Страницы авторов "Тёмного леса"
Литературный Кисловодск и окрестности
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
Попытаюсь коротко сформулировать основные исторические, антропологические и социологические взгляды Артёма Ферье, разбросанные в его блоге, посвященном в основном текущей политике (очень эмоциональном и переполненном ненормативной лексикой).
Прежде всего рассмотрим вопрос о природе нравственности. А.Ферье не считает, что моральные нормы записаны (Богом или эволюцией) в наших генах; моральные нормы выработаны человечеством как необходимое условие сосуществования и сотрудничества людей в сложившихся исторических условиях; каждый человек усваивает их в результате воспитания и личного опыта. По мере роста вооруженности людей вражда между ними становится всё более опасной, так что (в соответствии с назаретяновским законом техно-гуманитарного баланса) мораль всё строже ограничивает применение насилия в отношениях между отдельными людьми и их сообществами. С развитием цивилизации люди отнюдь не больше склонны любить друг друга, но прагматизм толкает их к сотрудничеству, становящемуся всё более глобальным, и это тормозит вражду, делающуюся всё более невыгодной для всех.
Мне кажется, А.Ферье немного переоценивает сознательное нормотворчество в формировании морали, здесь скорее действуют дарвиновские механизмы: общества, не выработавшие адекватные нормы поведения, саморазрушаются. Но это мое замечание не очень существенно.
Конечно, мораль строится на врожденном фундаменте - склонности к сочувствию, состраданию. Я бы добавил: и на врожденной склонности к подражанию, к подчинению авторитетам. Конечно, существуют и склонности к соперничеству, к доминированию, к агрессии; человеческое поведение всегда управляется противоположными или почти противоположными побуждениями.
Мораль у разных народов не совсем одинакова, она зависит от стадии, на которой находится народ, и от географических условий, в которых он долго проживал (мораль консервативна, так что отвечает не столько сегодняшним, сколько вчерашним и позавчерашним условиям). Понятно, что должны быть заметные различия в морали народов, рост численности которых ограничивался по преимуществу голодом, и народов, для которых таким ограничителем были в основном эпидемии, или войны.
На севере преобладал голод, на юге - эпидемии. По мнению А.Ферье это обусловило отвращение к канибализму, очень давно закрепившееся в подкорке северян и отсутствие такого отвращения у жителей тропиков. Голод властно толкал к канибализму, так что те северные народы, которые не выработали к нему отвращения, давным-давно съели друг друга; выжили только сумевшие отринуть каннибализм. Отвращение к нему оказалось настолько прочным, что запрета на каннибализм нет ни в каких декалогах - такой запрет просто излишен.
Ясно, что обычаи типа побивания камнями девушек за внебрачную связь возникли там, где жизнь проходила под домокловым мечом голода, так что без мужа девушка вряд ли могла прокормить детей; на островах с райским климатом пищи хватало - и нравы были более свободные (каковыми они стали теперь и в богатых северных странах, где угроза голода сошла на нет). Что-то, видимо не позволяло людям на этих островах размножиться до такой степени, чтобы с пищей начались серьезные проблемы.
А.Ферье отмечает традиционное объяснение строгой регламентации сексуальных отношений необходимостью гарантировать передачу наследства от отца к его родным детям; речь идет не только и не столько о наследовании имущества, сколько о наследовании положения в обществе: поскольку ценные качества иногда передаются с генами, то обществу выгодно, чтобы во главе его стояли люди с хорошей родословной. Но более существенной он считает другую причину: необходимость предотвращения инбридинга. В маленьких племенах нужно точно знать свою родословную, чтобы исключить близкородственные браки; в больших популяциях, тем более в популяциях, активно смешивающихся с соседями, вероятность инбридинга не велика, так что и мораль там менее строга в отношении секса. С другой стороны в очень маленьких и очень замкнутых популяциях (в тундре и т.п.) жизненно важно обогащать генофонд, это приводит к странным с точки зрения жителей густо населенных стран обычаям.
Понятие о правах человека появилось не само собой, а в результате борьбы многих поколений горожан, заставивших в конце концов рыцарей признать свои права. Сегодня, как и всегда, уважения заслуживает только тот, кто сам себя уважает. А.Ферье - решительный противник запрета частным людям носить оружие; бандит должен знать, что в любой момент может получить вооруженный отпор. Я думаю, что арифметика может и не подтвердить это мнение, т.е. не факт, что число преступлений сократится, а не увеличится, когда простые люди (не бандиты) вооружатся. Но не всё можно решать арифметикой: лучше умереть стоя, чем жить на коленях.
Парламенты возникли для того, чтобы люди разрешали свои противоречия не в перестрелках, а в переговорах. Потому республика и вытеснила монархию, что (в соответствии с назаретяновским законом техно-гуманитарного баланса) перестрелки с развитием средств убийства стали слишком разрушительными (а жизнь монархии время от времени необходимо корректируется убийствами монархов). Но эффективен парламент только тогда, когда за заседающими там депутатами стоит реальная сила тех, кто их туда послал, кто, в случае чего, не позволит матросам-железнякам их разогнать. Если народ не дозрел до демократии и готов раболепствовать у ног тирана, всеобщее избирательное право превращается в фикцию.
Несмотря на показную брутальность, А.Ферье - решительный противник смертной казни: если бандит попал в объектив прицела, конечно, надо стрелять, но если он схвачен, то гуманнее и практичнее заставить его отработать хотя бы часть нанесенного ущерба, чем убивать. (Яков Кротов, правда, отмечал, что для государства, санкционирующего бессудные убийства, смертная казнь по приговору суда - шаг в положительном направлении. Всё же отмена смертной казни в России спасла немало жизней: ведь обычай шить нераскрытые убийства первому попавшему под руку был, кажется, очень распространен в СССР.)
Запрет на торговлю наркотиками А.Ферье считает величайшей ошибкой современности. Тысячелетия существовали наркотики и наркомания, и большой беды от них не было; а запрет породил подпольные бандитские империи (подобно тому, как сухой закон в США породил мафию, но в еще большем масштабе) и простого наркомана, ищущего дозу, толкает к уголовщине. Почему-то нам всё время кажется, что, стоит запретить какое-нибудь не нравящееся нам явление, как оно пусть не исчезнет, но сильно уменьшится; а оно часто вместо этого уходит в тень, где обрастает еще худшими безобразиями.
Интересно воззрение А.Ферье на неолитическую революцию: он считает, что переход к земледелию был бы не возможен, если бы к этому времени не появилось рабство, т.е. обычай не убивать поголовно побежденных врагов, а брать их в плен. Свободный охотник никогда бы по доброй воле не стал ковыряться в земле; понимание, что дичи на всех не хватит, а возделываемая земля сможет прокормить больше людей, привело бы его только к мысли, что надо энергичнее бороться с соседними племенами, из-за которых дичи не хватает. (Я рассказал это А.П. Назаретяну, он ответил: чепуха, рабство появилось гораздо позже, в бронзовом веке. Но может быть данные историков в этом вопросе не точны?)
А.Ферье отмечает, что тысячелетия совместного существования человека и собаки влияло не только на эволюцию последней: характер человека тоже менялся под влиянием своего товарища. Подобно тому как присутствие собаки, о которой нужно заботиться, которую нужно дрессировать, благотворно действует на воспитание ребенка, так и в филогенетическом плане присутствие собаки сделало совместно проживавшие с ними народы более целеустремленными (без чего не справиться с дрессировкой), тогда как долгое время не знавшие собаки более рассеянны.
Технологический прогресс начал восприниматься как благо и даже как необходимость лишь в последние двести-триста лет. До этого он в основном стимулировался жесткой необходимостью: если у соседей появились лошади, колесницы, бронзовое, потом железное оружие, то либо ты будешь ими завоеван и истреблен, либо сам научишься использовать новинки не хуже соседей. Это же можно сказать и о прогрессе институтов и моральных норм, обеспечивающих возможность совместных действий. Ясно, что на большей территории с большим населением любое открытие более вероятно, а раз где-то свершившись, оно необходимо распространяется по всему ареалу; только этим (а не превосходством белой и желтой расы) объясняется больший успех Евразии на путях прогресса, чем Америки и, тем более, Австралии, где он вообще почти отсутствовал (при том, что 40 тысяч лет назад австралийцы были лидерами прогресса - без этого они вряд ли бы и достигли Австралии), а изолированная Тасмания даже деградировала. Конкуренция необходима!
А.Ферье опровергает ряд прочно устоявшихся заблуждений. Например, он камня на камне не оставляет от традиционного представления о том, что монголы смогли завоевать Русь вследствие ее раздробленности. Монголы завоевали и превратили в пустыню мощный централизованный Хорезм; а Русь именно вследствие своей раздробленности пострадала гораздо меньше: князья не пошли защищать Владимир и тем сохранили свои дружины. По мнению А.Ферье раздробленность и явилась ответом на постоянные набеги степняков. Он переворачивает традиционную метафору (прутики легко переломать по одному, а сложенные вместе их не сломаешь): сложенные вместе прутики можно перерубить одним ударом топора, а рубить их по одному долго и несподручно.
Я помню, какой неожиданной показалась мне много лет назад мысль, что Ренесанс не случайно начался в раздробленных Италии и Германии, где художник или философ мог легко уйти от правителя, впавшего в самодурство, к более вменяемому. Централизованные монархии вступили на путь Ренесанса только когда его достижения стали очевидны. Но империи в развитии искусств никогда не достигли уровня вольных городов.
Опровергает Ферье и миф о том, что война нужна буржуям, которые на ней наживаются, а простой народ против войны. Умные буржуи, конечно, наживаются на всем, но мирная торговля дает гораздо больше возможностей наживы, чем война; к тому же в условиях войны государство и его вооруженные слуги больше норовят пограбить буржуев: война дает и предлог, и средства для этого. А для бедняка война во все времена была привлекательна возможностью помародерствовать; и, что еще важнее, маленькому человеку хочется компенсировать свою малость приобщением к чему-то большому - великому государю, великому государству.
Опровергает Ферье и распространенное мнение о фатальной склонности России к деспотизму. В России была мощная либеральная традиция, лучше всего воплотившаяся в Новгороде, а также на огромных подвластных ему территориях. На князя новгородцы смотрели как на нанятого служащего. Победила другая тенденция - московская, восходящая к Византии и Орде. Сейчас эта тенденция явно завела страну в тупик, но сохраняется позитивный шанс - вернуться к новгородчине.
Главной опасностью в современном мире А.Ферье считает социализм, идею социального государства, раздающего пособия. Не иммиграция угрожает Европе, а халявщики; иммигранты опасны лишь постольку, поскольку не хотят работать. Свои халявщики угрожают больше, чем пришлые, потому что от них труднее отвязаться. На пике могущества Рима Троян ввел бесплатную раздачу хлеба, так сказать детские пособия, это в конце концов и погубило Рим, воспитывая халявщиков, плодившихся и размножавшихся.
Ферье опровергает мнение о Мальтусе как о человеконенавистнике, считавшем войны и эпидемии если не благом, то меньшим злом, чем перенаселение. Нет, Мальтус гениально провидел ситуацию, сложившуюся в XX веке: рождение детей понижает социальный статус небогатых родителей, это приводит к малодетности и тем самым предотвращает перенаселенность, делая ненужными войны и эпидемии. Он указывал на опасность детских пособий, стимулирующих бездельников.
Государство - это ночной сторож; оно не должно тратить на благотворительность насильственно собираемые налоги. Я думаю, одно оправдание подобным тратам все-таки существует: может быть, дешевле бесплатно накормить голодных, чем подавлять их бунт, а также бунт сочувствующих им. Правда, аппетит приходит во время еды; и бедняк, спасенный от голодной смерти, вместо благодарности начинает требовать всё большего.
Чем государства меньше, тем лучше. Но одна его функция необходима - самозащита; т.е. самозащита власти, препятствование бандитам свергнуть власть и самим стать властью. Это еще один парадоксальный на первый взгляд вывод А.Ферье: если власть не занимается ни борьбой с бедностью, ни созданием инфраструктуры для бизнеса, ни лечением, ни учением, а только охраной себя любимой - это хорошо, а не плохо, потому что такая власть стоит народу дешевле.
Транснациональные корпорации всё усиливаются и постепенно оттесняют государства на второй план. Со временем они смогут взять на себя и функции ночного сторожа, государства станут совсем не нужны. И это будет очень хорошо для граждан: у них появится возможность выбирать "крышу", не меняя место жительства (подобное бывало в Средние века: граждане могли выбирать у кого и по каким законам судиться, да и сейчас в торговых договорах крупных компаний указывается, в какой юрисдикции разрешать возможные споры); конкурируя за клиентов, крышующие компании вынуждены будут предоставлять им всё более качественные услуги. Конечно, должен быть разработан механизм, препятствующий вооруженным столкновениям между силовыми корпорациями, как сейчас существуют механизмы, препятствующие войнам между государствами.
Многократно А.Ферье говорит о необходимости восстановления частного рабства. Трудно сказать, в какой степени этот призыв является намеренным эпатажем. Но хочу обратить внимание на то, что речь идет исключительно о временном, долговом рабстве, причем, как правило, о долгах осужденных преступников, обязанных возместить нанесенный ущерб. (Как быть, если ущерб столь велик, что и за сто лет вряд ли может быть возмещен? Вероятно, в этом случае рабство всё же становится пожизненным, но об этом Ферье не упоминает.) Интересы рабов должны быть защищены не только законами, запрещающими их убивать и калечить (каковые законы были во многих странах с легальным рабством), но и правом раба в любое время потребовать выставить себя на аукцион, если хозяин его не устраивает (правда, плохого раба может никто и не купить).
А.Ферье мастерски переворачивает еще одну популярную метафору: Родина нам - скорее не мать, а дочь. В самом деле, любой нормальный человек любит и мать, и дочь, защищает их всеми силами, если им грозит опасность, невзирая на то, правы они или нет. Но есть и разница: за поступки дочери, сколько бы ей ни было лет, он чувствует долю своей ответственности. Поэтому ругает ее, может быть, и преувеличенно, если ему кажется, что она делает что-то не то; в крайнем случае может и выпороть (мы такое вряд ли одобрим, скажем: "Ты сам виноват, что запустил болезнь до того, что приходится прибегать к средневековым методам (которые, скорее всего, ее только усугубят)"; но все равно, отношение наше будет совсем не таким, как к человеку, поднявшему руку на свою мать). И увещевания: "Не ругай дочку, соседские девчонки ведут себя еще хуже!" - бесполезны; наоборот, если перед глазами дурной пример, тем более нужно всё сделать, чтобы моя им не стала подражать!
Не обязательно во всем соглашаться с А.Ферье, но почти над всем, что он пишет, стоит задуматься.
Блог Артема Ферье в Живом Журнале
Страница Артема Ферье на proza.ru
Последнее изменение страницы 25 Aug 2018