Манон, по прозвищу "Кроха-дансюз"
(Поэма в форме неизвестного мне пока жанра литературной, кино- и театральной драмы,
назовём его, скажем, жанром "литературного кино-театра";
на следующей странице автор делает попытку объяснить этот жанр, а пока что автор лишь хотел бы прокомментировать, что в этом жанре "режиссёрские указания" с репликами героев образуют целостность, которую нельзя разрывать при чтении: они столь-же важны, сколь важен и текст героев)
Об отторгнутости
Владимир Мильман
Это самостоятельная драма, а не инсценировка, хотя она и написана по мотивам и вдохновению от пересказанного мне с французского оригинала рассказа Antoine de Saint-Exupery "Manon, danceuse"
Начато в Торонто, 13 июня 2010 г.
После ухода моей мамы
окончено в Торонто 24 сентября 2010 г.
Посвящается талантливому режиссёру, моему дорогому другу, Анюте
(Анне Иосифовне Фекета)
Роли в порядке важности и появления:
Поэт Антуан де Сент-Экзюпери, Сочинитель-Рассказчик, наблюдатель, участник и комментатор описываемых им событий - 25. Приземист и не очень красив. Одет в чёрное лёгкое пальто с ярко красным широким шарфом на шее; этот шарф свисает перед ним с правого плеча
Манон, по прозвищу "Кроха-дансюз", то-есть маленькая танцовщица - 23. Щупленькая, махонькая она пребывает в условном жакете того же красного цвета, что и шарф у Рассказчика; в остальном - чёрное трико и лёгкая чёрная юбка облегчающие её пластику
Он - сорокалетний Клерк-Аристократ, "Двойник" Экзюпери. "Зеркально отображает" Рассказчика одеждой, то-есть шарф свисает перед ним с левого плеча; высокий крепко скроенный мужчина; одежда из лёгкого материала облегчающего пластику
В авторском замысле остальные роли эпизодичны, мало или совсем не говорят со сцены и в кинокадрах, или говорят оставаясь невидимыми из её темноты и за кадром; они редко видны или совсем не видны зрителю. Режиссёрам, однако, оставляется право следовать в этом вопросе своему постановочному чутью
Сюзи-дансюз, подружка и товарка Манон, появляется только голосом
Мальчик
Бармен
Жиголо
Меценат
Мальчишка
Купец
Молодой Человек в Белом
Посетитель
Танцовщица
Врач
Сиделка, больничная Нянечка
и целый ряд совсем эпизодических ролей: посетители кафе и бистро, посетители сельских танцев и горожане, публика на улицах и в гостиницах, танцовщицы, медицинские сёстры (или сёстры милосердия) и так далее.
На задник сцены проецируются предварительно отснятые кадры. Автору не ясно, чем бы театральный режиссёр мог заменить передающееся там действие и образный видеоряд, а они важная органическая составная часть пьесы. Тем не менее в случае чисто театральной постановки, то-есть вне описанного ниже целостного жанра "кино-театра", автор не отнимает у режиссёров-постановщиков прав находить им замены.
По замыслу автора отснятые заранее киноролики демонстрируются независимо в кинозалах в виде короткометражного фильма, а во время прогонов театральных спектаклей в жанре "кино-театра" этой драмы-поэмы в зрительных залах продолжается киносъёмочная работа над произведением имеющая целью превратить его в полнометражный художественный фильм-поэму. Для последующего монтажа профессиональные камеры руководимые кинорежиссёром снимают спектакль с разных ракурсов, включая зрительские реакции. В окончательный монтаж предварительно отснятые для театрального спектакля кадры частично включаются своим сценическим появлением, но в варианте полнометражного фильма они гибко варьируются с полными включениями оригинальных роликов самих по себе, без сцены, "живым" кинематографическим материалом. Это должно производится тогда, когда в сценическом действии фокус очевидным образом переносится на киноролик. Появления в кинороликах сценических героев должны быть засняты так, чтоб их лица были неидентифицируемы, а зрительская идентификация должна быть основана на манерах, пластике и характерных элементах одежды. После того, как полнометражный фильм отснят, в последующих театральных постановках читаемые в пределах кинороликов стихи могут заменяться фонограммами нововводимых актёров.
(Всю целостность описанного процесса автор именует жанром "кино-театра".)
В любом случае, как при постановках, так и при съёмках режиссёрам правильно превращаться в соавторов.
Все направления по театральной сцене для удобства читателя даются с точки зрения зрительного зала.
1
Экзюпери (неспеша, раздумчиво, с паузой после каждого обозначенного им наблюдения или мысли, с центра сцены, из темноты, где предварительно чиркает спичка. Секундой позже из черноты проистекает дымок. Он вьётся проявляясь в слабом свете проектора, что чуть повыше человеческого роста производит на заднике сцены пока что лишь какие-то мутные неопределённые, подвижные тени. То, что Экзюпери описывает, - чуть запаздывая, как бы продолжая, следом, то-есть прежде рождаясь в его голове, всегда происходит - в конечном счёте это ведь его действительность, фантазия и рассказ)
Темно.
Сирена.
Лёгкие огни на сцене.
Постукивание колёс... или часов.
Быть может
Дирижёра по пюпитру лёгкий постук.
И что-то ожидает, душу гложет.
Всё в этой смене:
Её каракулями света по ночному телу росчерк.
И вздох - родился кто иль умер?
Нет, дирижёр и впрямь - музыка грянула,
и впрямь грянула и тут-же ушла в фон, уступая его голосу
огни набухли -
Свет подан. Мы в ночном кафе.
Экзюпери вступает-проявляется из черноты сцены в сейчас зажёгшийся фонарь, где он курит сигарету.
Под звучание музыки, в которой теперь один саксофон, отходит влево. Садится за столик. Продолжая курить глядит вглубь сцены. Дым курева витиевато раскручивается, разносится по сцене. Свет на сцене сейчас состоит из распылённого фонаря, сопровождающего рассказчика, но также отдельные мерцающие точечки тускло подмигивают со сцены. Одна такая - на столике, где сидит Экзюпери. Его лёгкое чёрное пальто оставляет "провальное" силуэтное пятно на сцене, но его лицо мерцает-выделяется в свете фонаря и поддерживается "кровоточивой" основой его широкого красного шарфа, конец которого спадает от правого плеча в форме не слишком устойчивой колонны. Место, на котором сосредоточен его задумчивый взгляд, не освещено - то самое, из которого он только что вышел - из его впитывающей тьмы под пируэты то и дело ныряющей саксофоновой мелодии выкристаллизовывается прямохонько на косую линию света фонаря от его источника и до Экзюпери плывущая-ниспадающая-скользящая в танце, будто подталкиваямая им и несомая по колеблющемуся саксофоновому шлейфу - к нему, на Экзюпери, кроха Манон-дансюз; она движется как если бы его там и не было вовсе, и ей надлежит заполнить-заменить его "былое" присутствие в этом месте. Перемещаясь в своём красном жакете она находится в сомнамбулическом забытье - и этим тоже как бы подменяет рассказчика.
Манон
По мне что в танце, что в раздумье
Всё одно. А мысли - яхты в бухте.
А посетители - мой аутодафе.
Сюзи-дансюз (из темноты сцены)
Не жмись, ну не жеманься - вон он сидит
Тебя в зрачки свои вобрал - не хочет отпустить
Ну? Подтанцуй к нему. Потом в деталях мы его обсудим!
Экзюпери
Подталкивает.
Тело Манон будто слегка оттолкнули в двух-трёх шагах от рассказчика, и она в этот момент своего танца оказывается спиной к нему, глядящей с любопытством в противоположную сторону сцены.
Манон
Да, во все глаза глядит.
Оставь, не надо, Сюзи, он станет говорить,
Будет, как все; все на одно лицо - пока о нём забудем.
Точной симметрией фонарю рассказчика второй распыленный фонарь теперь косит освещая столик, за которым сидит одетый зеркально отображая Экзюпери во всё чёрное с красным широким шарфом, но спадающим с левого плеча - Он, Клерк-Аристократ, задумчиво покуривающий мужчина лет сорока. Его взгляд неотрывно направлен на Манон. Витиеватый след курения теперь исходит в глубь сцены и от него. Дымные струи встречаются, пересекаются и закручиваются - на сцене нависает дымный туман. На Его столике тоже загорается тусклая точечка. Манон замирает на краешке фонаря Экзюпери и в его половине сцены; опирается-присаживается на еле заметный в темноте столик. Теперь глядит прямо перед собой.
Манон
Ты лучше расскажи мне про своё пальто,
Обновка? В тебя любая вещь - врастает;
вот и оно отлично на тебе сидит.
Гляди, какая ты красавица, я на тебя не налюбуюсь -
сошла с картины прямиком.
Манон вновь начинает танец, но танцует теперь то вдвигаясь из фонаря Экзюпери в темноту "между столиками кафе", то вновь выдвигаясь оттуда в свет того же фонаря. Фонарь направленный на Него (Аристократа) она старательно избегает.
Сюзи (начинает сдержанно-раздражённо)
Зато моя Манон всегда несёт не то.
Тут каждый спрашивает: "Эта кроха в красном, кто?", -
и на тебя во все глаза глядит -
Неотрываясь. И хочет он тебя не в красном,
он хочет мою кроху нынче-ж голяком.
(продолжает рассеяно)
И замечательно, сходи отдай своё и получи своё,
тебя же не убудет.
Манон (в этот момент опять выплывает из тьмы и на краю фонаря застывает на мгновение опираясь-присаживаясь на один из столиков - чтоб после своей реплики продолжить выныривающую спираль танца)
Ну ладно, Сюзи, оставь, не надо. Это всё тоскливо, скучно-
Сюзи (возвращаясь к едкому раздражению)
И скажи ещё: "Грешно"
Для полного комплекта.
Кроха Манон дансюз вся влажная -
соткалась из тумана,
И ягодка она не нашего посева,
она вздыхать и плакать лучше будет,
В её больших карманах и глазах округлых звёзд накопилось -
полным полно,
(в тоне чистой иронии)
Ждёт рыцаря в доспехах из любви -
хрусталь и бъющийся, но без единого изъяна.
Манон снова выплывает из тьмы и садится на столик, замирает. Руки подались назад, она ими опирается с усилием, ладони как пригвоздило к столику - больно и мучительно. Ждёт прислушивается к чему-то.
С последующими звуками голоса Рассказчика музыка обрывается. Лёгкий шорох, мерное постукивание. Фонарь на Экзюпери усиливается, а на его Двойника ослабляется, так что теперь контрастно выделяются Экзюпери и Манон. Манон отрывается от столика, и под звуки голоса Экзюпери её как на ниточке притягивает к нему; в ней движения напоминающие грацию крыльев при полёте лебедя.
Экзюпери (неотрываясь глядит на Манон, читает отчеканивая, голосом звонким, молодым, восторженным, направленным к ней)
Я крадусь - гранённый чистый
открывается алмаз!
и прозрачный, и речистый,
и простой лучистый глаз.
Раздвигаемые холмы,
неначищенные в бисер
губы-храмы жизнью полны,
ямины застыли в висе!
И вздыхая мерно, зыбко
Манон останавливается, слегка вздрагивает, разворачивается к зрителю и на свет фонаря - передёргивает плечами. На экране крупным планом её лицо: светящиеся слегка расширенные ожиданием глаза, припухлые приоткрытые губы.
и поёживаясь зябко,
Манон улыбается незащищёно улыбкой слепых, возможной, если никогда не видишь себя.
выжила в лице улыбка
В Манон - она вернулась к движению - появляется ещё и некоторая нарочитая лёгкая играющая неуклюжесть. Она открывается чему-то ей одной ведомому. С экрана её лицо исчезает.
уточка и косолапка,
и пошла пушисто хряпко
ненаполненною скрипкой...
Звук скрипки с нижних тонов вверх вдруг взлетает и замирает, зависнув на тишине. Манон вздрагивает, напрягается, опадает, съёживаясь, будто защищаясь от удара.
Голос контрастно-глуховатый, вдумчивый, тёплый и наполненный, но усталый, перехватывает инициативу с противоположной стороны сцены. Уровни света в фонарях симметрично меняются затемняя Экзюпери и контрастно усиливаясь на его сорокалетнем Двойнике. Манон от этого на краткий миг (синкопное замирание) оказывается тоже в затемнении. Она реагирует импульсивно вскидываясь, и так она переносит себя в полосу яркого света. В фонаре Двойника она повторяет прежние движения - теперь в его направлении.
Он (неотрываясь взглядом от неё, направляя своё чтение только к ней)
Лебедь выплыла на синий
отразившийся простор, -
лето пребывала в тине, -
осенью смутила взор!
Движения Манон обостряются на переходах от плавных линий к ломанным резким.
и всегда они парят
перед гибельной порою,
Предыдущая хореография усложняется, запараллеливается-удваивается.
пара - заменяет ряд
вычурностью и игрою.
Движения Манон натягиваются-напрягаются струной - поверх предыдущего.
душу вытесняет лёд, -
выплывая в белой пене,
и обученный измене,
изготовился в полёт,
и лопочет, и воркует,
Пластика усиливаясь натяжением уплощается, становится простой и лаконичной.
и тихонечко плывёт
дух на оголённый свод!
На последней фразе Манон замирает на взлёте, но в следующее мгновение опять опадает-съёживается в ожидании удара. Одиночно бъют комнатные часы - ровно один удар, но сначала этот звук происходит справа и тут-же с лёгким синкопным опозданием, как эхо, отзывается слева.
Проецируемые на задник сцены тени - съёмки ночной природы при недостатке освещения. В звуках - вначале едва различимые шорохи ветра в кронах деревьев вперемежку с его оглаживанием трав по открытому полю - этот фон плавно нарастает в течение всей пластики описанной сцены. И мерное ритмичное постукивание.
Постукивание теперь прекратилось, и оба фонаря гаснут. Светящиеся точечки на сцене остаются - как звёзды на ночном небе. Зачарованным мирком над этими звёздами изображение на экране светлеет и очерчивается - покрытая рощицами деревьев долина: на краях рощиц домики, вокруг них змеевидно вьётся речушка. Угадываются отдалённые окрики ночных птиц в рощах. Камера наплывает, нацеливается на одну из рощиц; в центре её - станционное строение. Камера уплывает вбок, на деревья, застывает. Еле заметное направленное их перемещение. Характерный редкий постук колёс - учащается, плывут строения, деревья, ускоряется постук, слышен гудок. Теперь равномерно: постук, плывут деревья и отдельные постройки, дома. Ритм постука - та-там-там, та-там-там - становится вальсовым и под него аккордеон начинает вальс, простую характерно сельскую музыку гуляния. В полном несоответствии с чем-либо, деревья вдруг бешено разогнались и неразборчиво понеслись по экрану. Замедлились: площадь между деревьями в освещении множества навешанных фонарей в бумажных затейливых абажурах. Танцующие пары. Экран теряет фокус, расплывается, в нём яркие несутся не распознаваемые тени, но они оставляют сцене исполняемый аккордеоном вальс. Загораются оба прежних фонаря на сцене. Как упала, Манон распластана на полу в нескольких шагах от Двойника-Аристократа.
Экзюпери глядит на Аристократа, на Манон, и наконец делает движение предполагающее, что он встаёт в её направлении, но его сорокалентний Двойник повторяет за ним этот жест - встаёт, Экзюпери опускается назад на свой стул. Пока Аристократ приближается к Манон, та отрывается от пола, приподнимает голову и видит его. Он подаёт ей руку, помогает встать, кланяется, приглашая. Она удивлённо и настороженно улыбается, но принимает предложенные ей две руки, встраивается в них и... - он кружит её в весёлом ритме сельского вальса. Вдоль передней части сцены с двух сторон направленными полосами подаётся яркий свет выявляя весёлое кружение этой пары. Свет лишь слегка высветляет глубину сцены где неразборчивыми силуэтами расположились за столиками посетители кафе, а в глубине, вдоль задника сцены - бар с барменом суетящимся за ним. Экран на несколько мгновений теряет яркость теней, но обретает фокус - кафе с приглушённым освещением, но с огоньками свечек на столах. Бармен, посетители. В центре кружится в вальсе пара: мужчина в чёрном лёгком пальто и красном шарфе и женщина в красном жакете, чёрной лёгкой юбочке и чёрных чулках. Лиц не видно.Фокус расплывается - снова яркие неразличимые подвижные тени. На сцене Манон смеётся и прогибается назад, опираясь на Его руку. Он приподнимает и так кружит её. Свет на сцене приглушается - всё кроме передней линии сцены снова поглощается тьмой, а яркие движущиеся тени на заднике сцены вновь вводятся в фокус, и мы видим точно также вращающуюся пару там, в кругу деревьев под бумажными фонарями. Другие пары расступились, уступая им место - Мальчик лет девятнадцати вращает хохочущую, точно также закинувшуюся через его руку щупленькую девушку, в красном жакете, лёгкой чёрной юбочке и чёрных же чулках.
Внезапно всё это угасает - свет, звук, экран - будто срезанное под корень остриём лезвия.
Тишина. Тьма. Ничто.
Сверху плавно и широко-направленно нарастает свет во всю глубину, но только по средней части сцены - около одной её трети по длине. Края этой части, срезанной трапециевидно так, что широкая часть трапеции делит переднюю линию сцены на три равные части, а узкая часть трапеции образует не слишком длинную полоску бара вдоль задника, представляют собой прожекторной силы и яркости "стены" резко очерчивающие-отделяющие центральную, сейчас освещённую часть, от неосвещённых сейчас краёв. В освещённой части проистекает нормальная жизнь ночного кафе. За баром суетится Бармен, слева у наружной части бара сидит спиной к бару и наблюдает Жиголо. У столика в глубине и чуть вправо сидят лицами частично в зал, частично друг ко другу бородатый крупный Меценат - левее, и Мальчишка - правее. За ним справа свободный, никем пока не занятый, стул. Левее Мецената за тем же столиком наполовину спиной и смуглой лысиной к залу - коротенький мелко скроенный Купец. За столиком справа и чуть поближе к зрителю с правой стороны столика, развернув стул так, чтоб правым боком и правой рукой опираться на стол, сидит небрежно растянув перед собой ноги и сосредоточившись на центр сцены Молодой Человек в Белом костюме и белой кепке с черезчур большим козырьком, залихватски спущенным на глаза. Посетители попивают красное вино из бокалов, а на некоторых пустых столиках всё ещё бытуют не убранные бокалы тех, кто уже удалился. За крайними и ближайшими к залу столиками, как и раньше - Экзюпери слева и его Двойник-Аристократ справа. Опираясь-присев на ближайший к залу столик по центру - он чуть вдавлен в вглубину сцены и совсем немного сдвинут вправо - стоит лицом к залу Манон.
Дав зрителю обозреть всё это, ненавязчиво вполсилы вступает та же что и прежде мелодия саксофона. С её вводом на экране на не долго проявляется кафе мимицирующее всё описанное на сцене, но без троицы Манон, Экзюпери и Аристократ, и в кафе на экране посетителей больше. Под саксофон между столиками движутся три маленькие танцовщицы. Одна из них в красном жакете, лёгкой чёрной юбочке и чёрных чулках. Продержавшись немного экран гаснет.
Манон (на сцене, обращаясь к невидимой товарке слева от неё)
Он говорит манером всё обрывающим во мне -
Сам тих, незамутнённо отражающий меня, как омут,
И так же я тянусь к нему, мне это, Сюзи, страшно.
Он будто не из жизни вовсе, будто вижу я его во сне.
Экзюпери (в зал)
Сюзи скучает.
Сюзи (голосом из центра сцены - рядом с Манон)
Он красив. Но ты, дансюз, иди к кому другому.
Манон (всё о своем)
Он нравится мне... Есть что-то в нём -
Сюзи (немного раздражённо)
Прости, Манон, но это ведь не важно.
Манон
Да, он, наверное, как все. В этом кафе все на одно лицо.
И ты права, они слетаются, как мухи на варенье.
Что если он такой-же?
Тут воздух липкий. Музыка и та - уже не та.
Я и одетая, как будто не одета.
Сюзи (зевая)
Пойду, устала я.
Молодой человек в белом костюме какую-то секунду сопровождает невидимую Сюзи взглядом, затем вскакивает и шустро направляется на воображаемую линию пересечения с ней, правее её разговора с Манон. Как бы сталкивается с ней, замирает, берёт её за невидимый локоть - его рука отлетает.
Ну вот, ещё и с этим наглецом.
Молодой человек "следует за Сюзи", то-есть пересекает световую "стену" и исчезает за ней. Манон сопровождает всё это взглядом.
Манон
И этот тоже, видишь, Сюзи? Прямо на удивленье
все они похожи...
(задумчиво)
Далёкий или близкий... Срам, нагота...
Ночь ласковая или поцелуй дневного света?
Всё та же саксофоновая мелодия взвивается, обретая силу, свет в баре приглушается, зажигаются огоньки на столах. Манон, как ей и положено, отдаётся ведомому этой мелодией танцу - она описывает широкую вьющуюся траэкторию между столами, при этом неосознанно оказываясь на недалёком расстоянии попеременно от каждого посетителя кафе - глаза их всех следуют за ней; ни Экзюпери, ни его "Двойник" не сдвигаются с места, но, помимо них, каждый посетитель делает попытку коснуться её, а она - так уж получается - оказывается недоступной их рукам. По завершении круга она снова на мгновение замирает у исходного столика. Из звука саксофона тихо произрастает мелодия скрипки - теперь оба инструмента звучат переплетающимися соло. Весь свет гаснет, но огоньки на столах остаются - ночное небо в звёздах - и сразу не ярко, но направлено зажигается фонарь рампы узко подсвечивающий Манон снизу, так что мерцающая Манон как бы зависает в небе между звёзд. Музыка уводится в фон.
Манон (в мягкой зачарованности; её голова слегка закинута кверху и она покачивается в такт музыке; говорит, как бы констатируя факт)
У ночи маковое тело.
Другой рамповый фонарь точно также слева теперь подсвечивает стоящего и тоже покачивающегося в такт музыке Экзюпери, но он слегка развёрнут в сторону Манон.
Экзюпери (обращаясь к Манон, как бы отвечая ей)
Оно любой дурманит ум,
Скулит своею скукой белой -
Манон (теперь она слегка разворачивается к нему и немного удивлённая и недоверчивая продолжает своё)
И путь ей светел и угрюм.
Манон теперь снова импровизирует свой танец под взвивающиеся саксофон и скрипку, а Экзюпери сопровождаемый своим фонарём направляется к ней. Когда Экзюпери достигает её, она слегка отступает, но он мягко вписывается в её импровизацию, и она принимает это. Несколько секунд они танцуют вместе. Потом Экзюпери отступает на несколько шагов, несколько секунд наблюдает танцующую Манон, закидывает голову; музыка приглушается.
Экзюпери (произносит с наблюдаемой им натуры)
Рулоны катит синей дали,
На три аршина пустоты -
Манон тоже останавливается - глядит на Экзюпери.
Манон
Вы столько боли не видали -
Рамповый фонарь на Экзюпери гаснет, и Манон разом никнет, а скрипка взвивается соло, но справа ответно тут же включается фонарь снизу подсвечивающий сорокалетнего "Двойника" Экзюпери, и скрипка уводится в фон. Неподвижно наблюдая сникшую Манон Аристократ произносит чуть насмешливо...
Он (чуть насмешливо)
А может и на три версты.
И это только поперечник.
Манон немедленно оживает и разворачивается к нему вправо. Вскидывает голову, отыскивая слова. На заднике загорается в ночном небе крупная луна. Манон счастливо улыбается.
Манон
Луна осела на лицо,
Уткнулась, будто в вал горшечник -
Снова взвился саксофон, и под него они уже оба с готовностью направились друг ко другу - откуда у Манон теперь вдруг эта доверчивость? - они вместе импровизируют движения, и она с удовольствием поддаётся этой совместности действия - даже подыгрывает ей. В какой-то момент, однако, он отодвигает её мягко и отступает также, как это раньше сделал Экзюпери. Глядит на неё тоже остановившуюся, ждущую и произносит грустно...
Он (грустно)
И тень неслышимых басов
Поодиночке отзвучала,
И фонари скатились с вала.
Он исчезает во тьме погашенного "своего" фонаря. В смешение саксофона и скрипки негромко, но настойчиво вторгается прежнее знакомое нам постукивание: то ли стук колёс, то ли часы, то ли постук дирижёрской палочки о пюпитр. Манон опять сникла. Гаснет и её фонарь. Вместе с луною, вместе со звёздами-огоньками на столах.
2
Та-там-там, та-там-там - мерное тиканье проклёвывает тишину., Та-там-там, та-там-там. Часы начинают бить справа, и синкопно запаздывая, слева вторят им другие часы - бъют 7 раз. Золотистый цвет внедряется на сцену. У него два источника, по одному слева и справа. Справа он проникает прямыми лучами и растилается по полу - через условное окно навешанное под небольшим углом по границе кулисы в непосредственной близости от зрительного зала, а глубоко по сцене примыкая к кулисе расположены высокие и тяжёлые старинные часы с боем. Вглубь сцены от окна расположено в тяжёлой раме полотно маслом - молодая женщина в ветхости старины, ещё далее вглубь и до часов во всю высоту старинного издания гравировки книг. Левая кулиса во всём этом зеркально отображает правую, а значит, в частности, создаёт другой источник этого мягкого и таинственного направленного свечения. Оставляемые от свечения на полу лучи сходятся тупым углом упираясь в рампу. Сверху по краям сцены несильно нарастает рассеянный безразличный серебристый свет помогая по этим краям золотистому свечению, но оставляя в сумраке центральную часть - кафе с его в этот час пустующими столиками и баром. Совмещение безразличного серебристого и тёплого золотистого помогает нам впервые увидеть всё только что описанное несложное содержимое обоих краёв. В дополнение к уже сказаному, справа под углом в 60 градусов к передней линии сцены и значит частично торцом ко зрителю невысокая, но массивная и широкая кровать - от края окна и до книг - плоскость кровати сценической условностью имеет наклон в 15 градусов так, чтоб зритель мог видеть её, но чтоб всё-таки на ней можно было и сидеть актёру, а слева в зеркальном отражении к кровати - массивный-же письменный стол - под теми же 60-ью градусами к передней линии сцены. На окнах светятся в золоте тончайшие, почти прозрачные занавески. На столе слева очень толстая расчётная книга-тетрадь. Вокруг неё аккуратно расставлены канцелярские принадлежности: чернильницы, ручки, счёты. На кровати справа сидит Экзюпери, за столом слева - его сорокалетний "Двойник", Клерк-Аристократ.
По окончании боя часов - Экзюпери, справа, до того свесивший голову, руки свисая с колен, взглядом у своих ног ловит полосу света на полу. Ведёт взгляд по ней, доводит его до вершины угла и далее ведёт вглубь левого пространства к столу. Подымает взгляд по столу и фиксирует его на "Двойнике". Тихой струйной вьющейся мелодией стартует скрипка. Руки "Двойника" на столе, в правой - ручка. Клерк-Аристократ медленно относит её и кладёт точным аккуратным движением на мраморную подставку. Сначала левой, а потом правой рукой любовно поглаживает книгу. Плавно медленно закрывает её левой рукой и оставляет ладонь на закрытой книге; правую ладонь кладёт поверх левой. Задерживается так. На заднике сцены всё это теперь дублируется, и наконец крупным планом на экран проецируются так сложенные немного морщинистые руки; оставляются там в недвижимости. На сцене Аристократ правой рукой проходится поодиночке, не спеша по каждому предмету на правой стороне стола. То же проделывает левой рукой слева. Замирает с руками широко и легко распростёртыми на столе ладонями вниз, опирающимися на него. Пауза. Ясно, что всё это часть ежедневного ритуала. Можно отдыхать. День работы завершён. Кругом покой, мир и порядок. Между тем скрипичная мелодия взвивается выше и выше, становится всё более и более замысловатой.
Экзюпери привстаёт с кровати - Аристократ приподнимается с кресла за своим столом. Экзюпери выпрямляется - выпрямляется и Аристократ. Он выходит из-за стола, через глубину сцены обходит стол и возвращается к тому месту передней части стола, куда направлен золотистый луч - Экзюпери всё это время ждёт у основания "своего" луча. Скрипка быстро опустилась в нижние тона и стихла.
Экзюпери
Так незаметно день и ласково склонился,
С ним будто ничего не происходит,
И будто он не умирает вовсе, а усмехается легко лучу
Он
Я скрылся на день, к ночи объявился,
День за руку меня опять во тьму уводит,
И я не знаю сам зачем всё то чего я от неё хочу.
Аристократ и Поэт, додумывая свои думы начинают медленно передвигаться каждый по своему лучу, по одному и тому же углу направляющему их в общую маячущую перед ними точку.
Он
День каплет, он по капле истекает,
Беспамятно-охранный выжмет, отсортирует в семьи люд, (пауза)
Но не меня. Я отоспал своё - теперь я буду вечный жид.
Экзюпери
Душа пока кровоточит, но боль когда-нибудь,
как этот день расстает,
И ожидания по ежедневности стекут, уснут, уйдут.
Я буду вещи радоваться каждой малой, когда всё это отболит.
Они оказываются на средней линии лучевого треугольника, когда скрипка возобновляет свою мелодию - со своей начальной тихой неспешной части. Вместе с тем по всей средней линии лучевого треугольника сверху подаётся направленный на неё золотистый мягкий свет - такой-же, как и тот, что льётся из обоих окон. С обоих концов сцены под этим светом теперь выходят люди и разбредаются покрывая весь лучевой треугольник, забредая и за него. Вначале они бредут неспеша, устало, подволакивая ноги, головы опущены, руки в карманах курток, лёгких пальто, плащей. Пройдя немного некоторые из них попадающие под золотистый свет, останавливаются, вскидывают головы, приподымают плечи - принимают "солнце", вдыхают запахи остатка дня, который они пропустили в берлогах своих рабочих мест. Толпа скоро захлёстывает обоих Поэта и Аристократа, затем вновь освобождает их, и, наконец, исчезает со сцены, часть из них - в направлении тёмного пространства кафэ, - но на вершине лучевого угла будто вынесенная на берег прибоем неожиданно остаётся Манон. Золотистый свет по средней линии гаснет - его заменяет такой же золотистый широкий и рассеянный фонарь рампы на Манон снизу. Манон стоит лицом к зрителю, руки её обозначены в положении опирающейся на перила, голова вытянута вперёд "за перила" и всё тело поддалось немного туда высматривая что-то. Она счастливо и беззаботно улыбается. Вместе с тем, с её появлением изображение покоящихся рук на заднике сцены контрастно сменяется на крупным планом поданый и насыщенный солнечным светом цветок лилии на воде. Мелодия скрипки к этому моменту уже снова на высоких тонах в замысловатой и быстрой её части. Поэт и Аристократ оба сразу замечают Манон. Экзюпери расслаблено и легко глядит на неё так, будто она и есть та лилия, что высвечена на заднике сцены. Аристократ наоборот вздрогнул и во взгляде его напряжение. В лице Манон играют какие-то счастливые воспоминания. Скрипка вновь уходит в своё тихое "внутреннее" звучание.
Он (как бы обращаясь к ней, но в своих мыслях)
Она, кроха Манон, у заспанной воды,
Что вынесло тебя, дансюз, на эти белые пруды -
Покой надуманый у белых лилий, кроха.
Манон (будто отвечает, но оставаясь в своих воспоминаниях)
Они оставили во мне свои следы,
Приходят навестить меня, печальны и просты,
Крупицы радости - её уже во мне совсем немного.
Он (продолжая глядеть на Манон пристально)
Легко вообразить твои мечты, Манон,
Уют замужества, и защищённый сон
Семьи - я мог бы это обещать, но ты не видишь проку
Во мне. Охотник стар для стаи гончих -
Манон (в задумчивости ненарочно разворачиваясь замечает Аристократа, смущена, снова глядит "на воду")
Он. Это он.
Случайно, или преследует меня? У них один закон,
И он не о любви, я думаю, а к сладкому пороку.
На экране задника сцены камера отъезжает и тем вводит в рамку множество лилий. Ещё отъезжая она захватывает и бетонные берега густо покрытые какими-то вьющимися растениями.
Манон (украдкой снова глядит на Аристократа)
Он кажется иным. Он рад, что видит меня.
Экзюпери (в своих мыслях)
Самой возможностью тогда казалась ты,
Когда стекал лучистый берег дня -
недостижимыми казались те цветы.
Теперь я думаю - они с тех лет
преподавали мне свои уроки.
Манон
Мне может улыбается судьба, храня,
и может мысли у него скромны, чисты,
И перебросится в меня пожар его огня,
Камера передвигается по берегу, бетон исчезает, берег теперь покатый и по нему буйная плотная растительность.
Экзюпери (вспоминая)
Там берег был покат и пышные на нём росли кусты -
Клерк и Экзюпери (вместе)
Но пуще на душе твой, кроха, след.
Кровит порез его во мне глубокий.
Под вновь взвившуюся скрипку камера сильно ускоряет бег вдоль дикого своей зарослью берега. Вдруг этот бег, равно и музыка, обрываются - тишина и покой, а заросли заменяет пустая комната, вернее её угол, захватывая залитое ярким светом окно - в него видно дикий заросший пруд под домом и в пруду угадываются-белеют на солнце лилии. В пустом углу - одинокий стул с остатком старого журнала на нём.
Экзюпери и Аристократ оба приближаются к Манон, стоящей лицом к Клерку, но Поэт движется порывисто и сзади быстрее достигает Манон. Он трогает её за плечо, она вздрагивает, и у всех троих происходит пластика, в процессе которой Экзюпери и Аристократ "меняют" лучи на которых стояли. Это происходит не очень быстро, под текст читаемый с фонограммы голосом Экзюпери - в его пластике (и мимике) ясно отображается страстное чувство читаемого.
Экзюпери (фонограммой)
Я хочу, хочу тебя, кроха,
В этом стуле с истлевшей страницей,
До последнего с первого вздоха
Я хочу этой ласке длиться.
Я хочу любовных усилий,
Где росе суждено пролиться
В тех пещерах чашечек лилий,
Где смеяться тебе и злиться.
Тем временем на экране кадр медленно "наплыл" на окно, и теперь с высоты за окном с нарастающей скоростью, укрупняя план, как бы падает на так же как в самом начале поданную, одну водяную лилию - замирает на ней.
Теперь скрипка снова стартует тихой и медленной частью музыки.Сложная пластика отображает Аристократа медленно уводящего Манон по правому лучу, пока Экзюпери, быстро двигаясь по левому лучу и сохраняя свою изначальную нервную порывистость, простой и "прямолинейной" пластикой достигает стола, поворачивается к нему спиной, останавливается, полусадится, полуопирается на стол - Аристократ с Манон в этот момент ещё в самом начале своего правого луча. На экране камера отодвигается от крупного плана и немного ускоряясь перемещается вдоль лилий, а потом вдоль диких зарослей берега - похоже на то, как это было раньше, но без захвата цементной части берега. Далее образы камеры в их конкретике определяются тем, что происходит в стихах. В паузах стихов кадры мутнеют, выходят из фокуса. Во время чтения стихов, когда камера в фокусе звук скрипки уводится уступая место звукам на экране. Скрипка возвращается при замутнении фокуса, в паузах стихов - сопровождая пластику.
Экзюпери (наблюдая пластику Аристократа и Манон читает с паузами, так что в паузах его чтения происходит их пластика, а когда он читает они замирают - так эта пластика "пристраивается" к образам в стихах)
По реке шелестящей и к реке шелестящей
Пробиваясь вслепую по дорожке скользящей
Вопросительно зрящей и всегда преходящей
Пауза для пластики. Экран выходит из фокуса. По окончании пластики фокус возвращается: девушка в красном жакете вдоль диких зарослей, вдоль воды и от неё вверх за руку ведёт парня ранее танцевавшего с ней. Сквозь заросли пробиваются солнечные лучи.
Ты за руку легонько ведёшь меня
По крутому взбуханию дня
Неумышленно, безнаказанно.
Пауза для пластики. Экран выходит из фокуса. По окончании пластики фокус возвращается: удалённым планом долина реки в диких зарослях - вид с холма на эту реку. Внизу движимые ветром копошатся веера деревьев и кустов. Солнечно. Ветер шумит внизу. Гуд пчёл и шершней.
Жизнь слышна мне отсюда, как шорох,
И видна мне отсюда, как шершней возня -
Так невиданно ты моим Богом дана.
Пауза для пластики. Экран выходит из фокуса. По окончании пластики фокус возвращается: от наблюдателя туда вниз змеино вьющимся бегом удаляется девушка в красном жакете, чёрной лёгкой юбочке и чёрных чулках. День теперь на закате, и солнце в спину ярко высвечивает ей шею. Девушка вдруг разворачивается лицом к наблюдателю, но кадр прежде, чем мы можем увидеть её лицо сменяется на глаза крупным планом. В них лихорадочно-весёлый счастливый блеск.
Мне по шее прозрачная жалость видна,
А по стану змеиная поступь одна,
А в глазах пелена и глазами блесна.
Экран выходит из фокуса. Аристократ и Манон в своей пластике достигают "порога" правого помещения и замирают. Музыка снова обрывается, а на экране снова внезапная смена кадра - приближающаяся по траве к дому пара: Мальчик и девушка, с которой мы видели его танцующим, та, в красном жакете, лёгкой юбочке и чёрных чулках. Ни тогда, ни сейчас мы не видим её лица. Зато камера подаёт крупным планом лицо Мальчика - улыбаясь и немного смущаясь своей затаённой надежды, он вопросительно подымает брови. Камера переключается на тоже крупным планом нижнюю часть лица девушки - губы слегка приоткрыты в улыбке и ответный кивок - да. Теперь торец открывающейся двери дома - дверь захлопывается. Изображение гаснет. Аристократ и Манон оживают, "входят" в комнату.Тихим фоном стартует всё та же мелодия скрипки.
Он (со спины и оба спиной к залу, бережно прикасаясь к ней - готовясь помочь ей снять жакет)
Манон, позволь, я помогу тебе с жакетом.
День к вечеру, любимая, за ночью новый день; при этом,
Твой день - почувствуй его и воздух и живой уют,
Освободив замерцавшие золотом оголённые хрупкие плечи, снял с неё жакет. Она как бы помогла ему в этом развернувшись к залу и тем освобождая себя от жакета.
Манон (в зал)
Мужчины часто в этом деле лгут
Я танцовщица с набережной - не велик и труд
Назвать меня любимой и заполучить меня на день одним живым пакетом.
(к нему)
Я тут не потому.
(в зал)
И впрямь, зачем я тут?
Он (тоже разворачиваясь в зал и обращаясь в его пространство - предварительно повесив её жакет на спинку стула одиноко пребывающего перед кроватью на одной линии с Манон)
Мы оба равно смущены, нас равно не поймут
Мои друзья или её товарки.
(к ней)
Об этом чувстве тщательно воспетом
Столь много слов. Найдутся ли слова о нас с тобой, Манон?
Нет нас скорей сомнут,
(в зал)
Нам и самим всё это трудно. О чём нам говорить? Нас люди засмеют
(смотрит на Манон, залюбовался ею, говорит обращаясь к ней, которая и впрямь очень хороша - вся светится в золотом блеске от окна)
Ты вся горишь, как ангел хрупкости, закатным светом.
Он берёт её за локоть, разворачивает и прижимает к себе. Она отодвигает его и садится на тот-же стул. Он склоняется над ней, приподняв ей лицо за подбородок - классический жест, но он производит его почти, как нищий просящий на пропитание. Она нужна ему и он пытается показать ей свои чувства глаза в глаза.Это лишь начало. Скрипка нарастает, и под неё у Манон и Аристократа происходит любовная пластика вовлекающая-использующая вначале стул, а затем кровать. В процессе этой пластики, в которую Манон, распаляясь, всё более вовлекается, она снимает с него его шарф, пальто - бросает на пол у кровати, а он растёгивает-снимает её лёгкую юбочку и бросает её на стул - оба остаются в чёрном трико.
Слева сцены в процессе их разговора Экзюпери обошёл стол и к началу их пластики уже сидит за ним - так же, как раньше Аристократ: он со значением, почти любовно, ощупал каждую вещь на столе - теперь просто сидит с руками на книге, как до него сидел "Двойник"; смотрит на пластику Манон и Аристократа.
Скрипка подаётся фоном тексту.
Экзюпери-Поэт (читает, с паузами - пластика справа учитывает образы читаемого, а он учитывает их пластику: чтение и пластика чередуют-продолжают друг друга)
И глядящее в око мне око
Зарывается в немощь глубоко
Неумышленно, безнаказанно.
Пауза для пластики. Свет из обоих окон сменился из золотистого на серебристый, лунный.
Хорошо это мне или плохо
Погружаема в душу порока -
Так невидимо ты моим Богом дана
Пауза для пластики.
По завершении пассажа пластики свет на сцене гаснет, замирает скрипка, а на экране появляется предыдущая комната - ракурс тот-же, но со значительно большим захватом: теперь видна бедная кровать у стены и на ней двое занимаются любовью. На стуле - частично повторяя то, что мы видели на сцене - висит красный жакет и брошена чёрная юбочка, но так же брошены и чёрные чулки и ещё какое-то женское бельё. У кровати на полу - его одежда. Из окна в комнату светит луна - её свет освещает комнату, включая и "бушующую" пару на кровати. Пара замирает - следующим кадром камера на мгновение застывает крупным планом на освещённой полной луной пышной в молодом цвете обнажённой груди девушки. Затем кадры попеременно меняют это и отцвечивание луны на речной воде у берега со свисающими в неё дикими растениями. В кадрах обнажённой груди - соответствуя тексту - на ней оказывается ласкающая ладонь. В других кадрах - реки - ладонь опускается пальцами в струи воды.
Ты моя по реке и руке сторона,
И сосцами стекает молочно луна,
А по стану змеиная поступь одна
Вопрошает ладонью длящей
И любовью пекуще-палящей
Вопросительно зрящей, и всегда преходящей.
И сосцами стекает молочно она,
И по стану змеиная поступь одна,
И рукой по реке - ты моя сторона.
Скрипка вновь стартует - сразу с быстрой, страстной части. Под неё кадры на экране по-прежнему сменяют друг друга добавляя новые вариации: лунная дорожка в поле отсвечивается по влажной траве и по ней бежит обнажённая девушка - тело её мерцает лунным светом - и вдруг раздаётся неразборчивый отчаянный окрик; мгновенная смена на солнечные лучи сквозь кустарниковые заросли; снова лунная дорожка в поле и на ней Мальчик и девушка падают в момент, когда он ловит её - она смеётся, но в звуке только скрипка - и у них вновь любовь; затем они оба лежат на спинах, обнажённые и глядят вверх, на небо, луну звёзды - счастливые, удовлетворённые. Всё это промелькнуло быстро убегающими кадрами - каждый одним касанием - ровно настолько, насколько необходимо, чтоб глаз мог задержаться на кадре и утерять его. Музыка обрывается. Теперь калейдоскоп кадров ограниченный образами стиха более скупо и лаконично повторяется под заменивший скрипку голос Экзюпери.
Экзюпери-Поэт (из темноты сцены)
И на лунной тебя дорожке,
Где на крике - отчаянья сота,
И на солнца просветах немножко;
Но во влаге лунного пота
Я хочу тебя до помраченья,
Хорошо это или плохо
Я хочу тебя всей своей ленью
И я просто хочу тебя, кроха.
Полное затемнение и тишина.
3
Сцена оживает ярким утренним солнечным светом сквозь окно помещения справа. Вместе с тем слева ровный пасмурный свет из окна очерчивает контур фигуры Экзюпери сидящего за столом. Справа, в дальнем (в глубину сцены) углу помещения стоит спиной к зрителю Клерк-Аристократ. Он производит впечатление глядящего в зеркало. В руках у него его лёгкое чёрное пальто. Вещи Манон на стуле: на спинке висит красный жакет, а на сиденьи стула брошена чёрная юбочка. Сама Манон - свернувшись клубочком спит на кровати, и её хорошо видно благодаря наклону плоскости лежанки.
Манон зашевелилась и с тем стартовала знакомая уже нам мелодия скрипки - в медленной и тихой её части. Приподнялась на локте. Сонная осмотрелась - вроде не вполне осознавая, где она. Заметила в глубине сцены Аристократа и замерла на мгновение. Приподнялась с постели в уже целевой пластике и продолжила её сойдя с кровати: неспешные движения, растерянность, смущение, испуг - но всё это так, что ясно - её движения лишь символика - это воображаемые действия по её мыслям - она "в реальности" остаётся в постели.
Манон (фонограммой)
Ему я не нужна. Зачем ему такая.
Я просто танцовщица в его глазах - дразнилка для мужчин.
Зачем я здесь, к чему? Сама не знаю -
любви мне захотелось; крохе-дансюз
нужна любовь без видимых причин.
(Пауза)
Какие сны мне снились, ах какие сны -
воспоминание одной немыслимой весны.
Он (по-прежнему спиной к залу, недвижим - фонограммой)
Спи кроха, спи Манон. Такая хрупкая твоя рука - я
прикоснуться к ней всегда хочу. Так сладко ощущать, что не один,
Что я к губам могу прижать твою ладонь, что я, играя,
могу ладонь свою в кудрях твоих держать,
и я судьбе своей уже не господин.
Какие-б раньше не губили пагубы, они
иной реальностью так сладко стеснены.
Завершая пластику Манон возвращается к своей исходной позе спящей. Ближе к концу её пластики в музыке к скрипке начинает подмешиваться саксофон.
Свет на сцене гаснет - его заменяет изображённое на экране кафе, уже знакомая нам его обстановка. Бармен и Жигало у бара, помимо иных посетителей завсегдатаи: массивный бородач-меценат, наглый мальчишка, маленький лысый купец, молодой человек в белом. Несколько маленьких танцовщиц с низко открытыми декольте под звуки саксофона вьются между столиками. Из них одна - в красном жакете, лёгкой чёрной юбочке и чёрных чулках. С появлением кино-ролика скрипка совсем уходит - остаётся саксофон.
Один из посетителей ловит рукой оказавшуюся близко от него танцовщицу - та останавливается, разворачивается к клиенту. Он показывает ей наклонится и шепчет на ухо склонив голову так, что глаза его устремлены прямо в её декольте. Камера крупным планом берёт это декольте с теперь почти полностью открывшейся грудью. Музыка уводится в фон шёпоту и над залом разносится:
Посетитель (громким шёпотом)
Как так, что ты такая кроха, а с такой округлой грудью,
Какой отточенною графикой топорщатся её соски.
Мой брат художник - сходим к нему, и он их живо зарисует.
Там у него вино и весело - поедем к нему в студию.
Танцовщица (пытаясь выпрямиться, но Посетитель схватил её пальцем за бретельку на в остальном оголённом плече и не отпускает)
Я понимаете ли занята сегодня -
Посетитель
Э нет, не выпущу тебя, дансюз, с моей руки.
Танцовщица
Ну хорошо, я прихвачу жакет. Другая кроха танец этот дотанцует.
Он приотпускает её и следует за ней. Они скрываются. Камера при этом захватывает Жиголо, который от бара делает жест другой танцовщице - камера мгновенно перехватывает её - танцовщица кивает и послушно остановив танец направляется к посетителю не попавшему в кадр.
С этим экран быстро затемняется, сходит на нет, заменяемый высветлением центральной части сцены - то же кафе, но теперь оно на сцене со всеми перечисленными выше лицами - только Посетителя покинувшего кафе нет, а из танцовщиц осталась одна - Манон. Поэта и Аристократа тут нет, как их не было и на экране. Музыка по-прежнему - фоном разговору.
Широкий фонарь подан на центральный стол, где в последовательности уже описанной раньше сидят: спиной к зрителю лысый маленький Купец, лицом к зрителю с дальней стороны столика громадный бородач Меценат и наглый Мальчишка, а на прежде свободном правом стуле сидит в профиль к залу Манон. Купец держит Манон через стол за руку и слегка подался вперёд - голос его подрагивает - ему говорить трудно, это не самая его сильная сторона - он нервничает. Во время его разговора, с правой рукой прижатой Купцом к столу, Манон производит пластику пойманной рвущейся на свободу перепуганной птицы - вовлекая стул, стол и собственное тело, реагирует пластикой очень чутко на всё, что произносится...
Купец
Мы, мгм, кроха, (пауза) очень, мгм, денежные (пауза) люди...
Вот, (пауза) предлагаю, мгм, тысячу в неделю, (пауза) - это не торги,
Тебя, мгм, Манон, (пауза) никто, мгм, тут, кроха, (пауза) не торгует.
Меня же, мгм, тут, (пауза) никто, мгм за это, (пауза) не осудит.
Мне чувства грустные твои так сильно дороги (глубокий вздох)
Сюзи (из глубины сцены - со смешком)
Скажи ему, коль он тебя так сильно любит - пусть замуж уворует -
(Обрывает сама себя.)
Иди, конечно, с ним, дансюз, иди, о чём тут думать, кроха,
Я вот всегда смеюсь, а ты грустишь - за это много платят,
Будешь в шелках, но в гости пригласить-то, не забудь?
Ну что глядишь, о чём опять задумалась, дурёха?
Манон (остановилась, вернулась на стул, села, перепугана, дрожит, лопочет сама не зная что)
Я понимаю... Благодарна, но на этот вечер у меня нет платья -
Сюзи (смеётся)
Тебе назад в кафе всегда свободен путь.
Купец бросает её руку, отшатывается, как от оплеухи. Бородач Меценат начинает громко хохотать, руку Манон перехватывает Мальчишка. У Манон снова начинается пластика перепуганной бъющейся птицы К столику в собственной пластике немедленно подлетают напряжённо это наблюдавшие Жиголо и Бармен - последний с бутылкой в руке. Сразу подливает в бокал Купцу, потом Меценату, хотя Мальчишка первый поднял другой рукой свой бокал - он получает порцию вина последним и тут-же по своему пользуется ей. У него своя пластика. Сейчас это между ним и Манон. Он подносит бокал ко рту Манон, пытается заставить её выпить - она сопротивляется. На всё это реагируют своей пластикой все вокруг стола.
Мальчишка
Ну, открывай свой рот - не то залью я силой.
Меценат (сквозь хохот)
Оставь её, она от страха сейчас умрёт.
Жиголо (зло - шипит)
Пей дура. Зря что-ли я тебя из той дыры достал?
Сюзи (невидимая из глубины сцены)
Пойдём со мною, веселее будет, милый -
Мальчишка сразу реагирует. Бросает Манон и удаляется, пластика показывает, что он не один.
Жиголо (к Манон)
Я открываю на тебя твой персональный красный счёт.
Манон вскакивает и подбегает к рампе. У неё в глазах слёзы. К ней, подбираясь в собственной пластике, подходит наблюдавший всё это Молодой Человек в Белом. Жалея её, протягивает ей белоснежный платок. Она не видит. Продолжает плакать, тогда он сам им вытирает ей слёзы.
Молодой Человек в Белом
Ты лучше-б дождалась, чтоб он тебя поцеловал.
Общий свет на сцене гаснет,заменяясь с некоторого удаления слабым рассеянным мерцанием на уровне рампы фонаря поданного на Экзюпери. Другой узко направленный на Манон фонарь сверху сопровождает её мягкую пластику поддерживаемую на небольшом расстоянии Молодым Человеком в Белом, который мерцает вокруг неё фосфорическим излучением костюма. В темноте сцены, вместе с голосом Экзюпери начинают ломанными движениями перемещаться образуя пары огоньки со столов бара. Всё это сопровождается фоновым шёпотом скрипки.
Экзюпери (негромко, в зачарованном забытьи)
В уютном бархате кустарника
Навешиваясь на зрачки
На раздражение пожарника
Гуляют пары-светлячки.
Не доверяй ночному зрению -
Не одинок и не дичок,
Как невозможна сирость пению,
Так парен каждый светлячок.
Я жмурюсь. Им за руки браться,
Раздваиваться и парить,
В уюте жить и размножаться,
Летать и кажется любить.
Все фонари гаснут, исчезает и мерцающий Молодой Человек в Белом, но загорается экран задника сцены. Там в настоящей июльской ночи, настоящие светлячки ярко загораются вспыхивают ломанными линиями перемещаются гаснут и снова ярко загораются среди кустов. Камера слегка опускается и захватывает любовную пластику пары в мерцающих белых трико, но на "ней" поверх этого трико красно мерцающий свободно распахнутый жакет.
Экзюпери (так же, из темноты сцены)
И заражает эта братия
Любовным омутом зрачков -
К июльской ночи я в объятия
Иду на радость светлячков.
Её целую я глазастую,
Она в себя берёт меня,
Дурманную её, напрасную
В пылу холодного огня
В уютном бархате кустарника
Под пляшущие фонари,
Я с целой армией напрасников
Люблю до утренней зари.
Пластика утихает - двое распластались под вспыхивающими кустами.
И усыпаю и мне снится:
Навешиваясь на зрачки
Любовные свои страницы
Выписывают светлячки.
Экран гаснет. Утихает скрипка, оставляя за собой мерный постук: та-там-там, та-там-там.
Края сцены высветляются светом из окон - стальной пасмурностью с обеих сторон. В обоих окнах вырисовываются контуры - Экзюпери слева и его Двойника справа. Тихий всхлип скрипки - и она сразу затихает. Манон по-прежнему сжалась в комок на постели. Мягкое широкое её движение - ровно настолько насколько прозвучала сопровождавшая его скрипка - и застыла распластавшись. На экране проявляются улочки ночного города.
Свет на сцене справа совсем гаснет, а слева гаснет свет из окна, но подаётся ранее уже использовавшийся рассеянно мерцающий фонарь с некоторого удаления, от рампы, поданый на Экзюпери. Изображение на экране сменяется ярко освещённой металлической полоской бара; металл этот кажется плавящимся от света (это бар круглосуточного бистро). По полоске чёрным пятном прокатывается чашечка кофе и следом за ней так же заскользило блюдечко с какими-то печёнными сладостями - каждое такое скольжение сопровождается постукиванием: та-там-там..Чья-то рука в кадре принимая останавливает одно, потом другое скольжение. За кадром вырос пронёсся и схлынул вой сирены. Ещё одна чашечка и ещё одно блюдце с тем же постуком прокатившись по панели бара приняты на этот раз парой рук: кофе останавливает одна рука, а блюдечко - другая. Нарастает новое постукивание и завершается боем часов сперва исходящим справа, но с запаздыванием оно дублируется слева - пять ударов.
Во время последующего обсуждения между двумя товарками они периодически подхватывают чашечки и уносят их для питья за кадр. Отмеченная особо пара рук ложечкой также отсоединяет и ломтики печёной сладости,тем же манером отправляя их за кадр, а одинокая на баре одна рука о сладостях совсем забыла. Чашечки кофе и блюдечки со сладостями периодически скользят так точно, как это уже описано - принимаемы другими руками, которые взяв принятое выбывают из кадра. На ярком освещении и "расплавленности" полоски бара всё это напоминает силуэты птиц, то парящих, то вспархивающих, в ярком свечении неба.
Манон (голос за кадром; её текст лишь на одно мгновение прерывается - когда за кадром одиножды исчезает чашечка кофе)
Ну вот уже и красный счёт открыт (кофе) - ты всё это предсказывала, Сюзи.
Но это к лучшему быть может. Устала. Перекушу и прогуляюсь,
а при свете дня
Решу. Может вернусь назад в свой городок. (Пауза.) Он снится мне.
Уеду я домой.
Сюзи (голос за кадром; её текст более, чем у Манон, затруднён тем, что она жуёт, и соответственно чаще, чем Манон, прерывается, когда за кадром исчезают то кофе, то печёная сладость - в произвольные моменты)
И что там? Чертополох, коровы и пъяный муж слегка оттузит -
Для острастки и настроения? Вот что, хватит блажить, подружка -
слушай меня.
Лысый придёт ещё. Мой смех подешевел, ну а твои слезливые туманы
в цене. Твой случай дорогой.
Манон
Ну да, липучка для мужчин (кофе). Как наиграется, отлепит, бросит.
Он гадок, Сюзи.
Я лучше спички по ночам буду вставлять в глаза и кофе пить.
А эти, бокалами звеня,
Будут глазеть - глазами липнуть, и за корсетами зрачками шарить.
Но потом ночной дорогой
Домой, шатаясь, буду усталая брести.
Солнце вставая вольётся улицей, зрачки мне сузит.
Который сейчас час?
Сюзи
Пять.
Манон
Пять? Пять уже было.
Сюзи
И снова пять. Рассудок твой храня
Время стоит. Такой провал - его подарок женщине как ты,
и жалкой и убогой.
В подтверждение опять нарастает постукивание, и точно как раньше часы с обеих сторон сцены бъют с лёгким запаздыванием справа налево - пять ударов.
Кадр сменяется уже светлеющей улицей. Камера движется по ней, сворачивает в лабиринт переулочков, обрывочным видеорядом петляет по ним и в другом месте выныривает на исходную улицу, которая теперь залита ярким стелющимся по ней светом только что выглянувшего из-за горизонта солнца - этим она напоминает русло, по которому льётся расплавленный металл. Отдельными редкими почти чёрными пятнами удаляясь от камеры перемещаются пятна - отдельные ранние прохожие. Разворачиваясь то вправо, то влево, как бы рассматривая, изучая, камера движется по этому металлу ассоциативно и визуально перекликающемуся с предыдущей полоской бара. Она как будто отыскивает что-то важное. Нарастает, проносится и уходит звук сирены.
Неожиданно, рассеянный и слегка мерцающий из рампы фонарь на Экзюпери становится ровным и более ярким. Вместе с тем Экзюпери встаёт и импульсивно вытягивается немного вперёд и вверх.
Экзюпери (жалостным но очень отчётливо звенящим в тишине вскриком)
Лу! (После паузы - тише, потеряно-вопросительно и просяще) Лу?
На сцене продолжается видеоряд движения по плавящейся под утренним солнцем улице и рассматривания вдоль неё подъездов, парадных, окон.
Экзюпери-Поэт
Мне улицу не обойти -
Там столько номеров.
Хотелось мне тебя найти
Среди чужих дворов,
Среди чужих ковров
И роскоши чужих квартир -
Ряд фонарей вдоль фронтальной линии сцены сверху выхватывает из темноты Манон, зачарованную светом, бредущую вдоль него усталую, но счастливую в этом потоке ранних солнечных лучей. Её движение - от Экзюпери, а он заметив её, оборвал своё чтение и спешит ей вдогонку. Догнав он касается рукой её плеча и она порывисто-вопросительно и даже испугано оборачивается. Экран гаснет, гаснет и всё иное освещение, кроме нескольких сверху фонарей. Под ними при продолжении стихов читаемых Поэтом фонограмно и под тихую жалобу скрипки у них краткая пластика с Манон - он обращается к ней, жалуется, просит, а она пытается избежать, не понимает, что ему от неё нужно, и потому им напугана.
Я без тебя и наг и сир
Среди людей-миров.
Не оставляй меня надолго одного,
Не оставляй на краткий миг меня.
Ночной кошмар и ужас мой средь бела дня,
Что ты избрала среди них того, кого
Хотела, кого искала и что я тебе не нужен более,
И удержать тебя не в силах я, не волен я,
И дружба наша превратилась в баловство,
А для меня любовь моя давно кровавое родство.
С некоторым запозданием после последней точки стиха всё - и свет, и музыка - разом обрывается. Темно. Тихо.
4
Сцена оживает ярким утренним солнечным светом сквозь окно помещения слева, в кабинете, где сидит Экзюпери. Вместе с тем справа ровный пасмурный свет из окна очерчивает в дальнем (в глубину сцены) углу помещения контур фигуры Клерка-Аристократа. За исключением того, что солнечная яркость и пасмурность в окнах справа и слева поменялись местами, это уже знакомая нам мизансцена. С лёгким чёрным пальто в руках Аристократ стоит спиной к зрителю в позе напоминающей человека глядящего в зеркало. Вещи Манон по-прежнему на стуле, а сама она свернувшись клубочком спит на кровати.
Аристократ (развернувшись в сторону Манон)
Спи кроха, спи. Такая хрупкая твоя рука - я
прикоснуться к ней всегда хочу. Так сладко ощущать, что не один,
Что я к губам могу прижать твою ладонь, что я, играя,
могу ладонь свою в кудрях твоих держать,
и я судьбе своей уже не господин.
(Пауза) Какие-б раньше не губили пагубы, они
иной реальностью так сладко стеснены.
Манон зашевелилась, приподнялась на локте, после небольшой паузы присела приспустив ноги с постели и натянув на себя лёгкую простыню.
Манон (в задумчивости глядя перед собой)
Ему я не нужна. Зачем ему такая.
Я просто танцовщица в его глазах - дразнилка для мужчин.
Зачем я здесь, к чему? Сама не знаю -
любви мне захотелось; крохе-дансюз
нужна любовь без видимых причин.
Домой хочу, домой. С какой ни гляну стороны
дороги дальней признаки видны.
Оставив жакет, подбирает со стула свои остальные вещи и начинает их "одевать" под простынёй.
Он (реагируя и обращаясь к Манон)
Ты сладко спала. Я глядел на тебя, любимая,
и мне не верилось, что ты со мной.
Потом забеспокоилась и зашептала что-то - боль трудно переносимая,
как мне казалось, в твой забрела покой.
Скажи -
Манон
Я думала о доме. Мне нынче-ж следует уехать.
Он
Ехать? Почему? Нынче? Куда? Манон, я не пойму -
Манон
Домой.
(Сбрасывает простыню. Пока говорит встаёт, берёт и надевает жакет.)
Я не дансюз, я кроха из предместья. Птица ранимая.
Издалека. Птице пора домой.
Он
Как далеко?... Птица... Зачем?... Страна твоя незримая
тут. Твоё гнездо тут, под твоей рукой.
Манон, нам хорошо вдвоём. Я не бедняк, и ты моя, а я твоя утеха,
нам быть вдвоём предписано, по чувству радости - его теплу,
и по холодному уму.
Он подходит к ней, обнимает. С этим сцена затемняется оставляя только поданный на Экзюпери-Поэта рассеянно-мерцающий свет со стороны рампы.
Поэт (с началом чтения зажигается экран: на нём через подрагивание листьев чёрно-бело просачивается предрассветный сумрак)
Приходи в себя деревня
(камера сомнамбулически движется сквозь листья деревьев)
Сны не тяготят тебя
(выбралась и наискось захватывает тёмное поблёскивающее лужицами поле)
Чернота твоя издревле
Вымокшая в грязь вемля.
(Камера расширяет вид на это распаханное влажное пространство)
Над тобою пар прохлады
Возом набок норовит,
(из тишины начинает различаться какой-то нарастающий гул)
Моры минули и глады,
(кадр резко сменяется на ярко красочный в солнечных лучах, который сперва средним планом захватывает островерхую выткнувшуюся из земли зелень, а среди неё несколько ярко-красных тюльпанов, и затем быстро удаляет план, захватывая то же поле с весело отблёскивающими по нему под ярким солнцем лужицами; гуд похожий на звук высоковольтных проводов нарастает)
Жизнь на земле лежит.
(Кадр столь же резко сменяется на то же поле всё покрытое свежей зеленью трав колышущееся волнами под ветром - камера стремительно проносится над ним вплывающим в неё; гул-гуд теперь теперь звучит очень ощутимым фоном)
Набухают подымаясь
Необъятные луга,
(камера прорывается снова сквозь листья ив дремуче нависших над заводью; гул разом оборван)
Жизнь мучаясь и каясь
Чёрно топит берега,
Экран гаснет. Экзюпери внезапно оказывается совсем в сумраке, оставляющем его лишь контурно, зато направленный внезапно яркий фонарь снизу, с рампы выхватывает Манон и Аристократа, и с этим под фонограмный голос Манон она делает несколько резких режуще-косящих движений, высвобождающих её от объятий Аристократа, а он параллельно пытается вернуть её выскользнувшую.
Манон (фонограммой)
И идёт сама под плуги,
Под ножи из под натуги.
Оба замирают на мгновение. Она глядит на него с расстояния вытянутой руки, и в это мгновение экран зажигается крупным планом сосредоточившись на её глазах широко раскрытых в смятении и испуге.
Манон (импульсивно хватаясь за Аристократа и прижимая его к себе - будто ищет у него защиты)
Мы ведь друзья, да? Мы остаёмся друзьями, вы защитите меня,
вы сможете помочь?
Аристократ (тоже импульсивно - обнимает её снова, возвращая их исходное положение)
Конечно, Манон!
(мгновение паузы)
Мы не друзья - ты самая моя желанная родня.
И я не допущу ничто такое, что тебе невмочь!
Манон (встрепенулась, немного отодвинулась от него, и говорит отстранённо)
Путь у меня далёк, нужно собраться -
Аристократ (подхватывает её руку)
Куда?
Манон (в её движении нерешительная попытка освободиться)
Далеко... домой...
за 300 километров.
Аристократ
Зачем? Ну хорошо - попозже я сам возьму тебя туда.
Манон
Мне нужно там побыть одной.
Сейчас. До наступления тепла и лета.
Повторяя предыдущее сцена затемняется оставляя поданный на Экзюпери рассеянно-мерцающий свет со стороны рампы. Кадр экрана сменяется: на экране Мальчик, первая любовь Манон - мы уже видели их любовь - его лицо поданное крупным планом теперь изображает фальшивые удивление и радость.
Мальчик
Кроха Манон, это ведь ты?
Я думал ты ускользнула в город.
Ты выглядишь прекрасно.
Значит ты с нами тут, в деревне пока.
Голос Манон (за кадром; первая фраза - самой себе)
Мужчины все лгуны - всё это увядшие цветы. (теперь ему)
Я в город уезжаю скоро.
Мальчик
Надеюсь - не напрасно.
Ну что-ж прощай, увидимся - моя тебе на том рука.
На экране в серости предрассветных сумерек ранней весны - поле. Безлистная ветвь дерева своей жёсткой графикой перекрывает правую верхнюю часть экрана и её сурово метут сильные порывы ветра.
Экзюпери-Поэт (читает под сменяющиеся на экране кадры)
Зимой мороз не так глушит,
Как ветер холодит весною,
То же поле сонно и холодно желтеет под посиневшим небом более позднего утра.
Хоть под небес голубизною
Пространство жёлтое лежит.
И хоть пустыня эта спит,
Камера разворачивается на половину полного оборота и утыкается в темноту леса, которого до того виденная нами ветка была лишь окраинной частью.
Но ветер сговорился с тьмою
Пространство сцены по передней её линии высветилось фонарями поданными вдоль этой линии из-за кулис справа и слева высвечивая в центре этой линии расположенный на полу открытый чемодан, Манон над ним, разбросанные по сцене вещи, и справа сбоку - Аристократа. Манон в чёрном трико и красном жакете. Над чемоданом и разбросанными вещами происходит пластика укладывания вещей, в которой участвуют оба. Манон нервничает, а Аристократ пытается ей угодить и её успокоить.
И обращается со мною
Так, будто лихоимца злит
Моё присутствие при этом,
На экране теперь камера произвела полный разворот и при неожиданно проступившем солнце ярко освещающем теперь уже совсем рыжее поле останавливается в своей исходной позиции.
Но поле рыжее со светом
Уже спросонок говорит,
И над пустынею лежит
Уже с любовью да советом
Светило знойное на вид.
Вещи уложены и оба участника вместе только что замкнули чемодан. Аристократ пытается взять его, но Манон не даёт, несёт чемодан сама вправо вдоль сцены. Она слегка приседает под тяжестью чемодана, Он периодически приближается сзади пытаясь перехватить ношу, но Манон упрямо перебегая вперёд и передавая чемодан с одной руки на другую не даёт ему этого сделать. Дойдя до правой кулисы они разворачиваются и так же перемещаются влево, а тем временем над ними кадр давно сменился видом сверху на промышленно-придымлённую привокзальную площадь большого города: вечерние сумерки, огни вокзала, площади и примыкающих к ней улиц, фары проезжающих автомашин. Со всем этим краткие звучат несколько новых оборванных настороженных, даже немного пугающих строк.
Экзюпери-Поэт
На дальних колеях стоят составы -
Окоченевшие в руках суставы.
Боковые от кулис фонари плавно затухают, уводя с собой Манон и Аристократа, а одновременно камера надвигается приближая определённую точку на тротуаре площади. Там выделяются ярко красным по чёрному: на нём большим длинным шарфом и на ней жакетом, худощавый высокий мужчина то и дело догоняющий коротышку-женщину и пытающийся отобрать у неё слишком тяжёлый для неё, хрупкой, чемодан, в то время как она при этих попытках только отбегает от него вперёд и переносит чемодан с руки на руку. Точно как оно было на сцене, немного грустно и потешно.
Над этим царством дымная тоска.
Над суетою шумного вокзала
Протянута её висит рука.
Вдруг при очередной попытке взять у неё чемодан женщина резко меняет направление и перебежкой начинает пересекать площадь в направлении к вокзалу. Яркий свет фар надвигающегося автомобиля вырывает из сумерек кровавым пятном её жакет. Мужчина импульсивно выбрасывает руку в этом направлении и в свет фар такой же кровавой струёй врывается его длинный шарф. Нарастающие скрежет тормозов, женский визг откуда-то сбоку, почему-то кратко проносится вой сирены и - всё это завершается глухим ударом. Мгновенные яркие слепящие две вспышки света: на экране и из глубины центра сцены, - и сразу полные тьма и тишина.
Прямой фонарь со стороны зала вырывает Манон, на которой, поскольку она во всём чёрном, только видны лицо, кисти рук и ступни ног, но она держит в руках горящее в свете фонаря белизной полотно, и оно передаёт её замысловатую болезненную пластику-агонию - контурами её тела на фоне этого полотна. Эта пластика, как бы вытягивает на экран полюсную ей пластику, в которой по чёрному фону её теперь там на экране ярко светящееся белым трико тело спорит с чёрным полотном, которое всё время "силится заглотить" в свою тьму её тело. Сопровождает всё это голос Экзюпери. В какой-то момент камера уводит белую Манон на дальний план "вдвигая" её в глубину чёрного экрана, на мгновение уводит и фокус, возвращает его и там будто пойманная в темноту ночного неба бъётся белая птица, но это длится очень недолго, вскоре замутнение и новая фокусировка повторяются с возвратом на экран бело-чёрной пластики Манон.
Экзюпери-Поэт (из глубины сцены за кадром)
Белая птица с чёрным хвостом -
Из темноты, да с белым лицом,
Что ожидает, знаешь ли ты,
Нас, выныривающих из темноты?
Белая птица с чёрным хвостом,
Надъозёрная и нагишом,
Но окрылённый тобою взгляд
Он и есть - твой наряд.
В небе, белая птица,
Ищешь и не находишь,
Белое - не годится
Терять - ты уходишь,
В темноту окунаясь хвостом,
В небе совсем пустом.
К концу этого чтения поверх вырывающейся из темноты Манон на экране обозначается череда сменяющих друг друга бесконечных никуда не ведущих коридоров. Наконец остаются только они. Снова вторгается краткий звук сирены. С его уходом уводится и фонарь на Манон на сцене. Ещё несколько секунд - коридоры. Затем левая часть сцены высветляется использованной ранее стеной фонарей сверху по передней линии сцены. За ней ничего на сцене не видно, но перед ней слева в чёрном трико мима, уже без пальто, но по-прежнему повязан красным шарфом свисающим справа, вдоль сцены слева-направо спиной к направлению своего движения и в характерной пантомиме "ходьбы на месте" оказывается Экзюпери. Вскоре выделяясь белым по темноте никак не освещённой противоположной половины сцены аналогичной пантомимой "ходьбы на месте", но лицом в направлении своего движения, медленно сходясь к центру с Экзюпери, обнаруживается мим в белом трико и красном шарфе повязанным на его шее так, что длинный конец свисает слева - Аристократ. Когда по центру сцены они оказываются на границе стены освещения, они оказавшись непосредственно один за другим теперь в унисон одними ногами продолжают пантомимную ходьбу на месте, и одновремено начинаются движения их рук в пластике работы с шарфами. Сейчас хорошо заметно отличие в росте: коротышка Экзюпери и над ним в высокой благородной худобе Аристократ. То, что они делают сейчас с шарфами как бы размазывает кроваво-красный цвет по яркой белизне стены света фонарей слева перед Экзюпери. Вместе с тем они начинают перемещаться вдоль друг друга меняясь местами и слегка вдвигаясь в глубину сцены так что чёрный мим Экзюпери первым как бы ныряет-растворяется в чёрном провале сцены справа, а белый мим Аристократ как бы вслед за ним растворяется в яркости стены света фонарей слева - оба однако уже не видимые зрителю продолжают размазывание кроваво-красных пятен своих шарфов по белой световой стене. Затем эта "кровь" как-бы всасывается в стену света и совсем исчезает за ней. Гаснет световая стена, а за ней на экране в ярком смешении зеркал и огней, среди пышно разодетой стихии повсюду снующей публики, во всём белом и чёрном благородно несёт себя человек всей статью и повадками напоминающий Аристократа, но невозможно с определённостью распознать его лица в этом световом и цветовом кричащем видеоряде (никаких звуков уже давно нет). Аристократ с красно-белым букетом цветов в руке перемещается из зала в зал видимо гостиницы, по бесконечным пульсирующим жизнью коридорам, через вращающуюся роскошь дверей на ярко же бушующую улицу, по ней через фонари и потоки людей и машин, опять в роскошь вращающихся дверей вероятно гостиницы, а может вокзала, и это повторяется бесмысленным калейдоскопом кажется что бесконечно. Но вот это почему-то теряет цвет, мелькают теперь почему-то только чёрный и белый, становится больше коридоров и меньше людей, коридоры узкие и исчезает шикарность, залы сменяются небольшими комнатами, люди теперь в белых халатах и их немного, зато в комнатах появляется много всякого оборудования на колёсах, медицинского оборудования, по всей видимости, и наконец движение камеры завершается на комнатке со всего лишь несколькими медицинскими сёстрами суетящимися вокруг врача - они отбирают у него из рук какие-то странные ножницы и снимают с него резиновые перчатки.Теперь проявился нормальный фон шума людей в помещении и из него выделился голос врача.
Врач (голос в кадре; как бы обращённый к самому себе)
Нет, не жилица. (Пауза.)
Удар был слишком сильным, а тело хрупким. (Пауза.)
Ей совсем недолго осталось жить.
И тут-же этот встроившийся на какую-то четверть минуты нормальный спокойный человеческий шум снова отключён,а за кучкой сестёр сбоку-сзади, так что не видно лица, захватывается и сопровождается камерой стройная, очень просто, похоже на монашку одетая женщина лет тридцати, и камера следует за ней дальше на выход из этой комнатки в очередной коридор. В руках у неё цветы легко определяемо те, что ранее были носимы Аристократом, только сейчас, в чёрно-белом кадре, они выглядят чёрными и белыми. Из ненормальной глухоты вернувшегося беззвучия теперь одиноко выплывает из-за кадра усталый голос Аристократа.
Аристократ (голос за кадром)
Всё одинаковые лица. (Пауза.)
И я всю жизнь мою из круга в круги. (Пауза.)
Жить незачем, и больше нечем в жизни дорожить.
Экран гаснет. Прежняя световая стена теперь коридором соединяет левую кулису с правым помещением на сцене. В самом помещении всё кроме тускло-серо мерцающего окна, кровати, часов и стула завешено белыми полотнами. На стуле красный жакет Манон. На чёрной постели в белом, обозначая своим хрупким телом лишь незначительную её часть - сама Манон приподнята на скучно-серых подушках. Слева вдоль коридора мягко "вплывает" стройная женщина в простом чёрно-белом почти монашеском одеянии. Она молодая и красивая, и на лице её удивительной чистоты и мягкости успокоение. В руках - знакомый нам красно-белый букет. Женщина пересекает сцену вдоль световой стены, подходя к постели обходит её у изголовья, достаёт за ним простую вазу, помещает в неё цветы и устанавливает их на окне напротив Манон. Манон со стоном производит попытку движения в направлении цветов, но ей лишь удаётся слегка приподнять голову, и она снова со стоном роняет её на подушки. Женщина в чашу своих ладоней облачает сзади головку Манон и мягко лишь слегка касаясь прикладывает свою щёку к её лбу, затем приподымается и поглаживает её правой рукой по волосам. Поправляет подушки. Обходит постель и белыми руками оправляет чёрные простыню и покрывало в ногах у Манон. Берёт это покрывало и подтягивает аккуратно наполовину укрывая им Манон. Все эти её ухаживания за Манон сопровождаются тихой еле льющейся уютной мелодией скрипки. Наконец она садится на стул у постели, склоняется в сторону постели к Манон и берёт в две свои ладони её правую ладонь. Так она замирает вместе со скрипкой. Световая стена-коридор гаснет. На экране загорается изображение палаты Манон перенося Манон с нянечкой из условностей сцены в реальность киношного изображения: белая палата, простая больничная кровать у сумрачно-серого окна, на котором красно-белый букет, Манон в белоснежной одежде приподнятая на серо-скучных подушках и наполовину прикрытая тёмным покрывалом. Склонившись к ней и держа её ладонь замерла около неё на стуле нянечка. Под экраном из глубины сцены и тишины вдруг прозрачно и чисто звучит голос Манон.
Манон (прозрачно, звеняще и чисто из глубины сцены, высказывая просто то, что видит)
И плывёт жирок фонарный,
и уютный тает день,
мерный и высокопарный.
Экзюпери-Поэт (из глубины сцены; в отличие от Манон вытягивает из этого и фиксирует в этом грусть поэзии)
И одолевает лень, -
ты начало и причина,
ты конец и чёрный бог,
ты парил и изнемог,
только это не кончина,
это вера на восток -
Манон (встраивается, так же звеняще - говорит то, что видит)
заглядевшись косоглазо
или может быть в затыл
собирает за три раза
из пылинок белый пыл!
Сюзи (тоже из глубины сцены, как бы обрывая с неожидано резковатой хрипотцой: у неё задавленный комок в горле)
Теперь уже не красный, а белый тебе открыт счёт, сестричка.
Как же это тебя угораздило?
Домой собралась - вот-те на: твой ухажёр там убивается, места себе не находит.
Манон
Бывает, Сюзи: катилась, катилась и перевернулась бричка,
И глупую танцовщицу в лепёшку расквасила. (Пауза.)
Я хотела иначе, а спала с ними без любви - так оно, Сюзи, выходит
На экране начинается движение - Манон становится неспокойной, порывается что-то сказать, но не может, начинает метаться, но не может поднять своё тело с постели. На попытку Манон говорить нянечка только поглаживает её руку, но как Манон начинает метаться, нянечка вскакивает, обегает постель к торцу изголовья и оттуда обнимает, успокаивает, гладит, укладывает Манон на подушки.
Манон (по прежнему из глубины сцены, в голосе её, периодами очень беспокойном, бродит сменяя друг друга много разных эмоций)
Это обидно ведь, правда, Сюзи?
Это гложет мне душу огнём.
День обескровит мне жизнь и сузит,
серой бездонностью будет в нём
сок безлюбовного обитания -
но мне не сказади об этом заранее!
Этой беспечностью трудно жить:
Птицы летают, мне нужно любить!
Серое окно начинает очень постепенно терять уровень света - никакого иного освещения на сцене нет.
Видишь, он серый тянется-тянется.
В нём ни любить, ни летать, ни дышать,
мне белизны ничего не достанется.
Крадётся, заглатывает - мне бы только встать.
Теперь на сцене полная тьма.
Если уж мне никого не любить,
то я буду гнёзда на небе вить..
Сюзи, дай руку, я в тьму врастаю,
Хоть белой отметиной в ней полетаю!
Сильный фонарь со стороны зала выхватывает белое пятно Манон из заглотившей её тьмы постели. Манон ожила и силится встать. Ей это не сразу удаётся, но всё-таки она приподымается. Её руки покрыты белоснежным материалом трико, в которое она одета, но на них также и следующая за ними повсюду чёрная лёгкая материя, вроде как чёрные крылья. Манон пытается от них уйти, но они огромны и они повсюду следуют за ней. Они норовят её накрыть, и она рвётся от них. Движения её пластики - стремление выпорхнуть, уйти. Пластика эта переходит с постели на пол сцены и стелится по ней мечась сопровождаемая сильным пучком светового фонаря, так что он выхватывает кусочки сцены со всем, что было на ней через спектакль: спальня справа - и никаких покрывающих её белых полотен нет больше, а на постели сидит вперив взгляд в пол - Аристократ, бар с силуэтами его посетителей, Бармена, Жиголо и танцовщиц - даже кто-то в красном жакете мелькнул там, а справа и слева по краям сидят фигуры очень напоминающие Аристократа справа и Экзюпери слева, ну и, наконец, левое помещение и Экзюпери в нём за письменным столом, с руками на нём, но горящим взглядом неотрывно следующим за нею - и он аж вытянул шею и всё тело своё вперёд - в конечном счёте это ведь его больное горячечное воображение выстроило это всё.
Экзюпери (сопровождая взглядом пластику Манон)
Обозревая нас с высоты
Знаешь ли ты, как мы пусты?
Знаешь ли ты, что мы полны
Дёгтя горького и луны?
Ты выставляешься чистотой,
Но ты уличная, постой,
Знаешь, мы тоже ведь, мы чисты
Выныривая из пустоты.
Фонарь постепенно теряет силу, теряет и воюющую в нём Манон, и на экране с тою же постепенностью мы тоже навсегда теряем её вместе с местом её последнего обитания. Но из белого пятна мечущейся Манон, последнего, которое мы видим на экране выкристаллизовывается белая птица - она бъётся и бъётся в темноте. Мы теперь слышим и шум её бъющихся о тьму крыльев.
В небе, белая птица,
Ищешь и не находишь,
Белое - не годится
Терять - ты уходишь,
В темноту окунаясь хвостом
В небе совсем пустом.
И ты теряешься, не находишь,
Белым лицом по небу уходишь...
На двух последних строках уводится и это изображение. Нет более Манон.
Тьма экрана превращается в залитые заходящим солнцем улочки - так же как это было раньше, и в камеру видно солнце, которое посылая лучи по центральной из этих улиц, садится.
Экзюпери-Поэт (по прежнему из левого угла сцены)
Мне мир не обойти, где ты бывала,
Где ночи проводила, враждовала,
Где души ранила и после врачевала,
Где все огни давно скатились с вала,
Оставив мрак, и ночь навек настала,
С тех пор как в губы ты меня поцеловала,
Когда-то столь давно,
Что надо бы забыть,
Но мне без них не жить,
Без губ твоих, оно
И ясно, но не суждено
Дыхание твоё ловить
Губами, и жадно пить
Его мне больше не дано.
Солнце на экране зашло, закатилось за горизонт, всё стихло на мгновение, но вдруг мы слышим, просяще тихое почти плача...
Экзюпери (просяще тихо, почти плача)
Лу?
Конец
Главная страница сайта
Последнее изменение страницы 9 Oct 2018
ПОДЕЛИТЬСЯ: