Сайт журнала
"Тёмный лес"

Главная страница

Номера "Тёмного леса"

Страницы авторов "Тёмного леса"

Страницы наших друзей

Кисловодск и окрестности

Тематический каталог сайта

Новости сайта

Карта сайта

Из нашей почты

Пишите нам! temnyjles@narod.ru

 

на сайте "Тёмного леса":
стихи
проза
драматургия
история, география, краеведение
естествознание и философия
песни и романсы
фотографии и рисунки
Главная страница
Страницы друзей "Темного леса"
Страница Акопа Назаретяна
 
Интеллект во Вселенной
Цивилизационные кризисы...
Антропология насилия...
Антропогенные кризисы...
Нелинейное будущее
Единое и расчлененное знание...
Психология стихийного массового поведения
Научная автобиография
Панов о Назаретяне
Ограниченность гуманизма...
Беспределен ли человек?
Эволюционные кризисы...
Совесть...
"Конец истории"...
Истина...
Демографическая утопия...
Синергетика в гуманитарном знании
Человек для биосферы?
Векторы исторической эволюции
Нас много?..
Архетип восставшего покойника...
Насилие и ненасилие...
Универсальная история...
Смыслообразование...
Виртуализация социального насилия...
Отчего вымерла мегафауна плейстоцена?..
О "соловьях палеолита"...
Терроризм и религия...
Проблема жизненных смыслов...
Выступление в Белгороде
Загадка сингулярности...
Закавказская конфедерация?..
Национальная идея в "век бифуркаций"
Россия в глобальных сценариях...
Вглядываясь в XXI век...
Глобальная геополитика...
"Агентура влияния"...
Интервью АИФ
Психология в социальном прогнозировании...
Интрига "конца истории"
к 50-летию Римского клуба
Интервью А.Никонову
Интервью "Взгляду"
Беседа с А.Коротаевым

В.Ф. Петренко

КОМАНДАНТЕ ХАКОБО И ЕГО "НЕЛИНЕЙНОЕ БУДУЩЕЕ"

РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД НОВОЙ КНИГОЙ

Написанная ярким языком, содержащая множество занимательных примеров из истории, не лишённая некоторой авторской отстранённости и иронии, новая книга А.П. Назаретяна * представляет собой фундаментальный научный труд о прошлом и будущем. Временной масштаб, в котором рассматривается история, и её экстраполяция в будущее выходят за рамки существования человеческого рода и простираются от момента Большого взрыва до дальних пределов постчеловеческого разума. Поэтому жанр книги относится, скорее, к тематике Big History, или Мегаистории, где сама жизнь и человеческий род - лишь этапы космической эволюции.

Образ будущего не является "опережающим отражением" ещё не ставшего бытия, скорее, он представляет собой конструктивную модель сознания, включающую проекцию коллективного бессознательного и индивидуального опыта прогнозиста, экстраполированных в грядущее. При этом сам прогноз влияет на выбор возможных путей развития и, став фигурой общественного или индивидуального сознания, материализуясь в поступках людей, оказывается прогнозом самореализующимся. В силу этого рассуждения о прошлом и будущем личностно значимы, проективны и зависят от нравственных и политических установок автора. Как известно, У. Черчилль назвал Россию страной с непредсказуемым прошлым, ибо в зависимости от доминирующей идеологии, которая менялась за последнее столетие как минимум трижды, менялся и официальный взгляд на историю. Вместе с тем выбором интерпретации и своим прогнозом автор может повлиять на становление будущего. Так, Карл Маркс, строя идиллию бесклассового общества, озвучив идею классовой борьбы как пути к такому будущему, вряд ли предполагал, какого демона насилия он выпускает на свободу. В этом плане трактовка прошлого и понимание будущего в моём восприятии новой книги А.П. Назаретяна не могут быть описаны в отрыве от системы ценностей и личности автора - личности яркой, нетривиальной.

Акоп Погосович, как многие дети послевоенного поколения, родился в семье офицера-фронтовика в многонациональном городе Баку. Поступил в Институт иностранных языков им. Мориса Тореза, по окончании которого был приглашён в Институт общественных наук при международном отделе ЦК КПСС, готовившего кадры для мирового коммунистического движения. В отличие от Академии при ЦК КПСС, где обучались партийные функционеры и где царила атмосфера карьеризма и начётничества, в институте, ориентированном на работу с разнообразным и весьма колоритным контингентом иностранных революционеров - от неграмотных партизан, боровшихся с империализмом янки, до европейских интеллектуалов, разочарованных в обществе потребления, - царил живой дух. Многие из учащихся находились в своих странах на нелегальном положении. Благодаря Акопу я был знаком с некоторыми из них. Вспоминаю Карлоса Пинто Брага - доброго великана со следами пыток на теле, грабившего на нужды революции банки в Бразилии. Карлос окончил институт и, хотя ему предлагали продолжить обучение в аспирантуре, уехал воевать в Анголу. "Нельзя есть даром хлеб чужой страны, когда на родине дети голодают", - пояснил он мне своё решение. Под стать ему была и его боевая подруга Кармен, предложившая мне фиктивный брак и возможность борьбы за светлое будущее в далёкой Латинской Америке. Революционная романтика в духе Эрнесто Че Гевары не могла оставить равнодушным ни Акопа, ни даже меня, мечтавшего о карьере учёного и исповедующего философию ненасилия.

Профессиональное знание языков и внешность (то ли армянин, то ли перс, то ли латиноамериканец) позволили Назаретяну, не привлекая ненужного внимания, совершать командировки в страны Латинской Америки и Ближнего Востока, работать как с руководителями партий и государств, так и с партизанами и подпольщиками. Латиноамериканцы называли его "Эль команданте Хакобо", а в арабской стране он неожиданно для себя оказался "доктором Якуб ан-Насыри" (Яков из Назарета).

Будучи преподавателем, "доктор-команданте" учил и учился сам, стремясь осмыслить всю сложность и многомерность социальных процессов. В книге описан феномен трансформации ("перевёртыша") стереотипов сознания. Речь идёт о том, что многие приехавшие в СССР учащиеся из стран "третьего мира" имели восторженные и упрощённые представления о стране победившего социализма. Раз здесь нет эксплуатации человека человеком (термин "коррупция" тогда был ещё не в моде), то нет и причин для криминального поведения, полагали они. Советский Союз они считали земным раем.

В одной из книг Акоп рассказывал о забавном случае. В провинциальном советском городе никарагуанского партизана, боевого коммандос пытались ограбить в ресторанном туалете двое местных юношей с ножами. Обезоружив нападающих и держа голову одного из них у себя под мышкой (второй успел сбежать), приземистый никарагуанец, почти ласково постукивая кулаком по его скуле, приговаривал по-испански: "Товарищ - не коллективист, а советскому юноше следует быть коллективистом". При столкновении с несправедливостью и лицемерием, которых в СССР было предостаточно, некоторые восторженные поклонники социализма меняли установки на противоположные и уезжали с негативными стереотипами по поводу нашей страны. Как преподаватель и даже руководитель "практик по изучению советской действительности", Назаретян стремился показать эту действительность объёмно, мягко смазывая глянцевые образы, увеличивая когнитивную сложность и многомерность сознания своих подопечных и тем самым противодействуя стереотипности мышления.

Эта работа продолжается и в его книгах, и заглавие последней из них - "Нелинейное будущее" - говорит само за себя. Книга содержит массу парадоксов и является достойной реализацией неординарной личности автора. Надо быть отчаянным нонконформистом, чтобы в одной из своих статей [1] объявить истину категорией мифологического мышления. Более поздние публикации по постнеклассической рациональности [2], методологии конструктивизма [3, 4] и ряд "круглых столов" по эпистемологии и теории познания, инициированных журналом "Вопросы философии" [5], показали, что за эпатирующим названием статьи Назаретяна скрывается глубокое содержание. Ниспровергатель основ в науке и государственник в политике, Назаретян - пример истинного космополита, противника национальных перегородок и примитивного патриотизма. В работе [6] он предлагает программу объединения закавказских республик (недавних недругов и даже врагов) в единую конфедерацию, аргументируя такую перспективу экономическими и политическими соображениями. Действительно, не так уж давно Иван Грозный с одинаковой жестокостью разрушал Новгород и Казань, входящие ныне в одно государство, ещё раньше Московское княжество воевало с Рязанским. А сколько бед принесли войны между народами, образующими ныне Евросоюз...

Многомерность мировосприятия, независимость мышления, отсутствие страха по отношению к трудным проблемам, тяга к парадоксам, нонконформизм в социальных установках - все эти качества Назаретяна определили стиль его фундаментального труда. Неслучайно он начинает изложение эволюционной концепции с описания встречи в октябре 1962 г. советского разведчика А.С. Феклисова и американского тележурналиста Дж. Скали, близкого к семье Кеннеди, - встречи, которая положила начало разрешению Карибского кризиса. Оба не наделённые политической властью переговорщика проявили собственную инициативу, и их готовность взять риск политической ответственности на себя способствовала разрешению глобального кризиса с необратимыми катастрофическими последствиями. Не безличные законы эволюции, с жёстким детерминизмом управляющие политическими событиями, а живые, думающие и способные брать на себя решения люди двигают историю. Назаретян вполне убедительно показывает возможность свободы выбора в ограниченном диапазоне того, что на данный момент позволяет уровень цивилизации.

Первая и большая часть книги посвящена прошлому, в частности, исследованию того, как в менталитете человечества вызревали идеи эволюции и прогресса. Существенный прорыв в методологии комплексного исследования автор связывает с моделями самоорганизации. В разных странах они получили различные названия: синергетика, теория диссипативных структур, теория хаоса, теория сложности. По мере того как обнаружились единые механизмы возрастания и сохранения сложности в системах различного уровня организации, удалось классифицировать основные угрозы устойчиво неравновесным процессам сложных саморегулирующихся систем и выявить механизмы обострения и преодоления кризисов. Разделяя взгляды Э. Леруа, П. Тейяр де Шардена, В.И. Вернадского о превращении биосферы в ноосферу, Назаретян описывает гуманитарные механизмы такого превращения.

Эволюция человеческого менталитета, согласно Назаретяну, шла в системной взаимосвязи с хозяйственно-производственной деятельностью. Мышление первобытного охотника-собирателя ограничено очень узким временным диапазоном. Автор напоминает забавный пример из жизни аборигенов Меланезии, описанный известным антропологом Б. Малиновским. Члены племени отрицали связь половой жизни и деторождения. Разнесённое во времени зачатие и рождение ребёнка не позволяло архаичному наблюдателю осознать причинно-следственную зависимость этих событий. На разъяснения антрополога туземцы возражали, что, если бы причиной зачатия была половая связь, то рожали бы только красивые женщины.

Чувство времени, а затем и соответствующее понятие возникают при переходе от присваивающего хозяйства к земледелию и скотоводству. Нужна революция в сознании первобытного человека, чтобы понять пользу закапывания съедобного зерна в почву для будущего урожая. Назаретян связывает первоначальное возникновение этой формы хозяйствования с ритуалом жертвоприношения зёрен тотемным богам, а уж потом открытия целесообразности такой деятельности и для жизненных нужд. Скотоводу тоже требовался относительно долговременный прогноз, чтобы не убивать животное сразу, а кормить в ожидании от него многочисленного потомства, которое хозяин может использовать позже. В книге приведены драматические примеры, когда новые технологии приносят не готовым к таким цивилизационным новшествам только вред. "В начале XIX века новозеландские аборигены маори, пристрастившись к привезённым европейцами ружьям, за двадцать лет перебили четверть населения... Горные кхмеры, освоив во время Вьетнамской войны американские карабины, за несколько лет истребили фауну, на которую их предки охотились столетиями, и едва полностью не перестреляли друг друга" (с. 109).

Древний мир не знает идеи эволюции. "Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чём говорят: "смотри, вот это новое", но это было уже в веках, бывших прежде нас" (Екклесиаст).

Мироощущение изменяющегося мира зафиксировано уже в Новом завете, где развёртка истории от создания мира к грехопадению, прихода в мир искупителя первородного греха, распятию и ожиданию второго пришествия Христа и Страшного суда задавала перспективу человеческой истории. Рефлексия этого мировосприятия возникла намного позже. Согласно энциклопедическим источникам, термины "эволюция" и "инволюция" первоначально сформировались в военном лексиконе Франции XIV в. и означали, соответственно, развёртывание войск в боевой порядок и свёртывание боевого порядка для движения на марше. В XVIII столетии Ш. Бонне ввёл термин "эволюция" в эмбриологию. Слово "развитие" в современных европейских языках - калька с латинского evolution, сохраняющая (ср. англ. development, исп. desarrollo и т.д.) прозрачную аллюзию с образом развёртывающегося свитка или клубка.

Дарвиновская теория происхождения видов через борьбу за существование и выживание наиболее приспособленных дала мощный толчок концепции эволюции и способствовала его переносу в социологию. Однако в теории обнаружились эмпирические нестыковки и логические лакуны: например, условием выживания считается приспособленность, а критерием приспособленности - выживание.

Совсем иначе, пишет Назаретян, выглядит биологическая история при рассмотрении биосферы как единой системы, существовавшей и изменявшейся на протяжении миллиардов лет. В книге приведены новейшие данные палеонтологии и астрофизики, позволяющие предположить, что первичная жизнь всё-таки не образовалась на Земле, а была занесена из космоса (например, следы живого вещества предшествуют появлению океанов). Наконец, указаны свидетельства того, что жизнь на Земле изначально развивалась как единая система. На мой взгляд, эти положения перекликаются с гениальным трудом Анри Бергсона "Творческая эволюция" [7], где существование эмпатии и интуиции (оса безошибочно наносит парализующий укол в ганглии жертвы, поскольку она интуитивно чувствует их местоположение) объясняется тем, что живые существа имеют общее происхождение.

Эволюцию человеческого рода Назаретян рассматривает как поэтапное усложнение сознания, осуществляющееся за счёт совершенствования орудийных средств, опосредствующих ментальные процессы. В этом плане автора вполне можно отнести к последователям культурно-исторической теории Л.С. Выготского. Близок Назаретян и к идеям другого русского гения - В.И. Вернадского, а также положениям эволюционной космологии. Через всю книгу проходит идея последовательной эволюции от Большого взрыва и кварк-глюонной плазмы к звёздам, Солнечной системе и Земле, от низших к высшим формам жизни, от простых к сложным социумам и потенциально - к симбиозной постчеловеческой цивилизации.

Развивая культурно-исторический подход Л.С. Выготского и представления А.Н. Леонтьева и Г.С. Померанца о человеческой истории как истории постановки нравственных задач, Назаретян выдвигает собственную концепцию влияния этических регуляторов на эволюцию человечества, представленную как модель техно-гуманитарного баланса. Прелюдией к этой теории служит анализ исторической динамики агрессии и насилия. Безусловным достижением концепции является разработка количественной меры физического насилия - "коэффициента кровопролитности" как отношения среднего числа убийств в единицу времени к численности населения. Использовав доступные исторические источники и произведя соответствующие вычисления, автор пришёл к парадоксальному выводу о том, что, несмотря на возрастание убойной силы оружия (от каменных топоров до ракет с ядерными боеголовками) и демографической плотности, коэффициент кровопролитности на протяжении тысячелетий нелинейно, но последовательно снижался. ХХ столетие - с двумя мировыми войнами, Хиросимой и прочими конфликтами - тем не менее является (в пересчёте на количество живущих) наименее кровавым за всю историю человечества.

Концептуально объяснив последовательное ограничение физического насилия, автор делает другое важное открытие. Развитие технологического могущества (боевого или производственного) всегда имеет побочные негативные последствия, и если оно не компенсируется более совершенными культурно-психологическими регуляторами, снижает внутреннюю устойчивость общества. Например, интенсивное использование ирригации в странах Междуречья вызвало кризис, связанный с засолением почв и их оскудением, что, в свою очередь, обусловило распад великих ближневосточных империй. Появление железных орудий труда не только увеличило эффективность труда земледельцев, но и привело к переходу от небольших профессиональных армий, вооружённых дорогим и тяжеловесным бронзовым оружием, к массовым армиям, что резко повысило кровопролитность войн. Ответом на этот исторический вызов стало то, что Карл Ясперс назвал осевым переворотом: на огромном географическом пространстве удивительно быстро и практически синхронно сменились социально-политические ценности и нормы ("загадка одновременности" осевого времени, по Ясперсу). Позднее на смену религиозным ценностям (или в дополнение к ним) пришли гуманитарные, социалистические, экологические, феминистические и иные ценности, уравновешивающие рост технологического или социального могущества.

Модель техно-гуманитарного баланса позволяет Назаретяну исследовать едва ли не все переломные вехи человеческой истории и предыстории, включая неолитическую, городскую и промышленную революции. Он отмечает, что прогрессивные изменения с каждым разом неизбежно порождали новые проблемы, а впоследствии новые кризисы и катастрофы. Решение кризисных ситуаций связано не с выбором идеального пути (синергетические модели исключают такую возможность), а представляет собой выбор "меньшего из зол". Выходит, человечество движется не к утопическому раю на Земле, а неизбежно сталкивается с новыми техногенными проблемами. Сохранение устойчивости в эволюционном движении обеспечивает, по мысли Назаретяна, техно-гуманитарный баланс, а те социумы, которым не удавалось его своевременно восстановить, становились жертвами собственного несбалансированного могущества, подорвав природные или геополитические основы существования.

Ссылаясь на работы известных историков и культурологов, Назаретян отмечает, что до V в. до новой эры человечество не ведало "феномена совести" и что именно в этой эпохе кроются истоки интимного фактора морального выбора. "Герои Гомера, Софокла, даже Эсхила и Еврипида говорили о страхе, стыде и позоре и переживали по поводу своих недостойных поступков лишь в связи с неизбежным разоблачением. Их моральные резоны насквозь мифологичны и зациклены на каре всемогущих богов. Мифологически мыслящему человеку неведома "роскошь человеческого одиночества", он, подобно маленькому ребёнку, постоянно ощущает себя объектом наблюдения, а все внешние события воспринимает как вызванные чьей-то интенцией" (с.184).

Примеры техно-гуманитарного дисбаланса, а затем его преодоления даёт средневековая Европа. "Совокупность идеологических, технологических и политических факторов обусловила бурный рост населения Западной Европы. С X по XIV век оно более чем удвоилось и превысило 54 млн. человек. Но феодальное хозяйство допускало только экстенсивный путь развития, т.е. расширение обрабатываемых площадей. Лесной покров Европы быстро сокращался, а хозяйству требовалось всё больше земли. Люди концентрировались в растущих городах, не ведавших очистных сооружений и иных механизмов долгосрочного функционирования и не успевавших адаптироваться к растущему населению. Бесконтрольно росли свалки, реки превращались в сточные канавы кожевенных и прочих ремёсел, всех отходов городской жизнедеятельности. В последней трети XIII века по разным странам прокатилась волна городских бунтов. Но самым страшным следствием этого процесса стала "чёрная смерть" - эпидемия чумы, разразившаяся в XIV веке и унёсшая 24 миллиона жизней (чуть ли не половину населения Западной Европы!), перекинувшаяся и в Россию. Есть данные о том, что при Иване Грозном площадь лесов в Подмосковье значительно уступала нынешней, а Москва-река была загрязнена сильнее, чем в самый пик индустриализации. Апофеозом позднего Средневековья стала беспримерно кровопролитная Тридцатилетняя война 1618-1648 годов" (с. 200-201). Обострение экологического и военно-политического кризиса вызвало эпидемию страха, который приобретал всё более иррациональный характер, оборачиваясь вспышками истерии и агрессии. "Боялись уже не только Конца света, но также дьявола, инородцев, иноверцев, колдунов и ведьм. В поисках виновников народных бед находили всё новые жертвы, и клерикалы умело натравливали обезумевшие толпы на иудеев (которых живьём закапывали в землю целыми поселениями), еретиков, учёных мужей и красивых женщин, которых забивали, топили в реках и сжигали на кострах" (там же).

Формой преодоления господствующего мироощущения стало обращение элиты к духовному наследию Греции и Рима и к их культурным достижениям, отчасти сохранённым и транслированным арабами. Стали востребованы идеи безбожия и гуманизма, а следом за ними идеи социального прогресса и церковной реформации. Как писал Макс Вебер, протестантизм мостил дорогу капитализму, снявшему многие кризисные проблемы феодализма, но породившему собственные проблемы, связанные с конфликтом труда и капитала.

Практически всю историю человечества Назаретян рассматривает через призму модели техногуманитарного баланса, а конструируя паллиативные образы возможного будущего, делает акцент на становлении духовной культуры, свободной от племенной, конфессиональной и прочей групповой идентичности ("мы - они"). Развивая синергетический подход применительно к гуманитарной сфере, Назаретян делится своими разработками и щедро помогает коллегам доводить их собственные идеи до точных формулировок. Так, с его лёгкой руки в мировой научной литературе появились в качестве принятых терминов "вертикаль Снукса-Панова", "закон Седова".

Ко второму изданию книги приложен авторский словарь-тезаурус, объединивший во взаимосвязанный комплекс более 800 терминов астро- и микрофизики, геологии, биологии, культурной антропологии, социологии, семиотики и психологии. Словарь включает и строгую формулировку устойчивых системных зависимостей, описанных в книге, которые помогают лучше понять общие и специфические механизмы эволюции на различных её этапах, а также современные глобальные проблемы.

Глобальным прогнозам, построенным на экстраполяции мегаисторических векторов и закономерностей, посвящена вторая часть книги. Автор избегает жёстких, однозначных предсказаний, делая акцент на проблеме морального выбора в конструировании будущего. Не составляет секрета, полагает он, что прогнозы влияют на ход исторических событий - Р. Мертон назвал это "самоисполняющимся пророчеством" (self- fulfilling prophecy). В то же время "марксистские, расистские и неомальтузианские модели будущего (и примеры их драматического воплощения) сыграли также и предостерегающую роль, помогая во многих случаях предотвратить худшие варианты развития событий. Скажем, опасение возможных пролетарских революций (особенно после драматических событий в России) побуждало правящие классы к эффективному поиску компромиссов между трудом и капиталом. Кошмарный опыт нацизма выработал у европейцев иммунитет к теориям расовой исключительности. А шокирующие расчёты, проведённые в первых докладах Римскому клубу, наложившись на наблюдаемые последствия техногенных катастроф, способствовали развитию экологического сознания как политических и экономических лидеров, так и широкой публики. Во всех этих случаях сработал противоположный эффект прогнозирования" (с. 14).

В книге имеется и ряд спорных, по моему мнению, положений. Так, в нейропсихологии, пишет Назаретян, показано, что переживание каждой эмоции связано с возбуждением определённых нейронов в лимбических структурах головного мозга. При длительном отсутствии возбуждения порог возбудимости нейрона снижается, и это проявляется соответствующей эмоцией [8, 9]. Поскольку все нейроны в различных конфигурациях должны периодически возбуждаться, организму требуется переживать всё многообразие эмоций, потенциально заложенных в его нейрофизиологической структуре (с. 59). Отсюда, по мысли автора, даже самые мирные люди склонны к спонтанно возникающей агрессии, садомазохистским проявлениям, и именно поэтому общество в целом периодически переживает тягу к "малым победоносным войнам". На мой взгляд, здесь автор впадает в "нейрофизиологический детерминизм", противореча собственным рассуждениям об уровневой организации человеческой психики и возможности в рамках техно-гуманитарного баланса тормозить высшими уровнями саморегуляции проявления архаичных наклонностей.

Другое моё возражение связано с ролью христианства и, шире, различных религий в поддержании неконфронтационных отношений как между отдельными людьми, так и между сообществами. "Социологи религии, - утверждает Назаретян, - отмечают, что по-настоящему верующий человек (не ряженый и не ангажированный "политический модератор") не может оставаться терпимым к конкурирующей Истине: чужой бог, пророк или "чужое" откровение вызывают утробную агрессию" (с. 352). Присоединяясь к мнению Б.Ф. Поршнева [10] о том, что корень нетерпимости и агрессии по отношению к людям с несхожей этнической или религиозной принадлежностью лежит в противопоставлении "они - мы", Назаретян даёт негативную характеристику и раннему христианству. Он ссылается на фразы из Евангелия: "Кто не со Мной, тот против Меня"; "Не мир Я принёс вам, но меч"; "А кто придёт ко Мне и не возненавидит отца своего и мать, и брата, и сестру.. тот не может быть Моим учеником" и т.д. Я согласен с тем, что христианство выполняло амбивалентную роль. Оно, с одной стороны, несло объединительное начало ("Нет грека и иудея, а есть христианин") и образование (священники были наиболее грамотными членами общества, первые университеты в Европе формировались на базе монастырей и теологических факультетов), а с другой - разжигало нетерпимость к инакомыслящим, давало идеологическое обоснование "священных войн", инквизиции и преследованию еретиков. Но в этом вряд ли повинны духовные идеи самого Христа. Широко известны слова Ж. Дантона, сказанные им перед казнью: "Революция, как бог Хронос, пожирает своих детей". История человечества показывает, что практически любая идеология (религиозная или светская) оборачивается в какие-то моменты своей противоположностью. Во имя любви к Богу горели костры инквизиции, из любви к освобождённому человечеству "рыцари революции" загоняли людей в концлагеря и "стройки века". Ф.М. Достоевский пророчески описал в притче о Великом инквизиторе осуждение Христа на смерть при его гипотетическом Втором пришествии.

Но вернёмся к интерпретации цитат из Евангелия. В своё время выдающийся этнограф, философ и антрополог Л. Леви-Брюль выдвинул концепцию "до-логического мышления", свойственного первобытному человеку [11]. Он видит в готовности туземцев называть себя одновременно людьми и львами свидетельство игнорирования ими закона противоречия. Возражение психолингвистов состоит в том, что первобытный язык не содержит лексических средств для обозначения абстрактных свойств типа "смелость", а потому вместо европейского выражения "этот человек смел как лев" туземец говорит: "этот человек - лев". В современной культуре такой способ выражения характерен для поэтической метафоры. Удивительно, что, вполне аргументированно критикуя концепцию Леви-Брюля, Назаретян следует его логике. Он видит в высказываниях Пророка не метафорическое выражение неприятия мира, а неприкрытый призыв к агрессии и нетерпимости.

Хотя Назаретян стоит на антиклерикальных позициях, его работы можно назвать неорелигиозными или квазирелигиозными, где роль главного медиатора космической эволюции отводится Разуму. Они базируются на том, что сознание является "космологически фундаментальным фактом", что "Вселенная человекомерна и самые существенные события Космоса складываются из наших мыслей и поступков, что освобождает от необходимости в мистических откровениях". В современной научной картине мира "человек превращается из исполнителя небесной воли в созидателя Земли и - потенциально - неба, и это один из живых источников, способных утолить тоску критического сознания по высоким смыслам" (с. 385). И - в качестве одной из фантастических версий будущего: "Тоскующий по бессмертию Человек окажется эволюционным мостом между бессмертной Обезьяной и бессмертным Сверхразумом. И состояние души сделается космическим фактом, и в неведомом "сверхчеловеческом" языке самый настырный из Смыслов добьётся, наконец, ответа от высокомерной Вечности, и их любовный союз родит новые метагалактики по сценарию астрофизика Ли Смолина и его школы" (с. 404).

Книга Назаретяна - безусловно, событие в научной жизни. Вполне возможно, что в недалёком будущем историки науки, перечисляя славные имена созидателей интегральной философии, стремившихся заглянуть в будущее, добавят в этот список и фамилию автора.

В.Ф. ПЕТРЕНКО, член-корреспондент РАН, МГУ им. М.В. Ломоносова

victor-petrenko@mail.ru

ЛИТЕРАТУРА

1. Назаретян А.П. Истина как категория мифологического мышления // Общественные науки и современность. 1995. N4.

2. Стёпин В.С. Саморазвивающиеся системы и постнеклассическая рациональность // Вопросы философии. 2003. N8.

3. Петренко В.Ф. Конструктивизм как новая парадигма в науках о человеке // Вопросы философии. 2011. N6.

4. Петренко В.Ф. Многомерное сознание: психосемантическая парадигма. М.: Эксмо, 2013.

5. Лекторский В.А., Касавин И.Т., Петренко В.Ф. и др. Конструктивизм в эпистемологии и науках о человеке (материалы "круглого стола") // Вопросы философии. 2008. N3.

6. Назаретян А.П. Закавказская конфедерация? Перспективы региональной геополитики в свете Мегаистории // Вопросы философии. 2014. N3.

7. Бергсон А. Творческая эволюция. М.: КАНОН- Пресс, 1998.

8. Лоренц К. Так называемое зло. К естественной истории агрессии // Так называемое зло. М.: Культурная революция, 2008 .

9. Barinago V. How scary things get that way // Science. 1992. V. 258. P. 887-888.

10. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М.: Наука, 1966.

11. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М.: Атеист, 1930.

 

* Назаретян А.П. Нелинейное будущее. Мегаистория, синергетика, культурная антропология и психология в глобальном прогнозировании. Изд. 2-е. М.: Инфра-М., 2013. 510 с.

 

ПОДЕЛИТЬСЯ: