Сайт журнала
"Тёмный лес"

Главная страница

Номера "Тёмного леса"

Страницы авторов "Тёмного леса"

Страницы наших друзей

Кисловодск и окрестности

Страница "Литературного Кисловодска"

Страницы авторов "ЛК"

Тематический каталог сайта

Новости сайта

Карта сайта

Из нашей почты

Пишите нам! temnyjles@narod.ru

 

на сайте "Тёмного леса":
стихи
проза
драматургия
история, география, краеведение
естествознание и философия
песни и романсы
фотографии и рисунки

Страница Василия Помещикова

Родоначальник
Мама
Памяти той войны
Незабываемое
Затмение
Лужок
Дядя Ваня
Наша природа
У леса тоже есть характер
Встречи у реки
Рыжая актриса
Хохлатая пациентка
До трех раз
Заветный тысячный
Литературное объединение
Журналистская солидарность
История одной любви
Кисловодские встречи
Больничные этюды
Стихи
Детям о детях
Ода ногам
О Льве Толстом
Твардовский в моей жизни
Штрихи к портрету Алдан-Семенова
Произведения С. Подольского подталкивают к раздумью О книге С. Подольского "Житие незнаменитого человека"
О романе С.Подольского "Облачный стрелок"
О книге С.Подольского "Борис Леонидович Пастернак"
О стихах Надежды Яньшиной
О стихах Геннадия Трофимова
О стихах Светланы Колбасиной
Обзор журнала "Литературный Кисловодск"
О "ЛК"-52, "ЛК"-53, "ЛК"-57, "ЛК"-58, ""ЛК"-60, "ЛК"-68, "ЛК"-71, "ЛК"-73, "ЛК"-75, ЛК"-80
Еще раз о культуре
О публикациях Аксеновых
Ответ А.Квитку
Поздравление с 88-летием
"Литературный Кисловодск", N58 (2015г.)
К 105-летию со дня рождения А.Т. Твардовского

Василий Помещиков

КАКАЯ СВОБОДА! КАКАЯ УДАЛЬ!

(Твардовский в моей жизни)

Впервые я услышал об Александре Трифоновиче Твардовском, как об авторе поэмы "Василий Тёркин", в 1944 году, будучи учеником четвёртого класса одной из деревенских школ Ульяновской области. Нам, мальчишкам военной поры, приходилось работать и в колхозе, и дома. И даже в школе мы занимались не только учёбой, а и посильным физическим трудом.

До сих пор у меня перед глазами стоит такая картина... На школьном дворе горы чурок напиленных дров. Директор школы в офицерском кителе без погон - наш командующий, а мы, группа мальчишек, вооружённые топорами, - армия. Командующий (ещё недавно воевавший, но по ранению и контузии отпущенный домой), заметно заикаясь, ставит перед "войском" стратегическую задачу:

- П-п-представьте себе, что к-к-каждая чурка - ф-ф-фашистский солдат. Эта свора решила ок-к-ружить нас и у-н-ничтожить. Успех п-рорыва обеспечит только рукопашная схватка. За мной, р-р-ребята!

И застучали топоры то увесистыми ударами с потрескиванием, как одиночные выстрелы, то дробно, словно пулемётная очередь. Гора поверженных "фашистов" на глазах росла. "Битва" длилась, пока последний "фриц" не был "четвертован" и уложен в поленницу.

После такой "победы" нас угостили обедом. Откушав вместе с нами, наш "командующий" достал из портфеля какой-то журнал и сказал:

- А с-с-сейчас, ребята, я вам прочитаю о настоящей схватке русского солдата с немцем. С-с-слушайте.

Немец был силён и ловок,
Ладно скроен, крепко сшит,
Он стоял, как на подковах:
Не пугай - не побежит.

И, странное дело, читая нараспев стихи, наш директор, наш Борис Васильевич, не заикался. Мы слушали, не шелохнувшись. Стихи нас просто завораживали и сразу же запоминались. Выйдя из школы, мы друг перед другом с выражением декламировали:

В самый жар вступает драка.
Немец горд. И Тёркин горд. -
Раз ты пёс, так я - собака,
Раз ты чёрт, так сам я - чёрт.
... Ах, ты вон как! Драться каской? ...
Хорошо же! - И тогда-то,
Злость и боль забрав в кулак,
Незаряженной гранатой
Тёркин с левой немца - шмяк!
Немец охнул и обмяк.

Так Борис Васильевич знакомил нас с печатавшимися тогда главами поэмы "Василий Тёркин".

Эти легко запоминающиеся строки вошли тогда в моё сознание и сопровождали всю жизнь. Как только "Книга про бойца" поступила в продажу, я приобрёл её и никогда не расставался с ней. Перечитал её множество раз, но никогда не ставил задачу - выучить наизусть.

Но однажды, во время службы в армии, стою на посту. Жара несусветная, во рту пересохло. "Эх, сейчас бы стаканчик той родниковой... " И вдруг сами собой зазвучали такие знакомые, такие родные строчки:

На войне, в пыли походной,
В летний зной и в холода,
Лучше нет простой, природной -
Из колодца, из пруда,
Из трубы водопроводной,
Из копытного следа,
Из реки, какой угодно,
Из ручья, из-подо льда, -
Лучше нет воды холодной,
Лишь вода была б - вода.

А строчки текли и текли... Жажда куда-то отступила. А когда вспомнились заключительные строки поэмы - пришёл разводящий со сменой. "Неужели прошло уже два часа? - подумал я. - Как быстро они пролетели в общении с тёзкой (меня зовут тоже Вася)". И тут меня осенило: "Так значит, я знаю наизусть всего "Тёркина"?! С тех пор, встав на пост, я начинал в уме читать поэму, и два часа пролетали как-то незаметно.

Потом, во время дружеских застолий, перекуров, когда общение переходило к рассказыванию анекдотов, я по теме, в лыко, вплетал четверостишие из Васиного репертуара. Например:

- Рассуждая так ли, сяк ли,
Всё равно такою каплей
Не согреть бойца в бою,
Будьте живы! - Пейте! - Пью...
Крошку хлебушка понюхал,
Пожевал - и сразу сыт.

Ведь сам А.Т. Твардовский в своей "Автобиографии" писал: "Тёркин" был для меня во взаимоотношениях с читателем... моей лирикой, моей публицистикой, песней и поучением, анекдотом и присказкой, разговором по душам и репликой к случаю".

Твардовский стал моим кумиром. Я следил за каждой его публикацией, покупал каждую вновь вышедшую его книгу. Радовался и гордился, что каждая новая поэма автора отмечалась Государственной (Сталинской) премией: "Страна Муравия", "Василий Тёркин", "Дом у дороги", "За далью - даль". "Книга про бойца" в этом ряду занимает особое место, она стала для поэта как бы эталонной высотой, которую он уже не мог позволить себе понизить. Читатели требовали, ждали продолжения "Тёркина". Они хотели его видеть на какой-нибудь гигантской новостройке, среди покорителей Севера... Но поэт в своём ответе читателям писал: "Это означало бы "эксплуатировать" готовый, сложившийся уже в сознании читателей образ, увеличивать количество строк, под старым названием, не ища нового качества".

И Твардовский решил сделать своего героя обличителем существующей системы, правда, не на этом, а на том свете.

Я впервые услышал, что Твардовский написал поэму, которая станет "громом среди ясного неба", на семинаре военкоров газеты группы советских войск в Германии "Советская армия". (В 1952-1955 годах я проходил срочную службу в составе этой группы). Заведующий отделом культуры газеты подполковник Тарасенков, только что вернувшийся из поездки в Москву, рассказал нам (по секрету), что заходил в редакцию журнала "Новый мир" (его редактором тогда был Александр Трифонович) и видел вёрстку новой поэмы Твардовского под названием "Тёркин на том свете". "Это невероятно смелое произведение, которое взорвёт бюрократическую рутину..." - сказал в заключение подполковник.

Я очень (наверное, как и все слушатели семинара) ждал выхода журнала с поэмой и, не дождавшись, решил: "Наврал Тарасенков". И только спустя годы узнал, что поэма "Тёркин на том свете" была признана "пасквилем" и запрещена, а Твардовский за попытку опубликовать свой опус в журнале был освобождён от обязанностей редактора.

Поэма увидела свет только во времена хрущёвской "оттепели". В 1963 году она была опубликована в газете "Известия", а потом издана отдельной книгой. Это произведение определило в творчестве поэта линию неуступчивой гражданственности и правды. Такой же энергией заряжена и его последняя поэма "По праву памяти".

В этой поэме есть глава "Сын за отца не отвечает". В ней автор коснулся судьбы своего отца, Трифона Гордеевича, сельского кузнеца, раскулаченного и высланного с родной Смоленщины за Урал.

Судьба Трифона Гордеевича оставила след и на нашей, вятской земле. Его младший сын, Иван Трифонович, в своей книге воспоминаний о ссыльных годах рассказывает, что отец, спасая семью от верной гибели, решился бежать из ссыльных мест. Пробираясь от рубежа к рубежу, добралась семья до села Русский Турек Уржумского района Кировской области. Дальше продвигаться было не на что. И жители села приютили беглую семью, предоставив и крышу над головой, и работу. Трофим Гордеевич встал к наковальне сельской кузницы и своим незаурядным мастерством радовал жителей села.

Чтобы навестить родителей, совершил неофициальную поездку в Русский Турек и Александр Трифонович, тогда уже известный советский поэт.

Когда книга Ивана Трифоновича дошла до Кирова, областная писательская организация пригласила автора посетить памятные вятские места. Я тогда работал редактором Уржумской районной газеты, и она писала, как в Русском Туреке встретили дорогого гостя. По инициативе писательской организации, поддержанной и газетой, на школьном здании в Русском Туреке была установлена памятная доска, гласившая, что в стенах этой школы выступал известный советский поэт А.Т. Твардовский.

Александра Трифоновича судьба отца очень волновала. Он вынашивал замысел написать роман о нём, который, к сожалению, не успел осуществить.

В узлах из жил и сухожилий,
В мослах поскрюченных перстов -
Те что - со вздохом - как чужие,
Садясь к столу, он клал на стол.
Те руки, что своею волей -
Ни разогнуть, ни сжать в кулак:
Отдельных не было мозолей -
Сплошная. Подлинно - кулак!
И в тех краях, где виснул иней
С барачных стен и потолка,
Он, может, полон был гордыни,
Что вдруг сошёл за кулака.
Ошибка вышла? Не скажите, -
Себе внушал он самому, -
Уж если эдак, значит - житель,
Хозяин, значит, - потому...

С какою болью и гордостью за отца написаны эти строки! Правдивые и смелые, они пробили и идеологические заслоны, и цензурные барьеры того времени и стали достоянием народа. Публикация поэмы "По праву памяти" в журнале "Знамя" (N1 за 1987 г.) вызвала поток читательских писем. Вот лишь одно из них. Ветеран труда из г. Ярославля пишет: "Я и раньше любил Твардовского за его хорошие, правдивые стихи таких поэм, как "Василий Тёркин", "За далью - даль", но впервые опубликованная поэма "По праву памяти" поразила меня своею смелостью, настоящим патриотизмом, глубоким, я бы сказал, ленинским анализом эпохи. От правды никуда не скроешься, с каким бы лицом она ни была..."

Так почему же сейчас, когда мы живём в демократической стране, которая провозгласила все свободы, в том числе и свободу слова, имя поэта, ещё при своей жизни ставшего классиком, о котором Иван Бунин писал: "Какая свобода, какая чудесная удаль, какая личность, точность во всём, и какой необыкновенный народный язык - ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, то есть литературно-пошлого слова!" - нынче стало непопулярным. Ведь даже 100-летие со дня рождения Александра Трифоновича (в 2010 году) было отмечено очень сдержанно. Первый канал уделил этому событию всего-то 40 минут, да и то в позднее время.

Зато 70-летию В.Высоцкого первый канал (да и все каналы) посвятили целый цикл передач, которые шли одна за другой весь день. Я люблю и уважаю и этого поэта. Но если положить на чашу весов их вклад в сокровищницу русской поэзии, то вклад Твардовского окажется значительно весомее и по своей масштабности, и по совершенству поэзии.

Правда, ЗАО "ИД "Комсомольская правда" выпустило в юбилейный год книгу "Василий Тёркин. Тёркин на том свете". Под вторым названием стояла интригующая пометка "не изданное". В рекламе, предваряющей это издание, говорилось: "Поэма "Тёркин на том свете", завершённая автором в 1954 году, была запрещена и увидела свет только в 1963 году. Но текст опубликованной поэмы был уже другим, а запрещённый вариант остался самостоятельным произведением. В анонсируемой книге он публикуется впервые..." И сообщалось, что приобрести её будет можно в киосках "Роспечати". Я с нетерпением ждал её появления в киосках и вот держу книгу в руках! Предвкушая встречу с неизвестными доселе строками любимого произведения, начинаю читать... Но перелистываю страницу за страницей и ничего нового, сенсационного не нахожу.

Тогда достаю с полки книгу "А.Твардовский. Поэмы", выпущенную издательством "Книжная палата" в 1988 году. Пристально сверяю тексты. Всё один к одному. Достаю другую книгу "А. Твардовский. Лирика". Издательство ЭКСМО- ПРЕСС, 1999 г. В ней тоже опубликована поэма "Тёркин на том свете". Сверяю тексты и снова один к одному. Ага, вот! На странице 342 новой книги пропущена строка. Получилась строфа из трёх строк:

Был хоть запад и восток,
Хоть в пути паёк подножный,
Хоть воды, воды глоток...

В другом издании это четверостишие выглядит так:

Был хоть суткам счёт надёжный,
Был хоть запад и восток,
Хоть в пути паёк подножный,
Хоть воды, воды глоток.

А вот ещё несоответствие. На странице 362 после строк: "Тёркин сбился, огорошен точно словом нехорошим" - пропущена целая глава, которая в издании 1988 года занимает три страницы. Читаю её и удивляюсь: "Да это же про нашу сегодняшнюю действительность! Как тонко, ёмко подмечено!"

Всё же дальше тянет жить,
Развивая тему:
- Ну, хотя бы сократить
Данную Систему?
Поубавить бы чуток,
Без беды при этом...
- Ничего нельзя, дружок.
Пробовали. Где там!
Кадры наши, не забудь,
Хоть они лишь тени,
Кадры заняты отнюдь
Не в одной Системе.
Тут к вопросу подойти -
Шутка не простая:
Кто в Системе, кто в Сети -
Тоже Сеть густая.
Да помимо той Сети,
В целом необъятной,
Сколько в Органах - сочти!
- В Органах - понятно.
- Да по всяческим Столам
Список бесконечный,
В Комитете по делам
Перестройки вечной.
Невозможно упредить,
Где начёт, где вычет.
Словом, чтобы сократить,
Нужно увеличить...

Ведь это и нынче у нас система на системе: властная, чиновничья, криминально-мафиозная, коррупционная. И чтобы бороться с ними в условиях "перестройки вечной", нужен штат особый: "Словом, чтобы сократить, нужно увеличить..."

И у меня закралось подозрение: не специально ли придуман этот ход с не видевшим света вариантом поэмы, чтобы не печатать обличающую нынешнюю действительность главу. Ведь в остальном-то всё один к одному. Значит, поэзия Твардовского бессмертна. Она не потеряла своей остроты и сегодня. В июне этого года исполняется 105 лет со дня рождения Великого Поэта XX века. Давайте сделаем всё, чтобы этот юбилей был отмечен достойно!

 

Страница "Литературного Кисловодска"

Страницы авторов "Литературного Кисловодска"

 

Последнее изменение страницы 27 Nov 2021 

 

ПОДЕЛИТЬСЯ: