Сайт журнала
"Тёмный лес"

Главная страница

Номера "Тёмного леса"

Страницы авторов "Тёмного леса"

Страницы наших друзей

Кисловодск и окрестности

Страница "Литературного Кисловодска"

Страницы авторов "ЛК"

Тематический каталог сайта

Новости сайта

Карта сайта

Из нашей почты

Пишите нам! temnyjles@narod.ru

 

на сайте "Тёмного леса":
стихи
проза
драматургия
история, география, краеведение
естествознание и философия
песни и романсы
фотографии и рисунки

Страница Галины Марковой

Будни военного детства
Галюшины страсти
Жизнь - в пути
Змейка и скорпиончик
Вот человек!
Покойное место
Всему свое время
Саламина
Никто ничего никому
Фотография
Православная красотка
Приходящий "муж". Сучок с задоринкой
Времена года. Букет сирени
мяу-мяу, привет!
В тесноте да не в обиде
Как английская королева
Антисловарь
Стихи
о романе С.Я.Подольского "Облачный стрелок"
Еще раз о Борисе Пастернаке
О "Старом Кисловодске" С.Я.Подольского
Отклик на "ЛК" n64
Письмо Маргарите Самойловой
интервью
Юбилей Галины Марковой
"Литературный Кисловодск", N72 (2020г.)

Галина Сивкова

ЖИЗНЬ - В ПУТИ

ЭХ, ДОРОГИ!

Долгая-долгая дорога. "Дуглас"... "БИС-веселый"

Это было в 1950 году, я уже студентка пединститута. После войны я была похожа на дистрофика, и папа похлопотал, раздобыл для меня путевку в Кисловодск, чтобы подлечить сердце.

И вот, во второй раз в жизни я сажусь в самолет, и "Дуглас" доставляет меня в Москву. Оттуда в купейном вагоне (папа наказывал, чтобы моя дорога сопровождалась максимальным комфортом) отправляюсь в Кисловодск.

Сосед по купе своими рассказами о бандитизме на железных дорогах поверг меня в ужас. Он в красках рассказывал, как бандиты прямо с крыши вагонов специальными железными крючьями стаскивают с верхних полок пассажиров, грабят, убивают. А мое место было как раз на верхней полке, и окно все время открыто, как будто специально ради бандитов. Поэтому я всю ночь просидела у двери, в ногах пассажира с нижней полки.

В обратный путь из Кисловодска я отправилась уже в обычном плацкартном вагоне. В Москве нужно было опять доставать билет на поезд. Простояв почти сутки в очереди, смогла раздобыть лишь сидячее место в комбинированном вагоне, где на нижних полках три пассажира сидели, а лежать могли только верхние. Добравшись таким образом до Котласа, опять доставала билет для дальнейшего пути до Княж-Погоста. Здесь я смогла попасть уже только в так называемый "бис-веселый" - товарняк.

На широких полках в два этажа в таком вагоне могли разместиться несколько десятков человек. Все спали вповалку, где кому повезет устроиться. Все были вместе - и мужчины, и женщины, и дети. На каждой полке устраивалось около десяти человек. Наверное, в таких вагонах раньше возили заключенных.

Хорошо, что всю дорогу от Кисловодска мы ехали вместе с одной молодой женщиной, тоже из Коми. Я её "опознала" по скромному, северному бледному облику, определенному акценту в разговоре ещё в санатории, в очереди к врачу. Прямо спросила ее: "Не из Коми ли республики Вы приехали?" Оказалось, она сестра нашего Председателя Президиума Верховного Совета. Она была постарше меня и в нашем "бисвеселом" опекала меня, охраняя от разных неприятностей. Мужчины почему-то всё время стремились прилечь рядом с женщинами. Наш товарняк тащился еле-еле, останавливаясь у каждого столба, у каждого стыка и кустика. Останавливался и стоял неопределенное время, потом тихо дергался, и мы еле успевали забраться в свой вагон. Вся Северная железная дорога служила одним большим туалетом для таких составов. В первые послевоенные годы было очень сложно на железных дорогах, как, впрочем, и впоследствии. Невольно вспоминались строчки из Ивана Крылова: "И под каждым ей кустом был готов и стол и дом", хотя про стол приходилось только мечтать.

Наконец, добравшись до Княж-Погоста, расстались со спутницей "дней моих суровых" (это уже из А.С. Пушкина). Я села в автобус, маленький такой, с "носиком". Сейчас точно такие вдруг появились на наших столичных улицах - перевозят людей. Говорят, их откопали на каких-то свалках. В них ездить никак нельзя, можно сломать позвоночник от тряски и дребезжания всех деталей этой нечеловеческой машины.

На всю жизнь запомнился этот, последний отрезок пути. Дорога - обычная, проселочная (асфальта тогда еще не было), тряска неимоверная, рессоры отсутствуют. Преодолев часть пути и уже приближаясь к переправе через Вычегду, в предвкушении, что скоро уже дом, я по легкомыслию через окно автобуса выбросила все остатки питания - пирожки, яйцо вареное. Но оказалось, что паром сломался - тогда, в 1950 году, моста через Вычегду на этом пути еще не было - мы простояли у переправы около шести часов. Так хотелось сбегать к тому месту, где лежали заброшенные в кусты мои пирожки.

Хорошо, что автобус прибыл в Сыктывкар ночью, и мне никто не встретился на городских улицах. Мои родители никак не ожидали увидеть после лечения во всесоюзной здравнице такую чумазую, оборванную, голодную дочь. Да они вообще уже отчаялись увидеть меня когда-нибудь - я добиралась домой дольше недели. А ведь отправляли меня на самом комфортабельном транспорте - самолете. Пройдя все круги нашего транспортного ада - поезда, теплушки, вокзалы, бессонные ночи в очередях, автобусы, пешие дороги, я на распухших как бревна ногах еле добралась до дома, до своей чистой девичьей постельки.

АНЮТИНЫ ГЛАЗКИ И КРАСНЫЕ МАКИ

С годовалой дочкой летим в Москву на самолете, который тогда все называли "Дуглас". Нас ждет наш папа, который участвует в Декаде киргизского искусства и литературы и как раз сегодня на сцене Большого театра Союза ССР исполняет партию Князя Вяземского в опере П.Чайковского "Опричник". Потом все вместе поедем во Фрунзе, где, наконец, построили дом для театральной элиты столицы Киргизии со всеми современными бытовыми удобствами. Не нужно будет больше для топки печи в нашем домике из самана, где мы снимали комнату, таскать ведрами каменный уголь и бороться с занозистыми, колючими ветками саксаула.

Примерно через четыре часа наш самолет приземляется в столице нашей Родины, но почему-то не в Быково, как обычно, а во Внуково, где нас никто не встречает. Муж в это время мечется из аэропорта в аэропорт. Наконец, все как-то разрешается, и мы входим в номер гостиницы "Москва".

И все же, ну что за проклятье! Опять почти такая же история, как зимой, полгода тому назад, когда я с маленькой, еще в пеленках, дочуркой лечу из родных Пенат в далекий город на другом конце нашей страны. Был февраль, у нас холод, снег, метели. Я во всем зимнем, дочка в теплых пуховых одеялах на моих руках, да еще разные баулы, сумки. После посадки в Москве нужно ещё перебираться в другой аэропорт, откуда уже глубокой ночью должны вылетать дальше. Проезжая через Москву, останавливаю наше такси, чтобы в магазине купить необходимое для дальнейшей дороги, а сверток с дочуркой оставляю на заднем сиденье машины. Слава богу, были ещё другие времена, когда можно было доверить даже ребенка случайному водителю. А таксист, наверное, более умудренный горьким опытом, когда я вернулась к машине, был уже в состоянии шока - не подбросила ли я ему "подкидыша". И от радости резко рванул вперед.

Уже глубокой ночью вновь садимся в самолет, чтобы преодолеть оставшийся путь. Проходит час, другой, третий - посадка в Актюбинске с выгрузкой из самолета. Там происходит замена экипажа. Уже второй день полета. Готовимся к скорому завершению путешествия, уточняя время от времени: "Когда же будет Фрунзе?". Но команда экипажа загадочно молчит. Потом все вдруг проясняется - оказывается, мы летим вовсе не во Фрунзе, а в Ташкент. На борту ташкентский экипаж, и ему удалось, уже войдя в зону подчинения ташкентскому авиадиспетчеру, исхлопотать разрешение лететь в родной город.

Одним словом, чудесным, ясным, солнечным февральским днем я спускаюсь по трапу самолета в зимнем пальто, меховой шляпе, с большим "ватным" кулем в руках, где сладко спит уже подросший за время путешествия мой ребенок, на жаркую ташкентскую землю. Воздев глаза к чистому синему небу, замечаю термометр на стене аэровокзала - плюс восемнадцать по Цельсию.

Аэропорт благоухал хитрым восточным гостеприимством. И прежде чем войти в комнату отдыха с громадными кроватями под балдахинами, на улице в изумлении, не веря своим глазам, останавливаюсь перед высокой круглой клумбой с цветущими анютиными глазками - желтыми, фиолетовыми. Они тоже как-то по-восточному хитровато подмигивают мне. А потом из комнаты с большими окнами, выходящими прямо на летное поле, замечаю, что анютины глазки, широко улыбаясь бархатными щечками, уже повернулись ко мне. Это, наверное, Солнце ведет свой круг.

А где-то в аэропорту города Фрунзе мечется мой муж, выясняя, куда же пропал целый самолет с женой и дочкой. Потом на дряхлом "кукурузнике" нас еще долго трясло, когда мы какими-то окольными путями преодолевали Таласский Алатау и Киргизский хребет с почти пятитысячниками, на которых лежали белые шапки снега, такого же, как в моем родном северном городе.

Поле красных маков, от горизонта до горизонта, довелось увидеть в мае месяце следующего года, когда мы насовсем покидали Среднюю Азию. Наш путь сначала пролегал по автомагистрали от Фрунзе на Алма-Ату, потом уже поездом до Новосибирска и далее - на запад. Преодолев небольшой, не более полутора километров, перевал в районе между Чу-Илийскими горами и Заилийским Алатау, мы оказались в долине маков. Сплошной красный ковер, обрамленный вдалеке грядой холмов, являл собой законченную картину и не нуждался в фантазиях художников.

Это было в 1958 и 1959 году.

ЭТО БЫЛО-БЫЛО

ДВЕ ВСТРЕЧИ В ЛИФТЕ

По предварительной договоренности моего отца с членкором АН СССР, лауреатом Ленинской Премии, известным химиком-органиком Д.Н. Курсановым, я приехала на пару дней из Горького в Москву за реактивами для своей аспирантской работы. Дмитрий Николаевич обещал помочь. Во время В.О.В. он был в эвакуации в нашем Сыктывкаре, работал вместе с отцом в пединституте. Они остались в добрых дружеских отношениях, переписывались не только по деловым и научным вопросам, но и по семейным, личным делам.

И вот я вхожу в громадный вестибюль высотного дома на Котельнической набережной, где жили известные, знаменитые люди - академики, писатели, актеры. Там же, например, проживала Фаина Раневская. Одновременно со мной в лифт входит импозантный мужчина, и я узнаю в нем актера Сергея Лукьянова, которого давно боготворила. Пока я ехала на нужный мне этаж, украдкой посматривала на него. Знала его лишь по ролям в кино. Это потом, когда появился телевизор, удалось увидеть его и в театральных спектаклях. Какой великолепный был Лукьянов-Булычев в телеспектакле "Егор Булычев и другие" по Максиму Горькому. Его мощный, сочный талант, его бархатный, мягкий, а где нужно властный глубокий голос создавали уникальный образ. И внешность у него была классическая, а не сиюминутная, как у некоторых актеров. Его супругой была великолепная Клара Лучко. Прожил он всего 55 лет, был актером большой внутренней силы, такой же величины, как Копелян, Стржельчик, Луспекаев, во всяком случае для меня.

Другая встреча в Москве, тоже в лифте, случилась в гостинице "Москва". Вместе со мной едет человек, как две капли похожий на Аркадия Райкина. В укороченном легком пальто (тогда была такая мода), в шляпе, немного скрывавшей выразительное лицо с не менее выразительными глазами. "Сын Аркадия Райкина" - так я подумала, ибо мой попутчик выглядел весьма моложаво. Никак не могла допустить мысли, что гениальный маститый актер, любимец публики, может быть ещё так молод. И только потом я поняла, что это был сам Аркадий Райкин. В тот год ему было чуть больше сорока лет, а ведь его сын совсем не похож на отца. Это было в 1955 году.

НЕЗАБЫВАЕМАЯ ВСТРЕЧА С РАФАЭЛЕМ

В Москве, в Музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина проходила выставка полотен Дрезденской галереи перед их возвращением в Германию. Известно, что в самом конце В.О.В., когда близился разгром немецкой армии и советские войска приближались к германским границам, все ценности картинной галереи Дрездена были тщательно спрятаны в каменоломне близ города для их последующего тайного вывоза на Запад. Но советские воины нашли это хранилище, и пострадавшие картины были отправлены в СССР на реставрацию. После их успешной реставрации они были в 1955 г. возвращены в Дрезденскую галерею.

И вот я стою в многочасовой очереди на Волхонке, а затем вхожу в сам Музей. Над площадкой между двумя лестничными маршами на стене мой взор останавливает величайший шедевр мировой живописи - "Сикстинская мадонна" Рафаэля. Она как бы хочет спуститься сюда, на ступени музея, умоляет, просит о защите её с младенцем Христом на руках. Она несёт его миру, всем нам. Это чудо великого мастера вызывает остолбенение, глубокое сочувствие и нежность.

Это было в 1955 году.

Примечание. Дрезден был освобождён 8 мая 1945 г., накануне Дня Победы. Мой дядя, генерал-лейтенант Дмитрий Дубровский (Сивков) в 1945 г. был назначен начальником Управления советской военной администрации в Германии по земле Саксония (в Дрездене), а с ноября 1949 г., в связи с созданием Советской контрольной комиссии в Германии, - Председателем этой комиссии по земле Саксония. Мне неизвестно, имел ли генерал какое-либо отношение к "путешествию" "Сикстинской мадонны" из Дрездена и обратно в Дрезден, но хочется думать, что не был в стороне от этой благой миссии. Две чашечки саксонского фарфора, подаренные супругой генерала во время его похорон в 1962 г., не дают забывать ни о войне, ни о мадонне...

 

Страница "Литературного Кисловодска"

Страницы авторов "Литературного Кисловодска"

 

Последнее изменение страницы 9 Oct 2022 

 

ПОДЕЛИТЬСЯ: