещим процессам по типу сталинских. Обсуждалась даже возможность приговора писателей к расстрелу.

Кроме сплочения самой отважной и мыслящей части московской интеллигенции в действенном сочувствии к арестованным писателям и возникновения традиции отмечать несанкционированной демонстрацией день советской конституции, процесс над Синявским и Даниэлем имел еще два важных следствия. Во-первых, во время заседаний суда, вместе с непропущенными друзьями подсудимых у входа стояли иностранные корреспонденты. По окончании заседания они вместе со всеми кидались к выходящим из зала женам подсудимых, и те тут же рассказывали о происходящем в суде. И уже вечером сообщения о процессе передавались по зарубежному радио. Такое взаимодействие правозащитников в СССР и иностранных журналистов с годами все разрасталось и сыграло огромную роль. Во-вторых, процесс послужил началом невиданной ранее петиционной кампании. Приговор суда был: 7 лет заключения Синявскому и 5 - Даниэлю.

Петиции, т.е. открытые коллективные обращения к властям страны, стали широко распространены именно после этого процесса. Сперва темой обращений было именно дело Синявского и Даниэля, а в центре кампании стояла жена Даниэля Лариса Богораз. В поддержку писателей высказалось 80 (из них 60 было членами Союза писателей) человек в 22 письмах. Хотя обращения формально адресовались властям, фактически, они были рассчитаны на обращение в машинописи в кругу интеллигенции. Эти петиции по частному поводу подтолкнули шквал критических обращений к властям, в том числе: Л.Чуковской и А.Солженицына к IY съезду писателей, письма 43 детей репрессированных коммунистов в ЦК, письма Р.Медведева и П.Якира в журнал "Коммунист", и письмо Брежневу об опасности ресталинизации (подписано Д.Шостаковичем, А.Сахаровым, еще десятью академиками, знаменитыми режиссерами, артистами, художниками, писателями, большевиками с дореволюционным стажем) и др. Успокаивая это брожение, на XXIII съезде КПСС, Ильичев (первый секретарь Московского комитета КПСС), признал что процесс Синявского и Даниэля обеспокоил интеллигенцию и заверил, что возврата к сталинским временам и дальнейших репрессий не будет. Но более распространенным ответом властей на такие письма было: изгнание из партии партийных подписантов, увольнениями с престижной работы и в том же духе. Ограждала от подобных ударов лишь всемирная известность и то не всегда. Но подобные открытые письма протеста против действий властей, как по общим вопросам, напр. отмена цензуры, так и в защиту конкретных людей продолжались до самого конца Советской власти.

В 67 г. власти фактически расправились со СМОГом. В январе были арестованы многие его активисты, в сентябре осуждены В.Буковский, Е.Делоне и В.Кушев. Им вменялось участие в правозащитных демонстрациях и сопротивление дружинникам, Буковский получил 3 года лагеря, остальные, державшиеся на процессе не столь вызывающе - по году исправительных работ. В январе 68 года были осуждены Ю.Т.Галансков, А.И.Гинзбург, А.А.Добровольский и В.И.Лашкова. Следствие по их делу длилось год, и это неудивительно: молодые люди успели не только проявить себя "китами" чтений на площади Маяковского и изданием крамольного журнала "Феникс", но и связаться с антисоветской организацией русских эмигрантов НТС (Ю.Галансков вступил в НТС), собрать материалы по делу Синявского и Даниэля ("Белая книга" А.Гинзбурга), договориться с рабочими типографии о печати антисоветских листовок (А.Добровольский). Последнее и ускорило их арест: печатники (которых не предупреждали о содержании "левой" продукции), выдали А.А.Добровольского, а тот на суде и следствии давал показания против своих товарищей. Все получили лагерные сроки: 7 лет Ю.Галансков, 5 - А.Гинзбург, 2 - А.Добровольский, 1 - В.Лашкова.

Это были не единственные аресты и приговоры 67-68 гг. Казалось, КГБ и Андропов лично разгромили сопротивление, вырвали фрондерскую занозу из тела столицы первого в мире социалистического государства. Ничего подобного! Вопреки репрессиям, в 68-69 гг. правозащитное движение взрослеет, приобретает устойчивые формы, сохраняющиеся более чем десятилетие, в нем появляются новые имена, а больший вес приобретают уже не юные бунтари-поэты, но академики и профессора. Как вспоминают участники движения тех лет: "все вдруг перестали бояться". Произошел всплеск петиционной кампании, более 700 человек (ср. с 80 два года назад) поставили свою подпись под письмами протестующими против политических репрессий. Причем одно из них, подписанное Л.Богораз и П.Литвиновым, было обращено не в советские официальные инстанции, а к "мировой общественности". Это был первый опыт апелляции к мировому общественному мнению в борьбе за права человека в СССР. Выяснилось, что по крайней мере такие обращения будут услышаны: "Таймс" опубликовала о нем передовую, а зарубежные радиостанции многократно транслировали на СССР.

На подавление советскими танками освободительного движения в Чехословакии сопротивление ответило демонстрацией 25 августа 68 г. Л.Богараз, П.Литвинов, К.Бабицкий, Н.Горбаневская В.Файнберг, В.Делоне и В.Дремлюга, сидя на парапете у Лобного места у Кремля развернули плакаты: "Позор оккупантам!", "Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!" и в том же роде. Ожидавшие их сотрудники КГБ в штатском тут же вырвали лозунги, смельчаки были доставлены в милицию, двое были приговорены к заключению в лагере, трое попали в ссылку, один - в сумасшедший дом. Н.Горбаневскую, у которой был грудной ребенок, отпустили. Это был не единственный протест, по Москве разбрасывались листовки, по всей России находились смельчаки, выставлявшие плакаты в поддержку чехов. Один из таких смельчаков 23-летний Луканин из подмосковного городка Рошаль за свой протест попал в сумасшедший дом на 10 лет.

На репрессии внутри страны правозащитники ответили созданием правозащитных организаций и выпуском журнала "Хроника текущих событий".

Очевидные успехи петиционной кампании призывали ее активистов подумать об организационных формах. По предложению П.Григоренко, 28 мая 1969 года была создана первая правозащитная организация. Она называлась: "Инициативная группа защиты прав человека в СССР". Ее состав: Татьяна Великанова, Наталья Горбаневская, Сергей Ковалев, Виктор Красин, Александр Лавут, Анатолий Левитин-Краснов, Юрий Мальцев, Григорий Подъяпольский, Татьяна Ходорович, Петр Якир, Анатолий Якобсон (все москвичи, Владимир Борисов (Ленинград), Мустафа Джемилев (Ташкент) Генрих Алтунян (Харьков), Леонид Плющ (Киев). П.Григоренко был уже арестован. Первым шагом инициативной группы было письмо в ООН с жалобой о нарушении прав человека в СССР. "Мы обращаемся в ООН потому, что на наши протесты и жалобы, направленные в течение ряда лет в высшие государственные и судебные инстанции в Советском Союзе, мы не получили никакого ответа. Надежда на то, что наш голос может быть услышан, что власти прекратят беззакония, на которые мы постоянно указывали, надежда эта истощилась". Далее говорилось о "...нарушении одного из самых основных прав человека - права иметь независимые убеждения и распространять их любыми законными средствами", перечислялись политические процессы, начиная с суда над Синявским и Даниэлем, упоминалось также о помещении здоровых людей в псих. больницы за политические убеждения. Инициативная группа просила ООН "Защитить попираемые в Советском Союзе человеческие права." Обращение в международную организацию, в ООН стало этапным. Оно знаменовало, по сути, отказ подписантов убедить в чем-либо Советское правительство (на что были надежды до подавления танками "Пражской весны"). Теперь, и в дальнейшем, правозащитники стремятся убедить не советское правительство, а общественность и правительства. демократических стран повлиять на советское правительство. Это оказывалось результативней, пока продолжалась политика "детанта" и всегда было выигрышней с точки зрения огласки происходящего. Интересно, что начались обращения к международной общественности еще до создания инициативной группы, с обращения к европейским коммунистическим партиям.

Первый выпуск журнала "Хроника текущих событий" вышел 30 апреля 68 г., за 15 лет появилось примерно 70 выпусков. Один из редакторов издания в первые годы Л.Алексеева так характеризует его: "Оно констатирует нарушения прав человека в СССР, правозащитные выступления и факты осуществления гражданских прав явочным порядком... "Хроника" принципиально воздерживается от оценок... "Хроника" создала постоянную связь между разделенными расстояниями островками нарождающегося правозащитного движения... помогала распространению идей и влияния правозащитного движения." До своего ареста в декабре 69 редактором "Хроники" была Н.Горбаневская. Подробней о "Хронике" мы расскажем в разделе посвященном самиздату. Видимо, именно выпуск "Хроники" и открытое создание правозащитной организации побудило главу КГБ Ю.В.Андропова признать в докладе для Политбюро КПСС: "Примерно в 68 - начале 69 из оппозиционно настроенных элементов сформировалось политическое ядро, именующее себя "демократическим движением".

В ноябре 70 в Москве создан Комитет прав человека в СССР, в него входили: А.Д.Сахаров (принимавший участие в декабрьских демонстрациях с 66), А.Твердохлебов, В.Чалидзе, И.Шафаревич. Экспертами комитета были А.Вольпин и Б.Цукерман, корреспондентами - А.Галич и А.Солженицын. Состав комитета - два академика (Сахаров и Шафаревич), бывший кандидат на ленинскую премию А.Солженицын, известный кинорежиссер А.Галич, преуспевающие физики Твердохлебов и Чалидзе - показывает, какой резонанс вызвало всего за пять лет выступление кучки поэтов с волчьими билетами на Пушкинской площади в декабре 65. Из активистов той кампании мы найдем в комитете лишь А.Есенина-Вольпина.

В январе 72, стремясь ослабить правозащитное движение и прекратить выпуск "Хроники", власти провели ряд обысков по всей стране: в Москве, Вильнюсе, Ленинграде, Новосибирске, Умани, Киеве. Шли массовые допросы, только в Вильнюсе было допрошено более 100 человек. Следователей интересовали в первую очередь пути самиздата и, особенно: изготовление и распространение "Хроники текущих событий". По связанному с "Хроникой" обвинению было арестовано более 10 человек в разных городах СССР, из них выделялся Петр Якир. Сын большевистского командарма Ионы Якира, расстрелянного Сталиным, он провел с 14 летнего возраста в лагерях 17 лет, а к 70-ым стал одним из лидеров московской оппозиционной интеллигенции. В его квартире можно было встретить кого угодно - бывшего партийного деятеля, пьяного мужика с вокзала, церковного писателя, богемного поэта. По слухам, после ввода войск в Чехословакию к нему позвонил Хрущев и выразил свое возмущение действиями КПСС. В руках Якира были нити очень многих правозащитных акций.

Массовые обыски, допросы и аресты причастных к "Хронике" не остановили ее печать, и 15 октября 72 г. вышел в свет 27 выпуск. Тогда, на свидании с дочерью, арестованный П.Якир попросил издающих остановиться, поскольку следователи угрожали ему, что следующие выпуски будут только увеличивать срок ему и его другу, тоже арестованному В.Красину. В январе 73 стали арестовывать людей, никак не связанных с изданием 27 выпуска, чтобы заставить сломиться издающих. Тем самым КГБ вернулась к практике заложников Ленина-Дзержинского. Выпуск "Хроники" в самом деле приостановился, а ответственность за номера с 12 по последний, 27 взяла на себя дочь П.Якира Ирина. В это время Якир и Красин писали авторитетам правозащитного движения из тюрьмы покаянные письма, осуждающие движение, оправдывающие репрессии государства против него и призывающие прекратить публичные выступления протеста. Одно из таких писем доставил А.Д.Сахарову на дом офицер КГБ. В июле 73 состоялись новые аресты в связи с "Хроникой". В сентябре Якира и Красина приговорили к 3 годам лагеря и столько же ссылки каждого, затем они участвовали в пресс-конференции, устроенной КГБ в московском Доме журналиста, где осуждали себя и правозащитное движение, одобряли собственный приговор и Советскую власть, отрывки из этой пресс-конференции показывали по всесоюзному телевидению. Верховный суд снизил им наказание до ссылки в Рязани и Калинине.

Впервые с 56 проведя успешный показательный политический процесс (в отличие от 37 г. обвиняемые не приписывали себе несовершенных деяний), власти постарались позаимствовать у движения и метод борьбы за общественное мнение при помощи петиций. 40 академиков подписали письмо осуждающее А.Д.Сахарова.

Правозащитники, дрогнувшие перед арестами непричастных заложников, приостановили выпуск "Хроники". 4 оставшихся на свободе членов Инициативной группы (из 15 основателей) публично отвергли обвинения Якира и подтвердили, что в СССР происходят политические преследования. Это заявление ИГ было единственным за 72-74 годы. Прекратил работу и "Комитет защиты прав человека". "Хроника" замолчала до 74 года.

Оживление правозащитной деятельности приходится на 76 год.

В августе 75 во многотиражных советских изданиях был опубликован полный текст Заключительного Акта хельсинских соглашений, включая и статьи соглашений, посвященные правам человека. Хельсинские соглашения знаменовали большой успех советской дипломатии и политики разрядки. В них окончательно дипломатически оформлялся послевоенный сталинский передел Европы. Гуманитарные статьи, включенные, вероятно, из-за приверженности президента США Б.Картера правам человека и его доверия к письменным договорам, были данью западному общественному мнению (сформированному во многом десятилетней борьбой правозащитного движения в СССР). Дипломаты со стажем и Советское правительство не придавали гуманитарным статьям Акта большого значения, полагая, что они обернутся лишь риторикой. Получилось не совсем так. Благодаря им правозащитное движение в СССР обрело второе дыхание.

12 мая 76 г. На созванной Сахаровым пресс-конференции членкор. Армянской АН Юрий Орлов объявил о создании Группы содействия выполнению хельсинских соглашений в СССР. В нее вошли: Л.Алексеева, Е.Боннер, М.Бернштам, А.Гинзбург, П.Григоренко, А.Кочак, М.Ланда, А.Марченко, Ю.Орлов, В.Рубин, А.Щаранский. Позднее эту группу стали называть "Московской хельсинской группой" (МХГ). Возникли Украинская, Литовская и Армянская Хельсинские группы, позднее и аналогичные организации в Варшавского блока. Идея основателя группы, привлекшая многочисленных последователей, Ю.Орлова была в том, что партнеры СССР по хельсинкским переговорам получили в Заключительном Акте, наконец, правовое основание для давления на СССР при нарушении им прав человека. Сама группа мыслилась как посредник между ущемленными в правах гражданами СССР и западными дипломатами, мировым общественным мнением. В развитие этой идеи, после встречи члена конгресса США М.Фенвик с Ю.Орловым, по ее предложению в США была создана комиссия по безопасности и сотрудничеству в Европе из членов Конгресса и Сената.

МХГ сотрудничала с правозащитными организациями верующих, с национальными организациями украинцев, крымских татар, армян, грузин, движением за эмиграцию немцев и евреев (Здесь помогли связи "Хроники текущих событий"). Приходили к МХГ и "ходоки" со всего СССР, напр. Иван Карейша из села под Витебском, исключенный из колхоза за критику начальства и добивающийся восстановления. Полученные материалы МХГ придавала огласке в своих документах и пресс-конференциях перед западными журналистами. В результате западные СМИ чаще обращались к теме прав человека в СССР, что влияло на международную политику и сдерживало даже московскую милицию. Это ярко проявилось на традиционной демонстрации на Пушкинской площади 5 декабря 76 г. Толпа демонстрантов заполнила весь сквер на площади, когда дружинники попытались помешать пройти к площади Сахарову и его друзьям, то их окружили и оттеснили далеко в сторону. Впервые за все годы демонстрация не ограничилась молчаливым обнажением головы. П.Григоренко произнес короткую речь, напомнив о заключенном во Владимирской тюрьме В.Буковском (одном из зачинателей митинга) и закончил "Спасибо всем, кто пришел сюда почтить память миллионов загубленных людей! Спасибо за сочувствие узникам совести!" Из толпы ответили "Вам спасибо!". А через две недели из тюрьмы был освобожден В.Буковский (под давлением общественного мнения его освободили в обмен на освобождение Пиночетом лидера чилийских коммунистов Л.Корвалана).

Появились и правозащитные организации, ставившие своей целью защиту прав различных групп населения. Из них выделялся Комитет Защиты прав верующих. Подробнее о нем сказано в следующем разделе.

С осени 79 года Советская власть приступила к уничтожению сколько-нибудь организованной оппозиции, что, вероятно, связано с усилением роли главы КГБ Ю.Андропова, ставшего к 83 главой страны. Также это связано с обострением из-за Афганистана (куда к 80 вошли Советские войска, ввязавшись в жестокую и бессмысленную войну) международной обстановки. Главной причиной, сдерживавшей репрессии на правозащитников внутри страны, было мировое общественное мнение, влиявшее на позицию демократических стран. Нужные ВПК контракты или поставка пшеницы из США могли сорваться из-за забастовки американских докеров, протестующих в поддержку политзаключенных в СССР или из-за давления США на западных союзников, вызванных репрессиями в Союзе. После ввода войск в Афганистан, даже ранее, когда принималось решение о его допустимости, это становилось неважным. Возмущение правительств демократических стран осмеявшим принципы "детанта" вторжением Советских войск в суверенную страну, делало уже не столь важным такие "мелочи", как арест нескольких десятков или даже сот фрондеров в СССР. Советский Союз потерял во внешней политике все, что мог потерять, зато мог не считаться с общественным мнением. Терять было уже нечего.

Были арестованы и осуждены к длительным срокам лагеря почти все остающиеся на свободе лидеры правозащитного движения. Сахаров был без суда сослан в Горький под домашний арест. Перестали работать и "Хельсинкская Группа" и все другие правозащитные организации. Выпуск "Хроники" утратил периодичность, а круг распространения сократился. Кроме того, КГБ сумело провести несколько показательных процессов, особенно в связи с разгромом Фонда, созданного в 70-ые Солженицыным, для помощи политзаключенным и их семьям. В начале 80-ых Фонд возглавлял Репин, и его покаяние обошло экраны всех программ TV.

Если в 60-70-ые арест одного оппозиционера приводил в движение новых: его возмущенных друзей и коллег, то в 80-ые это было не так. Бунтарская молодежь шла не в политическое сопротивление, как СМОГ, а в хиппи, панки, андеграунд, порой наркотики. Отчасти это связано с разрастанием цинизма, покрывшего с 92 г. всю видимую сторону нашей общественной жизни. Отчасти это связано с тем, что если в 60-70 правда, которую узнавали люди о Советском режиме (из самиздата, речей фрондеров, собственного опыта) открывала глаза и призывала делиться ею с окружающими, то в 80-ые было мало пионеров, не то что комсомольцев и КПСС-овцев, веривших в идеалы марксизма-ленинизма. То, что строй прогнил, было ясно всем. Открывать глаза было не нужно. Нужно было куда-то идти и вести. В Движении было много споров - куда идти: к западной демократии?, к самодержавию?, к теократии? Но так и не появилось настоящей связи с теми, кто мог куда-то пойти, то есть с широкими слоями общества: студентами, рабочими, колхозниками, военными. Причин тому много, в том числе искусственно вносимые КГБ распри и слухи в Движение; арест потенциальных массовых лидеров; интеллигентская кастовость многих правозащитников; отсутствие готовности в народе идти на жертвы ради неизвестного будущего; недоверие и цинизм общества, измученного десятилетиями репрессий, истреблявшими лучших; цинизм, родившийся как маска протеста против фальши принудительных славословий и приросший к лицу. Наконец, отсутствие у разных слоев общества каких-то сформулированных общих всем ценностей ради которых можно действовать совместно и идти на риск. Тем более не было национального единства в вере или идеологии. Я не знаю, на каких весах можно сравнить тяжесть этих причин.

Участники сопротивления понимали перечисленные трудности. В спорах, об их преодолении возникло много прекрасных статей в самиздате, напр., сборник "Из-под глыб", полемика Сахарова, Солженицына и их сторонников - еще больше надуманных ссор, тщательно раздуваемых агентами ГБ. Но не только. Появились специализированные правозащитные группы, ставящие целью помощь тем или иным слоям населения: женщинам, верующим, рабочим. Вероятно, их инициаторы думали таким образом уничтожить преграды между правозащитным движением и обществом, показать людям, как можно отстаивать права, важные для десятков миллионов, а не для сотен тысяч, как например, право на эмиграцию, бывшее в центре внимания "Хроники" (разумеется "Хроника" занималась не только этим правом, см. главу о самиздате). КГБ яростно преследовало такие группы.

Первой открытой организацией, выступившей с социальными требованиями стал в феврале 78 Свободный профсоюз, возникший среди людей порой годами добивающихся своих прав в приемных Верховного совета, ЦК КПСС, ВЦСПС и пр. Их лидером стал донбасский инженер Клебанов. Свободный профсоюз подчеркивал, что он не против коммунизма, но против бюрократии, волокиты и преследований за критику. В профсоюз вошло 200 человек. Подобно "Хельсинской группе", они давали пресс-конференции для иностранных журналистов, обращались в международные организации, в том числе в международную организацию трудящихся, с просьбами о поддержке. Их деятельность освещалась западными радиоголосами. Его лидеры были арестованы, профсоюз распался. На смену пришло СМОТ (свободное межпрофессиональное объединение трудящихся) ставящее своей целью не только правовую взаимопомощь, но и строительство кооперативной солидарности по всей России: кассы взаимопомощи, обмен продуктами из разных регионов, совместная покупка и аренда домов. Предполагалось создание широкой сети групп (не меньше 5 человек в городе) по всей стране, каждая группа делегировала представителя в координационный орган СМОТ. Представителями групп в 78-79 гг. были объявлены: Л.Агапова, В.Борисов, Л.Волохонский, А.Иванченко, Е.Николаев, В.Новодворская, В.Сквирский, А.Якорева, В.Баранов, Н.Никитин, В.Самойлов, Н.Розанов, Н.Лесниченко и В.Кувакин.

Задуманная сеть взаимопомощи не осуществилась. Издавался информационный бюллетень (издатели В.Гершуни, В.Сендеров, Игельцер), в котором появлялись не только материалы о преследованиях основателей СМОТ, но и информация о ценах, карточках и пр. в разных местах страны. В 82 году произошли массовые аресты СМОТовцев. В том числе Л.Волохонского и издателей бюллетеня. Был объявлен новый состав Совета представителей, в него вошли Н. Уханов, Т.Плетнева, А.Скобов, В.Сытинский, Русакова. Бюллетень СМОТ продолжал выходить до конца 83 года. В поддержку СМОТа и Волохонского появлялись надписи на петербургских домах и листовки в Перми и Иванове. Некоторые члены СМОТа входили также и в НТС.

С конца 70-ых годов проявило себя движение женщин. В отличие от западного феминистического движения, дистанцирующегося от Церкви, его основательницы в России были верующими, православными, правда, порой с очень непривычным пониманием веры и шокирующим поведением. Видимо, тут сказывалось влияние богемы, из которой вышли Ю.Вознесенская, Т.Горичева и Н.Малаховская, издавшие самиздатный журнал "Женщина и Россия", которые в 79 были высланы из страны. На смену пришел женский клуб "Мария", созданный в Петербурге Н.Лазаревой и Н.Мальцевой. Обе были арестованы.

В итоге, к 86 году правозащитное движение в сколько-то организованных формах было разгромлено. Люди, которые могли бы придать осмысленные формы грядущим горбачевским реформам были в лагере. Когда они были освобождены, то, измученные годами неволи и утратившие непосредственный контакт с обществом, они не стали и центром оппозиции. Так Советский режим сумел перед своим концом подавить последний шанс России на осмысленный выход из обвала социалистического эксперимента. Впереди был светлый, романтический август 91 и бессмысленные шараханья.

Религиозное сопротивление

Религиозные организации, а особенно часто Русскую Православную Церковь, упрекают в сотрудничестве с Советской Властью. Чтобы понять, насколько обоснованны такие упреки, сравним РПЦ и другие вероисповедания с прочими организациями, существовавшими в СССР.

Религиозные организации были единственными организациями в стране, во главе которых коммунисты не могли поставить членов ЦК (как это они сделали, напр., с Академией Наук) или хотя бы просто членов партии (как это происходило в любом профсоюзе или в союзе Кинематографистов). Более того, в православных, католических и лютеранских храмах, в мечетях и синагогах каждый день провозглашались истины никак не совместимые с официальной идеологией. И у коммунистов не было даже надежды заставить верующих проводить в храмах ежемесячные политинформации, к чему принуждались все советские организации. Поэтому мы вправе считать верных сынов и дочерей всех вер участниками сопротивления большевизму. Но, разумеется, если мы поставим вопрос о мере сопротивления режиму, и будем сравнивать отношения РПЦ и Советской власти не с отношениями Советской власти и АН СССР, а с поведением членов "Катакомбной" церкви или Евангельских Христиан-Баптистов, то мы увидим, что даже при схожем понимании Истин Спасения, мера необходимого приспособления к внешним условиям всеми понималась по-разному.

Напомним то положение узаконенного бесправия, в котором находились верующие к 80-ым годам.

С точки зрения закона, основным видом религиозной организации была низовая, первичная организация верующих. Их существование обуславливало существование всех прочих религиозных организаций - религиозных центров, духовных учебных заведений и др. В первичной религиозной организации должно было быть не менее 20 совершеннолетних единоверцев. Им передавалось в пользование культовое помещение, Они же несли ответственность за его сохранность. "Двадцатка" заключала договор со "служителем культа" (Священником, раввином, муллой).

Ходатайство о регистрации направляется инициативной группой в исполком райгорсовета, тот пересылает его в исполком краевого, областного, городского совета. При этом основания для отказа в регистрации никак не определены. Получив регистрацию объединение должно на общем собрании выбрать исполнительные и ревизионные органы, нанять или выбрать служителя культа и сообщить о своем решении в государственные органы. Те же имеют право отвода руководства "двадцатки" избранного верующими. (Причем основания для отвода не указаны). Решение о снятии с регистрации принимает Совет по делам религий при Совете министров СССР по представлению местных исполнительных органов.

В РСФСР религиозные церемонии могут совершаться на квартирах верующих только с особого разрешения исполкома райгорсовета и его же разрешение требуется для общего собрания верующих. Разрешается индивидуальное обучение религии.

Религиозным объединениям запрещается:

Групповое обучение религии не только религиозными объединениями, но и отдельными гражданами. Создавать кассы взаимопомощи, кооперативы, производственные помещения, распоряжаться имуществом для каких-либо иных целей, кроме удовлетворения религиозных потребностей. Оказывать материальную поддержку своим членам. Организовывать как специальные детские, юношеские собрания, женские, молитвенные и другие собрания, так и общие, библейские, литературные, рукодельнические, трудовые, по обучению религии, собрания, группы, кружки, отделы, устраивать экскурсии, детские площадки, открывать библиотеки и читальни, организовывать санатории и лечебную помощь.

Религиозные центры (напр. Московская патриархия) имели неясный статус. У них нет юридического лица но им дозволялось (с разрешения Совета по делам религий при Совете министров СССР) создавать предприятия и учреждения (напр. Духовные Академии в Москве и С-Петербурге)

Русская Православная Церковь при Хрущеве переживала трудные времена. Закрывались открытые во время и после войны храмы. Из 14 тысяч приходов в 59 осталось к 66-ому лишь 7500. В это же время число монастырей сократилось с 47 до 16, монашествующих с 3 до полутора тысяч. В 63 году была закрыта Киево-Печерская Лавра. Стремились закрыть и Почаевскую Успенскую Лавру, но ее насельники и настоятель архимандрит Севастиан сумели это не допустить.

Те пастыри, которые призывали православных твердо стоять за храмы преследовались под экономическими предлогами. Якобы за неуплату налогов был осужден в 60 на три года заключения Архиепископ Казанский Иов, в 62 году к 8 годам был приговорен Архиепископ Черниговский Андрей. Арестовывали и священников за ремонт церквей (незаконная хозяйственная деятельность).

После падения Хрущева и ослабления гонений православное духовенство попыталось улучшить положение Церкви. В 65 в Патриархию обратились 8 архиепископов во главе с архиепископом Калужским Гермогеном с просьбой пересмотреть решения Архиерейского собора 61 года. На соборе был принят приходской устав, закрепляющий, в соответствии с приведенными выше нормами, положение священника не как пастыря прихода, а как наемного работника. В ответ Патриархия удалила Гермогена в монастырь, остальные отказались от своих подписей. Более настойчивыми были молодые священники Глеб Якунин, Николай Эшлиман и преподаватель математики Борис Талантов, сын погибшего в лагере священника.

Первые двое в декабре 65 обратились с открытыми письмами к руководству РПЦ и Председателю Президиума ВС СССР Подгорному, требуя прекратить вмешательство Совета по делам религий в жизнь Церкви и отменить приходской устав 61 года. Обоих отстранили от священства, открыто никто из духовенства их не поддержал. Б.В.Талантов (1903 г.р.), автор нескольких статей о бедственном положении РПЦ стал известен как составитель письма к Патриарху 12 верующих из Кирова с просьбой церковного суда над своим епископом, нарушившим многие церковные каноны. Письмо было передано по Би-Би-Си, из него явствовало тяжелое положение Церкви. На подписавших письмо обрушилось страшное гонение, с тем, чтобы они отказались от подписей, трое из них умерло, один семинарист исключен, но никто не отказался. В 69 году Талантов был осужден на три года "за клевету" и умер в тюремной больнице. На соборе 71 приходской устав был подтвержден. Солженицын по этому поводу обратился с упреками к новоизбранному патриарху Алексию.

Большую известность получили в 70-ые годы священники Дмитрий Дудко и Александр Мень. Первый прославился яркими проповедями в Никольской церкви Москвы. Он говорил не о политике, а бичевал пьянство, сквернословие, роскошь, поддерживал семью. В 74 году, после 10 таких бесед его перевели в подмосковный храм. И он был полон. С 75 он ставит свою подпись под правозащитными документами, связанными с "Хроникой текущих событий", что было знаменательным шагом, сближающим православную и правозащитную деятельность. С 78 он издает церковную самиздатскую газету, где не только говорил о церковной жизни, но и высказывался по общественно-политическим проблемам: осуждал большевиков за расстрел царской семьи, солидаризировался с правозащитниками. Александр Мень служил в подмосковном храме, у него исповедовались многие интеллигенты, напр. А.Галич. Он автор многих известных в самиздате и тамиздате религиозно-философских работ, разъясняющих Евангелие и развитие человеческой мысли с древних веков. Как философ он близок к В.Соловьеву.

Одновременно Церковь открывало молодое поколение. Наиболее энергичные и жертвенные из него понимали веру как императив, пронизывающий всю жизнь, в том числе призывающий к гражданской ответственности. Самым ярким явлением здесь был семинар "Огородникова-Пореша", провозглашенный в 74. Его цель была - построение христианской общины, благо для этого был дом в Тверской деревне Редькино, где "семинаристы" провозгласили "всесоюзную антикоммунистическую стройку". Семинар причудливо сочетал высокую интеллектуальную культуру, запутанные философские тексты серебряного века, хиппарство, различные конфессии, поколения, правозащитные выступления. Он охватывал несколько десятков человек, не только граждан СССР. Своего рода наставником этой молодежи был А.Краснов-Левитин 1915-1997, в юности сочувствовавший обновленцам, сидевший в лагере при Сталине и Брежневе, церковный писатель, автор книг по истории РПЦ и значительных мемуаров. Кроме этого семинара возникали сходные кружки и в других местах, наиболее известен среди них семинар в С-Петербурге, связанный с В.Кривулиным и Т.Горичевой. Этот кружок больше увлекался поэзией и философией и выделялся в питерском культурном андеграунде.

В 76 был создан "Христианский комитет защиты прав верующих в СССР". Его основатели: Г.Якунин, иеродиакон В.Хайбулин, В.Капитанчук и В.Щеглов (все православные). Деятельность комитета напоминала работу Хельсинской группы: заступничество за гонимых (любой конфессии) и требование пересмотра несправедливых по отношению к верующим законодательных норм. В 79 году члены комитета были арестованы, вместе с ними и другие религиозные активисты, напр. А.Огородников, В.Пореш. Большинство арестованных держалось мужественно и получило длительный лагерный срок, телевизионное покаяние Д.Дудко, осудившего свою "антисоветскую" деятельность, вызвало шок. Д.Дудко был прощен и получил приход в Москве.

"Катакомбники"
Евангельские Христиане Баптисты. Радикалы и умеренные. "Изуверы"-Иеговисты

Отнятие детей от "сектантов" (катакомбники и некоторые баптисты. Иеговисты?)

Сопротивление членов Католической Церкви выпадет из нашего изложения, т.к. его центры - Западная Украина и Литва, находятся вне России. Это сопротивление несло сильную национальную окраску и помогло нациям сохранить самосознание.

Расскажем коротко о самой крупной протестантской деноминации: Евангельских Христианах Баптистах (ЕХБ)x. По данным Всемирного Совета ЕХБ их было в СССР в 75 году 535000. Их коснулось сталинское ослабление религиозных гонений в годы войны. Из пресвитеров, склонных к компромиссу, тогда был сформирован Всесоюзный Совет (ВСЕХБ). Власти использовали его как средство "приручения" многочисленных баптистских общин, зарегистрировав те общины, которые согласились признать власть ВСЕХБ (примерно треть существующих). В 60 году ВСЕХБ издало "Инструктивное письмо старшим пресвитерам". Этот документ, по сути, повторял все те ограничения, которые указаны в начале главы: рекомендовал затягивать крещение, отказываться от проповеди, запрещал благотворительность и пр. Несколько авторитетных баптистов прочитали это письмо (документ был засекречен) и создали инициативную группу верующих, требующую от ВСЕХБ покаяния, а от советских властей - разрешение на всесоюзный съезд ЕХБ (такого съезда не было с 26). За 60-63 годы было арестовано около 200 активистов борьбы за съезд, но движение не спадало. К нему примыкали все новые баптистские общины. Лидерами были А.Ф.Прокофьев, Г.Х.Крючков и Г.П.Винс. Осенью 63 года совещание членов ВСЕХБ назвало себя баптистским съездом и несколько отошло от противоевангельских требований "Инструктивного письма", приняв менее откровенный Устав ВСЕХБ. Председатель Совета по делам религий при Сов.Мин. СССР объяснил, что уступки были необходимы, т.к. гонения, аресты лишь укрепили авторитет лидеров противников ВСЕХБ.

22.09.65 делегацию баптистов принял председатель ПВС СССР Микоян, но это ничего не изменило. Тогда общины, не признающие ВСЕХБ создали отдельную Церковь. В ее постоянный руководящий орган: Совет Церквей Евангельских Христиан-Баптистов (СЦ ЕХБ) вошли по преимуществу, активисты борьбы за съезд. Председателем стал Г.Крючков, а секретарем - Г.Винс. Наличие более радикальной чем ВСЕХБ церкви немного облегчило жизнь баптистов, признающих ВСЕХБ, зарегистрированных в соответствии с советским законодательством. При слишком сильном давлении на ВСЕХБ верующие могли просто перейти из под его контроля к баптистам-инициативникам, как называли объединенных в СЦ ЕХБ. Поэтому ВСЕХБ, по оценке Г.Якунина пользовалось чуть большей свободой чем Православная Церковь: осталась проповедь, в богослужении чаще участвовали дети и пр.

Это облегчение оплачивалось гонениями на лидеров баптистов-инициативников. В мае 66 Хорев, Крючков и Винс были арестованы и приговорены к 3 летнему заключению. Большинство из членов СЦ ЕХБ провело в заключении несколько сроков, а в перерывах жило на нелегальном положении. На Г.Крючкова был объявлен всесоюзный розыск.

В 81 все члены СЦ кроме Крючкова были арестованы. Один из них, Николай Храпов, провел в лагерях более 25 лет. Преследуются и рядовые инициативники. Обычно их обвиняют в нарушении ст. 142 и 227 УК РСФСР ("нарушение закона об отделении церкви от государства" и "исполнение обрядов, наносящих вред верующим"). Обычный приговор - 5 лет лагеря. Пресвитеров часто арестовывают за тунеядство. Хозяина дома, где проводятся богослужения (а молельные дома имеют только зарегистрированные общины) часто арестовывали за "сопротивление милиции" или "хулиганство" приговаривая к 1-2 годам лагеря. Арестовывают за обучение вере детей. Разгоняются многолюдные свадьбы и даже похороны баптистов.

Все это выучило баптистов-инициативников правосознанию и сделало их мужественными борцами за веру и гражданские права. Еще в 64 они создали правозащитную ассоциацию: "Совет родственников узников евангельских христиан-баптистов". Его возглавляла мать Г.Винса - Лидия Винс до 79 (с перерывом на 3-летний срок в лагере). Баптисты-инициативники создали самиздатские издания "Братский листок", "Вестник спасения", родственники заключенных издавали бюллетень, с периодичностью раз в два месяца. С 71 инициативники создали издательство "Христианин" и сообщили об этом пред. Сов.Мин. СССР Косыгину. Издательство работало нелегально, время от времени власти раскрывали его подпольные типографии. "Христианин" издал 500000 Евангелий.

С 70 СЦ ЕХБ удалось с помощью обращений к единоверцам во всем мире установить с ними связь. Миссионеры из-за рубежа увидели жизнь инициативников и рассказали о гонениях. С 74 года информация о гонениях на баптистов стала постоянно появляться в "Хронике". 5.12.76 Петр Винс (сын Г.Винса) с молодыми баптистами участвовал на правозащитной демонстрации в Москве и бросил зажатому в кольцо ГБистов Сахарову букет гвоздик. В 77 П.Винс стал членом украинской хельсинской группы.

Цена этой свободы была такова: в 61-70 гг. арестовано более 500 баптистов-инициативников, из них 10 умерло в лагере. В мае 82 в заключении было 152 инициативника.

Несколько слов о менее многочисленных деноминациях: иеговистах, пятидесятниках, адвентистах и пр. Они просто не признавались советским законодательством, общество видело в них, как правило, "изуверские секты". Они смогли выжить в конспирации, создав, по свидетельству литовских католиков "стойкую организацию с начальством всяких ступеней - общества, кружка, деревни, города, республики..." Сравнительно со скорым крахом всех тайных политических организаций это было несомненным успехом.

Вольное искусство

Среди множества талантов в литературе и живописи, столкнувшихся с беспощадной советской цензурой и сталинско-брежневскими корифеями творческих союзов пожалуй больше повезло тем, в чье противостояние антиэстетическим критериям советского официоза вошли, пусть и случайно, политические мотивы. Таких художников ждали допросы и обыски, порой тюрьма или ссылка, но не безвестность, не глухота окружающих.

Прежде чем рассказать об их борьбе, отметим, что огромную роль в движении сопротивления играла поэзия серебрянного века (1900-1930гг.) Любовь к Пастернаку, ходившим в самиздате Ахматовой, Цветаевой, Мандельштаму, Гумилеву открывала гражданам СССР новый мир, неведомый советской школе. Трагическая судьба этих поэтов свидетельствовала против Советского режима. Изысканность, страстность и смелость их поэзии передавала читателям чувство подлинности духовного мира и опровергала казенный материализм. Потому знание этих гениев служило во многих компаниях, связанных с сопротивлением, своего рода паролем на подлинность.

Теперь расскажем о некоторых значительных эпизодах борьбы творцов культуры за свободу творчества.

Первым можно назвать Валерия Яковлевича Тарсиса. Родился в 1906, в рабочей семье, в 29 кончил историко-филологический факультет университета в Ростове-на-Дону. В 38 печатается в "Новом Мире", критикуется за аполитичность. С 52 года получает поддержку Фадеева. После 20 съезда пишет повести "Сказание о синей мухе" и "Красное и черное" и передает их на Запад. В начале 60-ых они опубликованы издательством "Посев". В 62 его доставляют в психиатрическую больницу в Москве. Там он пишет памфлет "Палата N7", переведенный позднее на полтора десятка языков и принесший мировую славу.

Почти одновременно разворачивается трагическая история вокруг опубликования в Европе "Доктора Живаго", присуждения Пастернаку Нобелевской премии за роман, исключения гения из Союза писателей СССР. Трагедия кончается смертью поэта и арестом Ивинской за передачу текста романа за рубеж.

В начале 65 в С-Петербурге к 5 годам ссылки приговорен за тунеядство будущий лауреат нобелевской премии Иосиф Бродский. За него вступаются Ахматова, Чуковский, Паустовский, Маршак, Шостакович; на перевыборном собрании Союза писателей ленинградские писатели завалили тех, кто участвовал в травле поэта и избрали председателем поддержавшего "тунеядца" Гранина. Меньше чем через полгода Бродский был выпущен из ссылки и вернулся в Питер. В 74, под угрозой ареста он эмигрировал в Америку где умер в 96.

О суде над Синявским и Даниэлем (кстати, оба они занимались публикацией и комментированием в советской печати стихов Пастернака) уже было сказано. Тогда же проявляет себя СМОГ, который был не только общественно-политическим, но и литературным явлением, о чем как-то забывают.

Художники в 50-60 годы не делились столь отчетливо, как литераторы, на признанных и отвергнутых официозом. В это время формировались направления, выйдущие к публике с шумным скандалом в 70-ые. Это Лианозовская школа, сформировавшаяся вокруг семьи Е.Л.Кроповницкого. В 60-ые после скандала в манеже, когда Хрущев прилюдно препирался с Э.Неизвестным, прошло несколько выставок за рубежом, с участием Неизвестного, Оскара Рабина и Анатолия Зверева. В отличие от литераторов, живописцев за это не судили и не помещали в сумасшедший дом. В 67 в Москве художник Александр Глезер организовал выставку в рай-клубе, где был директором. Через два часа выставку прикрыли, а Глезера выгнали с работы.

С этого времени в общественных местах выставки разрешалось организовывать только с разрешения райкома партии. Художники нон-конформисты устраивали выставки по квартирам, пользовались успехом у иностранцев и лучше вписывались в окружающий мир, чем СМОГисты. Этого им показалось мало, и 15.9.74 они попытались открыть выставку своей живописи на одном московском пустыре. Предварительно они запросили разрешение, власти промолчали. Пригласительные билеты были разосланы в культурные учереждения и иностранным корреспондентам. Вскоре после открытия выставки к пустырю подкатили бульдозеры, милиционеры, неизвестные в штатском. Художников и иностранных корреспондентов серьезно побили. Бульдозеры ехали по картинам и угрожали толпе зрителей. За два дня в иностранной прессе появились статьи: "Искусство в в кольце головорезов" и пр. Через две недели власти уступили и разрешили показать картины за Измайловским парком. Участвовало 65 художников из разных городов: Москва, Петербург, Владимир, Свердловск и др. Зрителей было около 15000. После этого художникам-нонконформистам еще несколько раз удавалось публично выставлять свои картины. Большой резонанс вызвала состоявшаяся лишь наполовину выставка "Москва-Париж" весной 79. Она была задумана как одновременный показ картин нон-конформистов в Париже и Москве. В Париже, где к тому времени оказалось большинство нонконформистов 60-ых все прошло успешно, в Москве же выставку сорвало ГБ. Интересно, что некоторые художники получили от властей предложение о собственных выставках, лишь бы они не участвовали в показе "Москва-Париж".

С-Петербург считал себя столицей подпольного искусства, или, как стали говорить на иностранный манер, "Андеграунда". Мы уже упоминали о попытке обсудить творчество Пикассо в 56, вылившейся в несанкционированный митинг. В 60-ые годы существовало "кафе поэтов" на Полтавской улице, устраивались чтения и турниры поэтов в Царском селе (Это помогло состояться Бродскому). Ахматова магически притягивала к себе бунтующих поэтов, помогая им понять поэзию, как нечто существующее в вечности, а не только в журнальных публикациях. К 70-ым годам сложилось явление, названное "второй культурой". Его представители видели своих предшественников в творцах серебряного века и игнорировали послеоктябрьский официоз. Первыми вышли на свет художники, добившиеся после "бульдозерной" выставки 74 г. проведения ряда выставок нон-конформистов. Чуть позже несколько советских литераторов собрали 5-томное собрание сочинений Бродского (тот уже был в Америке). М.Хейфиц - школьный учитель литературы и историк за это был приговорен к 4 годам лагеря.

В 75-ом 32 непубликуемых питерских поэта сделали сборник "Лепта" и предложили его Лениздату. Лениздат с презрением его отверг, но КГБ проявило интерес к авторам и стало сулить публикации. Завязались переговоры поэтов с КГБ (что стало интересной традицией Петербурга на много лет), поэтов представляла Юлия Вознесенская. Переговоры буксовали. 14 декабря 75 года С-Петербургские нон-конформисты вышли почтить память декабристов стихами и плакатами: "Декабристы - первые русские диссиденты" на Сенатской площади. Были задержаны Синявин и Филимонов, площадь занята дружинниками.

В 76 годы начал выходить (два раза в год, объем 500 стр.) литературный альманах "Часы", редакторами были Ю.Вознесенская, В.Долинин, Б.Иванов. Журнал выходил примерно до 90, став одним из чемпионов под длительности среди самиздатских изданий. Чуть позже начал выходить литературно-религиозный журнал "37", названный по номеру квартиры главного редактора поэта В.Кривулина, в редакцию входила его жена Т.Горичева. Выходил журнал живописцев: "художественный архив". Начав с борьбы за публикацию и выставки, С-Петербургские нон-конформисты стали также расписывать трамваи и стены Петропавловской крепости аршинными буквами: "Партия - враг народа", "Свободу политзаключенным" и пр. В 77 Рыбаков и Волков за это были осуждены на 6 и 7 лет лагерей. Еще раньше, 29 декабря 76 была осуждена на 5 лет ссылки Ю.Вознесенская.

Андеграунд пережил андроповские репрессии, в 86 году наконец-то был опубликован сборник "Круг", представляющий многих его поэтических лидеров. Чуть раньше власти даже полуофициально признали это неформальное сообщество и время от времени предоставляли полуподвал, для встреч его членов. Все это происходило по итогам долгих и болезненных переговоров представителей андеграунда с КГБ. С 88 по 90 лидеры этого общественного движения играли важную роль в становлении "Ленинградского Народного Фронта" победившего КПСС на всех выборах в С-Петербурге в 89-90 гг.

Неподцензурное слово в СССР

Великой Советской Цензуре было подвластно не все. Всегда существовали неподцензурные рукописи, преимущественно стихи и дневники, существовали и школьные стенгазеты. Из этих ручейков возникло море самиздата. Существовал непокоренный западный мир, с которого неведомыми путями просачивалась запретная в СССР литература названная, в 70-ые "тамиздатом". С 50-ых годов в этом непокоренном мире возникли радиостанции, вещающие на СССР: "Свобода", "Голос Америки", "Би-Би-Си" и др. Об этих явлениях, разъедающих монополию КПСС на идеологию и информацию мы сейчас расскажем подробнее.

Сначала о самиздате. Живший в начале поэзией, в конце 50-ых он перелетел границу СССР. Журнал "Посев" опубликовал без авторской подписи стихи Пастернака из еще не изданного романа "Доктор Живаго", затем, уже подписанные, в этом же журнале появились стихи Тарсиса. Эмигранты не могли поверить такой неслыханной смелости автора: опубликоваться под своим именем за границей без разрешения властей, "Посев" подозревали, что он выдумал этого человека. Затем в Европе был издан "Доктор Живаго".

В эти же годы бурно цвели самиздатские молодежные журналы. Некоторые из них, напр. "Синтаксис" (Издаваемый А.Гинзбургом, студентом-заочником МГУ, арестован за журнал в 60) выделялись своей мятежностью, и их авторы преследовались КГБ. С 60-ых годов в стране постоянно существовало несколько самиздатных журналов на общественно-политическую тему. Как правило, их инициаторы арестовывались, как это случилось с издателями "Колокола" - молодыми социалистами Ронкиным и Хахаевым в 67 , издателями исторического сборника "Память" (объемом в 600 страниц!, из которого почерпнуты некоторые материалы этой книги) в начале 80-ых; издателями "Перспективы", тоже социалистами Цурковым и Скобовым в 78; издателями "Поисков" В.Абрамкиным, П.Абовин-Егидес, В.Гершуни и др. (написавшими в первом номере: "Ожесточенность, вражда между ищущими выхода в разных направлениях делает общие тупики все глубже и раздражимей. Редколлегия "поисков" призывает к взаимной уступчивости и терпимости ради совместных поисков выхода из общей беды") в 80 издателем; "Вече" русским националистом В.Осиповым в 74; издателями православного сборника "Община" А.Огородниковым и В.Порешем в 79. Дольше всего держалась "Хроника", пожалуй, это было единственное издание, которое не умирало после ареста редакторов. Избежал ареста Рой Медведев, издававший с 64 по 70 ежемесячные политические материалы, которые ему давали друзья-коммунисты, в том числе редакторы журнала ЦК КПСС "Коммунист".

С 60-ых годов прошедшие Архипелаг Гулаг (этого словосочетания, созданного Солженицыным еще не существовало) стали не только делиться своими воспоминаниями, но и стараться их опубликовать. Те, кто не хотел ради цензуры сглаживать неприятные для коммунистов углы - рисковали отправить свои рукописи в самиздат. В 60-е годы наиболее известны были воспоминания Шаламова, Е.Гинзбург и Н.Я.Мандельштам (вдова великого поэта не была арестована, как преследуемая лиса скиталась она по СССР до смерти Сталина, храня в памяти все стихи мужа, которые не решалась доверить бумаге), с середины 70-ых самой распространенной в самиздате книгой становится "Архипелаг Гулаг".

Кроме бунтарских журналов и книг воспоминаний в самиздате распространялись отдельные статьи, открытые письма, обращения. Обсуждались статьи Сахарова, Обращения Солженицына, правозащитные петиции. Андропов подсчитал, что в 65-70 гг. появилось свыше 400 работ, критикующих опыт построения социализма в СССР и выдвигающих программы оппозиционной деятельности.

Расскажем, для того, чтобы читатель мог ощутить вкус самиздата, про один номер "Хроники текущих событий" за ноябрь 72 - март 73.

Он начинается с сообщения о смерти в лагере Ю.Галанскова. В выпуске более 10 разделов, перечислим некоторые: политические репрессии, политзаключенные, право передвигаться по миру, право исповедовать религию, выступления в защиту прав человека в СССР, советская пресса о правах человека, деятельность организаций в области прав человека, западные выступления в защиту прав человека, в странах социализма, документы советского и международного права.

В разделе "репрессии" рассказывается о 8 судах, в том числе над В.М.Черноволом (в 90-е - лидер РУХа на Украине) и К.А.Любарским (астроном, в 90-ые редактор журнала "Новое время"), о психиатрических экспертизах, признавших больными математика Л.И.Плюща, и поэта П.П.Старчика. Сообщается об арестах в Москве, Орле и Львове, о допросах по связанному с "Хроникой" и Якиром делу. В подразделе "внесудебные репрессии" сообщается о давлении КГБ на Сахарова, усилении борьбы с тунеядством в Грузии и о ругающей Высоцкого статье в "Советской культуре". В разделе "политзаключенные" сообщается о преследованиях и голодовках протеста в лагерях, приводятся письма, переданные заключенными в обход цензуры. В разделе, посвященном свободе передвижения сообщается, что В.Чалидзе, приглашенному в Америку читать лекции, запрещено возвращаться в СССР и об удачных и неудачных попытках бегства из СССР. В разделе о религии рассказывается о гонениях на Литовских католиков, Евангельских христиан-баптистов, буддистов в Улан-Уде. В том числе, приводится официальный документ, в котором государственные органы возмущаются тем, что Евангельские христиане обучают детей вере, что уже нарушает закон и делают это в доме не проверенном СЭС. Рассказывается о выступлениях в защиту прав человека в СССР - это демонстрация на Пушкинской площади, Нобелевская лекция Солженицына, обращение Сахарова в защиту Глузмана (борца с карательной психиатрией). В разделе "советская пресса о правах человека" приводится несколько цитат в духе "Свободное время, принадлежащее человеку все время, вместе с тем принадлежит и обществу" ("Известия"). В двух следующих разделах говорится о деятельности комитетов ООН, Сената США, международных общественных организаций и простых граждан в поддержку правозащитников в СССР. Затем говорится о репрессиях в странах социализма, а в завершении выпуска приводится указ ПВС СССР, обязывающий эмигрантов оплатить полученное в СССР высшее образование.

Все сообщения даны в номере без комментариев.

Чтобы читатель мог лучше представить, какие трудности ожидали издающих самиздатный журнал, расскажем еще о журнале "Вече". Хотя его издатель В.Осипов придерживался взглядов, малораспространенных среди свободомыслящих того времени, журнал ожидали типичные трудности.

В лагере бывший СМОГист В.Осипов стал русским националистом, разделяя взгляды министра просвещения при Николае I Уварова: только Православие, Самодержавие и Народность спасут Россию. Тогда же он решает после освобождения издавать журнал, пропагандирующий эти идеи, привлекающий внимание к русской истории и славе, презираемой большевиками и часто незамечаемой московским правозащитным движением.

Освободившись в 68, он поселяется в Александрове под Москвой, работает пожарником сутки через трое, бывая все свободное время в Москве. Он общается с политкаторжанами, авторами журнала "Молодая гвардия", архитекторами и реставраторами, Глазуновым и его кругом. Из этой среды он надеется получать материалы для будущего журнала.

4.11.70 Секретариат ЦК КПСС во главе со специально явившимся из отпуска Брежневым громит "Молодую Гвардию" под девизом "пора кончать с русофильством" и снимает глав. ред. журнала Никонова. В сочувствующих журналу кругах возникла растерянность, и на сцену появляется Осипов с предложением издавать самиздатный журнал "Вече" с теми же идеями. "Не будем трогать власть, статьи будут идеологически-исторические, экологические, про памятники старины и пр." С ним многие согласились сотрудничать, кто под псевдонимом, кто под своей фамилией. Некоторые, напр. Жуков о старообрядцах, печатались под псевдонимом в "Вече" и под своей фамилией в официозе. Печатались Шиманов, Якунин, Бородин (бывш. ВСХСОНовец). Печатались статьи с критикой Шостаковича ("богоборец"), Митрополита Петербургского Никодима ("Экуменист"), градостроения сталинской Москвы. В редакцию входил священник Дудко и часто печатался, сотрудничал и вернувшийся Иванов, дал, например статью о ген. Скобелеве. Осипов ставит на обложке свою фамилию в качестве главного редактора.

Выходило три номера журнала в год с 19.1.1971. КГБ пугало. К лету 72 на Осипова дважды составляли протокол о нарушении паспортного режима (замечен в Москве, но не прописан в столице). Нависла угроза ареста за нарушение паспортного режима и он появляется в Москве лишь в 73 на гражданской панихиде по Ю.Галанскому.

Одновременно нарастали конфликты в редакции. Сотрудники, недостаточно смелые, чтобы поставить свою фамилию на обложке рядом с фамилией В.Осипова оказались достаточно смелы, чтобы предъявить ему требование отмежеваться от Сахарова и его единомышленников. Осипов не стал это делать, но не желая мешать другим, предложил редакторствовать Бородину. У того сгорел дом и он не смог, передавать стало некому. 7 марта 74 Осипов закрыл журнал. К этому времени за ним - открытая слежка, не пропускающая в Москву. Пользуясь этим, его оппоненты издали 10 номер "Вече" (на этом их активность иссякла).

Трудно понять, почему подписанное лично Андроповым распоряжение о возбуждении уголовного дела датировано 30 апрелем 74, т.е. спустя два месяца после закрытия журнала. Логично было бы бороться с "Вече", пока оно издавалось. 1 апреля (опять-таки после закрытия журнала) в Ленинграде прошли обыски у технических сотрудников и авторов журнала. Узнав о возбуждении уголовного дела, обысках и допросах и не желая делать ничего, что можно истолковать как слабость, Осипов (вместе с Родионовым) выпускают журнал "Земля", продолжая "Вече". В это время одному из подследственных по делу предлагают уехать в Италию (КГБ даже покупает билет за свой счет), предлагают эмигрировать и Осипову, но он отказался. Арестован 28.11 во Владимире и сразу объявил голодовку. Суд приговорил его по ст. 70 ч.2 к 8 годам заключения.

Уже когда Осипов был в лагере, нашелся один деятель из приближенных к идеологу партии Суслову кругов, который ходатайствовал перед ним за Осипова "Он же ни слова против Советской власти не написал, он же за патриотизм". "Ну пусть раскается и мы освободим", - бросил вельможа-идеолог. Конечно, Осипов не раскаялся. Есть слух, что на одной из демонстраций, стоявший рядом с Брежневым на мавзолее маршал Чуйков вступился за Осипова, но Брежнев скромно ответил: "Это не ко мне, это к Андропову". Идти по трибуне мавзолея к Андропову маршал, громивший фашистов, не отважился.

Самиздат становился известным не только из машинописных или фотографических копий. Работы таких известных авторов, как Солженицын, Сахаров, Гинзбург, Н.Мандельштам регулярно читались зарубежными радиостанциями. Эти радиостанции периодически глушили, но глушение было не стопроцентным. Пересекший границу самиздат возвращался типографски изданным в Россию, здесь велика заслуга Народно-трудового союза (НТС), особенно издательства "Посев". Впрочем, все на свете имеет теневую сторону. Р.И.Пименов считал, что с конца 70-ых Андропов, дабы погубить самиздат поощрял ввоз тамиздата. Люди отвыкли сами печатать на машинке, предпочитая читать удобный, типографски изданный текст. В 80-ые годы Андропов перекрыл доступные ему каналы ввоза тамиздата, и с тех пор количество самиздата сократилось.

Невозможно даже бегло охарактеризовать основные направления мысли авторов общественно-политического самиздата. Слишком много авторов и изданий, в 80-ые годы появился даже объемный реферативный журнал "Сумма, обозревающий неподцензурную печать. Творцов самиздата объединяет лишь критика существующего положения в России и личное свободолюбие. Пожалуй, можно отметить падение популярности социалистических идей с 50-ых годов к 80-ым и увеличение интереса к религиозной и исторической тематике, произошедшее, вероятно под большим влиянием Солженицына. Кроме того, многие заключенные в лагере приходили к Богу, осознавали важность национально-исторических проблем, отходя от социализма. Обратные примеры того, как православный выходил из лагеря марксистом мне неизвестны. Также не способствовал популярности социализма первый секретарь ЦК КПСС Л.И.Брежнев. Вероятно, где-то в 70-ые годы произошел отказ большей части мыслящего общества в России от социалистических идеалов. Глядя на 90-ые годы, можно подумать об отказе общества от каких-либо идеалов вообще.

С 70-ых общественное и даже политическое звучание обрел магнитофонный самиздат. Это песни великих бардов: Владимира Высоцкого, Александра Галича, Булата Окуджавы. Для раскрепощения нации они сделали очень много, открывая простые чувства "человека недовольного", запретные на официальной эстраде. Кроме того, под их влиянием возникло целое бардовское движение, с гитарой, магнитофоном, песнями о "Любви и воле" у костра. В 80-ые годы становится популярной музыка в стиле рок, возникают подпольные клубы ее любителей и соответственно, новый магнитофонный самиздат. Порой, слова рок-песен имели острое политическое звучание, а если такового и не было, то Советская власть его слышала и по мере надобности запрещала.

Репрессии

В отличие от сталинского времени, наказания за проявленную оппозиционность с 56 года становились весьма разнообразными. Самые мягкие наказания были таковы: не допускать фрондера к зарубежным командировкам (даже если именно этого ученого персонально приглашают иностранные коллеги) или задержать защиту диссертации. На службе человеку можно сделать тысячи неприятностей: не повышать в должности, перевести на низкооплачивуемую работу, отказывать в публикации научных трудов, благо карманные профсоюзы не будут вступаться. Так поступали обычно с "подписантами", или задающими неприятные вопросы на обязательных политинформациях, с теми кто поддерживал общение (пусть даже сугубо научное) с видными оппозиционерами, или отказывался сотрудничать с КГБ.

Самым жестоким, вероятно, было принудительное бессрочное лечение в психиатрической больнице. Это обрекало человека на годы пыток без надежды на свободу.

Самым распространенным наказанием за крамольную деятельность был арест с последующим заключением в лагере. Кроме того, в исключительных случаях советские власти лишали недовольных гражданства и высылали за границу, как это было с А.И.Солженицыным в 74 и А.Чалидзе в 75. Ходили слухи, что гибель некоторых оппозиционеров в дорожных катастрофах, напр. А.Амальрика (в Испании) и Ю.Маслова была подстроена КГБ, но доказательств эти слухи не могли получить.

Глава КГБ, а с 82 - Советского Союза Ю.В.Андропов делал периодические доклады для Политбюро КПСС о своих успехах в борьбе с оппозицией. По этим данным за антисоветскую агитацию и пропаганду было осуждено в 58-67 гг. 3448 человек, в 67-75 гг. - 1583, в 77-87 гг. - 905. Всего, как мы видим, с 58 года было осуждено примерно 6000 человек.

Антисоветская агитация квалифицировалась принятым в 57 г. УК РСФСР по ст. 70 (в старом кодексе была знаменитая ст. 58) где предусмотрен срок заключения от полугода до 10 лет (с учетом рецидива). С 66 г. действуют ст. 190.1 (распространение заведомо лживых измышлений, порочащих советский строй) и ст. 190.3 (организация групповых беспорядков), предусматривавшие до 3 лет заключения. 190.3 применяли против участников негосударственных демонстраций. Грань между ст. 70 и 190.1 была очень зыбка, поскольку следствие и суд всегда могли произвольно заключить, что те или иные "лживые измышления" (напр. "Архипелаг Гулаг" А.И.Солженицына) распространялись с целью подрыва советского строя и квалифицировать по ст. 70.

Поскольку в отчетах Андропова говорится только про антисоветскую агитацию (без учета, очевидно ст. 190.1, ее и не было до 66 г.), то общее число осужденных по политическим статьям превосходило названные им цифры. Можно полагать, что всего по статьям 70, 190.1, 190.3 было осуждено порядка 10000 человек. Надо также понимать, что многие, вызывавшие гнев властей по политическим причинам, формально осуждались за что-нибудь другое: "Был бы человек, а статья найдется" или "Вас посадят не за это..."

На порядок больше чем осужденных называет шеф КГБ число антисоветских группировок. С 68 по 72 он считает выявленными 3096 таких групп, и "профилактированными" 13602 человек. В 71-74 гг. "профилактировано" уже 63108 человек, и пресечено таким образом 1839 антисоветских групп. Не очень ясно, почему по этим данным при большем в 5 раз числе "профилактированных" в 2 раза меньше выявленных групп. То-ли КГБ стало "профилактировать" кого попало, то-ли антисоветские группы стали гораздо более многочисленными по своему составу, то-ли отчеты Андропова не стыкуются с реальностью, как многое в советской статистике. Так или иначе, из этих цифр ясно, что число "профилактированных", т.е. признанных КГБ по крайней мере потенциально опасными было в общей сложности, с 60-ых годов по крайней мере несколько сот тысяч, а антисоветских групп было выявлено порядка 10000. Опять-таки, это плохо стыкуется с общим числом осужденных за антисоветскую деятельность. Ведь из каждой антисоветской группы, как показывает опыт, осуждался не один человек, а несколько, всего же осужденных за антисоветскую деятельность тоже порядка 10000.

За что же попадали под суд? Как правило, за обвинениями стояло распространение неугодной власти литературы, о которой мы говорили ранее. Парадоксально, но случалось, что авторов этой литературы не судили, а судили лишь распространителей. Например, Е.Гинзбург не судили за ее мемуары о сталинских лагерях, а тех, кто давал их читать, судили (особенно в провинции). То же и со статьями Сахарова. В отличие от времен инквизиции, не существовало никакого открытого перечня запретной для граждан СССР литературы, индекса крамольных книг. (Возможно, такие списки были в КГБ).

Обычно, обвинение искало доказательства того, что обвиняемый давал читать самиздат или тамиздат. Например, "Хронику текущих событий" или "Архипелаг Гулаг". Суд почти никогда никак не обосновывал, что то или иное произведение является антисоветским, то или иное высказывание о советской власти является лживым, тем более "заведомо" лживым. С юридической точки зрения, обвинения были совершенно нелепы, как если бы человека приговорили за фальшивомонетничество, на том основании, что его видели делающим покупки в магазине. При этом, не было бы установлено ни то, что он расплачивался фальшивыми деньгами, ни, тем более, что он знал, что дает фальшивые деньги. Антисоветскими или заведомо лживыми (по выбору следствия) признавались всякие слова и книги, неприятные советской власти. Были случаи, когда людей сажали буквально за анекдоты, особенно если эти анекдоты записывались (это случилось с И.Цурковой в 82 в Ленинграде) или даже за подборку ленинских цитат, если в этих цитатах личность основателя СССР выглядела не слишком хорошо.

Следствие по политическим делам проходило без физического воздействия и считалось с УПК (если обвиняемый или свидетель его знал). Политические процессы в этот период совсем не походили на процессы сталинского времени. Обвиняемые не признавали себя виновными (от них этого и не ожидалось) в несовершенном, а малодушие было скорее исключением. Печальные эпизоды человеческой слабости являют телевизионные раскаяния П.Якира в 74, священника Дмитрия Дудко в 80, главы фонда Солженицына Репина в 82. Гораздо чаще обвиняемые пользовались судом как новой трибуной для изложения своих общественно-политических взглядов. Опасаясь этого, власти стремились проводить политические процессы закрыто, а если это было невозможно (все-таки в стране открытое судопроизводство), то зал заполняла специально подобранная по пригласительным билетам публика, отрывающаяся ото сна в заранее обговоренных местах, чтобы заученно выкрикнуть обвиняемому "позор". В зал попадали ближайшие родственники, иногда и важные персоны, которых было неудобно выгонять штыками караула, напр., академик Сахаров. Друзья и сочувствующие - порой лично не знающие подсудимых - стояли у дверей зала, бросали цветы и приветствия подконвойным. Часто рядом с ними были иностранные корреспонденты и все происходящее в зале передавалось на следующий день по "Голосу Америки", "Би-би-си" или "Свободе" сквозь вой заглушающих устройств. Приведем два последних слова с двух таких процессов.

Речь Буковского, обвиненного в организации незаконной демонстрации на Пушкинской площади 22 января 67 (демонстрация в защиту недавно арестованных Галанскова, Лашковой, Добровольского и Радзиевского)

Отрывки из речи Александра Огородникова на суде в 79 г.

Борьба с советским режимом не кончалась для осужденных с произнесением последнего слова на суде. Для многих из них лагерь или тюрьма были лишь новыми ее этапами. Борьбы за самое элементарное человеческое достоинство: за право прогулки, за право молитвы, за право на лекарство. Борьбы за статус политзаключенного (который был в царской России и во многих диктаторских режимах 20-века). Наконец, борьбы за гласность, за то, чтобы вопиющие, иногда со смертельными последствиями, нарушения прав человека в лагере стали известны на воле и всему миру.

Голодовка и забастовка - основные средства борьбы в лагере. Индивидуальную голодовку власти обычно пресекали принудительным искусственным кормлением с помощью резиновой трубки, вставляемой в нос, через которую вливался в желудок питательный раствор. А.И. Огородникову, вероятно, принадлежит печальный рекорд среди голодовок политзаключенных: чуть ли не третью часть срока он провел голодая и подвергаясь пытке искусственного кормления. Коллективная голодовка протеста привлекала больше внимания. Поэтому политзаключенные с 70-ых годов создали традицию объявлять голодовку и забастовку 30 ноября. (Этот день в 90-ые стал отмечаться как день советского политзаключенного по всей России). Дата связана со смертью в мордовском лагере Ю.Галанскова 4 ноября 72 г. (Поэт и "кит" СМОГа и чтений у памятника Маяковскому в 60-ые болел язвой двенадцатиперстной кишки. Ему не разрешали есть привезенный матерью мед, заставляли работать, не переводили в гражданскую больницу и не пускали опытных врачей.)

Центром сопротивления, пожалуй, были пермские лагеря и владимирская тюрьма. Именно там наиболее часто проходили акции протеста, именно оттуда прорывались на волю коллективные заявления узников, полные внутреннего достоинства, обличающие лагерный режим и взывающие к мировому общественному мнению из глубины страдания. Эти заявления озвучивались в Москве на пресс-конференциях, организованных вольными друзьями, зачастую А.Д.Сахаровым (статус академика и трижды орденоносца до времени оберегал от расправы) и в "Хронике" и таким образом делались известны всему миру.

Судя по воспоминаниям заключенных, все бытие в лагере есть непрерывная борьба человеческого духа с угнетающими его бытовыми условиями и тупой жестокостью охраняющих. Свою свободу дух проявлял по-разному. Арестованный за участие в правозащитных демонстрациях Е.Делоне вспоминает о купании заключенных в запретной зоне (т.е. там, где конвой стреляет без предупреждения) как о дивных минутах счастья и свободы. Он же организовал в лагере вечер самодеятельности, где читали антисоветчиков Даниэля и Галича. (Никто бы не смог это сделать в доме литераторов).

Советская власть отвечала ужесточением режима. К 80-ым годам нормы, определяющие права заключенного (число дозволенных писем, минут прогулки, нормы выработки, граммы передач, копеек на которые позволялось покупать в ларьке) стали строже сталинских. Кроме того, Андропов ввел статью о нарушении лагерного режима, на основании которой з/к за то, что не встал при виде офицера охраны или не застегнул пуговицу, тем более за голодовку - мог получить новый трехлетний срок лагеря. Репрессии, не просто усилившиеся к 80-ым, но проводимые тогда умело и с большим разбором, ставили целью сгноить в лагере непокоряющихся. Одновременно, многим видным заключенным участникам сопротивления КГБ предлагало освобождение и помощь в жизни на воле, если те соглашались публично отказаться продолжать свою деятельность. На это почти никто не шел.

Самым страшным видом репрессий было принудительное заточение здорового человека в сумасшедшем доме. Несчастного узника могли специально пытать: электрошоком, уколами серы, смирительной рубашкой и избиениями. Но даже обычное обращение с пребывающими в сумасшедшем доме в СССР совершенно бесчеловечно: это принудительное лечение аминазином, галоперидолом, стелазином - затормаживающе действующими на ум и мышцы. Это ужасающие бытовые условия: холод в палате, скудное питание, часто вши, ночной мат санитаров, порой нехватка коек и ночлег на матрасе в коридоре. Кроме того, пациент психиатрической больницы был совершенно бесправен. Врачи по своему усмотрению назначают препараты и отменяют их, разрешают или запрещают свидания с родственниками, переводят из палаты в палату. Никакой протест невозможен, т.к. у пациента нет прав: все делается "для его же блага". Протест вызовет лишь новые медицинские процедуры, как кризис в болезни. Причем этот ад никак не ограничен по времени. Он может длиться и два месяца и десять лет по произволу врачей, точнее согласно команде из КГБ.

Обычным диагнозом была "шизофрения". Если местные психиатрические больницы не признавали фрондера сумасшедшим, а КГБ очень хотело именно такого исхода, то исследуемого везли в Москву в институт им. Сербского, который славился гуттаперчивой трактовкой шизофрении. Там были получше бытовые условия, но более изощренные медицинские пытки. Впрочем, обычно после признания человека больным его отправляли в спецпсихбольницу тюремного типа (если человека направляли на экспертизу по решению суда), или в местную больницу (если никакого суда не было).

П.Григоренко, Л.Плющ, В.Буковский и др. прошли через эти мучения, а Буковский сумел даже достать и передать за границу в международное сообщество психиатров копии медицинских документов некоторых политических узников сумасшедших домов.

О сопротивлении большевизму (Часть 1: 1945-56гг.)

Последнее изменение страницы 12 May 2024 

ПОДЕЛИТЬСЯ: