Сайт журнала
"Тёмный лес"

Главная страница

Номера "Тёмного леса"

Страницы авторов "Тёмного леса"

Страницы наших друзей

Кисловодск и окрестности

Тематический каталог сайта

Новости сайта

Карта сайта

Из нашей почты

Пишите нам! temnyjles@narod.ru

 

на сайте "Тёмного леса":
стихи
проза
драматургия
история, география, краеведение
естествознание и философия
песни и романсы
фотографии и рисунки

Страницы Юрия Насимовича.

Юрий Насимович. Воспоминания
Юрий Насимович. Стихи
Юрий Насимович. Дидактические стихи
Ю.Насимович - натурфилософия

Ю.Насимович - краеведение

Краеведение Москвы
Природа Москвы
Северо-Восточный округ Москвы
Северо-Западный округ Москвы
Природа Зеленограда
Природа Московской области
Одинцовский район
Флора Москвы
Флора Петровско-Разумовского
Ценные ботанические объекты Москвы
Флора долины р.Сходни
Флора Химок
Болото Кольчиха
Флора долины р.Полосни
Рекреационная экология
Реки Москвы
Аннотированный список рек Москвы
История региональной московской ботаники
Василий Дмитриевич Бочкин
Тополя
Трутовики на березе

Ю.А. Насимович

МОЙ ОТЕЦ - АНДРЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ НАСИМОВИЧ

БИОГРАФИЯ В ДАТАХ И ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ
к оглавлению

"Наука не догма, авторитеты тоже могут иметь ошибочное мнение, критерий истины - доказательства, основанные на фактическом материале"

(А.А. Насимович - из воспоминаний А.Н. Кудакина: Во главе первопроходцев, 2003).

Составил Ю.А. Насимович (сын) на основании литературных и архивных источников. Использованы статьи Александра Николаевича Формозова (1970), Георгия Александровича Новикова (1969), Аркадия Александровича Тишкова (2012) и других авторов, а также "Автобиография..." и другие документы, хранящиеся в личном архиве Ю.А. Насимовича (в семейном архиве).

Поначалу в основу текста была положена статья А.Н. Формозова, так как это: 1) учитель моего отца (в МГУ); 2) руководитель в 1931 г. (в Научно-исследовательском институте птицеводства и птицепромышленности); 3) они долго работали вместе в Научно-исследовательском институте географии АН СССР (ИГАН), точнее - в одном отделе и даже в одной комнате; 4) статья юбилейная, а не посмертная, то есть отец тогда был жив и здоров, мог помочь Формозову с датами и другими деталями (и, конечно, это сделал, так как в статье много деталей, которые Формозов иначе бы знать не мог).

Статья Г.А. Новикова - тоже очень важный источник, так как она ранняя, одна из двух первых, и отец дружил с Новиковым. Последующие авторы (в том числе А.Н. Формозов) в значительной степени повторяли материалы этой первой статьи.

Когда основная работа уже была выполнена (март 2019 г.), я обнаружил (в декабре 2019 г.) в семейном архиве автобиографию отца и понял, что все публикации основаны именно на этих материалах, хотя другие авторы вносили свою оценку событий и те или иные детали (иногда вносили неточности). На автобиографию я, разумеется, тоже ссылаюсь.

В квадратные скобки заключены комментарии составителя, то есть Ю.А. Насимовича, но, конечно, это не делается, если данный эпизод полностью описан мной.

Когда мы с моей мамой, Аллой Дмитриевной Кушниренко, слушали рассказы нескольких человек об отце после его похорон, мама сказала: "Ну, вот и всё; больше ничего не будет". Это оказалось не вполне верно, так как стали появляться юбилейные статьи об отце к его 90-летию со дня рождения, к 100-летию. Он не был первооткрывателем фундаментальных законов биологии, но его кропотливый труд по объединению научных данных (собственных и других исследователей) не прошёл бесследно. Моего отца знают и совсем молодые исследователи, на его работы продолжают ссылаться, отмечая их глубину, уравновешенность и основательность, и потому я обязан был написать этот текст.

* * *

Насимович Андрей Александрович (6.10.1909, Москва - 29.06.1983, Москва) - естествоиспытатель, а точнее - териолог (исследователь млекопитающих - копытных, хищных), зоогеограф, специалист в области заповедного дела и охотоведения, один из основоположников регулярных зимних экологических исследований.

Некоторые анкетные данные, которые, возможно, интересны тем, кто совсем не знал А.А. Насимовича: русский, кандидат биологических наук, доктор географических наук, беспартийный, награждён 8 медалями [первые две - за победу над Германией и Японией, остальные - юбилейные], родственников за границей не имел, за границей был только в составе частей Советской армии (в 1945 г. - в Польше, в 1945-1946 гг. - в Китае), в выборных органах власти не участвовал ("Справка" от 1971 г., в семейном архиве). В Польше был с войсками I Белорусского фронта XII 1944 - II 1945, в Китае (бывш. Маньчжурия) с войсками Забайкальского фронта VIII 1945 - IV 1946 (Личный листок по учёту кадров, заполнен отцом 23 июля 1963 г., в семейном архиве).

У А.А. Насимовича на начало 2020 г. имелись двое детей, трое внуков и трое правнуков. Потомками, которые являются или являлись носителями той же фамилии, являются: 1) дочь - Ольга Андреевна Насимович (род. в 1939 г., в замужестве - Богданова, у неё имеются сын, внучка и внук); 2) сын - Юрий Андреевич Насимович (род. в 1953 г., у него двое детей, в т.ч. дочь - Анна Юрьевна Таллер, в замужестве - Коллинз, род. в 1985 г., её дочь - Амелия Коллинз, род. в 2018 г., Анна Юрьевна и Амелия живут в Соединённом Королевстве, близ Ливерпуля); 3) внук - Алексей Юрьевич Насимович (род. в 2016 г.). Подробные сведения об О.А. Богдановой, её сыне и внуках не приведены по просьбе О.А. Богдановой.

* * *

1909 (6 октября) - рождение (Личный листок по учёту кадров, 1963). Родился в учительской семье, в Москве (Формозов, 1970). В тексте Г.А. Новикова (1969) и рукописи А.А. Насимовича ("Автобиография...") сказано: "в семье учителей народного училища".

Его отец - Насимович Александр Фёдорович (12.12.1880, Нижний Новгород - 7.01.1947, Москва), брат революционера и литературного критика Николая Фёдоровича Насимовича (Чужака); мещанин, учительствовал в 1903-1907 гг., в анкете моего отца - "народный учитель", принял участие в революционных событиях Первой русской революции (в 1905 г. входил в забастовочный комитет учителей), из-за чего в 1907 г. лишился работы, после этого проявил себя как литератор (поэт, прозаик, драматург), историк литературы и лингвист (Википедия; подтверждается рассказами А.А. Насимовича). В 1909 г. за свой счёт выпустил сборник стихов "Силуэты", публиковал стихи, в том числе для детей, в журналах "Русская мысль", "Русское богатство", "Русские записки" и др. После Октябрьской революции 1917 года публиковался, в основном, как драматург и прозаик (автор рассказов и повестей). Главное произведение - романная дилогия об Иваново-Вознесенском общегородском совете рабочих депутатов: "Город Премогучий" (1928) и "Талка" (1930, переиздано в 1933 г.). Наиболее известная пьеса - "Барометр показывает бурю" (о революции 1905-го года). Она неоднократно ставилась в советских театрах [Сведения из Интернета]. [Кроме того, в личном архиве Ю.А. Насимовича имеются неопубликованные романы А.Ф. Насимовича о Фёдоре Михайловиче Достоевском и Иване Андреевиче Крылове, а также пьесы и научный трактат по лингвистике. Неопубликованные произведения менее идеологичны, а потому, наверное, их не удалось опубликовать. Александр Фёдорович последние годы своей жизни провёл в квартире на улице Грановского (теперь - Романов переулок, восстановленное прежнее название), куда переехал из окрестностей Таганки после развода с первой женой, матерью моего отца, и где жил вместе с Капитолиной Николаевной Дмитриевой, своей второй женой. Мой отец навещал его, причём происходило это регулярно, в какой-то период раз в неделю. По рассказам моих родственников, здесь в несколько рядов, не только у стены, стояли стеллажи с книгами. После смерти Александра Фёдоровича (от диабета) Капитолина Николаевна куда-то целиком продала его гигантскую библиотеку, не исключено, что в Ленинку, а сама переехала на Малую Дмитровку, ближе к своей сестре Софье. Отец жалел, что не смог забрать к себе хотя бы отдельные книги из этой библиотеки, хотя не вполне понятно, где бы он их держал... Тем не менее, неопубликованные рукописи Александра Фёдоровича он всё-таки забрал, и они в настоящее время хранятся у меня].

Мать А.А. Насимовича - Надежда Дмитриевна Насимович (урожд. Машкова) (1877, Смоленская обл. - 15.09,1953, Москва), учительница, но я не знаю, где именно она преподавала. [В анкете, составленной отцом, - "учительница народной школы", а в советское время - "учительница школы I ст.". По рассказам отца, она тоже тяготела к революционной деятельности, а потом тоже от этого отошла. По крайней мере, когда что-то в жизни супругов не клеилось в связи с революцией, они полушутя обвиняли друг друга: "Это ты делал революцию", "Нет, это ты делала революцию". Вместе они прожили не очень долго, и мой отец, А.А. Насимович, в дальнейшем остался у Надежды Дмитриевны, у своей матери, в районе Таганки (в одном из Гончарных переулков). Капитолина Николаевна была ученицей Надежды Дмитриевны, и Надежда Дмитриевна в определённой ситуации проявила большое благородство. Сведений о ней у меня почти нет, хотя я слышал, что она была потомственной дворянкой, происходила из рода Пестелей - старых выходцев из Германии. Так как у знаменитого декабриста Пестеля детей не было, то, значит, её предками были какие-то другие Пестели, боковая линия. Фамилию "Машков" некоторые из моих родственников связывали с немецкими словами "маш" (мышь) и "хов" (двор), но, может быть, к этой семейной легенде нельзя относиться всерьёз. Каким-то Машковым когда-то принадлежало что-то на улице Машкова в Москве, но это всё, как говорится, услышанное "краем уха". Умерла Надежда Дмитриевна от рака поджелудочной железы и кардиосклероза (Свидетельство о смерти, в семейном архиве).

Что же касается Капитолины Николаевны, то она значительно пережила своего мужа, и уже при моей жизни, на моей памяти, отец периодически ездил помогать ей (вероятно, на Малую Дмитровку). В соответствующей справке есть указание, что она передала в государственный архив свои воспоминания об А.Ф. Насимовиче, но, возможно, это какая-то весьма формальная справка].

1917 - революция в России, в том числе в Москве, но она, если говорить о революционных боях, прошла почти мимо отца, и её последствия стали осознаваться позднее. Тем не менее, выстрелы он запомнил.

1924 или 1925 - лекция знаменитого путешественника Петра Кузьмича Козлова о мёртвом городе Хара-Хото во Внутренней Монголии (Китай). Отец, будучи школьником, слушал её и, посетив Козлова в гостинице, попросился в очередную экспедицию, но, конечно, ему было отказано (Тишков, 2012; Насимович "Автобиография..."). Тем не менее, такие события иногда предопределяют будущее человека, и отец в дальнейшей жизни много путешествовал, причём бывал относительно близко от тех мест, о которых рассказывал Козлов.

1927 - получено "Свидетельство" о прохождении в течение двух лет "Общ.-пед. курс. при 26-ой шк. Роно". Говорится, что А.А. Насимович оказал успехи по всем общеобразовательным предметам в объёме курса девятилетней школы, а также по следующим специальностям: библиотечное дело, полит-просветительская работа, теория трудового воспитания, введение в педологию; может быть допущен к самостоятельной работе в качестве библиотекаря. [Это подтверждает слова отца, что в школьные годы у него преобладала гуманитарная направленность, и его интересы тогда не оформились].

1927 - окончание школы (Новиков, 1969) и поступление в Московский университет (Формозов, 1970), на биологическое отделение физико-математического факультета, где тогда преподавали, в частности, В.В. Алпатов, Б.М. Житков, М.М. Завадовский, Н.М. Кольцов, Н.М. Кулагин, М.А. Мензбир, А.Н. Северцов (Новиков, 1969; Тишков, 2012). [Отец рассказывал, что ему как выходцу из "привилегированной семьи" путь в университет был закрыт, не принимали (отец - разночинец, писатель; мать - потомственная дворянка, из рода Пестелей), но Александр Фёдорович, мой дед, обратился к своему старому другу или знакомому Петру Гермагеновичу Смидовичу, государственному и партийному деятелю, после чего поступление разрешили. Ещё могу добавить, что изначально отец хотел стать историком, так как историю в школьные годы любил больше, чем биологию, но, посмотрев, что происходит в нашей стране, решил избрать более нейтральную область знаний. Тем не менее, животные его тоже интересовали, ещё больше интересовали путешествия, и он прочёл много соответствующих книг].

1928 (сентябрь) - первое путешествие по Кавказу: прошёл военно-сухумскую и военно-грузинскую дороги, то есть от Кисловодска до Теберды и далее по Военно-сухумской дороге, пароходом до Батума, поездом до Тифлиса и далее по Военно-Грузинской дороге с поднятием на склоны Казбека до 3800 м ("Автобиография...", в личном архиве). [Странно, но отец ничего не рассказывал об этом путешествии, хотя ничего невозможного в таком пути для студента, окончившего первый курс университета, конечно, нет. Этот эпизод нигде больше не фигурирует. Наверное, отец позднее не уделял ему внимание, так как это было чисто туристическое путешествие, без научных целей].

1929 - занятия "с отстающими учениками по химии во второй половине 1928/29 уч. год." в порядке общественной работы в 4-й школе Пролетарского района (справка из школы, в семейном архиве).

1930 - слушал лекции А.Н. Формозова в первый год его преподавательской работы. [Отец рассказывал, что Формозов читал лекции довольно обычно и даже вяло, хотя мастерски рисовал животных на доске; тем не менее, эти лекции его не впечатлили. Зато Формозов открылся ему как замечательный натуралист позднее]. Это произошло, когда они вместе ходили по окрестностям Москвы в районе Соломенной Сторожки (Новиков, 1969), но об этом рассказывается ниже.

А.А. Насимович охарактеризован А.Н. Формозовым (1970) как "скромный, очень молчаливый студент, небольшого роста и далеко не богатырского сложения". А.Н. Формозов упоминает об этом "потому, что через два-три года по окончании университета он неожиданно поразил неисчерпаемым зарядом творческой энергии, незаурядной выносливостью и физической силой" (с. 22).

1930 (лето) - участие в трёхмесячной экспедиции в Кавказский заповедник под руководством профессора Сергея Сергеевича Турова (Новиков, 1969; Формозов, 1970; Тишков, 2012). Экспедиция обследовала фауну заповедника (Формозов, 1970). [Отец рассказывал, что взял от Турова его инструментальные методы, в том числе точное описание погоды во время наблюдений, то есть организовал в заповеднике метеостанцию и т.п., но сам остался, прежде всего, натуралистом, начитавшись книг о натуралистах-путешественниках, а отчасти заимствовал эту сторону от А.Н. Формозова. У меня хранится альбом кавказских фотографий (животные, пейзажи, сотрудники заповедника, в том числе отец), подаренный отцу С.С. Туровым. В "Автобиографии..." отца говорится, что особенно много знаний он взял не от учёных, а от егеря Г.А. Кожевникова и бывшего лесника А.В. Телеусова].

1931 - окончание Московского университета; биологического отделения Физико-Математического факультета (Удостоверение от 30 мая 1931 г., в семейном архиве; "Справка" от 1971 г., в личном архиве). Получил характеристику как зоолог, специалист по позвоночным, промысловому делу и охотоведению (Формозов, 1970). В соответствующем удостоверении специальность формулировалась как "Морфология и систематика позвоночных, охотоведение и промысловое дело" (Удостоверение...; Тишков, 2012). Его сокурсниками были, в частности, Г.Ф. Бромлей, Н.А. Гладков, В.Б. Гринберг, Г.В. Никольский (Исаков, Матюшкин, 1980).

1931 (весна?) - отъезд на всё лето в заволжские степи, где под руководством И.Б. Волчанецкого и Б.К. Фемюка отец изучал экологию степного хоря; соответствующий отчёт написан отцом, но не опубликован (Новиков, 1969; Тишков, 2012). Из "Личного листка по учёту кадров" (1963): "VI 1931 - VIII 1931 Вр. н. сотр. Ин. Зерн. Хоз-ва. Саратов, эксп. работа".

1931 - публикация в журнале "Природа и социалистическое хозяйство" первой работы отца, которая называлась "В Кавказском заповеднике" (Тишков, 2012). Статья написана по совету Б.М. Житкова и с его помощью подготовлена для печати (Новиков, 1969).

1931 (с 10 сентября) - работа ассистентом в секторе дикой птицы в Научно-исследовательском институте птицеводства и птицепромышленности Наркомснаба СССР [НИИПП] (Формозов, 1970; Тишков, 2012). Согласно Г.А. Новикову (1969): "в секторе пернатой дичи" (с. 142). Руководителем сектора был А.Н. Формозов (Тишков, 2012). 1931-1932 - лаборант и младший научный сотрудник института птицеводства, Москва ("Справка" от 1971 г., в личном архиве). Из "Личного листка по учёту кадров" (1963): "IX 1931 - V 1932 Лаборант, затем ассистент сектора дичи Н.-И. Ин. Птицеводства НК Снаб. СССР, Москва". Из "Выписки из трудового списка ст. научного сотрудника Кавказского ГосЗаповедника тов. Насимовича А.А." (в семейном архиве): "Научно-Исследоват. Ин-тут промышл. НКСнаба СССР - зачислен лаборантом в Сектор Промыслов. Птицы", дата - 10.09.1931; 1.01.1932 "Назначен Ассистентом того же сектора"; 23.05.1932 "Освобождён от занимаемой должности по сокращению работы по Сектору". Разночтения в названии сектора: дикой птицы, пернатой дичи, дичи, промысловой птицы... Так или иначе, но в это время отец познакомился с заготовкой, транспортировкой и экспортом боровой дичи, провёл много взвешиваний тетеревиных птиц на холодильнике в Ленинграде, чтоб выявить географическую изменчивость веса птиц и т.д. Освоив литературу и опыт заготовителей, опубликовал (в 1933-1934 гг. - Тишков, 2012) совместно с экономистом и плановиком В.Я. Рудановским несколько брошюр (Новиков, 1969), которые А.Н. Формозов называет "полезными" (Формозов, 1970). Вспоминая о работе под руководством Формозова, отец подчёркивал глубокое влияние на него этого натуралиста (Новиков, 1969). Побывать вместе с Формозовым в экспедициях ему не удалось, но он рассказывал, что "даже небольшие прогулки от трамвайной остановки у Соломенной Сторожки до института давали очень много [нынешний Тимирязевский район Москвы, где я теперь живу, что, конечно, является случайным совпадением, если в нашей жизни вообще что-то случайно - Ю.Н.]. Поражала зоркость Александра Николаевича, умение увидеть что-нибудь интересное там, где я ничего, кроме "мёртвой мыши" не замечал. А.Н. Формозов, опираясь на два-три маленьких факта, тотчас начинал обобщать, строить гипотезу и т.д. Для меня, - заключает А.А. Насимович, - это была настоящая школа, более важная, чем лекции в университете" (Новиков, 1969, с. 142). В первые годы становления отца как учёного, помимо А.Н. Формозова, большое влияние на него оказали Б.М. Житков, С.А. Бутурлин, Г.П. Дементьев, Л.М. Шульгин, В.Я. Рудановский (Новиков, 1969; Тишков, 2012). В эти первые годы он мог свободно пользоваться книгами из личной библиотеки М.А. Мензбира (Тишков, 2012). Впоследствии С.А. Бутурлин редактировал одну из книг отца, а на две другие опубликовал рецензии (Новиков, 1969). Во время длительной поездки в Ленинград отец жил у Л.М. Шульпина (Новиков, 1969) [и так получилось, что я в юности длительно жил в Ленинграде именно у Г.А. Новикова, что тоже свидетельствует о некоторой "закольцованности" наших судеб].

1932 - вступление в "Профессиональный Союз Работников Кооперации и Госторг" (так указано на членском билете N231358; в семейном архиве). В трудовом списке (в семейном архиве) значится членом "союза Рабпрос с XII-1931 г." со ссылкой на профсоюзный билет N231358.

1932 (23 мая) - завершение работы в этом институте (Формозов, 1970; Личный листок по учёту кадров, 1963). Из "Выписки из трудового списка ст. научного сотрудника Кавказского ГосЗаповедника тов. Насимовича А.А." (в семейном архиве): "Научно-Исследоват. Ин-тут промышл. НКСнаба СССР - ... 23.05.1932 "Освобождён от занимаемой должности по сокращению работы по Сектору".

1932 (с 7.06 по 20.06) - "Аккордная работа по составлению сведений по разн. зверям - по заданию Ин-та Зоологии"; основание - "Справка Ин-та Зоологии МГУ от 7.06.1932 г. N323" ("Выписка из трудового списка ст. научного сотрудника Кавказского ГосЗаповедника тов. Насимовича А.А.", в семейном архиве).

1932 (с 9.07.1932 по 16.08.1932; весь период - с 9.07.1932 по 23.04.1933) - работа охотоведом в Подмосковье последовательно в двух организациях, а также параллельно в Москве (Выписка из трудового списка... с последней записью 1.01.1937, в семейном архиве; Формозов, 1970). Первая организация - Всесоюзное государственное объединение "Заготскот" [или в ряде публикаций - "Заготмясо", но документы это не подтверждают]. [Отец когда-то говорил мне, что недолгое время работал в Московской области, но какие-либо детали не рассказывал, то есть предполагаю, что эта работа его занимала только в том смысле, что любую работу он привык делать хорошо].

1932 (с 10.08.1932 по 23.04.1933) - работа охотоведом в Военно-охотничьем обществе МВО (Выписка из трудового списка... с последней записью 1.01.1937, в семейном архиве; Тишков, 2012). Сначала (до 1.10.1932) - охотоведом-техником с окладом 300 р.; затем (с 1.10.1932) - охотоведом-техником с окладом 325 р.; позднее (с 13.11.1933 по 23.07.1933) - инженером-охотоведом с тем же окладом).

1933 (примерно с 6.12.1932 по 23.07.1933) [параллельно с основной работой?] - охотовед-консультант Государственного Политехнического музея (сектор охотхозяйства) (Трудовой договор от 6.12.1932, упоминается в "Выписке из трудового списка... сотрудника КГЗ, в семейном архиве).

1933 (23 апреля) - поступление на работу в Кавказский заповедник, где проработал до 1938 г.; если детальней - отец "назначается на должность заведывающего [в документе именно так!] охотоведческой станцией Кав. Гос. Заповедника с окладом 300 руб. в месяц" (Выписка из трудового списка..., в семейном архиве; Формозов, 1970). Контора заповедника находилась (и находится) в г. Майкоп Краснодарского края. Если быть точнее, то в 1933 г. отец возглавил Охотоведческую станцию в посёлке Киша в этом заповеднике (Во главе первопроходцев, 2003). За эти годы он собрал материалы по экологии туров, серн, благородных оленей, бурых медведей и некоторых птиц; разрабатывал методику учёта копытных; выяснил былое распространение барса (Формозов, 1970). Первым в заповеднике стал изучать с точки зрения биологии животных вопрос о естественных солонцах (Во главе первопроходцев, 2003). Совместно с орнитологом Ю.В. Авериным составил первую орнитологическую сводку заповедника - 132 формы (Во главе первопроходцев, 2003). А всего по итогам работы в заповеднике отцом в 1935-1948 гг. были опубликованы 30 работ (Тишков, 2012). [Отец рассказывал, что уехал на Кавказ, чтоб через это дикое место удрать из Советского Союза куда-нибудь в Южную Америку. С одной стороны, он в юности начитался книг о путешествиях натуралистов по диким областям планеты, а, с другой стороны, хотелось удрать, так как его могли посадить из-за частично дворянского происхождения. Тем не менее, он вскоре понял, что граница заперта, а Кавказ в то время был не менее диким, чем Южная Америка. Тут он думал отсидеться, но это не получилось, и через какое-то время, поссорившись по принципиальным причинам с новым (очередным) директором, понял, что нужно бежать и с Кавказа]. "С момента организации заповедника прошло тогда всего несколько лет. Была свежа память о событиях гражданской войны; в горах, только ставших заповедными, ещё недавно хозяйничали банды. Научным сотрудникам приходилось работать на территории, в освоении которой делались первые шаги. Всё то, что теперь стало обычным в каждом заповеднике - кордоны, полевые базы, регулярно прочищаемые тропы и т.д. - тогда лишь создавалось. Оборудование и полевое снаряжение было самым примитивным, часто кустарным" (Исаков, Матюшкин, 1980). [Мне помнится из рассказов отца, что местные охотники, узнав о создании заповедника для охраны кавказского зубра, в срочном порядке выбили всех зубров, полагая, что тогда заповедника не будет и им не запретят охотиться на других зверей; уцелел лишь один детёныш зубра (в неволе), после чего популяция кавказского зубра была восстановлена обратными скрещиваниями с беловежскими зубрами].

1933 (14 августа) - увольнение "в очередной трудотпуск сроком на 1 месяц" (Выписка из трудового списка..., в семейном архиве).

1933 (5 июля) - подписан отзыв С.А. Бутурлина о работе Насимовича "Заготовка дичи на Севере" (отзыв имеется в семейном архиве).

1933 (7 ноября) - награждение грамотой "за ударную работу по учёту рёва оленей..." (Грамота, в семейном архиве; Выписка из трудового списка..., в семейном архиве). Грамота присуждена также "за твёрдую постановку дисциплины и культработу, проведённую среди наблюдателей Северного Отдела Кав. гос. заповедника", но "рёв оленей" стоит на первом месте. Одновременно отец премировался денежной суммой в размере 250 рублей.

1934 (13 марта) - выбыл "в научную командировку в г. Москву для работы в Зоологическом Музее по обработке коллекций Охотстанции КГЗ и для работы в библиотеках с научной литературой по Зап. Кавказу" (Выписка из трудового списка..., в семейном архиве).

1934 - передача в Центр. Гос. Зоологический Музей модели ловушки на куниц, в связи с чем соответствующее учреждение выражает благодарность заведующему охотстанцией Кавказского заповедника тов. Насимовичу А.А. (Копия письма из Зоомузея в заповедник от 4 ноября 1934 г. N688, в семейном архиве). Из этих документов не ясно, кто был изобретателем ловушки.

1934 (1.06) - установление месячного оклада в размере 375 рублей в месяц (Выписка из трудового списка..., в семейном архиве).

1934 (февраль) - первый раз пересёк зимой на снегоступах ("кругах") Главный Кавказский хребет в его западной части, проводя снегомерную съёмку и изучая роль толщины снега на жизнь горных зверей и птиц (Формозов, 1970; "Дополнение" к "Автобиографии...", в семейном архиве). На таких снегоступах передвигались местные охотники (Новиков, 1969). Шёл вместе с тремя наблюдателями охраны [ниже чуть другая информация] заповедника (Дополнение к "Автобиографии...", в семейном архиве). Этот поход был совершён по маршруту Гузерипль - Чугуш - Красная Поляна (Во главе первопроходцев, 2003). Отец называет следующий маршрут: Белая - её приток - Берёзовая - Ачишхо - Красная Поляна (Дополнение к "Автобиографии...", в семейном архиве). А.Н. Формозов напоминает в своей статье, что толщина снега в субальпийском поясе Кавказа в этом месте к концу зимы достигает 4-7 м и над его поверхностью едва выделяются верхушки горных клёнов и берёз; здесь часты снежные лавины, гибельные для горных копытных и неопытных путников; это был первый за всю историю исследований этой части Кавказа подобный зимний поход. В походе изучались закономерности распространения снежного покрова в местах с различным рельефом и в разных лесных сообществах (Во главе первопроходцев, 2003). В семейном архиве имеется "Выписка из приказа N48 от 14-го апреля 1934 г. по Кавказскому Госзаповеднику", в которой "Участникам зимнего перехода по территории заповедника через перевал в лице: Зав. Охотстанции А.А. Насимовича, двух научных наблюдателей Охотстанции Г.И. Безсонного и А.В. Никифорова, наблюдателя охраны Северного Отдела КГЗ И.Г. Комнатного от имени Комитета по Заповедникам объявляется благодарность за успешное выполнение поставленных настоящим переходом задач". В данной выписке фигурирует директор КГЗ Краснобаев.

1934 (14 апреля) - объявление благодарности за зимний переход через Главный Кавказский хребет (см. выше).

1934 (19 октября) - увольнение в трудовой отпуск с 19.10.1934 г. по 19.01.1935 г. (два месяца за 1934 г. и 1 месяц за 1933 г.) (Выписка из трудового списка..., в семейном архиве).

1935 - аналогичный второй зимний переход через Главный Кавказский хребет (Формозов, 1970), но уже на лыжах, от пос. Киша до Красной Поляны (Во главе первопроходцев, 2003). [В переходах участвовало несколько человек, и местные жители (наблюдатели в заповеднике, которые были из охотников) боялись идти на лыжах, но отец их убедил]. Кроме того, вместе с ними шли члены совета по туризму и спорту во главе с тренером Ю.Марченко (Во главе первопроходцев, 2003). [Об этих переходах писали в местных газетах, как позднее о полётах в космос. Ещё отец рассказывал, что в этот раз или в другой раз именно лыжи их спасли. Они медленно ехали косо вниз по относительно пологому и ровному склону, и в это время снег на склоне двинулся, медленно заскользил вниз целым пластом и остановился. Тогда они спустились косо и на большой скорости, выскочив из опасного участка, после чего снежный пласт нарушился, и вниз сорвалась мощная лавина]. Во втором походе также участвовали врач Н.Калиновский, научный сотрудник Г.Успенский, наблюдатели А.Никифоров, В.Дементьев и С.Оглоблин, а также фотограф С.Белоглазов (Во главе первопроходцев, 2003). В последующие зимы были сходные переходы (Новиков, 1969), или, вероятнее, таких переходов было всего два (Исаков, Матюшкин, 1980) [а в последующие годы отец ходил зимой в других частях заповедника]. В 1936 г. отец опубликовал в сборнике "Снежной тропой" заметку "Первая лыжня в Кавказском заповеднике". В семейном архиве имеются "Грамота" и "Выписка из приказа N186 от 5.11.1935 г.", связанные с этим переходом. В приказе фигурируют два человека - Андрей Александрович Насимович (ст. науч. сотрудник) и Герасим Александрович Успенский (без титулов). [Для чего отец с риском для жизни совершал эти переходы? Конечно, они представляли для него интерес как для исследователя: это словно первым попасть на новый материк, а он мечтал об экзотических странах, которые оказались для него недоступными... И с каким азартом он в будущем обследовал Маньчжурию, когда служил в противочумном отряде! Ведь он единственный из оказавшихся там зоологов, кто написал о Маньчжурии книгу, привёз зоологические коллекции! И всё-таки могла быть ещё одна цель - пересечь границу и в конечном итоге оказаться в этих экзотических странах. Для того и путешествие пешком по Кавказу после 1-го курса МГУ, и практика именно на Кавказе, и трудоустройство именно на Кавказ, и овладение снегоступами, и овладение горными лыжами, и изучение возможности передвигаться в лавиноопасных местах высоко в горах, где тебя просто физически никто не может задержать... Впрочем, отец никогда не рассказывал мне о своих зимних высокогорных переходах, как о подготовке бегства из страны. Он говорил только о том, что мечтал вообще перейти границу и стать исследователем тропических стран.]

1935 (21 июля) - увольнение в трудовой двухмесячный отпуск за 1935 год (Выписка из трудового списка..., в семейном архиве).

1935 - вступление в "Профессиональный союз работников государственных учреждений" (так сказано в профсоюзном билете, выданном 14 марта 1953 г.; в семейном архиве). Вероятно, в этот же год отец покинул "Профессиональный Союз Работников Кооперации и Госторговли".

1935 - все станции заповедника (Лесная, Энтомологическая, Горно-Луговая, Охотоведческая и др.) стали соответствующими секторами единой Комплексной естественноисторической станции (Во главе первопроходцев, 2003). Отец в 1936 г. (см. ниже) стал заведующим зоологического сектора этой станции.

1935 (начало декабря) - арест в Москве нескольких друзей детства. [Отец рассказывал, что однажды приехал в Москву и узнал, что почти все друзья его детства арестованы. Возможно, просто позвонил и таким образом узнал. Отчасти поэтому он продолжал работать подальше от столицы, чтоб там отсидеться. Тогда, по доносу Юрия Константиновича Ефремова (в будущем известного географа, который тогда входил в дружеский круг), посадили очень многих, в том числе Василия Николаевича Романова, ближайшего друга, дома у которого обычно собирались друзья, и отец понял, что в любом случае должен оставаться на полевых работах вне Москвы, чтоб избегнуть ареста. Причиной ареста была какая-то мелочь вроде анекдота, и совсем молодой Ефремов на почве какой-то обиды или ревности к кому-то сделал этот донос, чтоб попугать, не предполагая, что последствия будут столь катастрофическими, в том числе и для него самого. Но Василий Николаевич в дальнейшем вспоминал этот арест "с благодарностью", так как его посадили всего на пять лет, и жил он в сносных условиях, но зато вовремя осознал, в какой стране живёт, и в дальнейшем был "ниже травы" и избегнул повторного ареста в более "серьёзные" годы. От себя дополню, что Василий Николаевич, который потом жил рядом с нами (близ метро "Новые Черёмушки") и с которым отец дружил до старости, и в дальнейшем был "ниже травы". Детей он не оставил, каких-либо воспоминаний тоже, хотя это был исключительно эрудированный человек, библиограф, "книгочей", и у него в гостях было очень интересно. А в те далёкие годы отнюдь не все, особенно в молодости, понимали суть происходящего в полном объёме. С Юрием Ефремовым бывшие друзья больше не общались, но отец в зрелые годы восстановил с ним деловые контакты, так как Ефремов активно участвовал в природоохранной борьбе и вообще оказался очень интересным человеком].

1935-1937 - присоединение к работе приехавших из Казани молодых зоологов - В.П. Теплова, И.В. Жаркова, С.С. Донаурова. Метод зимнего тропления зверей отец перенял у Владимира Порфирьевича Теплова (1904-1964) и его сотрудников по Волжско-Камской промыслово-охотничьей биостанции, которые переехали в Кавказский заповедник целой группой, но отец значительно усовершенствовал этот метод, придав ему более экологический характер (Новиков, 1969). Отец писал в "Автобиографии...", что "казанцы" тропили много, но мало при этом регистрировали фактов, не всё брали даже из этих записей, и в такой форме тропление давало не так-то уж много.

1936 - выход первого выпуска Трудов Кавказского заповедника, где, в частности, была опубликована статья отца "Динамика запасов благородного оленя в Кавказском заповеднике" (Во главе первопроходцев, 2003).

1936 (5 ноября) - награждение грамотой ударника и объявление благодарности "за зимний переход на лыжах через заповедник, установивший возможность применения лыж в деле охраны и научной работы в Заповеднике и тем самым открывший новые возможности в этом направлении" (Выписка из трудового списка..., в семейном архиве).

1936 (8 февраля) - утверждён в учёном звании старшего научного сотрудника по специальности "зоология позвоночных" (Аттестат старшего научного сотрудника, МСН N04368, Москва, 6 апреля 1948, в семейном архиве). Да, именно "в учёном звании", а не в должности. Тогда эта должность (по сути, наверное, должность) именовалась учёным званием. Это сделано на основании решения Квалификационной комиссии Комитета по заповедникам при Президиуме ВЦИК от 8 февраля 1936 (протокол N1). Тем не менее, документ, вероятно, выдан только в 1948 г., так как на нём значится именно эта дата (возможно, дубликат, а оригинал утерян). В 1935 г. для соответствующего утверждения были получены отзывы о научной работе Насимовича, которые написали С.Туров (1935, в семейном архиве) и А.Формозов (25.12.1935, в семейном архиве).

1936 (13 мая) - увольнение в двухмесячный трудовой отпуск (Выписка из трудового списка..., в семейном архиве).

1936 - вступление в Московское общество испытателей природы ("Автобиография..."). Согласно членскому билету (в семейном архиве), избрание в Московское общество испытателей природы состоялось в 1938 г. (см. ниже). Вероятно, отец в "Автобиографии..." на два года ошибся, или же вступление и избрание - это не одно и то же.

1936 (1 сентября) - назначение Зав. Зоологическим сектором Комплексной естественно-исторической станцией КГЗ с окладом 500 рублей (Выписка из трудового списка..., в семейном архиве).

1936 (14 сентября) - вводится членом в редакционный совет КГЗ (Выписка из трудового списка..., в семейном архиве).

1936/1937 (зима) - консультировал поход ("альпиниаду") 100 или, по другим данным, 120 военных командиров, совершивших переход на лыжах через Кавказский заповедник, организованный Домом Красной Армии; впоследствии ДКА выразил благодарность за консультацию (Дополнение к "Автобиографии...", в семейном архиве; письмо из Центрального дома РККА от 31 октября 1935 г., в семейном архиве). Нужно было выслать план Заповедника с указанием сторожек и других жилых зданий с отметкой об их ёмкости, помочь разработать маршрут, выслать особые правила пребывания в заповеднике, принять личное участие в альпиниаде, выделить проводников к каждой колонне и т.д.

1937 (1 января) - "освобождён, согласно личного желания [согласно личному желанию], от обязанностей Зав. Зоосектором КЕИС с оставлением в должности ст. науч. сотр. того же сектора" (Выписка из трудового списка..., в семейном архиве).

1937-1938? - знакомство с Ниной Павловной фон-Штейн (в некоторых документах - Штейн; 1914 - 1995, Брянск), которая вскоре стала женой отца (второй). У неё уже был сын Игорь, но я не знаю, где он жил в это время. Кажется, Игорь в дальнейшем жил в Прибалтике, но отец иногда с ним пересекался.

1938 (15 февраля) - заседание групкома Кавказского государственного заповедника, на котором разбиралось заявление А.А. Насимовича о неправильной информации директора КГЗ В.И. Аносова Комитету по заповедникам, выразившейся в том, что "общественность заповедника и его партийная организация" одобряет невозможность использования А.А. Насимовича на научной работе в КГЗ. Групком постановил считать эту информацию неправильной, так как соответствующий вопрос не обсуждался ни на местном комитете старого и нового состава, ни на общем собрании сотрудников заповедника. Кроме того, групком отметил в трудовом списке А.А. Насимовича "целый ряд благодарностей и указаний на премирование за ударную работу", а потому посчитал возможным дать т.Насимовичу положительную характеристику, "как научному сотруднику, который кроме своей специальной работы, проделал большую работу по популяризации идей охраны природы и неоднократно ставил больные вопросы работы заповедника на обсуждение" (Протокол N7 от 15.02.1938 г. Групкома КГЗ, в семейном архиве). Соответствующая характеристика тоже имеется в семейном архиве.

1938 (1 апреля) - успешная защита диссертации кандидата биологических наук "Зима как трудный период жизни диких копытных Кавказского заповедника" (Формозов, 1970). А.А. Тишков (2012) воспроизводит название темы чуть иначе - "Зима в жизни копытных Западного Кавказа", и, вероятно, ошибка связана с тем, что диссертационная работа в 1939 г. была опубликована в журнале "Вопросы экологии и биоценологии" именно под этим названием. Суть от этого не меняется. Оперативность публикации предопределилась содействием Д.Н. Кашкарова (Новиков, 1969). В дальнейшем отец возвращался к этой тематике и посещал горы в 1949, 1951, 1961 гг. (Формозов, 1970). "Диплом кандидата наук" (БЛ N000437 Москва, 8 марта 1946) выдан только в 1946 г., но, возможно, это дубликат в связи с утерей оригинала, так как между этими событиями встроились две войны и не менее шести спешных переездов из одного конца страны в другой.

1938 (1 марта) - уход или, точнее, бегство из Кавказского заповедника. В "Автобиографии..." отца сказано, что он уволился "после 2-х лет войн с директором". В семейном архиве имеется упоминание (за подписью директора Кавказского гос. заповедника Ф.Фёдорова 5.10.197...) об Архивной справке из Адыгейского областного гос. архива, что Насимович выбыл из Кавказского государственного заповедника 1 марта 1938 г.

1938 - "направлен в марте 1938 г. на должность заведующего научной частью" в Лапландский заповедник, расположенный на Кольском полуострове. Согласно "Справке" (1971, в личном архиве): 1938-1941 - зав. науч. частью Лапландского заповедника, Кировск. Из "Личного листка по учёту кадров" (1963): "III 1938 - X 1941 Зав. н. частью Лапландск. заповедника (Гл. упр. по заповедникам), Мурманск. обл., Кировский р-н". В семейном архиве имеется справка из Лапландского государственного заповедника о том, что А.А. Насимович работал в заполярье с 1 марта 1938 г. и имеет полярные надбавки в сумме 700 рублей. [С Кавказа надо было бежать, так как там уже "тучи сгущались", велась 2-годичная "война с директором". Возвращаться в Москву тоже было опасно, так как некоторые его друзья находились под арестом. В Москве, кроме всего, не было квартиры, так как она досталась первой жене, Наташе, с которой он через год развёлся. Общих детей у них не было, и об этой женщине я "краем уха" слышал, что она была весьма экстравагантной, если не сказать больше...]. После А.А. Насимовича зоосектор в Кавказском заповеднике возглавил Игорь Васильевич Жарков (Во главе первопроходцев, 2003). В Лапландском заповеднике отец работал вместе с Олегом Измайловичем Семёновым-Тянь-Шанским, Георгием Александровичем Новиковым и (позднее) Татьяной Васильевной Кошкиной (Тишков, 2012). Г.А. Новиков (1969) вспоминал, что "товарищеская атмосфера и успешная работа научного коллектива заповедника были обязаны умному и тактичному руководству А.А. Насимовича, который щедро делился своим большим опытом, накопленным на Кавказе. По его инициативе была улучшена техника зимних полевых исследований, расширена сеть опорных пунктов на территории заповедника, внедрена методика точных троплений зверей, создана картотека наблюдений, в которую вносились данные, собранные не только научными сотрудниками-зоологами, но и геоботаниками, а также наблюдателями охраны" (Новиков, 1969, с. 144). Под председательством отца проходили "оживлённые обсуждения текущих научных дел и завершённых рукописей статей и отчётов" (там же, с. 144). "Дух коллективизма подкреплялся совместными многодневными полевыми выходами, совместной жизнью под одной кровлей на берегу Чунозера, общими культурными и общественными интересами, чувством товарищества и доброго юмора, на который были падки все сотрудники заповедника, кроме директора" (там же, с. 144-145).

1938 (25 марта) - избрание в Московское общество испытателей природы (членский билет N360, в семейном архиве; официальное письмо из МОИП N495 от 26.03.1938 г. за подписью Н.Д. Зелинского и С.Ю. Липшица, в семейном архиве).

1939 - рождение дочери в г. Кировск Мурманской области - Ольги Андреевны Насимович (по документам, в том числе по "Справке", 1971, в личном архиве).

1940 - опубликовал очерк о зубре и в нём процитирован (от лица Алексея Власовича Телеусова) записанный Телеусовым рассказ, как он поймал зубрёнка, ставшего родоначальником "кавказской" линии в неволе, что помогло восстановить кавказского зубра. Семь рассказов Телеусова позднее (уже в XXI в.?) были опубликованы отдельно.

1941 (октябрь) - покинул Лапландский заповедник из-за начала войны и приближения фронта (Формозов, 1970). Вернулся в Лапландский заповедник уже после войны и работал здесь в 1946-1948 гг., а позднее иногда приезжал (Формозов, 1970). [Речь идёт только о кратких поездках в заповедник, так как отец после войны, в основном, работал в Москве - в Главном Управлении по заповедникам и др., но в 1948 г. он временно заведовал там научной частью - см. ниже].

1941 (ноябрь) - эвакуация в Горно-Алтайскую автономную область (Новиков, 1969; Тишков, 2012); работа в первое время в местной конторе "Заготживсырьё" (Тишков, 2012). Согласно "Справке" (1971, в личном архиве): 1942-1943 - старш. охотовед РЗК "Заготживсырьё", Усть-Кокса, Ойротск. авт. респ. Из "Личного листка по учёту кадров" (1963): "X 1941 - XII 1941 Эвакуация из Мурманск. обл. в Алтайск. край". В семейном архиве имеется справка от 18.02.1942 г., данная отцу Усть-Коксинским сельсоветом, что он состоит на учёте в данном сельсовете как эвакуированный.

1942 (с 1 января 1942 г. по июнь 1943 г.) - работа охотоведом на Алтае после эвакуации из Лапландского заповедника (Формозов, 1970). Из "Личного листка по учёту кадров" (1963): "I 1942 - VI 1943 Охотовед РЗК "Заготживсырьё", Усть-Коксинск. р-н Горно-Алт. авт. обл." В семейном архиве имеется также справка, выданная Устькоксинской аймачной конторой 17 февраля 1942 г., о том, что А.А. Насимович с 1.01.1942 г. работает в Устькоксинской конторе Заготживсырья в качестве охотоведа и получает месячное содержание в размере 500 рублей в месяц. В семейном архиве имеется также справка (той же конторы), что А.А. Насимович работал охотоведом с 1.01.1942 г. по 13.08.1942 г., после чего был мобилизован в кондепо. Работа охотоведом на Алтае в 1949 г. нашла отражение в статье отца "Промысловые звери Центрального Алтая" в сборнике "Пушные богатства СССР" (Тишков, 2012), но в "Автобиографии..." отец писал, что "записи и наблюдения этого периода лишь в небольшой мере реализованы".

1942 (13 августа 1942 - июнь 1943) - мобилизация в кондепо. В семейном архиве, как уже говорилось, имеется справка Устькоксинской аймачной конторы, что А.А. Насимович работал охотоведом с 1.01.1942 г. по 13.08.1942 г., после чего был мобилизован в кондепо. Согласно той же справке, после его демобилизации (из кондепо) он был освобождён от работы охотоведом "в связи с тем, что должность охотоведа за время отсутствия т.Насимовича А.А. была замещена другим работником, присланным из Области". На Алтае, по рассказам родственников, отец отбирал для фронта лошадей. Там была арестована вторая жена отца, Нина Павловна фон-Штейн (в свидетельстве о прекращении брака - Штейн, см. ниже), мама моей старшей сестры. Она по национальности формально была немкой, хотя немецкий язык не знала, и её род жил в России ещё до переселения сюда немцев при Екатерине II. В дальнейшем они ни разу не встречались. В 1952 г. она вышла из заключения, но без права проживания в Москве и т.п. городах. Вышла замуж и, по словам родственников, жила в Брянске. Умерла в 1995 г. [Слышал, что отцу передали, чтоб он её не ждал в связи с изменениями в её жизни].

1943 (31 марта) - написание официального документа "Научная характеристика кандидата биологических наук, зоолога Андрея Александровича Насимовича" (в семейном архиве). Характеристика подписана видными учёными - Б.М. Житковым, С.И. Огнёвым, В.С. Матвеевым, А.Н. Формозовым, С.С. Туровым и Д.М. Вяжлинским. Она абсолютно положительная, говорится о научных заслугах и вкладе в обороноспособность страны (исследование горно-лесной местности в Лапландии в связи с возможностью боевых действий). [Вероятно, это попытка содействовать тому, чтоб отец использовался во время войны в качестве зоолога - в медицинских и т.п. целях, что в конечном итоге удалось, но не в этот год].

1943 (лето) - призван в армию [10 июня - Удостоверение..., в личном архиве Ю.А.Н.], был вначале красноармейцем запасного полка Сибирского военного округа (Формозов, 1970), потом направлен курсантом в 1-е Омское пехотное училище (Формозов, 1970; Тишков, 2012). Согласно "Справке" (1971, в личном архиве): 1943-1944 - курсант I Омского воен.-тех. училища. Из "Личного листка по учёту кадров" (1963): "VI 1943 - X 1944 Красноармеец и затем курсант 1-го Омск. Воен.-Пех. Уч. им. Фрунзе, Омск". [В Омском училище в первый же день их построили и спросили: "С высшим образованием имеются? Шаг вперёд". Отец что-то заподозрил и не шагнул. Тут же последовало продолжение: "Гальон чистить!" (гальон - это по-современному сортир)]. Письмо из Омска (из Омского пехотного училища) отец в 1943 г. направлял в Москву по адресу: Москва 9, Грановского 5, кв.6 [Александру Фёдоровичу Насимовичу и Капитолине Николаевне Насимович (Дмитриевой)]. Другой адрес того же времени - Москва. Новобасманная [наверное, правильней - Ново-Басманная, как отец писал название этой улицы позднее; в настоящее время - Новая Басманная (Атлас "Компас Москвы", 2013)] 31 кв.80 [своей матери - Надежде Дмитриевне Насимович (Машковой)].

1944 (конец) - окончание 1-го Омского пехотного училища в звании младшего лейтенанта (следует из текста А.А. Тишкова, 2012). [По окончании училища выпускники гуляли по городу, в этот день они могли подойти к офицеру на мосту и спросить: "Товарищ офицер, а купаться не хотите ли?" И офицер стремительно убегал... - из рассказов отца].

1944 (конец) - отец в звании младшего лейтенанта стал командиром пулемётного взвода 171-й Идрицкой дивизии, которая в составе 1-го Белорусского фронта дислоцировалась в Польше (Тишков, 2012). Участвовал в наступлении I Белорусского фронта до весны 1945 г. (Формозов, 1970; "Справка", 1971, в личном архиве). Из "Личного листка по учёту кадров" (1963): "XII 1944 - II 1945 Мл. лейт.-нт, ком. пулем. взвода 171-й Идрицкой дивизии (3-я Ударн. арм.), 1-й Белорусский фронт". [Отец рассказывал, что непосредственно в боях участвовал совсем мало. В какой-то момент выяснилось, что он знает немецкий язык, так как он сумел прочесть этикетку на какой-то немецкой бутылке или ещё на чём-то. Его допросили, так как всюду видели шпионов, но он сумел убедить, что учил немецкий язык в школе ("А вы не учили?"). Перед войной немцы считались братьями или, по крайней мере, полубратьями, и этот язык учили в большинстве школ, но так же плохо, как в советских школах учили английский, а потому обычно люди его не знали. Отец же, учился хорошо, а потом как научный работник должен был читать на этом языке. Но понимать речь и говорить он не мог, а только читал. Тогда знания немецкого языка были нужны в штабах, даже такие полузнания, и отца перевели в штаб со словами: "Спать не получится, но живы останетесь". Там он, помимо прочего, был связным офицером, иногда перемещался ночами. Однажды, когда он куда-то скакал на коне в полной темноте, перед ним прочертилась огненная пулемётная очередь. Он в первый раз в жизни выматерился в полную силу и остался жив. Больше стрелять не стали, так как поняли, что это свой].

1944-1945 - дошёл с войсками до Кюстрина и был отправлен на курсы переводчиков в Москву. "В Москве, пока я сдавал поступительные экзамены, за меня хлопотал Н.И. Калабухов, пытавшийся из ОВПУ перевести меня в противочумное подразделение, но тогда безуспешно" ("Автобиография...").

1945 (весна) - переведён в Забайкальский военный округ (III 1945) и вскоре (IV-V 1945) как зоолог направлен инструктором в Даурскую противочумную станцию, то есть в Китай (Формозов, 1970; "Справка", в личном архиве). Согласно другой "Справке" (1971, в личном архиве): 1945-1946 - старш. дератизатор, Даурское противочумное отделение Забайкальского военного округа, с августа 1945 по апрель 1946 г. был в Китае. Из "Личного листка по учёту кадров" (1963): "III 1945 - IV 1945 Мл. лейт.-нт резерва медиц. состава, Забайкальск. В/окр.; V 1945 - VI 1946 Инструктор-дератизатор Даурской Противочумной станции СЭЛЗабВО, Забайкальский фронт". Вместе с наступавшими войсками он прошёл по северной Маньчжурии до Харбина (Исаков, Матюшкин, 1980). В течение года [точнее - 8 месяцев, с осени по весну, так как сначала, вероятно, учился (см. выше)] работал в Маньчжурии, то есть в Северо-Восточном Китае (Тишков, 2012). [По официальной справке (в семейном архиве) - Даурское Противочумное отделение, в должности инструктора-дератизатора, служил с 26 мая 1945 г. по 8 мая 1946 г.; в служебном письме генерал-майора медицинской службы Т.Е. Болдырева подполковнику медицинской службы т.Ленскому сказано: "Направляю к Вам весьма опытного и квалифицированного зоолога... Зная, что штат зоологов у Вас очень ограничен, рекомендую зачислить его в одно из подчинённых Вам учреждений, на вакантную должность", а в ответе значится, что "назначен... на должность инструктора-дератизатора... Используется в отделении в качестве зоолога, 25.5.1945 г." (в семейном архиве)]. Это дало возможность познакомиться с животными забайкальских степей и Барги. [Отец рассказывал, как летели над Китаем на маленьком самолётике, а внизу видели дымки. Это китайцы в деревнях палили по самолёту, чтоб разжиться фляжками, ремнями, а, может быть, и продовольствием. Ещё рассказывал, что его начальство боялось японцев, даже японских врачей, которые состояли в аналогичных противочумных отрядах. Он же с ними общался, пил чай и обсуждал какие-то совместные действия. Япония к тому времени уже капитулировала, но японские противочумные отряды какое-то время оставались. Ещё он рассказывал, что ощущение от китайских деревень было, как от наших. Люди по мироощущению очень похожи. В быту много похожего. "Дерёвня" в общем. В городах было чуть-чуть другое, не такая дикость. У нас сохранилась фотография, как отца везёт велорикша, и оба смотрят вбок, на фотографа, и широко улыбаются. Начальником отца был Лешкович, что я помню от отца, и, кроме того, такая подпись имеется на ряде справок]. Отец не очень любил вспоминать своё военное прошлое (Тишков, 2012), и я подтверждаю это утверждение. "Это связано не только с его врождённой скромностью, но и с тем, что сам он весьма скромно оценивал своё место в этой страшной войне, где больше пригодилось не его умение стрелять, а знание немецкого и английского языков, университетские знания, привычка к экспедиционной жизни и неприхотливость в быту" (Тишков, 2012, с. 60). Согласно "Автобиографии...", с августа 1945 по апрель 1946 г. несколько раз выезжал в Северо-Восточный Китай, где провёл в общей сложности около 4 месяцев, работал в тревожных по чуме районах, собирал сведения о распространении опасных для человека болезней; побывал во Внутренней Монголии, Цицикаре, Харбине, Хайларе, Чанчуне и др.; наблюдения изложил в обстоятельном отчёте.

1946 (28 июня) - награждён медалью "За победу над Германией в Великой отечественной войне 1941-1945 гг." (Удостоверение к медали, в семейном архиве).

1946 (1 августа) - награждён медалью "За победу над Японией" (Удостоверение к медали, в семейном архиве).

1946 (лето) - демобилизация и возвращение в Москву (Тишков, 2012). [Отец вспоминал, что стремился в Москву из-за дочки, которая из-за ареста матери воспитывалась её сестрой (тётей), и вообще не хотел служить в армии, где свобода скована ещё в большей степени, чем в остальной советской жизни. Ему предлагали относительно высокое звание (майор), что означало относительную обеспеченность, но он предпочёл уйти в неизвестность, где поначалу не было даже своей квартиры. От себя добавлю, что в это время плохо чувствовал себя Александр Фёдорович Насимович (мой дед), который скончался от диабета в самом начале следующего года].

1946 (лето, то есть тогда же) - поступление на работу в Главное Управление по заповедникам при Совете Министров СССР (позже - при Министерстве сельского хозяйства СССР) (Тишков, 2012). По другим данным (Исаков, Матюшкин, 1984), отец устроился на работу в Главное управление по заповедникам, зоопаркам и зоосадам при СНК РСФСР (Исаков, Матюшкин, 1984), и эта информация выглядит убедительнее, так как больше конкретных деталей. Согласно "Справке" (в личном архиве): 1946-1953 - старш. науч. сотр. Главного управления по заповедникам. Москва. Из "Личного листка по учёту кадров" (1963): "VIII 1946 - II 1954 Ст. н. сотр. Гл. Упр. по заповедникам при Совете Мин. РСФСР (с X 1951 г. - при Совете Мин. СССР; позже - при Мин-ве С.Х. СССР), Москва". Если место работы называется разными авторами почти одинаково, то относительно ведомственной принадлежности учреждения имеются разные мнения (были и переименования, смена ведомственной принадлежности), что для нас в данном случае не очень важно. В любом случае он занимал в этом учреждении должность старшего научного сотрудника, но это была, в основном, организационная работа (Тишков, 2012). Заповедное дело было ему хорошо известно, и он пытался облегчить трудную ситуацию, сложившуюся с заповедниками в то время (Тишков, 2012). [Могу предположить, что переход отца на такую работу связан с квартирными и прочими трудностями, а также с необходимостью жить в Москве (из-за дочки). Отец часто выезжал в разные заповедники для решения конфликтных ситуаций (вроде бы, по словам отца, порядка пятнадцати раз; я запомнил именно такую цифру, но могу ошибаться). Обычный сценарий таких конфликтов - это желание научных работников заниматься наукой и заботиться об охране природы, что было чуждо директорам-администраторам, легко находившим общий язык с местным начальством и браконьерами. В управлении по заповедникам тоже происходила аналогичная борьба и шла с переменным успехом. Бывали периоды, когда со стороны хозяйственников усиливалось давление на заповедники, и правительство принимало сторону хозяйственников. В эти периоды вся система заповедников в СССР оказывалась на грани уничтожения, и тогда многое зависело от конкретных людей, приближённых к власти. Например, был случай, когда систему заповедников спасли Папанин и Ворошилов: отец был знаком с Папаниным и в соответствующий момент пришёл к нему на приём, Папанин дружил с Ворошиловым, а тот в нужный момент переговорил с кем-то выше, и волна покатилась в другую сторону, но, возможно, этот эпизод был гораздо позднее, уже при Хрущёве. Знакомство с Папаниным завязалось у отца давно: после зимних переходов через Кавказский хребет отцу предложили стать одним из "папанинцев", то есть принять участие в той знаменитой экспедиции Папанина, когда тот оказался на льдине и его спасали. Отец отказался, так как в Северном Ледовитом океане не было интересных для него зверей, и вообще он считал, что в этом деле больше политики, чем науки].

1946 - поездка в Лапландский заповедник ("Автобиография...", в семейном архиве).

1947 (7.01) - смерть Александра Фёдоровича Насимовича (моего деда), но я не знаю, как это сказалось на жизни отца.

1947 - выход книги "Степи Даурии" (Формозов, 1970). [Эта научно-популярная книга, или правильней - естественнонаучно-краеведческая книга, первый раз была опубликована в Чите, а потом состоялись ещё два издания (у нас имеются 2 или 3 издания). Второе издание появилось в 1951 г. под названием "В Забайкалье" (опубликовано Московским обществом испытателей природы). Третье издание ("Степи Даурии") появилось в 1954 г. и опять в Чите. По сути это сборник коротких рассказов-очерков о природе Даурии, животных, интересных эпизодах. Кажется, географы её очень ценят. Отчасти из-за географической точности, которая не устарела. Отчасти потому, что Даурия изменилась, и уже не всё описанное можно увидеть. В книге нигде нет упоминания, что автор работает в противочумном отряде. Такое было засекречено. Просто болтается праздный советский натуралист по Даурии и всем интересуется. На самом деле это была напряжённая жизнь, служба в армии. Опасность исходила и от чумы, и от китайцев (китайских разбойников называли хунхузами). Писать приходилось урывками, и форма кратких очерков вполне подходила для такой ситуации. После смерти отца я слушал доклад о нём. Кажется, это было в МГУ. Докладчик подчеркнул, что в противочумных отрядах в Даурии работали многие известные зоологи того времени, но только Андрей Александрович в этих условиях сумел написать книгу, а ещё собрал коллекцию тушек грызунов, и эти материалы были переданы специалистам]. В нашем семейном архиве имеется справка, которая "Дана А.А. Насимовичу в том, что Отделом млекопитающих Зоологического Музея Московского ордена Ленина Государственного Университета имени В.В. Ломоносова [так и написано: В.В.] получена коллекция млекопитающих из Маньчжурии, по нижеследующему списку: 1.Хомячки - 17 экз., 2.Полёвки михно - 2 экз., 3.Полевые мыши - 1 экз., 4.Домашние мыши - 17 экз., 5.Крысы - 4 экз., 6.Летучие мыши - 6 экз. Всего 47 экз. Кроме того, работа в Даурии отражена в заметке по биологии корсака в Даурских степях; заметка была в 1951 г. опубликована в журнале "Природа" (Тишков, 2012). Книга "Степи Даурии" имела отклик не только у биологов и географов, но также в писательской среде Читы, она упоминается в местных газетных публикациях ("Накануне областной конференции писателей" в газете "Забайкальский Рабочий", 12.07.1948; "Литературное движение Забайкалья (К областной конференции писателей)" в газете "На боевом посту", 15.07.1948; обе газетные заметки - в семейном архиве).

1947 - работа в Лапландском заповеднике (Тишков, 2012; "Автобиография..."). Речь идёт о кратковременном выезде.

1947 (10 апреля) - доклад на заседании Орнитологической секции Всерос. О-ва Охраны природы "Работа Лапландского заповедника по изучению экологии хищных птиц" (машинописная записка, в семейном архиве).

1947 (14 октября) - прекращение брака с Ниной Павловной Штейн [фон-Штейн] (Свидетельство о прекращении брака N135, выдано Бауманским районным бюро ЗАГС, в семейном архиве).

1948 (1 июля - 12 октября) - работа в Лапландском заповеднике в течение 4 месяцев (Тишков, 2012; "Автобиография..."): "Ст. научного сотрудника-зоолога Главного Управления тов. НАСИМОВИЧА Андрея Александровича назначить с 1-го июля 1948 г. временно заведующим Научной частью Лапландского заповедника с окладом содержания 1900 рублей в месяц, с оплатой стоимости проезда в мягком вагоне, провоза багажа в пределах до 240 кг и суточных за время нахождения в пути" (Выписка из приказа N99 по Гл. Управлению по заповедникам при Совете Министров РСФСР от 22 июня 1948 года, в семейном архиве). В семейном архиве имеется аналогичная выписка из приказа по Лапландскому заповеднику от 12 октября ("откомандировать в распоряжение Главного Управления по Заповедникам..."). Имеется и соответствующая справка о работе в данный период. В 1950-х годах отец ещё два раза бывал в этом заповеднике ("Автобиография...").

1949 - ещё одно посещение Кавказского заповедника (Формозов, 1970).

1949 - проведение обследования высокогорий Кабардино-Балкарии совместно с ботаником Т.М. Трофимовым и подготовка записки о целесообразности создания здесь заповедника. В 1951 г. в сборнике "Охрана природы" появилась и соответствующая заметка ("Об организации заповедника высокогорной природы Центрального Кавказа"). Идея реализовалась только спустя 27 лет - в 1976 г. (Тишков, 2012).

1949 (7 октября) - отец стал докторантом в отделе физической географии Ин-та Географии АН СССР; консультант - Г.Д. Рихтер ("Автобиография...", в семейном архиве). Из "Личного листка по учёту кадров" (1963): "X 1949 - IX 1951 докторант Ин. Географии АН СССР (без отрыва от производства), Москва". Из "Выписки из приказа N161 по Гл. Управлению по заповедникам при Совете Министров РСФСР от 6 октября 1949 года": "Ст. научного сотрудника Главного Управления тов. Насимовича... откомандировать в докторантуру Института Географии Академии Наук СССР, сроком на два года, с 7 октября 1949 года. Обязать т. Насимовича А.А. еженедельно работать два дня в Главном Управлении по занимаемой должности" (в семейном архиве).

1950 (март) - зимнее пересечение Уральских гор вместе с директором и старшим лесничим заповедника "Денежкин Камень" (Исаков, 1969; Тишков, 2012).

1951 (5 апреля) - доклад А.А. Насимовича в МОИП "Сезонные миграции диких копытных, обусловленные снежным покровом в горных областях СССР" (План научных заседаний общества на апрель 1951 г., в семейном архиве).

1951 - ещё одно посещение Кавказского заповедника (Формозов, 1970). [Могу предположить, что посещение заповедников было связано не столько с научной работой и подготовкой диссертации на основании кавказских материалов, сколько в связи с чиновничьей работой в Главном управлении по заповедникам]. А всего к концу работы в Главном управлении по заповедникам отец успел посетить 15 заповедников (Новиков, 1969).

1951 - переименование Главного управления по заповедникам, зоопаркам и зоосадам при СНК РСФСР, где работал отец, в Главное управление по заповедникам при Совете Министров СССР (Исаков, Матюшкин, 1984). В тот же год - ликвидация некоторых заповедников и активная деятельность отца, чтобы предотвратить это.

1951 (сентябрь) - окончание докторантуры в Ин-те Географии АН СССР (Личный листок по учёту кадров, 1963 - см. выше).

1951 (6 декабря) - доклад А.Н. Формозова и А.А. Насимовича в МОИП (в Зоомузее) "Сообщение о сборнике "Преобразование фауны нашей страны", подготовленном к изданию Московским обществом испытателей природы в 1952 году" (из плана МОИП, в семейном архиве).

1953 - защита диссертации доктора географических наук "Роль режима снежного покрова в жизни диких копытных на территории Советского Союза" (Формозов, 1970). Решение Высшей Аттестационной Комиссии о присуждении учёной степени доктора наук датировано 9-м января 1954 г., а диплом заполнен или выдан 7 марта 1954 г. (Диплом доктора наук МК-ГФ N 000011, Москва, 7 марта 1954; в семейном архиве). Именно интерес к роли снежного покрова в жизни животных привёл отца в докторантуру Института географии АН СССР, где он, в частности, получил возможность консультироваться с Гавриилом Дмитриевичем Рихтером - основателем отечественного снеговедения (Тишков, 2012). [Отец рассказывал, что стремился к защите первой, а затем второй диссертации, так как надеялся, что станет свободнее, будет сам выбирать тему своих научных работ и т.д., но это оказалось иллюзией. Поэтому мне он советовал не тратить время на диссертацию: если само сложится, что соответствующая книга написана и это для чего-либо нужно, то оформить в виде диссертации, но специально под это дело жизнь не корёжить, а заниматься любимым делом. На моей работе, то есть в прикладной сфере, диссертация не требовалась, а становиться администратором я не хотел].

1953 (10 сентября) - смерть Надежды Дмитриевны Машковой, матери моего отца, моей бабушки; но я не знаю, как это сказалось на жизни отца.

1953 - с этого года и в течение ряда лет отец на общественных началах работал в составе Бюро зоологической секции Московского общества испытателей природы, участвовал в работе других выборных органов МОИП (см. ниже) ("Автобиография...", в семейном архиве).

1953 (26 октября) - моё рождение, но я не знаю, как это изменило жизнь отца, так как он почти всё время, кроме безработного периода (см. ниже), был на работе, а теснота - 4 человека в крошечной комнатке в коммунальной квартире - оставалась дома (на Новой Басманной улице) [Возможно, Новая Басманная 31, кв. 80; дом теперь не существует].

1954 (9 января) - решение Высшей аттестационной комиссии о присуждении учёной степени доктора географических наук (Диплом доктора наук, в семейном архиве). Имеется выписка из протокола, где указано название диссертации: "Роль режима снежного покрова в жизни диких копытных на территории Советского Союза" (Выписка, в семейном архиве).

1954 (16 февраля) - А.В. Малиновский, недавно возглавивший Главное управление по заповедникам, уволил отца из этого учреждения, причём, по рассказам отца, сделал это вскоре после того, как отец защитил докторскую диссертацию. Приказ об увольнении (о сокращении должности старшего научного сотрудника научно-исследовательского отдела) был подписан 13 февраля 1954 г., но, согласно этому приказу, освобождение от должности должно было состояться с 16 февраля 1954 г. (Выписка из приказа... N247-к, в семейном архиве). [Малиновский по сути проводил линию на уничтожение заповедников, выполняя чью-то волю свыше]. Тогда воспреобладало увлечение акклиматизацией в заповедниках чуждых им видов (например, из Америки), стремление к получению заповедниками "побочных" доходов, а реорганизация 1951-го года привела к исчезновению многих заповедников и сокращению площади некоторых из них (Исаков, Матюшкин, 1980). [Естественно, что у отца не сложились с ним отношения. Кроме того, Малиновский боялся, что став доктором наук, отец усилится в "шахматном смысле" до такой степени, что будет угрожать карьере Малиновского. В общем, диссертация привела отца к безработице, что для Советского Союза - величайшая редкость. Ведь отец теперь был доктором наук, а по советским законам доктор наук не мог пойти работать дворником или рядовым научным сотрудником, он должен был занимать соответствующее место и очень часто это было место администратора в науке - руководителя отдела, лаборатории и т.п. Таких мест было мало, и это были места для партийных, а отец никак не хотел в партию, да и слишком "светиться" для "полудворянина" считалось небезопасным. Ведь это были ещё сталинские времена, которые какое-то время продолжались и после смерти Сталина. Друзья, в том числе Вениамин Иосифович Цалкин (известный зоолог), в течение нескольких месяцев помогали выжить. В конце концов отец устроился на работу во Всесоюзный институт научной информации, но об этом ниже. Надо сказать, что в обстановке тоталитарного режима отстаивать свои взгляды было весьма рискованно].

1954 (май) - отец, как уже говорилось, после нескольких безработных месяцев (с середины февраля по начало мая 1954 г.) стал научным сотрудником Всесоюзного института научной и технической информации Гостехники и АН СССР (ВИНИТИ). Здесь он почти десять лет занимался подготовкой рефератов и обзоров зарубежных биологических научных книг и статей для печати (Формозов, 1970). Сперва работал в отделе биологии (с 1956 г. заведующий зоологическим сектором), затем, после разгрома редакции лысенковцами, с 1960 г. - в отделе географии (с 1961 г. заведующий отделом); ушёл осенью 1963 г. ("Автобиография...", в семейном архиве). Из "Личного листка по учёту кадров" (1963): с "V 1954 Ст. научн. сотр. "РЖ Биология" Всес. Ин-та Научн. и Техн. Информации АН СССР (с VI 1956 г. там же зав. сектором Зоологии и паразитологии; с V 1960 г. - ст. н. сотр. Отдела географии, с XII 1960 г. - зав. отделом географии и гл. ред. РЖ "География"), Москва". Или, иными словами, сначала он работал в редакции журнала "Биология", а позднее - "География" (Тишков, 2012), то есть главным редактором всей серии реферативных журналов "География". Он был одним из самых продуктивных и высококвалифицированных референтов, редактором значительной части публиковавшихся материалов. Благодаря его усилиям реферативный журнал "Биогеография" как отдельный выпуск географической серии стал одним из наиболее интересных для экологов (Исаков, Матюшкин, 1984). "Под руководством А.А. Насимовича начал выходить новый выпуск, посвящённый охране природы и краеведению" (Новиков, 1969, с. 146). [Эта работа ему не нравилась, так как он считал себя полевым натуралистом, но работать плохо он не умел, а из-за меня и моей сестры не мог так запросто покинуть Москву; кроме того, ещё жива была Капитолина Николаевна Дмитриева - вторая жена моего деда (мачеха отца), и отец ухаживал за ней. Новая работа отца, по крайней мере на первом этапе, требовала большого вложения сил, и это могло быть основной причиной, почему он часто задерживался на работе, а работать дома он, конечно, не мог из-за тесноты. Так или иначе, но в возрасте 3-4 лет, когда я уже осознавал мир вокруг себя, отца я помню очень смутно, но всё-таки помню, что он был].

1954 (лето) - снятие дачи у платформы Берёзки по Октябрьской железной дороге. [Разумеется, я знаю об этой первой даче только по рассказам родителей, особенно мамы, хотя уже в мои "сознательные" годы мы однажды всей семьёй посетили эти места. С этого времени и в течение всего моего детства, а также в студенческие годы, мы регулярно снимали летом дачу, но в разных точках Подмосковья, причём всегда в пределах Клинско-Дмитровской возвышенности, то есть северо-западнее или западнее Москвы. В общем, мы много раз меняли место нашего летнего пребывания, пока с 1965-1967-го года не осели на Николиной Горе, и о "никологорской" жизни отца я расскажу отдельно. На даче я жил с мамой, которая после моего рождения оставила работу. Отец приезжал к нам на выходные дни, которых у него в разные годы было 2 или 3 (вместе с библиотечным днём), а иногда он проводил с нами отпуск или часть отпуска, хотя позднее, когда я был уже школьником, брал отпуск уже осенью и уезжал в Абхазию. Приезжая к нам на дачу, отец значительную часть времени работал за письменным столом, но в лес вместе со мной ходил регулярно. В первые годы с нами часто ходила моя мама, но она не очень любила эти походы и со временем всё чаще и чаще предпочитала остаться дома. Мы собирали грибы и ягоды или просто гуляли по лесу, знакомились с новыми местами. Уходили далеко, и в возрасте 4-6 лет я уже ходил хорошо и любил эти походы, хотя на обратном пути иногда уставал и преодолевал часть пути на шее у отца. Отец иногда обращал моё внимание на те или иные растения, на птиц или насекомых, но всё это было не навязчиво, без давления, а чаще он просто отвечал на вопросы, если они возникали. Помню, что в младшие школьные годы я задал вопрос о том, как возникло это разнообразие животных и растений, и отец легко, в несколько слов, изложил мне теорию эволюции путём естественного отбора, но повторяю, что это было не навязчиво. В общем, он не отбил у меня интерес к природе и походам, и я смог стать биологом. Какое-либо другое общение с отцом в эти первые дачные периоды я не помню. Наверное, мы могли сыграть в "крестики-нолики" или в слова, а ещё он мог почитать мне детскую книжку, особенно перед сном, но как-то иначе, целенаправленно, "играть с детьми" отец не умел. Думаю, что это не так уж плохо, так как я играл сам и оказался открыт Миру, а не сконцентрировался на мирке своей семьи, то есть у меня со временем оказалось множество самостоятельно приобретённых друзей и самостоятельно найденных любимых дел (коллекционирование бабочек и вообще насекомых, сочинение стихов ещё с младших школьных лет, рисование, оригами, выпуск рукописных научно-популярных и литературных журналов и газет, шахматы, систематические наблюдения Луны, солнечных пятен, спутников Юпитера и звёздных скоплений в подзорную трубу на штативе, вычерчивание карты леса и прочих окрестностей, коллекционирование минералов и горных пород, коллекционирование названий подмосковных рек и вычерчивание соответствующего атласа, чтение художественных и научно-популярных книг и многое-многое другое). Отец постоянно и весьма уместно "подбрасывал" мне книги или что-то другое для моей самостоятельной работы, если видел у меня соответствующий интерес, но никогда ничего не навязывал, никуда не тянул, даже ничего не предлагал. Сейчас же, просто для порядка, я перечислю наши дачные места в разные годы: 1954-1955 - у платформы Берёзки, 1956 - в Лигачёве близ платформы Фирсановка, 1957 - в самой Фирсановке, 1958 - в Крыму (см. ниже), 1959-1960 - в Фирсановке, 1961 - близ Переделкина, 1962-1963 - в Фирсановке, 1964 - моя поездка с бабушкой на Украину, далее год или два в Фирсановке, а потом в течение многих лет жизнь на Николиной Горе, на даче у Иоэля Нафтальевича Кобленца - известного библиографа, бывшего руководителя моей мамы].

1955 - публикация монографии отца "Роль режима снежного покрова в жизни копытных животных на территории СССР". Книга была удостоена второй премии Московского общества испытателей природы и до сих пор считается крупным достижением отечественной териологии, биогеографии и экологии. В ней представлены результаты полевой работы автора, результаты работы его коллег в заповедниках, а также синтез достижений мировой науки по этой проблеме. Позже книга была переведена на английский язык и издана Канадской службой диких животных (позднее - Канадская служба парков) (Тишков, 2012). "В книге А.А. Насимовича детально освещены такие кардинальные вопросы, как: передвижение копытных при снежном покрове; влияние снежного покрова на зимнее распределение копытных; сезонные миграции копытных под воздействием режима снежного покрова; биотические отношения копытных зимой; влияние режима снежного покрова на гибель животных и течение периодических явлений в их жизни; воздействие характера снежного покрова на динамику границ ареалов копытных зверей" (Новиков, 1969, с. 145). Подробную рецензию на книгу опубликовал В.И. Цалкин в Бюллетене МОИП (в 5-м номере за 1956 г., "Новая экологическая монография", в семейном архиве).

1955 (11 октября) - направление в Президиум ЦК КПСС знаменитого "Письма трёхсот", содержавшего оценку состояния биологии в СССР к середине 1950-х годов, критику научных взглядов и практической деятельности Т.Д. Лысенко, ставшего после сессии ВАСХНИЛ 1948-го года руководителем биологической науки в стране (Тишков, 2012). Отец был одним из этих трёхсот, а также сделал много для свержения "лысенковщины" в рамках своей редакторской и общественной работы в Московском обществе испытателей природы. [Мои осмысленные годы наступили позднее, но и в это время продолжалось вытеснение "лысенковцев" из науки, удаление их с ответственных административных кресел. Иногда мы вместе с отцом оказывались в гостях у его друзей, и эти встречи напоминали совещания заговорщиков: больше говорили о людях, чем собственно о науке. Обсуждались опасные люди, которые делают карьеру за счёт других и притесняют истинных тружеников науки. Меня это очень удивляло, но, вероятно, сама наука в большей степени делается в поле, в библиотеке, за рабочим столом, а не за стаканом чая. Научное общение учёных происходит в форме написания полемических и вообще любых статей со всеми необходимыми ссылками]. Отец подписывал и другие рискованные письма, но, в основном, они касались охраны природы.

1955 (15 ноября) - награждён медалью за участие во Всесоюзной сельскохозяйственной выставке 1955 г. (Свидетельство, в семейном архиве; Личный листок по учёту кадров, 1963, в семейном архиве).

1956 - работа в Лапландском заповеднике (Тишков, 2012). Вероятно, речь идёт о кратковременном выезде.

1956 (6 июля) - заключение трудового договора "на научную консультацию в процессе постановки научно-популярных и учебных кинокартин" с Ленинградской киностудией Научно-популярных фильмов (текст трудового договора - в семейном архиве). Речь идёт о кинокартине "Взаимопомощь в живой природе". Киностудия, в частности, должна была выплатить 200 рублей.

1956 (14 февраля) - принят в члены "Географического общества Союза ССР" (членский билет N2001, в семейном архиве).

1956 (25 декабря) - Постановление Совета МОИП о присуждении 2-й премии МОИП, установленной Правительством СССР за лучшие работы в области естественных наук. Премия присуждена по конкурсу 1955 года за работу "Роль режима снежного покрова в жизни копытных животных на территории СССР" (Диплом N31, в семейном архиве; диплом подписан 3.01.1957 г. - см. ниже).

1957 (3 января) - подписание (и, наверное, вскоре вслед за этим) выдача Диплома N31 о присуждении 2-й премии МОИП (см. выше).

1957 (или годом ранее) - моя мама, Алла Дмитриевна Кушниренко, третья жена отца, вместе со мной переселилась к бабушке и дедушке (Мария Георгиевна Кушниренко и Дмитрий Иванович Кушниренко, конструктор военных кораблей, подполковник), а отец приезжал пообщаться с нами один раз в неделю. Мама не выдержала постоянных стычек с соседями на кухне коммунальной квартиры, да и отношения с моей старшей сестрой, вероятно, оказались не самыми лучшими, и вообще там было очень тесно: когда вечером ставилась кровать-раскладушка, ходить было уже нельзя. Теперь мы жили тоже в коммунальной квартире, но комната была большая и, кроме того, разделённая перегородками на три отсека. Когда мама уходила в магазин, бабушка могла за мной присмотреть, а раньше в этих случаях я оставался один, так как втащить коляску по ступеням было очень сложно. Отец же, вместе с почти взрослой дочерью Ольгой, остался на Новой Басманной улице. [Приходы отца я почти не помню, то есть помню, что он приходил, но конкретные эпизоды с его участием не врезались в память, хотя я жил там с 3-4 до 7 лет. Исключение - коллекции всяких природных диковинок (например, ракушек, камней, древесины с ходами муравьёв, коконов шелкопряда), которые отец привозил из экспедиций или поездок в отпуск. Эти вещи я запомнил прекрасно и помню, как отец показывал и дарил их. По рассказам отца, которые я слышал уже в зрелые годы, отцу тогда казалось, что семья развалилась, и он был даже удивлён, когда мама вернулась к нему в новую кооперативную квартиру на улице Панфёрова].

1957 (10 января и 22 февраля) - два письма О.И. Семёнова-Тянь-Шанского с подробным анализом книги "Роль режима снежного покрова в жизни копытных животных на территории СССР" (в семейном архиве). К сожалению, книга не переиздавалась, и отреагировать на замечания, вероятнее всего, не удалось, хотя, может быть, дальнейшие статьи отца их учитывают.

1957 - работа в течение месяца в Закатальском заповеднике (в Азербайджане, на южном склоне Главного Кавказского хребта), уже после ухода из системы заповедников ("Автобиография...", в семейном архиве).

1957 - с этого года и в течение двух лет работал в Совете МОИП, после перерыва опять был в этом Совете ("Автобиография...", в семейном архиве).

1957 - с этого года сотрудничал в Совете Главохоты РСФСР - в "Научно-техническом совете" ("Автобиография...", в семейном архиве).

1958 (21 января) - отказ в приёме на учёт как обеспеченному жилой площадью (Извещение Исполкома районного Совета за подписью начальника Отдела учёта и распределения жилой площади, в семейном архиве). [Вероятно, активность отца в квартирном вопросе была спровоцирована бегством моей мамы вместе со мной из крошечной комнаты в коммунальной квартире, где мы жили вчетвером].

1958 - поездка в Крым к семье. [Это, скорее, событие из моей биографии, так как я примерно половину года, с весны до осени, прожил с мамой в Крыму, в Коктебеле (Планерском), а отец заехал к нам летом или ближе к осени на две-три недели, то есть полностью или частично провёл отпуск именно здесь. Мне тогда было шесть лет. Если в остальное время мы жили с мамой более или менее "оседло" - ходили на пляж, а также в степь или в горы, но не очень далеко, то во время приезда отца стали путешествовать - побывали в Феодосии (помню краеведческий музей с картинами Айвазовского и тропическим жуком-геркулесом), съездили в Судак (Генуэзская крепость, скалы, обрывы, вертикальный "чёрный ход"), уходили далеко в горы (к Чёртову пальцу и дальше, один раз, кажется, вокруг Сюрю-Кая или частично вокруг, а назад на автобусе). Тем не менее, самого отца я в это время почти не помню, а точнее - помню, что он был, ездил с нами, но не более того. Он вообще не очень умел или не очень любил общаться с маленькими детьми; для меня он открылся значительно позднее. В это же время к нам в Крым и, прежде всего, к отцу на несколько дней подъехал Юрий Викторович Аверин - орнитолог, один из близких друзей отца, с которым он сдружился ещё на Кавказе].

1958 - с этого года отец был членом редколлегии Бюллетеня МОИП, отдел биологический.

1958 - в газете "Шахматная Москва" (N7 (17) июль 1958, в семейном архиве) в заметке "Играют учёные" рассказывается о ежегодном розыгрыше шахматного первенства спортклуба Академии наук СССР; 20 команд от разных научных организаций, около 300 участников, сильнейшей оказалась команда Отделения биологических наук, набравшая 20 очков из 28 и выигравшая все матчи. А.А. Насимович упоминается среди членов этой команды. Заметка подписана И.[А.] Нечаевым. Тем же годом датируется эпиграмма Нечаева:

Шахматиста нет скромнее
Насимовича Андрея,
Но закон его таков:
Тот, кто с ним сыграть посмеет,
Скоро горько пожалеет,
Оказавшись без штанов.

1960 - работа в Лапландском заповеднике (Тишков, 2012). Вероятно, речь идёт о кратковременном выезде.

1960 - приобретение отдельной двухкомнатной кооперативной квартиры на улице Панфёрова близ Ленинского проспекта в районе метро "Университет". Кажется, мы все (отец, мама и я) переехали на эту квартиру в конце лета, а до этого разок ездили знакомиться с местностью, и я запомнил, как автобус объехал Главное здание Московского университета, показавшееся мне грандиозным; в дальнейшем обнаружились или появились другие пути к нашему дому, но это всё не столь важно. Изначально наш дом нумеровался по Ленинскому проспекту (Ленинский проспект, дом 81, корпус "В", квартира 49), а чуть позднее появилась нумерация по улице Панфёрова (дом 8, квартира 49), но это тот же самый дом - 9-этажный, кирпичный, с лифтом. Мы жили во втором подъезде на четвёртом этаже с учётом цокольного этажа. Балконы начинались именно с 4-го этажа, и балкон у нас был, а ниже не было. Комнаты имелись две - относительно большая и маленькая, которая, тем не менее, была чуть больше комнаты на Новой Басманной улице, или мне так казалось. Ещё были совсем маленькая кухня, совмещённый санузел (ванная и туалет вместе) и короткий узкий коридор в виде буквы "Г". Важно, что у отца появилась возможность работать дома, так как одна из комнат (малая) стала его рабочим кабинетом. Здесь стояли три, а позднее четыре и даже пять шкафов с книгами отца. Первые три шкафа состояли из прочных полок, никак не связанных одна с другой, и полки эти доходили почти до потолка, так как мы надстроили соответствующие комплекты дополнительными полками. У окна был письменный стол. Здесь же, у стены, располагался раскладной диван. Первые три шкафа и стол "дожили" до настоящего времени, так как я в 2016 г. перевёз их в свою новую квартиру на Тимирязевской улице. Мебель, приобретённая позднее, оказалась не столь прочной. Мне на следующий год нужно было идти в школу, и переезд был весьма своевременным. Надо сказать, что новая квартира трудно досталась отцу, так как в Советском Союзе вообще трудно было что-либо получить от государства, даже за свой счёт, если ты не принадлежишь к привилегированному сословию - к партийным и т.п. деятелям, а также к тем "избранным", кто ими "прикормлен". Чуть лучше было положение рабочих, и многодетным семьям что-то доставалось бесплатно, но не будем преувеличивать "привилегированность" рабочего класса. В общем, бесплатная квартира от государства нам "не светила" (соответствующие отказы были - см. выше), а что касается получения кооперативной квартиры, то трудности были не только с её покупкой из-за дороговизны, но ещё нужно было получить разрешение на вступление в кооператив, дождаться вступления (была очередь и на это!) и всё время следить, чтоб тебя в очереди не обошли другие люди. Наверное, всё это и не очень сложно, если ты занят только этим и голова свободна от всяких там дел на работе, но для напряжённо и ответственно работающего человека это большое испытание. Обустройством квартиры занималась почти исключительно мама, и дело не в том, что отец "самоустранился", а в том, что мама считала, что это именно её обязанность и болезненно относилась к вмешательству других членов семьи. Так, например, мне она даже не разрешала мыть посуду, и, наверное, поэтому я так люблю это делать теперь. Мама считала, что раз она не работает на государство, не зарабатывает деньги, так вот это и есть её работа. О маме, несмотря на все её странности, я бы мог сказать очень много хороших слов (скромность, честность, жертвенность, образованность, преклонение перед деятелями русской и мировой культуры, интерес к большой литературе и классической музыке, чувство юмора и многое другое), но вряд ли это интересно читателю в данном контексте. В общем, мама вполне сумела приспособить квартиру для жизни, и последовали примерно пять благополучных лет этой самой жизни, пока у мамы не началось расстройство психики. В доме бывали друзья отца и мои друзья, но через пять лет она стала побаиваться чужих людей, словно они что-то здесь выведывали, а потому пригласить кого-то означало семейный скандал, и люди постепенно перестали у нас бывать. Она даже специально отказывалась убирать квартиру, чтоб это было поводом для подобных отказов; пресекалась и наша деятельность по уборке и вообще по дому (мол, мы убираем плохо и как-то не так). Исключение делалось для некоторых самых близких друзей, моих и отца. Но повторяю, что это произошло примерно через пять лет, а пять лет полноценной хорошей жизни - это не так уж мало для нашей планеты, где многие даже не мечтают о таком чуде. Да и в дальнейшем не всё в нашей жизни было плохо, если не затрагивались болезненные особенности моей мамы. Ещё я могу сказать, что мешать работать отцу категорически запрещалось, и мама яростно оберегала это правило. Когда отец работал, то я в лучшем случае мог зайти в его комнату и тихо читать книгу на диване. Эта строгость исходила именно от мамы. Но за обеденным столом мы о многом разговаривали. Были и нежелательные темы: например, о семье моего деда Александра Фёдоровича Насимовича, о дворянском происхождении моей бабушки, об арестах родственников, и вообще прошлое не всегда вспоминалось охотно, так как я мог проговориться в школе или где-то ещё. Подобных разговоров избегала именно мама. Наверное, это была перестраховка, так как времена были уже не те, но никто достоверно не знает, какие сейчас времена, и взрослые тоже имели соответствующие привычки. По мере моего взросления запреты снимались, но привычка не интересоваться прошлым своих родителей и других родственников сохранялась. Поэтому я лишь недавно узнал фамилию, имя и отчество моей бабушки по отцовской линии, а также многие другие детали нашего семейного прошлого. Зато у нас в семье много говорили о литературе и литераторах, о музыке и музыкантах, о шахматистах и других деятелях культуры. Иногда обсуждались новости науки, а также события в жизни наших родственников, но именно современные события. Вечерами я с полным правом входил в комнату отца и напоминал, что не мешало бы почитать или поиграть в шахматы. Шахматы я любил с первых школьных лет, мне нравилась магия передвижения фигур, магия комбинаций, и я мог за полчаса проиграть отцу десяток партий, иногда в десять ходов, но никогда не переживал по этому поводу и просил играть ещё и ещё. Иногда отец сам прерывал работу, даже днём, и предлагал сыграть несколько партий. А в выходные дни мы, как правило, отправлялись вместе с отцом в лес, если зимой - то на лыжах. Мы уезжали в самые разные точки Ближнего Подмосковья, иногда уезжали по одной дороге, а возвращались по другой - поездом или автобусом. Впрочем, до поезда ещё нужно было добраться на метро и на автобусе, и, когда здоровье отца ухудшилось, он с трудом выдерживал эти поездки. В какой-то момент он объявил, что я теперь (в старшие школьные или в первые студенческие годы) буду ездить гулять за город сам, а он будет ездить на два дня на турбазу, так как однодневные выезды стали для него невозможными, трудно стало угнаться за мной. Он приезжал на базу (кажется, на турбазу АН СССР в Снегирях или где-то совсем рядом), отдыхал, а потом на часок-другой выходил в лес, что было ему вполне по силам. А ещё он встречался там со своими друзьями и коллегами, так как подобные встречи у нас в квартире сильно напрягали мою маму. Я раза два ездил с ним, и однажды мы ходили там на лыжах вместе с Юрием Авериным, который всё время падал, так как у него из-за болезни нарушилась координация движений. Мы вдвоём (или я один) помогали ему встать, но даже в таком состоянии он очень любил лыжи и с юмором переносил трудности. Но я опять напоминаю, что всё это было гораздо позднее, и в мои школьные годы отец был вполне здоров. А ещё мы много ходили с ним по московским музеям, часто бывали в консерватории и в театрах, бывали и на интересных заседаниях географического общества (смотрели, в частности, научно-популярные фильмы), а также на подобных мероприятиях в Доме Учёных. Например, однажды отец повёл меня на сеанс опытов Михаила Куни (см. мой очерк в воспоминаниях "Психологические опыты Михаила Куни"), и это через многие годы вспомнилось и помогло "нащупать" мою биокосмогоническую гипотезу, которую я считаю одним из важнейших моих достижений. Отец считал, что среди подобных "экстрасенсов" имеются люди, которые действительно обладают особыми способностями, и нужно аккуратно изучать эти явления. Ведь Фрейда даже изгнали из Франции за использование гипноза в медицине, так как гипнотизёры тогда считались шарлатанами. А ещё я должен сказать, что в этой квартире отец прожил до конца жизни (до 1983 г.), а я, хоть и с перерывами (пять лет на Урале), но до 2016-го года, когда удачно обменял её на квартиру в Тимирязевском районе Москвы: с увеличением площади, с улучшением качества, в лучшем районе - ближе к метро, ближе к работе, рядом с тремя железнодорожными платформами для "штурма" Подмосковья и совсем рядом с лесом. В общем, я сберёг и чуть-чуть приумножил материальную собственность отца. А главное, что эта квартира (наряду с другими обстоятельствами - более важными!) помогла создать хорошую семью, и в 2016-м году у моего отца появился внук - Алексей Юрьевич Насимович, носитель той же самой фамилии, которая иначе могла бы исчезнуть. Это важно для нас, так как по каким-то неведомым законам природы или общества мой дед (А.Ф. Насимович), мой отец и я - это почти один и тот же человек: внешнее сходство, тот же психологический тип, та же манера говорить, работать, думать и всматриваться в жизнь, похожий набор интересов, сходный вклад в жизнь общества (учителя, литераторы, исследователи, общественные деятели, хотя, может быть, разного масштаба), похожая судьба, если иметь ввиду её глубинные особенности. Хотелось бы, чтоб эта династия не прервалась. Ещё у отца, как я уже говорил, имеется дочь, а у неё - сын, внучка и внук, но все они в настоящее время не являются носителями фамилии Насимович. Есть у отца также внучка - Анна Юрьевна Коллинз (урождённая Таллер, моя дочь, род. 4.11.1985), а у неё дочь - Амелия Коллинз (род. 13.10.2018), и они живут в Великобритании, близ Ливерпуля. Все они, если говорить о взрослых людях, энергичны, трудолюбивы и успешны, но по характеру и жизненной направленности не похожи на отца или моего деда по отцовской линии.

1961 (29 июня) - вступление во Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний (членский билет N1703598, в семейном архиве).

1961 - ещё одно посещение Кавказского заповедника (Формозов, 1970).

1961 - выход первого тома фундаментальной многотомной монографии "Млекопитающие Советского Союза" (под редакцией В.Г. Гептнера и Н.П. Наумова) с очерками А.А. Насимовича по биологии и практическому значению для 17 видов парнокопытных (Исаков, Матюшкин, 1984). [Книга (первый том) написана совместно с В.Г. Гептнером и отчасти Банниковым, хотя вклад Банникова совсем маленький. Гептнер предлагал отцу продолжить работу над последующими томами, но он отказался, сославшись на усталость и что-то подобное. Мне он рассказывал, что недолюбливал Банникова и не хотел иметь с ним совместных публикаций; кроме того, он устал редактировать язык Гептнера, он говорил, что Гептнер - это один из крупнейших советских зоологов, но за ним нужно исправлять огромное число косноязычных оборотов и мелких небрежностей, чисто технических, а отец физиологически не переносил такие вещи в книгах, даже если они находятся в разделах его соавторов. Авторы за эту книгу получили премию МОИП, и Гептнер собирался поставить вопрос о том, что премию должны получить только два человека, так как вклад Банникова весьма мал, но отец отговорил его от подобных действий]. В семейном архиве имеется характеристика отца, подписанная деятелями МОИП - В.Н. Сукачёвым, А.Л. Яншиным и К.М. Эфроном (6.05.1961 - приписка рукой отца), но по содержанию она не связана с "Млекопитающими Советского Союза".

1961 (лето, мне 7 лет) - отец помог мне наладить коллекционирование бабочек: достал энтомологические коробки, иголки, морилку, эфир, расправилку, показал, как нужно расправлять крылья и т.д. А дело в том, что я с 4-5 лет яростно охотился на насекомых, и мои родители решили направить эту страсть в русло коллекционирования. И действительно, как только в моей коллекции появлялись два-три представителя данного вида, другие его представители оказывались вне опасности. В 6-7-м классе я прекратил коллекционирование, так как мне стало жалко насекомых. Я стал ощущать все живые существа как равные мне, а себя равным им.

1961 - начало работы в составе главной редколлегии Реферативных журналов ВИНИТИ, одновременно (тоже с 1961 г.) - в редколлегии РЖ География ("Автобиография...", в семейном архиве).

1962 - рецензии на книгу "Млекопитающие Советского Союза. Т.1" написаны и опубликованы за рубежом (рецензент - Pierre Pfeffer, журнал - "Terre et vie"; рецензент - Jean Dorst, журнал - "Mammalia"; в семейном архиве). Аналогичные отзывы в нашей стране: 1) Н.К. Верещагин, Природа, N8, 1962, с. 125; 2) С.П. Наумов, Зоологический журнал, т.41, вып.8, с. 1274-1276; 3) В.Скалон, Сельское хозяйство Сибири, 1962, N6.

1963 - уход из ВИНИТИ. [Отца очень хорошо проводил его отдел]. Всего за неполных 10 лет он опубликовал более 5 тысяч рефератов и несколько сводных обзоров (Формозов, 1970). Г.А. Новиков (1969) говорит о 2 тысячах рефератов, опубликованных лично, но с учётом непрерывной работы отца, даже в выходные дни, вероятнее первая цифра, хотя она может относиться и к редактированию совместных и чужих рефератов. [5000 рефератов за 10 лет - это 500 в год, или в среднем 1-2 в день, а ещё обзоры, а ещё редактирование чужих рефератов, а ещё административная работа. Время при этом не делилось на рабочее и нерабочее, праздничное и непраздничное, отпускное и неотпускное. Я помню эти рефераты как непрерывную работу - в транспорте, за столом, на прогулке в лесу. Ведь отец продолжал делать рефераты и после ухода из ВИНИТИ, хотя, конечно, в меньшем объёме и только по своей узкой специальности. Если говорить о проверке чужих рефератов, то могу сообщить занятный эпизод. Отец, хоть и со словарём, но переводил со всех европейских языков, кроме скандинавских. С финского переводил кто-то другой, и однажды отец усомнился в правильности перевода. Статья называлась "О новом способе рыхления земли у кротов в Финляндии", но далее всё было как-то странно. Отец вооружился словарём и перевёл: "Новый плуг системы "Крот" в Финляндии". Ещё скажу, что составление сводных обзоров изначально не входило в обязанности сотрудников, но отцу было обидно, что он не занимается наукой, а выполняет работу переводчика и пересказчика. Поэтому он сам придумал эти обзоры, и сотрудники данную идею подхватили. Вся эта работа не была уж очень приятной, но предоставила огромный материал и отцу, и всем советским зоологам. Реферативный журнал был великим явлением в советской науке, и масштаб этого явления мы осознали, когда в годы Перестройки журнал перестал выходить, и российские учёные перестали представлять, что же делается в западной науке.]. Среди сводных работ, опубликованных отцом, А.Н. Формозов (1970) называет обзоры мировой практики акклиматизации животных, ошибок, успехов и неудач этого дела, состояния охраны природы в разных странах. Удивительно также, что именно в эти годы появились многие фундаментальные работы отца, в том числе первый том "Млекопитающих Советского Союза" (см. выше). Опубликовал он также большое число развёрнутых рецензий на книги зарубежных авторов: "Природная регуляция численности животных" Д.Лэка (1956), "Экология животных" А.Макфедьена (1959), "Зоогеография" под редакцией К.Хубса (1960), "Экология миграций животных и растений" Ч.Элтона (1960), "Введение в изучение популяций животных" Х.Андреварта (1962), "Исчезновение животных" Ф.Стрита (1962), "Размещение животных в связи с их социальным поведением" В.Винне-Эдвардса (1963).

1963 (3 июля) - подписана характеристика работы отца в ВИНИТИ для предоставления в Институт географии АН СССР (копия характеристики - в семейном архиве). В характеристике, кроме уже отмеченных выше особенностей работы отца, указывается, что он является хорошим администратором, проделал серьёзную работу по разработке детального рубрикатора РЖ "География" и созданию новых выпусков РЖ "География" ("Теоретические вопросы физической и экономической географии", "Охрана природы. Краеведение"), вложил большие усилия в налаживание контроля за экономическими показателями работы Отдела, плотностью публикации в расчёте на авторский лист, референтским хозяйством, сроками прохождения материалов. Говорится, что, наряду с работой руководителя Отдела географии, Насимович выполняет самый большой в Отделе объём работы по научному редактированию и реферированию (7-8 авторских листов в месяц).

1963 (ноябрь) - переход отца на работу в Институт географии АН СССР (ИГАН). Он пришёл в лабораторию биогеографии, которая возглавлялась А.Н. Формозовым, а потом Ю.А. Исаковым; в ней тогда трудились такие известные учёные как С.В. Кириков, Д.В. Панфилов, О.С. Гребенщиков, К.С. Ходашова, Р.П. Зимина, О.Н. Шубникова, а позднее в этот коллектив влились Р.И. Злотин, Н.С. Казанская, М.А. Вайсфельд, М.В. Глазов, А.А. Тишков (Тишков, 2012). Согласно "Справке" (1971, в личном архиве): старш. науч. сотр. Института географии АН СССР, Москва. [Мне помнится, что отец пришёл в ИГАН по приглашению Юрия Андреевича Исакова, и лабораторией биогеографии в это время руководил именно Исаков, хотя пожилой Формозов продолжал здесь трудиться. Переход отца в этот коллектив - это счастливое событие в его жизни, так как он ушёл от надоевшей ему административной работы, да и реферирование чужих работ нравилось ему меньше, чем написание своих. Здесь он наконец-то смог заняться наукой как основным делом, а не "двигать науку" в свободное от работы время. Появлялась возможность дальних экспедиций, по которым отец весьма соскучился, и в условиях надвигавшейся старости нужно было торопиться. В общем, отец с радостью перешёл в ИГАН, хотя зарплата здесь была почти в два раза меньше, а он ещё не полностью оплатил нашу кооперативную квартиру и оказывал материальную помощь нескольким родственникам. Но своя "ложка дёгтя" была и здесь: администрация института (например, в лице директора Иннокентия Петровича Герасимова) часто отрывала отца от любимых тем на составление тех или иных институтских отчётов, причём на сиюминутные "злободневные" темы, как бы в унисон времени. Иногда это были правительственные задания, иногда - инициатива самого Герасимова. Кто-то из сотрудников сказал о таких работах: "Сначала - в унисон, потом - в унитаз"].

[Однажды, к слову, отец рассказал мне шуточную историю про свою лабораторию или про какую-то другую, но в их институте. Там трудились несколько докторов наук, несколько кандидатов и один лаборант. Приехала какая-то комиссия из министерства, и чиновники удивились, что все с учёной степенью, а по их представлениям такие люди должны только руководить. Вот они и спросили: "А работает у вас кто?" - Сотрудники переглянулись и дружно показали пальцем на единственного лаборанта. Но это так, в качестве введения, а я хочу сказать, что никаких "личных лаборантов" у отца никогда не было, особенно во вторую половину жизни, так как наблюдателей в заповедниках ещё можно с натяжкой причислить к "лаборантам". Отец всю черновую работу делал сам, и это принципиальное положение, так как он, будучи в делах науки исключительно аккуратным, просто не доверил бы это ещё кому-то].

1963 (23 июня) - заполнение отцом "Личного листка по учёту кадров" (вероятно, при поступлении ИГАН СССР), где имеются разные сведения об отце. В частности, сказано, что на английском языке он читает почти свободно без словаря, на французском и немецком и хуже на других, со словарём. Что у него более 80 научных работ, в том числе 5 книг; кроме того, "в его активе" отзывы в печати на научные труды (21), научное редактирование (14 книг), научно-популярные работы, в том числе книжка, вышедшая тремя изданиями.

1964 - путешествие по Западной Сибири: Тюмень, Новосибирск, Нижневартовск, Ханты-Мансийск, Салехард, Лабытнанги; дальние маршруты по тайге в бассейне р.Назым (Тишков, 2012). [Поясню, что Назым впадает справа в Обь чуть выше устья Иртыша. От Новосибирска до Салехарда отец проплыл на теплоходе, но как я помню по его рассказам, передвигался он с большими остановками. Я хорошо помню возвращение отца из этой экспедиции. Значительную часть маршрута он преодолел на теплоходе по Оби, но было не только это. Отец рассказывал о бедственном положении хантов и мансей (наших российских "индейцев"), которые оказались не приспособлены к европейской цивилизации. Раньше они жили в крошечных поселениях из 1-2 домов и занимались преимущественно охотой; для удобства сбора налогов их сселили в более крупные поселения, но там они не смогли охотиться и спились. Отец рассказывал о планах создать гидростанцию на Оби, но тогда затопленной окажется значительная часть Западной Сибири, которая и без того заболочена, и очень хорошо, что от этой идеи отказались].

1964 - по инициативе отца в отделе биогеографии развернулась работа по теме "География ресурсов фауны СССР", и по этой теме было написано 8 коллективных монографий с привлечением людей из других учреждений и других регионов (Тишков, 2012). Первая монография этой серии ("Соболь, куница, харза") вышла в 1973 г. (см. ниже).

1964 - с этого года отец сотрудничал в Совете ВНИИЖП ("Автобиография...", в семейном архиве).

1964 - с этого года отец работал также в Совете ИГАН ("Автобиография...", в семейном архиве).

1965 (6 мая) - присуждение первой премии Московского общества испытателей природы по конкурсу 1964 года за работу "Млекопитающие Советского Союза", том 1 (Диплом N59, в семейном архиве).

1966 - участие совместно с О.К. Гусевым в комплексной экспедиции по Байкалу (Тишков, 2012). Олег Кириллович Гусев был главным редактором журнала "Охота и охотничье хозяйство", а также известным исследователем Байкала. [Это была последняя экспедиция отца, и его врач по возвращении отметил плохое состояние сердца и не рекомендовал подобные поездки в дальнейшем. Здоровье отца с этого времени вообще пошатнулось (астма, диабет, слабость ног без какой-либо понятной причины и др.), но, конечно, это было связано не только с экспедицией. В самой экспедиции отец чувствовал себя хорошо; по окончании дневных переходов он ещё какое-то время продолжал бродить по окрестностям в то время, когда другие участники уже готовились к отдыху; он взял часть аппаратуры пожилого фотографа-анималиста Николая Николаевича Немнонова, когда у того начались сердечные приступы, а главное - он непрерывно вёл дневник наблюдений, используя даже часть того времени, которое предназначалось для отдыха. Результаты экспедиции имели отношение к практическим действиям по охране природы Байкала и прилегающих территорий, к организации там особо охраняемых природных территорий, к проблемам туризма в этом регионе. Отец сделал много докладов о Байкале, и один из них должен был состояться в Институте географии, то есть у него на работе. Должны были выступить несколько докладчиков, и тема отца называлась "Главные задачи группы", так как он был руководителем. У входа в зал он обнаружил гигантское объявление о докладах, крупными буквами, и там, в частности, было написано: "А.А. Насимович - главный задуч группы". Эта описка ему весьма понравилась, и он перед всеми хвастался, как высоко его ценят].

1966 - наша поездка вместе с отцом в Воронежский заповедник. Я тогда окончил 5-й класс, и это была моя первая поездка вдвоём с отцом. Она продолжалась примерно две недели. Нас очень хорошо приняли местные сотрудники, особенно Иван Васильевич Жарков, с которым отец подружился ещё в Кавказском заповеднике. Мы вместе с отцом ходили по лесу и катались на одновёсельной лодке по запруженной речке Усмани, побывали на бобровой ферме. На Усмани несколько раз от нас с шумом уходили кабаны. Ещё мы насмотрелись оленей, которые боялись человека, но не боялись людей на автомашинах, то есть стояли вдоль дороги и смотрели на нас, когда мы проезжали мимо. Однажды мы с отцом пошли лунной ночью подкараулить бобров, но их так и не увидели, зато по лесу мимо нас, совсем рядом, прошла енотовидная собака, и мы её хорошо разглядели. А ещё мы вместе с Жарковым ездили за пределы заповедника учитывать бобров, то есть смотрели, как происходит расселение бобров из заповедника; доехали на "газике" до Рамони, далее долго шли на моторной лодке вверх по реке Воронеж, зашли в устье речки Щедринки и там считали "кормовые столики" и другие следы жизнедеятельности бобров. Позднее ездили на "газике" также на речку Ивницу посмотреть бобровые хатки и обнаружили браконьерскую пастьбу скота в лесу. Пастух регулярно прогонял коров по бобровой плотине, она разрушилась, вода ушла, и огромная хатка с её подводной частью оказалась доступна обозрению. Отец сразу же бросился считать и зарисовывать выходы бобров из хатки, причём этих выходов, как мне помнится, оказалось не менее десятка. К нему подключился и Жарков, хотя его больше интересовал сам факт разрушения плотины. Он как бы оправдывался за эти вещи, объясняя, почему не налажена охрана. Впрочем, отцу это было понятно и так. Кроме того, отца попросили сделать доклад о проблемах сохранения Байкала. Слушать доклад, кроме сотрудников заповедника, пришли некоторые люди из "команды" известного кинорежиссёра Александра Михайловича Сгуриди, который специализировался на научно-популярных фильмах о природе. Сгуриди в это время снимал что-то в заповеднике. Тем не менее, не все в окружении отца были в восторге от фильмов Сгуриди (см. описание нашей поездки в Дарвинский заповедник в 1970-м году). Ещё отмечу, что отец легко и быстро решал бытовые проблемы, по крайней мере, мелкие, хотя мама культивировала миф о его неприспособленности к таким вещам.

1967 - издание в ГДР (то есть в социалистической Германии) на немецком языке монографии "Лось" (в серии "Новая Бремовская библиотека", книга написана совместно с Владимиром Георгиевичем Гептнером), в которой биологическая часть принадлежит отцу. [Отец рассказывал, что Гептнер хотел предложить соавторство также Банникову, чтоб участие этого "пробивного" человека помогло издать книгу и на русском языке, но отец отказался, так как был убеждён, что нельзя дарить соавторство и славу не вполне достойным людям, а Банникова он недолюбливал. Книга вышла только на немецком языке, в ней обобщён опыт изучения лося в советских заповедниках, и немецкие зоологи знают этот опыт лучше российских учёных].

1967 (13 декабря) - награждён почётной грамотой бюро шахматного кружка Московского дома учёных АН СССР за первое место в юбилейном Первенстве Дома учёных АН СССР по шахматам, посвящённом 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции ("Почётная грамота...", в семейном архиве).

1968 (конец) или 1969 (начало) - отец передал в Кировский литературный музей рукопись А.Ф. Насимовича "Иван Андреевич Крылов. Эпизоды из жизни баснописца" (Е.Петряев, 1969). Эта книга так и не опубликована.

1968 (2 и 3 октября) - отец написал краткую автобиографию (6 страниц машинописного текста) и дополнение к ней (2 стр.) (в семейном архиве).

1969 (26 мая) - награждение почётной грамотой "За успешную работу по подготовке реферативного журнала "География" и в связи с 15-летием создания в СССР научной информации в области географии". Грамота подписана директором ВИНИТИ А.И. Михайловым, секретарём парткома И.В. Поповым и председателем месткома Г.В. Бондаренко. [После ухода из ВИНИТИ отец продолжал реферирование, с чем, вероятно, и связано награждение].

1970 (с 19 июля и, кажется, по 6 августа, то есть две недели) - наша поездка вместе с отцом в Дарвинский заповедник. Я к этому времени окончил 9-й класс, то есть был почти взрослым, а потому мог лучше понимать и ценить происходящее. Нас, как и в Воронежском заповеднике, хорошо встретили сотрудники, особенно Вячеслав Васильевич Немцев, и я понимал, что это реакция на вполне понятные заслуги отца в области заповедного дела. Одновременно в заповеднике гостил Владимир Георгиевич Гептнер, но он меньше контактировал с сотрудниками. В эту поездку мы вместе с отцом много ходили по лесу (у нас было разрешение на посещение определённых кварталов леса, но более далёкие кварталы были нам и не нужны), а ещё мы плавали на большом катере на плавучие торфяные острова в Рыбинском водохранилище, и там был стационар сотрудников МГУ, и соответствующую работу возглавлял Игорь Александрович Шилов. Но, наверное, эти детали в данном случае не очень важны. Важней, что стареющий отец торопился показать мне заповедники и свой прежний мир, от которого он оказался оторван из-за особенностей моей мамы в сочетании с другими причинами. Он много хорошего говорил о людях, с которыми мы здесь пересекались. Здесь он неожиданно встретился с первоклассным фотографом-анималистом Митрофановым, с которым ранее сотрудничал, и Митрофанов научил меня фотографировать. Рассказы этого человека, который ради фотографии мог несколько дней пролежать на пузе посреди болота, оказались весьма поучительны, а иногда забавны. Он, в частности, рассказывал про кинорежиссёра Сгуриди: "И вот я слышу, как она [какая-то птичка в фильме Сгуриди] красиво поёт, но почему-то раскрывает клюв как-то странно и не тогда, когда нужно; я тогда присмотрелся и увидел проволочку, идущую от клюва...".

1970 (август, примерно 10 дней) - поездка всей семьёй в Ленинград. Сразу же за поездкой в Дарвинский заповедник мы все (отец, мама и я) поехали в Ленинград. Это были мои последние летние школьные каникулы, и родители считали, что мне нужно успеть посмотреть на этот город, так как дальнейшая студенческая (или армейская) жизнь могла бы оказаться для этого не оптимальной. И действительно, больше в Ленинграде (Петербурге) я не бывал, а ведь это важная часть нашей русской истории и культуры. Я ходил по городу непрерывно, иногда один, , если родители устали. Мы осмотрели значительную часть мест, которые здесь и в окрестностях должен увидеть каждый. Мы жили в квартире Георгия Александровича Новикова, одного из ближайших друзей отца, а семья Георгия Александровича была в это время на даче.

Самое начало 1970-х годов - подготовка первого национального доклада СССР (объём 478 с.) для Международной конференции в Париже по ресурсам биосферы под эгидой ЮНЕСКО, и это было внеплановое поручение дирекции института. [Отец написал заведомо большую часть этого доклада и надеялся побывать во Франции, где должна была пройти конференция. Его интересовала возможность встречи с зарубежными коллегами, с которыми раньше он только переписывался. Он был человеком "невыездным", то есть государство запрещало ему выезды как человеку беспартийному и не на 100% "надёжному", но в данном случае выезд могли разрешить. И выезд разрешили, но за свой счёт, а остальные участники, чиновники от науки, ехали туда бесплатно, и отец отказался. Рубль тогда не конвертировался, и стоимость поездки в буржуазную страну оказывалась запредельной даже для отца. Национальный доклад СССР был отмечен на конференции как лучший, и всё-таки это была одна из тех работ, о которых и было сказано: "сначала - в унисон, потом - в унитаз". Но увиливать от подобных поручений отец, к сожалению, не умел. К слову скажу, что я нашёл в семейном архиве документы ("справки", 1971 и др.), которые свидетельствуют, что отец просил предоставить ему возможность выезда на симпозиумы и т.п. научные мероприятия в Венгрию, Польшу и Финляндию].

1971 (29 июня) - получен диплом первой степени во Всесоюзном конкурсе на лучшие произведения научно-популярной литературы ("Насимовичу Андрею Александровичу - одному из авторов брошюры "Изучение и освоение прородных ресурсов первого социалистического государства") (в семейном архиве). Так и написано - "прородных". [Отец рассказывал, что его однажды заставили написать о Ленине, и вот при помощи этой ерунды он и выиграл однажды в жизни всесоюзный конкурс...].

1971 (13 июля) - состоявшаяся, но, вероятнее, не состоявшаяся командировка на симпозиум в Венгрию: в личном архиве имеется "Справка", составленная отцом 13 июля 1971 г. со всеми данными об отце, которые необходимы для заграничной поездки; в ней указано, что в настоящее время он является старш. науч. сотр. Института географии АН СССР, Москва").

1972 - под руководством Ю.А. Исакова и А.А. Насимовича в лаборатории биогеографии "стартовала" тема "Заповедники СССР", в основе которой лежала необходимость уточнения профиля работы многих заповедников и оптимизации их сети (Лаборатория биогеографии..., 2007).

1973 - выход коллективной монографии "Соболь, куницы, харза" из серии "Промысловые животные СССР и среда их обитания", где многие очерки написаны отцом, причём он был также организатором авторского коллектива и ответственным редактором (Тишков, 2012).

1973 - работа в Лапландском заповеднике (Тишков, 2012). Речь идёт о кратковременном выезде.

1973 - смерть А.Н. Формозова, и с этого времени отец приступил к сохранению и публикации научного наследия своего учителя. Он подготовил к печати сборник статей и монографию Формозова (Тишков, 2012).

1973 (20 ноября) - Президиум АН СССР, подведя итоги конкурса на лучшие коллективные труды, постановил наградить Институт географии АН СССР почётной грамотой за серию монографий "Природные условия и естественные ресурсы СССР". В связи с этим 28 декабря 1973 г. директор Ин-та географии И.П. Герасимов выразил А.А. Насимовичу благодарность как одному из активных участников работ по созданию этой серии (соответствующее письмо имеется в семейном архиве).

1975 - выход монографии "Африканский слон", в которой рассмотрены многие общие вопросы экологии. Эта монография была подготовлена за один отпускной период (Тишков, 2012). [Но материал, конечно, собирался длительное время перед этим, и в распоряжении отца были готовые рефераты, рецензии и выписки].

1977 - выход коллективной монографии "Колонок, горностай, выдра" из серии "Промысловые животные СССР и среда их обитания", где многие очерки написаны отцом, причём он тоже был организатором авторского коллектива и ответственным редактором.

1977 - выход коллективной монографии "Опыт работы и задачи заповедников СССР", в которой ключевые разделы написаны отцом. Он представил творческий синтез деятельности заповедников в нашей стране (Тишков, 2012).

1982? - окончание работы над коллективной монографией "Песец, лисица, енотовидная собака" из серии "Промысловые животные СССР и среда их обитания", где многие очерки написаны отцом.

1983 (29 июня, утро, 7 часов, 10 минут) - отец умер от болезни сердца, в Москве, в ведомственной больнице АН СССР, и последнему или, точнее, предпоследнему дню в жизни отца я посвятил один из очерков своих воспоминаний. Похоронен отец на кладбище Донского монастыря.

СВЕДЕНИЯ, КОТОРЫЕ НЕ УДАЛОСЬ "ПРИВЯЗАТЬ" К ДАТАМ

1950-е годы (точный год мной не установлен) - чтение в течение одной зимы курсов по охране природы и экологии копытных студентам старших курсов отделения биогеографии Географического факультета МГУ ("Автобиография...", в семейном архиве; Новиков, 1969). [Отец рассказывал, что эта работа ему не понравилась. Готовиться к лекциям было интересно, но, как он подумал, что теперь будет "долбить" тот же курс из года в год лишь с небольшими поправками и дополнениями, ему стало грустно. Мне эти слова не вполне понятны, так как в своей 5-летней работе в школе я каждый год (для разных людей, разных классов, с разной нацеленностью на учёбу!) вёл уроки по-разному, и мне нравилось совершенствоваться в работе. Вероятно, у отца не было склонности к такой форме деятельности, хотя доклады он делал хорошо, речью владел, умел импровизировать]. "Однако, А.А. Насимович всегда вёл в широких масштабах работу по воспитанию новых кадров, но только в ином плане, а именно как консультант, рецензент и редактор многих трудов" (Новиков, 1969, с. 146). [Эту работу отца я хорошо помню, так как она была почти постоянной. Он много общался с людьми, готовившими диссертации, и они в конечном итоге были ему очень благодарны. Так, например, Асланби Казиевич Темботов в шутку говорил, что мой отец "перевёл" его диссертацию на русский язык, а отец говорил, что Асланби Казиевич представил уникальные материалы, но не вполне умело изложил их. Темботов приглашал меня на Кавказ, но я так и не собрался. Ещё я должен пояснить, что отец уклонялся от помощи кавказцам и не только им, если их диссертации были плохими по сути, и коробки с дарами южной природы в данном случае не помогали. Олег Измайлович Семёнов-Тянь-Шанский тоже был благодарен отцу за помощь в оформлении диссертации, но об этом говорилось ранее]. Что же касается лекций, то в 1962 г. отец опубликовал свой курс лекций по программе "Охрана природы и заповедное дело (программа курса из 10 лекций, геофак, МГУ" (Исаков, Матюшкин, 1969; Тишков, 2012). Соответствующая книга называлась "Сборник программ по курсу "Охрана природы" для высших и средних учебных заведений".

В 1960-х гг. он работал в редколлегии сборников "Териология" ("Автобиография...", в семейном архиве).

Около 7 лет был членом Совета Московского зоопарка, 2 года - Московского филиала Географического общества СССР, 3 года - проблемного Совета по геобиоценологии и охране природы ("Автобиография...", в семейном архиве).

До войны сотрудничал в журналах "Юный натуралист", "Пионер" ("Автобиография...", в семейном архиве).

УЧЕНИКИ ОТЦА

Учениками отца являются очень многие люди - сослуживцы, коллеги, читатели его работ, а также авторы журнальных статей, отредактированных им. Точно оценить его влияние на людей и степень этого влияния на каждого конкретного человека, разумеется, невозможно. Тем не менее, некоторые формальные сведения привести я могу.

В семейном архиве имеется список кандидатов и докторов наук, которым оппонировал отец. Это 20 кандидатов биологических наук (Кнорре Е.П., Хитрова-Неемченко М.Г., Бородина М.Н., Иванова Г.И., Граков Н.Н., Жирнов Л.В, Сафонов В.Г., Котов В.А., Бородин Л.П., Виноградов В.В., Сухорослов М.С., ?Корочкина Л.Н., Блузма П.П., Якушкин Г.Д., Лебедева Л.С., Горелов Ю.К., Гашев Н.С., Кирис И.Б., Александров В.Н., Собанский Г.Г.); 5 кандидатов географических наук (Неронов В.М., Григорьева Т.В., Осокин И.М., Никифоров Л.П., Сорокина Л.И.); 4 доктора биологических наук (Ларина Н.И., Исаков Ю.А., Большаков В.Н., Русанов Я.С.); 2 доктора географических наук (Осокин И.М., Мартино...). Он руководил написанием диссертационных работ следующих людей: Темботов А.К. (д.б.н.), Кукарцев В.А. (к.с.-х.н.), Кошкина Т.В. (д.б.н.), Замахаев В.А. (к.г.н.), Вайсфельдт М.А. (к.б.н., [на то время] не защ.). Фактически руководил: Калецкая М.Л. (к.б.н.), Жарков И.В. (д.б.н.).

НЕКОТОРЫЕ ЗАСЛУГИ ОТЦА

В детстве я несколько раз приставал к отцу с вопросом, что же ты открыл? Отец отшучивался: "Поймал я как-то раз на Кавказе красивую жужелицу, отдал специалисту, а тот признал вид новым и описал его. Вот бегает где-то на Кавказе карабус Насимовича...". Конечно, это не главное. Ведь отец был учёным с мировым именем, и его книги публиковались не только в нашей стране.

Позднее я прочёл некрологи и другие статьи об отце, но там говорилось только "изучил", "обобщил", "объединил"... А мне хотелось конкретики, которую авторы и сами не знали. На этот вопрос может ответить лишь сам человек, да и то не всегда, так как знания даже в узкой области науки могут превышать возможности одного человека.

Впрочем, теперь я понимаю, что описательная наука - это многие тысячи микрооткрытий, и вырвать из общего контекста что-то одно или несколько вещей - большая ошибка. Отец обобщил не только свои наблюдения многих лет, но и гигантский объём литературных сведений. И всё-таки передадим слово Александру Николаевичу Формозову:

"Андрей Александрович сделал немало для улучшения методов изучения экологии животных в естественной обстановке: разрабатывал приёмы учёта численности млекопитающих разных видов, предложил оригинальный и перспективный метод изучения зимней экологии хищников путём систематического тропления их суточных переходов с точной фиксацией покрытия зверем расстояния, его заходов в разные биотопы и всех следов деятельности, связанных с добыванием корма, физиологическими отправлениями и т.п." (Формозов, 1970, с. 23).

Ещё он умел принимать взвешенные решения и находить "золотую середину" в практических рекомендациях, и всё-таки ощущение недосказанности остаётся у меня до сих пор. Зоологи недосказали, а мне, специалисту по растениям, трудно понять это самостоятельно.

НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ОТЦА В СМЫСЛЕ ЕГО ОТНОШЕНИЯ К РАБОТЕ И ОКРУЖАЮЩИМ ЛЮДЯМ

В воспоминаниях об отце, то есть в юбилейных статьях и некрологах, говорится много тёплых слов об этом человеке, упоминаются его особые качества, но это, на первый взгляд, можно отнести к особенностям жанра. Тем не менее, в данном случае это правда. Я пишу не юбилейную статью, а просто пытаюсь воссоздать психологический портрет этого человека, и всё равно мне приходится отмечать примерно те же черты, какие фигурируют в юбилейных статьях.

Во-первых, авторы всех воспоминаний подчёркивают исключительную работоспособность Андрея Александровича, и я могу это подтвердить. Он работал не только за письменным столом, но также в транспорте, во время ожидания транспорта и даже на прогулках по лесу, если я, например, начинал что-то рассматривать или ещё по какой-то причине задерживался. Чаще всего он читал какие-то научные работы и составлял рефераты. Список опубликованных научных трудов отца составляет 250 названий (Тишков, 2012), но это без многочисленных рефератов (тысячи!), рецензий, отзывов, тезисов докладов и научно-популярных публикаций.

Составление рефератов было не только работой для Реферативного журнала, но также способом самообразования и накопления информации (Тишков, 2012, с. 55), и я тоже могу это подтвердить.

Отец выстроил логичную схему жизни в информационном пространстве. Рефераты в какой-то период жизни были его работой, за это платили. Но он не просто реферировал для Реферативного журнала, но реферировал также для себя, одновременно для себя. А потом он раскладывал рефераты и фрагменты из них по папкам, которые соответствовали темам его интересов. Сюда же вкладывались выписки из собственных записных книжек и т.п. Когда папка достигала определённого объёма, он обобщал её содержимое в виде статьи, и это действительно так, если не абсолютизировать такую схему. Папки эти я хорошо помню, но после его смерти они ни разу никому не понадобились, так как работать с чужими материалами слишком трудно.

Отец считал, что нужно копить информацию одновременно по очень многим темам, так как это выгодней, чем сначала заниматься чем-то одним, завершать работу, а потом начинать другое дело. При его манере работы информация по каждой конкретной теме накапливается быстрее, если соотнести её к затраченному времени, то есть повышается коэффициент полезного действия при просмотре литературы. Тем не менее, нужно какую-то тему считать основной для каждого конкретного отрезка времени (месяца, года) и по возможности завершать эту работу в виде научной статьи. Именно так сам отец описывал свою манеру работы в методическом докладе для коллег, а я слушал домашнюю репетицию этого доклада. Тогда отцу нужно было определить, уложится ли он в предназначенное для доклада время.

Но в последние годы жизни отец перестал начинать новые дела, а сконцентрировался на завершении начатых. В итоге он всё успел завершить, а после этого, в самые последние годы, начинал одну работу, заканчивал её, а потом уже брался за другую. Он не верил, что после его смерти кто-то сумеет что-то доделать за него. В результате после него осталась только одна статья, которая была чуть-чуть не завершена, и её завершил М.А. Вайсфельд - ученик отца.

Отец стремился быстро обрабатывать результаты экспедиций и других полевых работ, сразу же представлять данные в виде законченной статьи или серии работ, а также оперативно публиковать их (Тишков, 2012; мои наблюдения за манерой работы отца). [Такая спешка, вероятно, была связана не только с тем, что лучше писать по свежей памяти, но и в связи с трудовой неустроенностью, когда не было уверенности, что долго удержишься в данном месте; в каких-то случаях отцу приходилось внезапно менять место работы не по своей воле или в связи с изменившимися обстоятельствами, а в каких-то случаях он не был удовлетворён местом работы и сам стремился его сменить, но в любом случае он старался в краткие сроки довести начатые дела до логичного завершения, чтоб тот или иной "кусок" жизни не оказался напрасно потраченным временем. Если бы он всю жизнь трудился на одном месте, то, наверное, у него выработалась бы другая манера работы, и в Институте географии, где он проработал примерно 20 лет, манера работы частично изменилась, и он стал работать одновременно по многим направлениям, а, значит, медленней продвигался по каждому из них, пока не стал торопиться из-за надвигающейся старости].

Отцу была свойственна гармоничность в использовании разных источников информации - своих полевых данных, публикаций своих отечественных коллег (в том числе сотрудников заповедников), а также публикаций зарубежных коллег. Он в равной степени владел всеми источниками информации, и этому, отчасти вне его воли, способствовала судьба, которая прервала "полевую" молодость отца (полевую работу на одном месте), заставила скитаться по нашей стране и за её пределами, а потом предопределила почти насильственное знакомство с огромным числом зарубежных работ.

Если говорить о других особенностях исследовательского стиля отца, то А.Н. Формозов (1970) указывал на его склонность к "бескровным методам" изучения животных. [Это важное замечание, так как в XIX в. и в первой половине XX в. многие териологи приходили в науку "от ружья", но к отцу это не относится].

Будучи знатоком двух групп зверей - парнокопытных и хищных, отец не ограничивался "узкогрупповыми" проблемами, а был, прежде всего, экологом и всегда рассматривал изучаемое явление с широких позиций (Исаков, Матюшкин, 1984).

Его интересовали не только конкретные виды животных, но и связанные с ними общие проблемы: роль снежного покрова, влияние лавин, значение минерального питания (солонцов) и др. (Исаков, Матюшкин, 1984). Его интересовали изменения численности животных, их миграции, динамика ареалов (Исаков, Матюшкин, 1984).

При этом постановка общих проблем не связывалась с переходом на язык сухих абстракций, так как он оставался, прежде всего, натуралистом, который видел все явления в их многообразии (Исаков, Матюшкин, 1984).

Авторы воспоминаний отмечали также, что отец был идеальным редактором, и отредактированные им работы не нуждались в дальнейшей правке. В те годы редакторы обычно вписывали правку вручную, а отец печатал свои исправления на машинке и вклеивал их. Очень часто его орудиями оказывались не только клей, но и ножницы. Он менял местами куски текста и т.д. В дальнейшем машинистки легко перепечатывали текст, и это было очень важно в докомпьютерную эпоху.

Особенно много сил отец вкладывал в редактирование статей, написанных сотрудниками заповедников, так как эти люди, обладая уникальными собственными материалами, очень часто не имели возможности научиться правильно в формальном отношении писать научные статьи, а также из-за своей оторванности от библиотек не владели литературой по теме.

Все авторы воспоминаний отмечали такие качества отца как душевную теплоту, отзывчивость, чуткость и нравственную чистоту. Это я перечислил "каталог" таких качеств из статьи А.А. Тишкова (2012), но в любой статье можно найти примерно такой же перечень, а главное, что я могу подтвердить эту совокупность. По своим внешним проявлениям отец был как бы скуп на эмоции, как бы осторожен, но в добром окружении поворачивался к людям своей лучшей стороной.

Отец был чужд внешнего "дон-кихотства", старался быть умным в своих добрых делах, чтоб достичь поставленной цели. Он умел "маневрировать", не попадать в глупые ситуации, удерживать внешне хорошие отношения не с самыми лучшими людьми, но основная линия его деятельности была направлена в сторону бескорыстного служения людям.

"Деликатность и мягкость, скромность и отрицательное отношение ко всякого рода внешним проявлениям лидерства сочетались у А.А. Насимовича с полной мерой ответственности за всякое дело, к которому он был причастен, с высокой принципиальностью, проявлявшейся особенно ярко, когда речь заходила о судьбах заповедников и их научных коллективов" (Исаков, Матюшкин, 1984).

ДРУГИЕ ИНТЕРЕСЫ ОТЦА

Помимо своей основной работы, отец участвовал в деятельности многих учёных советов, редколлегий и, конечно, научных обществ. Можно перечислить эти научные общества: Московское общество испытателей природы, Московский филиал Географического общества СССР, Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний ("Знание"), Совет Московского зоопарка, Главохота РСФСР и др. (Тишков, 2012). Об участии в одном только Московском обществе испытателей природы можно было бы написать книгу... Но это всё по сути близко к основной работе, а сейчас разговор не об этом.

Несмотря на напряжённую работу, которая походила на трудоголизм, отец сохранял разнообразные прочие интересы. Он просто торопился жить и любые дела, от бытовых до всех остальных, стремился сделать компактно, за минимальное время. Подозреваю, что иногда это мешало наслаждаться жизнью и приводило к внутренней неудовлетворённости, так как все дела всё равно не сделаешь. А ведь нужны хотя бы минутные остановки, чтоб осознать происходящее и ощутить себя в этом непрерывном потоке событий. А, может быть, он и не хотел ощущать себя, так как не вся окружающая жизнь его устраивала, то есть это попытка отложить наслаждение жизнью на будущее, а сейчас сделать то, что всё равно нужно сделать. По себе знаю, что я загружал себя делами до предела, когда что-то очень важное в моей жизни не ладилось, а расслабление позволял лишь в самые хорошие времена. Но что было, то было.

Во-первых, отец с увлечением играл в шахматы, причём играл очень сильно. Официально у него был первый разряд, но счёт против других игроков первого разряда и даже против кандидатов в мастера (например, против моего дяди - Валентина Дмитриевича Кушниренко) был в его пользу и значительно в его пользу. Если бы он захотел, то легко стал кандидатом в мастера или поднялся ещё выше, но для этого требовалось играть в турнирах три раза в неделю, а это он не мог себе позволить. В зрелые, а также в последние годы своей жизни, кроме самых последних, отец был членом шахматного клуба Дома Учёных и практически бессменным чемпионом этого клуба, а там было много других перворазрядников. Он ходил туда один раз в неделю, вечером, после работы. В молодости (в студенческие годы?) он даже сыграл один раз в чемпионате Москвы, хотя успеха не добился. А ещё раньше, в школьные годы, его учеником оказался Николай Рюмин, с которым он, кажется, даже сидел за одной партой. Именно отец увлёк его шахматами и долгое время играл лучше него. Он переживал, что сохранил записи только тех партий, где выиграл у Рюмина, а теперь были бы интересней ранние победы именно Рюмина. Дело в том, что Николай Николаевич Рюмин вскоре стал одним из сильнейших советских шахматистов, трижды чемпионом Москвы. Это был мастер острого атакующего стиля, и некоторые его партии, в том числе выигрыш у Капабланки, вошли в историю шахмат. Отец же уехал (или убежал) из Москвы и в отсутствии сильных соперников не мог совершенствоваться. Но в его шахматной биографии есть победы над сильными шахматистами, в том числе над Михаилом Талем, но, конечно, в сеансе одновременной игры... В домашней библиотеке отца к концу жизни накопилось не менее сотни шахматных книг, и он по вечерам часто прорабатывал их за шахматной доской. А ещё он получал шахматный журнал ("64") и следил за событиями шахматного мира, просматривал все партии чемпионатов на мировое первенство. Иногда мы делали это вместе с ним. Отец хорошо знал историю шахмат и много интересного рассказал мне о великих шахматистах. В самые последние годы он играл только со мной, зато очень часто. Обычно мы играли по восемь блиц-партий по вечерам. В этих пятиминутках мне иногда удавалось взять 1-2 очка из 8, но не более того, а в длинных партиях я ничего не мог ему противопоставить даже в последний год его жизни. В самый последний день жизни он обыграл в шахматы всю свою палату в больнице Академии Наук.

Отец любил симфоническую музыку, часто бывал в консерватории, а также в оперных театрах. Он хорошо знал историю музыки, зачитывался биографиями композиторов и рассказывал мне смешные и вообще яркие эпизоды из жизни музыкантов. Сам не играл, и я очень удивился, когда однажды в гостях его попросили сесть за пианино. Он долго отказывался, ссылаясь на утрату навыков, но в конце концов вполне прилично исполнил первую часть, похоронный марш, из Лунной сонаты Бетховена. В самые последние годы интерес к музыке уменьшился, но, возможно, это было связано только с усталостью и с желанием сконцентрироваться на работе, которая давалась всё хуже. Кроме того, отец стал плохо слышать.

У отца была собрана огромная библиотека поэтической литературы, почти вся "Малая серия библиотеки поэта" и многие другие издания. Он представлял биографии поэтов, знал многие "знаковые" стихотворения, хотя не наизусть. Он иногда "подбрасывал" мне интересные новые поэтические книги (брал у друзей, в библиотеках) и давал точную характеристику соответствующих стихов и авторов. У меня создалось ощущение, что в молодости он с интересом прочёл многие из этих книг, но потом интерес к поэзии пропал. По крайней мере, сам он стихом не владел и при мне стихи не читал.

Примерно то же самое я могу сказать о живописи. Отец достаточно хорошо ориентировался в творчестве русских передвижников и французских импрессионистов, иногда посещал выставки. Тогда мне казалось, что это знания на уровне обычного культурного человека, но теперь бы я сказал, что это чуть выше обычного уровня, хотя далеко не вершина. Сам он вполне прилично рисовал, но практически не делал этого. Зато, когда я проявил интерес к рисованию (а это случилось во время скарлатины), мы стали вместе рисовать те же самые предметы, после чего сравнивали рисунки. В итоге я научился рисовать вполне сносно и, хотя со скрипом, но могу иллюстрировать свои книги. Эти несколько совместных рисунков дали мне больше, чем школьные уроки рисования за все годы.

А вот история и археология, в особенности археология, - это серьёзное увлечение отца. В школьные годы он хотел стать историком, но передумал, наблюдая массовую фальсификацию истории в ранние советские годы. В последние десятилетия ситуация улучшилась. По крайней мере, в Советском Союзе стали публиковать переводные книги зарубежных авторов, особенно археологов, и отец с удовольствием погружался в эту литературу.

В молодости отец любил читать о путешествиях натуралистов по экзотическим странам и, как он рассказывал, мечтал удрать куда-нибудь на Амазонку. Такой литературы в доме было предостаточно. Отец говорил, что даже подумывал смыться из Советского Союза через Кавказ и отчасти потому устроился работать в Кавказский заповедник, но вскоре понял, что граница заперта, а Кавказ тогда был не менее "диким", чем Амазонка, особенно настоящий высокогорный Кавказ.

В какой-то период отец оказался захвачен диссидентской литературой (в основном, книгами Солженицына), но сам принимал участие только в борьбе с "лысенковщиной" (в рамках деятельности Московского общества испытателей природы и в публикациях этого общества), а также в природоохранных "боях" (например, за чистоту Байкала и сохранение заповедников). Эти вещи при Брежневе не приветствовались, но и не карались, хотя моя мама была серьёзно напугана.

В последние десятилетия своей жизни, когда отец ещё мог ездить и ходить, он проводил отпуска на Кавказе - чаще всего в Абхазии. Он купался в море, но ещё больше лазил по горам, а в плохую погоду и вечерами работал, работал, работал. На Кавказе он мог пересекаться с друзьями, но я почти не знаю эту сферу его жизни. Мама ездить не любила и не ездила, а меня с отцом не отпускала до старших школьных лет, и, конечно, это была ошибка, так как я был человеком вменяемым и осторожным, но, возможно, у мамы были опасения какого-либо другого рода.

А ещё отец любил собирать грибы и ходить на лыжах, но, конечно, не по кругу на соседнем пришкольном дворе, а по подмосковному лесу, и делал он это совместно со мной. Был период, когда мы ходили по выходным почти каждую неделю. А летом, на Николиной Горе, мы соревновались, кто больше найдёт "благородных" грибов - белых, подберёзовиков, подосиновиков. Каких-либо целенаправленных систематических наблюдений природы он в этот период уже не проводил, хотя интересные вещи подмечал. Тем не менее, природу он наблюдал как бы краешком глаза, а если я останавливался и что-то фотографировал или разглядывал (например, мои любимые речки), то он сразу же вынимал из кармана неоконченный реферат и продолжал над ним работать. Подозреваю, что если бы была возможность проводить систематические наблюдения, то отец и в пожилые годы с увлечением наблюдал бы природу, производил подсчёты и т.п., но всё-таки он был более гуманитарием, чем натуралистом, и в науке его интересовала не столько сама природа (со своей красотой и законами), сколько возможность быть полезным науке и в конечном итоге людям, то есть он подсознательно преследовал гуманитарные цели. Именно поэтому он был хорошим организатором науки, то есть думал, прежде всего, о людях. Тем не менее, подобные выводы нельзя абсолютизировать. Отец был гармоничным человеком, и сведение его мотивационной сферы к какому-то одному направлению было бы ошибкой.

А ещё на Николиной Горе мы много играли с отцом в бадминтон. На нашем дачном участке была площадка с сеткой, и отец любил играть, хотя с какого-то момента я выигрывал чаще. Больше двух партий подряд мы не играли, так как отец считал, что это вряд ли полезно для его возраста.

Проводя выходные дни на Николиной Горе, отец для разминки каждый день минут на пятнадцать выходил пополоть клубнику, а также ходил со мной искупаться в реке Москве. Мы переплывали на другой берег и почти сразу же плыли обратно, а потом сразу же уходили с пляжа, то есть это была именно разминка. Купались мы по утрам, когда остальные никологорцы спали, и только одинокий Ботвинник, экс-чемпион Мира по шахматам, пробегал в шортах мимо нас к тому же самому Дипломатическому пляжу, как называлось это место. Мы прекрасно знали Ботвинника, а он не мог не заметить нас, но мы никогда не здоровались и вообще не выражали видимого интереса к этому человеку, чтоб не мешать ему оставаться одиноким, раз он этого хотел. Ведь у прославившихся людей не бывает дефицита общения...

Что же касается общения с друзьями и, прежде всего, с коллегами, то это доставляло отцу большое удовольствие. Особенно со старыми друзьями - друзьями детства и друзьями его "полевой" молодости. К сожалению, он редко мог встречаться с ними из-за особенностей моей мамы, которая побаивалась людей, хотя делала исключение для нескольких человек (например, для Аверина и Семёнова-Тянь-Шанского). Когда отец уже не мог ходить, непосредственное общение прервалось. Зато он продолжал писать письма и часто перезванивался по телефону.

НАГРАЖДЕНИЕ ВТОРОСТЕПЕННЫМИ МЕДАЛЯМИ

1948 (апрель) - награждён медалью "В память 800-летия Москвы" (Личный листок по учёту кадров, 1963).

1955 (ноябрь) - награждён медалью за участие во Всес. С.=Х. выставке 1955 г. (Личный листок по учёту кадров, 1963).

1965 (7 мая) - награждён юбилейной медалью "Двадцать лет победы в Великой отечественной войне 1941-1945 гг."

1967 (26 декабря) - награждён юбилейной медалью "50 лет вооружённых сил СССР".

1970 - награждён знаком "25 лет победы в Великой отечественной войне".

1975 (25 апреля) - награждён юбилейной медалью "Тридцать лет победы в Великой отечественной войне 1941-1945 гг."

1979 (8 мая) - награждён юбилейной медалью "60 лет вооружённых сил СССР".

ПРОЦИТИРОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА ОБ ОТЦЕ

Во главе первопроходцев // Книга памяти наших сердец. Люди заповедника за 80 лет его истории / Кавказский гос. прир. биосферный заповедник; автор-составитель и лит. редактор Л.В. Бойченко; общая редакция С.Г. Шевелева. Сочи: Проспект, 2003. С.43-46. [В книге 224 с.].

Исаков Ю.А. Андрей Александрович Насимович (к шестидесятилетию со дня рождения) // Изв. АН СССР. Сер. геогр. 1969. N6. С.133-134.

Исаков Ю.А., Матюшкин Е.Н. Андрей Александрович Насимович - эколог и зоогеограф. (К 70-летию со дня рождения) // Бюл. Моск. о-ва испытателей природы. Отд. биол., 1980. Т.85. Вып.5. С.84-92. [Со списком основных научных трудов за 1969-1970 гг.].

Исаков Ю.А., Матюшкин Е.Н. Памяти Андрея Александровича Насимовича (1910-1983) // Бюл. Моск. о-ва испытателей природы. Отд. биол., 1984. Т.89. Вып.4. С.3-8.

Лаборатория биогеографии: 60 лет / А.А. Тишков, О.В. Морозова, А.К. Маркова, Г.М. Тертицкий, Н.Т. Царевская. М.: Институт географии РАН, 2007. 20 с. [На с. 2 ошибочно сказано, что отец пришёл в ИГАН в 1947-1948 гг., а это произошло в 1963 г.].

Насимович А.А. Автобиография Насимовича Андрея Александровича. 2 октября 1968 г. Рукопись, в семейном архиве. [6 страниц основного машинописного текста и 2 страницы дополнений. "Дополнение" - 3 октября 1968 г.].

Новиков Г.А. Тридцать пять лет работы в области экологии и охраны природы (к 60-летию А.А. Насимовича) // Бюл. Моск. о-ва испытателей природы. Отд. биол. Т.74. Вып.5. 1969. [Со списком основных научных трудов до начала 1969-го года].

Петряев Евг. Дар литературному музею // Кировская правда. 13 февраля 1969.

Тишков А.А. Вклад учёных-биогеографов Института географии РАН в развитие заповедного дела в СССР и России (А.Н. Формозов, С.В. Кириков, Ю.А. Исаков, А.А. Насимович) // Состояние, изучение и сохранение природных комплексов Астраханского биосферного заповедника в условиях повышения уровня Каспийского моря и силившейся антропогенной нагрузки. Астрахань: Изд-во ООО ЦНТЭП, 1999.

Тишков А.А. Заповедных дел мастер - Андрей Александрович Насимович (1909-1983) // Он же. Люди нашего племени. Очерки об учёных - учителях, друзьях, коллегах. М.: Институт географии РАН, 2012. С.55-68. [В книге 275 с. Имеются неточности в абзаце обо мне: "Юра ездил с нами [с сотрудниками ИГАН] в экспедицию на Валдай" - я ездил туда как сотрудник ЛАМа, но заходил в гости на кордон к Аркадию Александровичу Тишкову; "а затем устроился на работу в ВНИИ охраны природы" - нет, сначала ещё в два учреждения, но это уже детали моей биографии.]

Тишков А.А., Вайсфельд М.А. Андрей Александрович Насимович // Териологи Москвы. М.: Изд-во КМК, 2001. С.384-400.

Тишков А.А., Вайсфельд М.А., Серебрянный Л.Р. Видный биогеограф, зоолог и деятель заповедного дела: к 90-летию со дня рождения А.А. Насимовича // Изв. РАН. Сер. геогр. 2001. N1. С.119-123.

Тишков А.А., Вайсфельд М.А., Серебрянный Л.Р. Жизнь, отданная сохранению природы (об А.А. Насимовиче) // Заповедные острова [газета]. 1999. N11 (24), ноябрь. С.4.

Формозов А.Н. Андрей Александрович Насимович (к 60-летию со дня рождения) // Охота и охотничье хозяйство. 1970. Вып.1. С.22-23.

ФРАГМЕНТЫ МОИХ ЛИТЕРАТУРНЫХ ВОСПОМИНАНИЙ

Ниже я помещаю несколько фрагментов из моих собственных воспоминаний, то есть из воспоминаний о моей жизни, но именно те фрагменты, где фигурирует отец. А полный текст имеется в Интернете на сайте журнала "Тёмный лес".

 

СОДЕРЖАНИЕ

 
Главная страница сайта
Страницы авторов "Темного леса"
Страницы Юрия Насимовича.

 

Последнее изменение страницы 16 Sep 2020 

 

ПОДЕЛИТЬСЯ: