Страницы авторов "Тёмного леса"
Страница "Литературного Кисловодска"
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
Я уже писала о Ленинграде и о ленинградцах. Продолжаю свои воспоминания. Может быть, кому-то из читателей будет интересно это прочесть, а если нет - то мне самой хочется вспомнить времена своего детства и юности и зафиксировать эти воспоминания на бумаге. Я была слишком маленькая, когда Ленинград восстанавливался после войны, и не помню этого. Дом, в котором я выросла, видимо не пострадал от бомбежек, в отличие от соседнего, поэтому ему был присвоен двойной номер 6/8, за себя и за соседа. На месте разрушенного дома новый так и не был построен, только установили гаражи. Из послевоенных лет помню, как мы с папой поехали в Петродворец, а там проводилось разминирование, вся территория, кроме главной дороги через парк, была обнесена колючей проволокой и везде висели предостерегающие таблички. Из ленинградок того времени помню мою первую учительницу, Галину Ивановну. Типичный образ послевоенной вдовы. Пережившая блокаду, худощавая, строгая, скромно одетая, с туго заплетенной и уложенной на затылке косой. Все годы учебы в младших классах я помню её, одетую в коричневую кофту и черную юбку. И на всех классных фотографиях она снята только в этой одежде. Жила она очень бедно - муж погиб на фронте, сын вернулся с войны без обеих ног. Помню, как по-мужски курили "Беломор" на школьных переменах она и другая учительница, Августа Ивановна, потерявшая на войне и мужа и сына.
Продуктовых карточек уже не было, и в магазинах многое можно было купить. Помню, в Елисеевском гастрономе на полках стояли пирамиды из консервных банок с крабами "Камчатка" и лотки с черной икрой. Но далеко не всем это было доступно.
Мой папа, воевавший на Невской Дубровке, и выживший, "благодаря" ранению, после госпиталя вернулся в научный институт, где он тогда уже был начальником отдела и вел новое направление в разработке приборов военного назначения. Поступил в аспирантуру и написал кандидатскую диссертацию. Впереди была хорошая перспектива, но нагрянуло "Дело врачей", которое еще называлось "Дело о сионистском заговоре". Дело приобрело антисемитский характер и вылилось в кампанию по "борьбе с безродным космополитизмом". Тогда пострадали не только врачи, но и многие служащие, по большей части евреи. Папу из руководителя отдела перевели на должность младшего техника. Кандидатская была тут же отозвана. В нашей семье началась тяжелая, напряженная жизнь. По ночам родители не спали, опасались звонка в дверь. 37-ой год еще не был забыт. В своем отделе папа продолжал вести ту же работу, что и раньше, только числилась эта работа за сотрудником I отдела, которого назначили на папино место. Тот по папиным материалам отчитывался за выполненную работу и получал папину зарплату, а папа получал зарплату младшего техника. Так длилось еще несколько лет после смерти Сталина. Диссертацию так и не восстановили.
День смерти Сталина помню хорошо. Мы с мамой гуляли по городу. На Площади Восстания толпился народ, все слушали объявление из прикрепленного к столбу громкоговорителя. Многие плакали. Мне было страшно.
Но не всё было грустно и плохо. Все-таки кончилась война, город выжил, отстроился, немного отъелся. Открылись кинотеатры, театры, цирк. Кстати, Ленинградский цирк Чинизелли ленинградцы очень любили. Среди цирковых помню Бориса Вяткина с его собачкой Манюней, Олега Попова, дуэт Юрия Никулина и Михаила Шуйдина, Леонида Енгибарова, старшего Кио, старших мужа и жену Запашных и многих других. Мы с братом ходили на лучшие представления. Большую часть ленинградского населения составляли футбольные болельщики. На стадион имени Кирова ходили семьями. Всех футболистов знали по именам. В те времена болельщики вели себя прилично, на поле не выбегали и бутылки в зрительских секторах не бросали. Мы с папой в игровой сезон посещали стадион почти каждое воскресенье. Ездили туда через весь город в переполненном трамвае, иногда, если мамы с нами не было, на "колбасе" - металлическом буфере с торца трамвайного вагона. Так было до тех пор, пока брат не вырос и не заменил меня в этом мужском деле. А до того папа учил меня чинить разные электроприборы, паять, менять лампы в радиоприемнике и в телевизоре. У нас был "КВН-49". Это телевизор с очень маленьким экраном, к которому приставляли линзу, заполняемую дистиллированной водой. По вечерам к нам приходили соседи смотреть телепередачи - Новости или концерты с Торапунькой и Штепселем. У нас была одна небольшая комната в коммунальной квартире, и когда родился брат, на место моей кровати поставили детскую кроватку, а мне стелили постель на раскладушке под нашим обеденным столом. Стол был замечательный, деревянный, на толстых ножках, с полочками и тайниками под столешницей, где можно было прятать разные нужные вещи и игрушки. Под столом я чувствовала себя независимой, живущей в собственном доме.
Мы тогда жили в "сталинском" доме. Так назывались дома, которые были выстроены в сталинский период, по особой архитектурной планировке. Это шестиэтажные, красивые и очень удобные для проживания дома. Особенно для тех, кто имел в таком доме отдельную квартиру. В нашем большом доме отдельных квартир было три: у директора научного института, в ведомстве которого находился дом и в котором работал мой папа; у одного академика, изучавшего стрекоз и бабочек и еще у одной семьи, где муж и жена болели открытым туберкулезом (к таким больным не подселяли соседей). Остальные квартиры были коммунальными (по несколько семей в каждой квартире). Зато в каждой парадной был лифт с лифтером, в каждой квартире ванная комната с окном, в коридоре встроенный шкаф (один на всех) и в кухне углубленный отсек с полками и дверью, называвшийся холодным шкафом. Каждой семье - по своей полке. Тогда еще холодильников не было.
При доме было два чудесных двора - передний и задний. Передний двор, асфальтированный, с газонами и высаженными деревьями был отгорожен от улицы красивой металлической решеткой с воротами и калиткой, которая по ночам закрывалась на ключ. Для тех, кто приходил домой поздно, в калитке был звонок. Надо было позвонить и выйдет дворник дядя Ибрагим. Семья Ибрагима жила в комнате, расположенной в подвале нашего дома. К ним обращались часто за помощью по дому или если надо было ненадолго пристроить своего ребенка. На заднем дворе была песочница для малышей, турник для взрослых парней и деревянные сараи, по крышам которых бегали мальчишки. Так как наш дом был построен в 1938 году, то в нем уже было центральное отопление. А в большей части ленинградских (еще петербургских) домов отопление было дровяное. В квартирах стояли печи, а дрова лежали во дворах большими поленницами. В таких дворах хорошо было играть в прятки и в казаки-разбойники, хотя и опасно. Родители эти игры строго запрещали.
Моя подруга Рита жила в старинном петербургском, ранее наемном, доме. В таких домах до революции сдавались квартиры внаем. В зависимости от материального уровня и статуса съемщиков, предусматривался уровень комфорта и состояния квартир. Дом, где проживала моя подруга, строился для богатых съемщиков. Квартиры были огромные, с лепкой на потолках, с комнатами для прислуги и большущей кухней. В Ритиной квартире проживал 21 человек. Несколько комнат, которые выходили окнами на Каменноостровский проспект, имели большие балконы и лепных ангелов на потолках высотой в 5 метров, другие комнаты были поменьше и попроще - для прислуги. Ритина семья жила в комнате площадью в 54 квадратных метра, которую они разделили на две комнаты и прихожую и таким образом имели отдельную квартиру внутри коммунальной квартиры. Но туалет в квартире был один, и ванная была одна. На дверях ванной комнаты висело покомнатное расписание мытья и стирки. Кухня, хоть и большая, но тоже общая. У каждой семьи свой кухонный стол, над столом висит своя лампа. Даже если на кухне находились одновременно все хозяйки, каждая обязана была включить свой свет, чтобы не пользоваться чужим. Каждая семья имела в этой квартире собственный счетчик и платила за своё электричество. На двух газовых плитах готовили по очереди и всегда со скандалом. Соседи в квартире были разномастные. Часто ссорились. Помню, было семейство милиционера. Когда он сильно напивался, то бегал по коридору с пистолетом и грозился всех перестрелять. В дальней комнате у туалета жила, как тогда называли, "женщина легкого поведения", которая специализировалась на неграх. Со временем соседи привыкли, что по вечерам в квартире появлялся какой-нибудь чернокожий, а утром уходил.
Коридор был не очень широкий, но длинный. По нему всегда катались на велосипедах и самокатах соседские дети, на стенах коридора висели тазы и корыта, а возле одной комнаты стоял мотоцикл. Уборка общей площади проходила строго по расписанию. За этим следила квартуполномоченная - мама моей подруги.
Теперь многое кажется смешным, многое - неправдоподобным. Но всё это было! Прошел очень большой отрезок времени, большой и больший отрезок моей жизни. Сейчас, когда я перечитываю написанное, я ощущаю себя той самой "уходящей натурой". Но жизнь еще не кончается. По-прежнему звонит мне моя подруга Рита, моему младшему братику в этом месяце исполняется 60 лет, сегодня день рождения моей дочери, рядом со мной моя мама, и мой муж любит меня. Как говорил герой фильма Белое солнце пустыни, Абдулла: "Что еще надо человеку, чтобы встретить старость?"!
5 января 2015
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "Литературного Кисловодска"
Последнее изменение страницы 27 Nov 2021