Страницы авторов "Тёмного леса"
Страница "Литературного Кисловодска"
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
Решил Санька-тракторист, что живёт рядом с Иваном Егорычем, купить у него баян. А у Егорыча недавно увели корову со двора. Вроде бы его собутыльники. Запил баянист с горя после кончины жены. Запил по-русски, без остановки. Пьянка-то круговертит, на дно тянет. А был сосед баянистом знатным. В школе-музыкалке сельской работал. Хоть и без диплома. На баяне играл как бог. Ещё сызмальства был пристроен к этому инструменту. С лёта на слух любую мелодию схватывал. Но в каждый звук обязательно добавлял свои баянные перезвоны. Любая песня приобретала свой говор: протяжный и задушевный, колокольный вроде, бесконечный и такой цепляющий. В любом звуке баянист искал и находил потаённый смысл.
- Главное, - любил повторять мастер, - напевность. Без неё песня мрёт. Не запоминается. Как пролётная птаха-пискуха.
Об этом думал Санька-тракторист. Случалось ему заглядывать в музыкалку к сыну. Сам-то не дотянул до нотной грамоты, хотя тоже играл на гармони. Всё обмозговал расчётливый Санька. Но, как толкуют в народе, кто тропинку просекает, тот по ней и плутает. Всё учесть невозможно. Обязательно в любом деле выпрыгнет на твоей тропке незапланированная блоха. Кусать начнёт тебя. И сколько ни чешись, сколько ни матерись, дело твоё, милок, к прогару идёт. Но иногда эта закавыка блошиная и на пользу идёт. Об этом не берутся судить люди. Но исстари догадываются и опасаются такой закавыки блошиной. Потому, где гладко и сладко вначале, опосля горько и очень погано бывает.
У Саньки такие передряги вроде не случались. Крепко думал он, прежде чем расстаться с мозолистой деньгой. Вот и на этот раз дальновидный тракторист, как перед пахотой весенней, все гаечки и болтики в своём мозгу подкрутил для крепежа-расчёта. Покупка - дело серьезное. Баян, поди, не каждую неделю на базаре покупаешь. Баян - это ж не только музыка. Это сама жизнь. Её песня, родимая да горемычная, знакома каждому русскому. "Одним словом, баян купляется не для жиру, а для души, - думал Санька. - Душа-то, она что? Потёмки..."
Но из этих, никем и никогда не раскрытых, сумерек души нарождается у человека свет, дарующий мечты и надежды. А надежда, как считал тракторист, это не телеэкранная брехня о богатстве нефтяников. Это - вечно юная зоренька на покосном жнивье житухи-бытухи, где в горьких ковылях печали всегда радостно поют перепела да разбойничьи посвистывают юркие суслики.
Размышления Саньки прервала беспокойная догадка: а не продал ли уже сосед свой баян? Со злостью подумалось: "Куй железо, пока горячо". В беспощадности хлеставших слов вспоминалась формула, памятная с босоногого детства: "Жадность фраера губит". Хотя Санька не считал себя фраером, потому что никогда не блатовал, а работал и работал. Поэтому деньгами не шиковал. Догадка въедливо сверлила висок. Саньке стало даже душно, в пот бросило. С болезненным сожалением вспоминался наказ баяниста, настойчивый такой наказ, чтобы он, родной отец, не пожалел денег на покупку баяна для сына Витюхи. Наказ Иван Егорыч дал давно, когда ещё работал в музыкалке. Сейчас музыкалку прикрыли. Дети гоняют по улицам консервные банки, свирепеют, дерутся, подражая бандитским экранным разборкам.
Сосед-баянист остался, считай, без работы. И запил. То ли от горя, а может быть, ещё от чегото. Но иногда с его подворья доносились такие переливы баянные, что сын Витюха вмиг замирал: учился ведь этому делу. Столбенел сын. Да что сын! Птицы замолкали, будто вслушивались в дивные звуки. Выходило, признавали соседа за своего - певчей птицей в природном оркестре. Да что птицы! Весь край знает соседа-баяниста. Поют его песни по станицам и хуторам. Было это вроде давно, а вроде недавно.
Санька на взлёте оборвал горькие мысли, потушил сигарету о твёрдую, словно подошва, ладонь. Закрыл капот старенькой машины и вслушался в озорные крики пацанов. С улицы доносилось:
- Пьяница, пьяница.
Саньке сердито подумалось: "Опять эти "футболисты" со своей хреновиной - консервной банкой!" Сердитые мысли тракториста перебили повторные крики пацанов:
- Пьяница, пьяница, пьяница! Нет лица, нет яйца - пьяница.
- Витька, ходи сюда! - перекрывая пацанов, заорал Санька.
- Ну чего? - заглядывая в калитку, спросил сын.
- Калитку закрой и топай сюда! - Ты не нукай, я тебе не конь, - вскользь стукнув по затылку сына, строго сказал отец.
- А чего? Я всё сделал. У коровы почистил, и у кабанов тоже.
- А счас банки консервные гоняете по улице! В эту хреновину-"пьяницу" играете?
- Ну и чего? Это ж наша игра в футбол, понял? А банка не от консервы, а от пива, понял? Вы пьёте, а мы играем. Кайфовая игра! Проигравший становится пьяницей.
- Слыхал-слыхал, ты мне баки не забивай.
- Я не забиваю. Я играю в футбол.
- Нет, сынок. Это игра дурошлёпов в консервные банки, - усмехнулся тракторист, продолжая:
- И удумали - пьяница. Не возникай! Не перечь! От твоей консервной пьяницы вся обувка горит. Не накупляешься.
- А ты купи футбол, чтоб не горела.
- Ишь, чего захотел, - отец нарочито опять замахнулся на затрещину, но сын, ловко увильнув, перехватил руку. Отец с ходу отреагировал. Сбив сына подножкой, насмешливо сказал: - Не так надо. Говорил же тебе, балбес, и показывал.
- Так я...
- Заглохни. Ты уже битый, - протянув руку сыну, с силой дёрнул его так, что Витюшка взлетел и мягко опустился на землю. Санька нарочито строго отчеканил: - Футбол я тебе не куплю! А баян у соседа, пожалуй, того.
- Да ну, ты в натуре? - с сияющими глазами проговорил пацан.
- В натуре, сынок, в натуре. Пойди, парад свой смени. Капот помой, чтобы фары светились. К соседу пойдём.
- Счас, я мигом. У Егорыча баян - клад, а у меня хрипун дырявый! - и убежал.
Сидят отец с сыном в доме у Ивана Егорыча. Хозяин не спеша, с особой любовной осторожностью открывает добротный старинный футляр и, поглаживая баян, говорит:
- Это камертон души. На семи звуках этот инструмент передаёт все страдания и радости человека. А соединённые в мелодию эти, от Бога, звуки передают и горе, и радость. - Баянист пробежал по клавишам, выводя что-то знакомое Витюхе. Подмигнув, спросил у мальчонки:
- Узнаёшь?
- А как же. Это "Слепой дождь". Мы ж в оркестре его играли.
- Было дело, - со вздохом сказал баянист. - Вот здесь - капли, - проиграл. - А вот здесь - сияние солнца. А здесь - пение птиц. Так получился "Слепой дождь".
- Но он совсем-совсем не слепой.
- Почему? - лукаво спросил баянист.
- А весело вроде. Птицы-то поют, и солнце светит.
- Это хорошо, когда солнце и птицы поют, - вздохнул хозяин. - "Кузнечика-попрыгунчика" помнишь?
- А как же!
- На, - передал баян Витюхе. - Играй и "Кузнечика", и "Дождь", да так, чтобы солнце сверкало.
Витюха с удовольствием играл. Иван Егорыч, задумчиво поглядывая в окно, сказал:
- Мелодии все от природы берутся. А слух у вашего сына - что надо, музыкальный. Пальцы под баян сделаны, чувствительные.
Витюха закончил играть и вопросительно посмотрел на хозяина. Тот, положив руку на голову пацана, спросил:
- Ну что, "Кузнечика" осилил?
- Да вроде бы...
- Осилил, осилил. В одном месте немного сфальшивил. Но это исправимо. С таким старанием и с таким баяном, может, и "Клубничку" сочинишь. В оркестре, помнишь, пробовал?
- Не хочу "Клубничку"! - заорал пацан.
Отец, хлопнув сына по затылку, строго спросил:
- Ты чего орёшь?
- Не хочу "Клубничку". Надоела на грядках. Лазишь за нею целый день, спина болит и ноги не сгибаются.
- А что, ты один такой? - спросил отец. - Вся станица рачкует, как негры на плантации. Оттого и выживаем.
- Не хочу.
- А жить хочешь? - спросил баянист.
- Хочу, - ответил Витюшка.
- То-то. И я хочу. И твой отец хочет. И вся Россия хочет. Потому и копаемся. Доля наша такая, доля русская. Дай-ка баян. - Тихо наигрывая, рассуждал вслух: - Ты меня прости, мой старый друг баянушка. Не хотел я тебя продавать, но, сам знаешь, крыша течёт. А ты, мой друг, можешь заболеть, занедужить. Хворый - что человек, что инструмент, - песню не вытянет. Да ты не печалься. Я тебя в надёжные руки передаю. В гости приходить буду. Мы друг друга слышать будем. Здесь недалеко, через дорогу. Что поделаешь, такова наша доля. - Сменив мелодию, неожиданно запел:
Последний звук, как крик птицы подстреленной, резко оборвался. Сняв баян, тихо сказал:
- Не могу дальше.
Наступила долгая тишина. Санька-тракторист, кашлянув, чтобы сбить ком в горле, сказал:
- Не-е, мы. того, с Витюхой баян куплять. того, не станем. Нельзя душу покупать. Правда, сынок?
- Ага, - с пониманием глубокомысленно согласился пацан.
- Это как же так, как же так, - растерянно проговорил Егорыч. - Я же вам почти задаром, по соседству.
- Нельзя, - тихо возразил Санька. - Грех. А деньги - вот, на шифер, возьмите. Мы с сыном купить и привезти подсобим. И крышу гуртом. того, накроем.
- Тогда деньги-то за что? - озадаченно спросил баянист.
- А деньги, они. того, за учёбу, значит, наперёд. Предоплата, значит. Капиталистическое словцо. Рыночное, бляха. Мериканское, шельма. Но мы-то в селе ещё не все душу продали. Так-то.
- Ах ты, мать честная. Ну, вы даёте, - тихо произнёс Егорыч.
- А вы? - еще тише выдохнул Санька-тракторист. И не досказал. Не смог. Потому что недосказанность исстари на Руси имела, да и сейчас еще имеет особый смысл. Её, недосказанность, нельзя вложить ни в какие облигации и банковские кредитки, потому что она несёт свой потаенный смысл. И пока эта недосказанность сидит корнями внутри русского человека, его не согнуть ни социализмом, ни капитализмом, ни рынком.
Особым, совсем не свойственным ему голосом, Санька спросил:
- Песня-то ваша?
- Моя.
- Так что ж вы её не запущаете?
- Да вроде бы она ещё в рабочем состоянии. А если честно, то опасаюсь.
- А чего опасаться? - спросил тракторист.
- Да того самого воровства. В школе-то меня не раз обворовывал коллега Безымян. Слыхал про такого дельца?..
- Да вроде бы.
- Вот потому и не хочу её нигде показывать. Везде, знаешь, по всей стране есть ворюги-безымяны-дельцы и их помощники. А когда тебя грабят ближние, ох и больно бывает. Я чуть не свихнулся, когда украли мою песню. У всех на глазах. А песня-то в лидеры выходила на смотре. Стащил её Безымян и играл по всему краю. Да и сейчас играет как свою. Если корову украли - это грабёж. Когда ж воруют дух твой - это убийство.
- Морду надо бить, - сказал Витюшка.
- Правильно, - подтвердил отец.
- Так всем безымянам-дельцам не набьёшь. Их по России - как перекупщиков развелось.
- Крысы они все амбарные, а не люди, - изрёк Санька.
- Эт точно, - согласился баянист и тихо заиграл знакомую мелодию. Так же тихо спросил у мальчонки: - Ну что? Начнем?
Витюшка кивнул головой, принимая баян из рук мастера. Заиграл с переливами, импровизируя "Кузнечика". Всем казалось - и отцу, и баянисту, и особенно Витюхе, - что они видят этого кузнечика прямо на травке, в солнечной мелодии. Отец даже хотел что-то сказать, но стыдливо отвернулся. Кашлянул. Махнул рукой...
Анатолий Крищенко. Подорваное детство (рассказ о послевоенном детстве)
Анатолий Крищенко. Памятные встречи с отцом Александром (рассказ о священнике из станицы Марьинская)
Анатолий Крищенко. Дуськина соль (рассказ)
Анатолий Крищенко. Быть услышанным (О "Литературном Кисловодске" и о стихах С.Я.Подольского)
ВАДИМ ПАНКОВ. В ожидании чуда... (Анатолию Крищенко - 75 лет)
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "Литературного Кисловодска"
Последнее изменение страницы 31 Dec 2024