Страницы авторов "Тёмного леса"
Литературный Кисловодск и окрестности
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
- Негодный раб, где деньги, которые я тебе оставлял?
- Мой господин, я отдал их купцам. Я знал, что ты человек жестокий, жнешь где не сеял, собираешь где не рассыпал, а купцы обещали привезти из дальних стран драгоценных товаров и расплатиться со мной стократно. Дорога трудна и опасна - они не вернулись...
- Негодный раб! Другие рабы, твои товарищи, торговали по мелочи изо дня в день - и удвоили капитал. А ты хотел трудясь меньше получить больше. Ступай же во тьму внешнюю, где плач и скрежет зубов!
- Господин!.. Господин!.. Умоляю, вели обождать. Может, купцы еще возвратятся...
В автомобиле самое главное - мотор. Если вы куда-то едете, а мотор сломается - очень неприятно. Но если сломается руль - неприятнее. А если сломаются тормоза - это хуже всего.
Наука - это мотор, политика - руль, религия - тормоза.
Не надо ругать церковь за консерватизм!
Как ужасно, что Пушкин был убит в 37 лет. Даже если он уже пережил свой апогей как беллетрист, сколько бы еще он сделал как культуртрегер! История России была бы иной...
Но что было бы, если бы не Дантес убил Пушкина, а Пушкин Дантеса?! Такое вполне могло случиться, Пушкин великолепно стрелял и даже раненый не промахнулся.
Я уж не говорю, как бы сложились дальнейшие его отношения с женой, с царем...
Главное: солнце русской поэзии вечно носило бы на себе пятно убийцы, пусть и в честном поединке.
Как воспринимали бы мы сцену убийства Ленского?..
Бог спас Пушкина и Россию от такого исхода.
Достоевский создал Раскольникова слабонервным, и тот не довел до конца свой план - ограбить ростовщицу и делать на ее деньги добрые дела. Достоевскому был интересен психологический аспект проблемы: как совесть препятствует злому делу, пусть и начатому с добрыми намерениями. Но и социологический аспект тоже, по-моему, интересен: что было бы, если бы у Раскольникова хватило хладнокровия обчистить как следует старуху, затаиться на время и, наконец, приступить к добрым делам?
Многие думают, что делать добро совсем не трудно, были бы деньги, да не мешала бы жадность их расточать. Легко можно себе представить Раскольникова, раздающего понемножку награбленное Мармеладову и ему подобным; те, может даже, не пропивали бы эти деньги, а устраивались бы на службу, покупали вицмундир, держались недели две, а потом все-таки вицмундир закладывали и уходили в запой; Раскольников выкупал бы вицмундир у коллеги своей жертвы, и Мармеладов делал бы еще одну попытку... Старухиных денег хватило бы десятку пьяниц года на два. Может, Соню и нескольких ее товарок удалось бы на время освободить от Дарьи Францевны... Помнится еще, Раскольников собирался разбить в Петербурге большой парк; тогдашние власти, может, и позволили бы, но хватило ли бы на это денег ростовщицы? Да и вряд ли все владельцы земли, на которой замышлялся парк, согласились бы ее продать Раскольникову. Боюсь, не пришлось бы и их убивать?..
Умный человек, Раскольников понял бы, что благотворительность - дело совсем не простое, и лучше всего пойти, чтобы набраться опыта, в подручные к Иоанну Кронштадтскому (кажется, он не пренебрегал социальным служением). А старуху, оказывается, убивать было незачем: успешному благотворителю охотно несут деньги многие старухи - барыни и купчихи - достаточно разумные, чтобы не сорить деньгами, но не настолько разумные, чтобы самостоятельно творить на них добро.
- Надо делать ремонт, а то всё может рухнуть!
- Не надо ничего трогать, а то может рухнуть!
Оба правы.
- Не раскачивай лодку, не ослабляй власть: любая власть лучше безвластия.
- Любая власть когда-нибудь кончается. И если нет оппозиции, способной придти на смену, наступает безвластие.
- Делай, что должно, и пусть будет, что будет.
- Лучшее - враг хорошего. (Хорошее разрушишь, а лучшего не создашь.)
- Россия - образец для всего мира!
- Да, образец того, как не надо.
- Если тебе здесь не нравится, то и вали отсюда!
- Во-первых, уехать не так просто. А во-вторых, мне не нравится здешняя политика; природа, язык очень нравятся.
- Всякий народ имеет такое правительство, какое заслуживает.
- Согласен. Это и печально.
- Что ты всё ноешь? Только настроение портишь себе и людям.
- Кто всем доволен - пальцем о палец не ударит, чтобы что-то улучшить. Зачем, если и так хорошо.
- А кто всем не доволен - тоже вряд ли станет что-то улучшать: из дерьма конфетку не сделаешь.
- Делай, что должно, и пусть будет, что будет.
- Извини, всякие прогрессисты всегда были агентами вражеского влияния.
- А охранители всегда делали страну отсталой.
- Если бы не охранители, нас давно бы завоевали.
- Ой, да кому мы нужны!
- Нужны не мы, а наши богатства.
- Давно уже дешевле выходит покупать, чем завоевывать.
- Допустим. Допустим, никто нам не угрожает. Но мы сами себе угрожаем.
- Как это?
- А всякие прогрессисты, прорабы перестройки, которые хотят всё улучшить - и разрушают до основания.
- Значит, твоя вера, что всё у нас хорошо - лишь средство, укрепляющее в борьбе с новым?
- Да. Новое редко оказывается хорошим.
- Согласен. Но для того и голова на плечах, чтобы выбирать из него крупицы хорошего...
- Ох, не доверяю я нашим головам.
- Приходится доверять за неимением лучших.
Старый, впавший в маразм, бандит вышел на улицу и вдруг увидел бегущего навстречу маленького мальчика. Погода была хорошая, и бандит подумал: "А ведь есть еще порох в пороховницах". Он вынул нож и загородил мальчику дорогу: "А ну, пляши!" Мальчик плясать не захотел, и бандит стал тыкать его ножом: "Пляши, кому говорят!" Мальчик отчаянно сопротивлялся, звал на помощь, кусался. К счастью, у бандита вдруг закололо сердце, потом сильней, началась одышка. Он побрел домой, лег на койку и больше уже не вставал. А окрававленный мальчик побрел в другую сторону.
Покалеченный мальчик вырос озлобленным на весь мир. И то сказать: прохожие издалека стыдили бандита, но никто не подошел и не помог мальчику. И вот мальчик сделался хулиганом, бил окна в домах и по ночам горланил блатные песни. А родственники бандита говорили: "Правильно он его резал - понимал, что из него вырастет!"
Когда мне было 8 лет, на даче 1 июня выпал из гнезда вороненок. Бабушка его подобрала, посадила в большой посылочный ящик, кормила кусочками сырого мяса. Очень скоро он научился вылезать из ящика, а потом и летать стал. Часто прятал кусочки мяса в туфли, а также под ножку складного кресла, которое дедушка выносил на улицу.
Собственно, из гнезда выпало два вороненка, но второго (не помню, выпавшего раньше или позже) обнаружили дохлым, а наш был в полном порядке. Потом и гнездо упало, остававшийся в нем вороненок, кажется, не пострадал; вороны продолжали о нем заботиться, а бабушкины попытки его кормить были встречены им не очень благосклонно. Через день-два он покинул гнездо, надеюсь, благополучно.
Нашего вороненка мы назвали Яшкой. Нам советовали подрезать ему крылья, но мы, конечно, не стали этого делать. Он всюду сопровождал нас, и в лес, и в магазин (внутрь, понятно, не залетая), как дворовая собака, бегающая за хозяевами без поводка, а когда понадобится, отлучающаяся по своим собственным делам. Когда кто-то из взрослых уезжал в Москву, Яшка провожал его до остановки и потом заглядывал в автобус через окно, имевшееся в крыше, чем чрезвычайно веселил публику.
Однажды мы откуда-то узнали, что нашего Яшку на соседней даче посадили в клетку. Мы с младшим братом пошли его выручать. Яшка сидел в канареечной клетке, настолько тесной для него, что он не мог даже расправить крылья. Увидев нас, он заволновался. Няня мальчика, нашего ровесника, довольно грубо нас отшила: это наша ворона, мы ее поймали; но его сестра, девочка лет пятнадцати, встретившаяся нам на обратном пути, тут же приняла нашу сторону и выпустила Яшку.
Яшка жил у нас, вероятно, около месяца, а потом исчез. Скорее всего, сгинул из-за чрезмерной доверчивости. А может быть, зажил нормальной вороньей жизнью.
Когда мне было 12 лет, на даче мне очень нравилось находившееся неподалеку болото, изрезанное старыми траншеями, соединявшимися в две речки, впадавшие в Москву-реку. Болото было покрыто зарослями, в том числе двухметровой крапивой; были там и камыши, и карликовая береза, и черная смородина. Однажды я собрал столько смородины, что из нее изготовили банку варенья; точнее, не варенья, а по вошедшей тогда в моду технологии смородину с большим количеством сахара пропускали через мясорубку. Банку, правда, маленькую - меньше пол-литра. Со дна траншей я набирал замечательную белую глину (но до того, чтобы что-то из нее лепить, дело никогда не дошло).
На болото мы ходили с четырнадцатилетним другом, иногда к нам присоединялся кто-то еще; один я туда, вероятно, никогда не ходил. Бывал я там и в следующие годы, но редко. Однажды, помню, был с собакой, и она, точнее, он свалился в озерцо, оставшееся после добычи торфа; берега были абсолютно вертикальными, так что бедный пес не мог выбраться, плавал туда-сюда, пока я его не вытащил.
Приходилось пробираться через крапиву, перепрыгивать через траншеи, но трясины я не помню; вероятно, она была кое-где, но ее легко было обойти. Были и сухие участки - "степи".
С одного края болото горело, и это было великолепнее всего. Выгоревший торф имел красноватый оттенок, поверхность бугрилась маленькими, в несколько сантиметров, вулканами, из которых шел дым, а иногда показывался и огонь. Какой-нибудь кустик на краю такой марсианской равнины мог вдруг вспыхнуть настоящим пламенем. Позже, читая в Библии, как Бог разговаривал с Моисеем из горящего куста, я всегда вспоминал эти горящие кусты на болоте. На прогоревший торф наступать было нельзя: он был совсем рыхлым, так что можно было сразу провалиться в горящую преисподнюю. Но мы как-то не очень боялись.
С тех пор запах горящего торфа вызывает у меня самые приятные ассоциации. Так что, когда в 2010 г. торфяники горели по всему подмосковью и в городе пахло гарью, все этим огорчались, а я в тайне радовался приятному запаху, забивавшему запах автомобильных выхлопов.
Последнее изменение страницы 9 Jul 2019