Сайт журнала
"Тёмный лес"

Главная страница

Номера "Тёмного леса"

Страницы авторов "Тёмного леса"

Страницы наших друзей

Кисловодск и окрестности

Страница "Литературного Кисловодска"

Страницы авторов "ЛК"

Тематический каталог сайта

Новости сайта

Карта сайта

Из нашей почты

Пишите нам! temnyjles@narod.ru

 

на сайте "Тёмного леса":
стихи
проза
драматургия
история, география, краеведение
естествознание и философия
песни и романсы
фотографии и рисунки

Рассказы из "ЛК"

Елена Довжикова. Рассказы
Юлия Каунова. Жажда
Геральд Никулин. Кисловодск, картинки памяти
Сергей Шиповской. Айдате
Лидия Анурова. Памяти детства
Лидия Анурова. Я и Гагарин. Вечер на рейде. Сеанс Кашпировского
Лидия Анурова. Мои старики
Геннадий Гузенко. Встреча времен
Геннадий Гузенко. Батальон за колючей проволокой
Геннадий Гузенко. Судьба играет человеком
Геннадий Гузенко. Ночное ограбление
Митрофан Курочкин. Послевоенное детство
Митрофан Курочкин. Закоулки памяти
Антонина Рыжова. Горький сахар
Антонина Рыжова. Сороковые роковые...
Капиталина Тюменцева. Спрятала... русская печь
Анатолий Крищенко. Подорваное детство
Феофан Панько. Дыхание той войны
Феофан Панько. Охотничьи байки
Любовь Петрова. Детские проказы
Иван Наумов. Перышко
Георгий Бухаров. Дурнее тетерева
Владислав Сятко. Вкус хлеба
Андрей Канев. Трое в лодке
Андрей Канев. Кина не будет, пацаны!
Олег Куликов. Шаг к прозрению
Нина Селиванова. Маршал Жуков на Кавказских минеральных водах
Нина Селиванова. Медвежья услуга
Михаил Байрак. Славно поохотились
Ирина Иоффе. Как я побывала в ГУЛаге
Ирина Масляева. Светлая душа
Инна Мещерская. Дороги судьбы
Анатолий Плякин. Фото на память
Анатолий Плякин. И так бывает
Анатолий Плякин. В пути - с "живанши"
Софья Барер. Вспоминаю
Вера Сытник. Тёмушка
Пётр Цыбулькин. Они как мы!
Пётр Цыбулькин. Жертва статистики
Надежда Яньшина. Я не Трильби!
Елена Крылова. Мое театральное детство
Александра Зиновьева. Дети войны
Лариса Корсуненко. Мы дети тех, кто победил...
Лариса Корсуненко. Ненужные вещи
Сергей Долгушев. Билет на Колыму
Сергей Сущанский. Зимние Страдания
Литературный Кисловодск N76 (2021г.)

Максим Мумряк

Кривой Рог, Украина

СЛОВО О ПЕРВЫХ

Рекомендации по расшифровке идентификационного кода, составленные исследователем пр-ироды, пожелавшим остаться неизвестным

Во многих странах каждому легально действующему человеку присвоен код. Он незаметно присутствует в жизни граждан и напоминает о себе только при столкновении с государством. И тогда, как забытая тайна на свадьбе, этот набор цифр иногда смущает граждан, а в более сложных случаях начинает бесить, так как тут же возникают ассоциации: шифры, схемы, клоны, роботы, безымянные нашивки на полосатых робах. Ненадолго, на секунды... Но это скорее атавизм горячей юности. Узаконенный режим порядка как желание большинства тут же успокаивает бунтарские порывы. Большинство населения по своей природе вполне законопослушно. И чтобы это равновесие было устойчивым, самыми прозорливыми мудрецами рекомендуется пройти некое самоопределение. Как это сделал и я.

"Я - единственное на свете существо, которое мне хотелось бы узнать получше". Эту парадоксально глубокую мысль, возможно случайно, обронил в девятнадцатом веке известный английский острослов. Фраза, как мне кажется, похожа на шифр к замку познания всего сущего, которое, видимо, начинается с познания самого себя.

В ходе развития личности перед каждым человеком возникает ряд вопросов, грозящих нарушить его душевный, а иногда и физический покой. Один из них - вопрос отождествления себя с уже созданными обществом образами - возникает иногда внезапно, как экономический кризис в момент роста товарооборота. Однажды ты просыпаешься среди ночи от ощущения кошмарной пустоты, а сверху падает на голову простой и колючий снегопад вопросов: "кто я?", "зачем я?", "где я?", "почему я?", "почему мне, меня, мною?". Лучше, когда ответ на этот набор вопросов будет найден в начале жизненного пути. Хуже, если в конце. Катастрофически плохо, если он совсем не возникнет.

Однажды летним утром я проснулся не так как обычно. Помимо того что ночью бушевала гроза с ливнем, вспомнить решительно ничего не удавалось. Отсутствовали признаки какого-нибудь отравления, но ощущалась свежесть в голове как после доброй парной. Вот и пришло время самопознания, о котором я тогда не догадывался, но которое мне уже, видимо, прописали где-то в Главной канцелярии.

Первым объектом на пути полураскрытого взгляда оказалась белая густая паутина вокруг. "Если это кокон, тогда я - гусеница" - объявилась первая хлипкая мыслишка. Эта версия подтверждалась плотным, серо-зелёным тёплым мешком, из которого выглядывала моя голова. Известно, что на бумаге любое событие выглядит растянутым, но наяву мысль испуганным зайцем неслась вперед, ища правильный ответ. Свет падал из дыры пространства - не то пещеры, не то избы. Память сама выбирала названия вещам по выхваченным из полумрака неясным фрагментам. В левом углу светом был изображён кусок ржавого параллелепипеда, почему-то прикреплённого к потолку длинным цилиндром. Правильным ответом могло быть одно - печка-буржуйка с трубой. Хотя она давно остыла, но стало теплее на душе. Две длинные белеющие кости, виднеющиеся из-за берёзовых чурочек у печки, оказались до блеска отполированными трудолюбивыми руками деревянным топорищем и рукояткой молотка. Приклад ружья и пустые гнезда патронташа в правом углу на гвозде (дичи вот только не хватало) светотенью натюрморта дополняли портрет неизвестного в мешке. Романтическая сказка пробуждения развивалась, как сюжет про тайну смерти Кощея.

Итак, неизвестный, то есть я сам, лежал в ватном спальном мешке, который покоился на деревянных нарах. Далее - и мешок, и содержимое мешка покрывал балдахином свисающий марлевый полог. Он спасал ночью от комаров и действительно напоминал кокон шелкопряда, который в свою очередь прятался от дождя в старой брезентовой палатке: она вполне сходила за малогабаритную лесную квартиру, меблированную самодельными столиками, как и нарами, покоящимися на сучковатых берёзовых ножках, вбитых прямо в грунт.

Когда голые ноги всё ещё спящего "неизвестного" опускались в холодную резину болотных сапог, стоявших на трёх нешироких досках настила, под их подошвами раздавался слабый хруст павших от вечернего "дихлофоса" и ночного холода полчищ комаров. Пол в палатке был зелёным от мха, листвы и небольших кустиков голубики. Эта растительность кое-где была истёрта сапогами до бурой кашицы влажного перегноя и проволоки избитых кустов.

По итогам первых открытий можно было понять - это было обычное июльское утро на шестидесятых таежных параллелях в последнем году прошлого века.

И тут, словно ушедшая гроза поставила мокрую печать в моем расписании судьбы - раздался магический набат: видимо, зов дежурного по кухне. Выйдя из палатки, освободившись от всех ночных личин, я завершил в то утро самоопределение: понял, что я - искатель, иногда охотник и лесоруб, иногда повар и радист, одним словом - геолог. Этот вывод подтверждали другие, похожие на меня люди, у таких же защитных палаток. Это подтверждали гигантские лиственницы и мощные берёзы вокруг нашего лагеря. Быстрая тёмная речка среди густых зарослей будто отворачивалась от моего вопроса, но и она, допустив меня к омовению своей холодной водой, была категорична. Становилось окончательно ясно: я - геолог и сегодня с утра пораньше, как и вчера, нужно идти в маршрут.

После короткого лета, изматывавшего зноем и гнусом, следовало самое благодатное время в тайге - конец августа, начало сентября. Не зря у многих таёжных животных это время выбрано для любви. Но и тут нужно быть начеку: как бы во время этого страстного гона черный от ревности лось на узкой тропинке не принял бы тебя как соперника - лопатами своих рогов.

Итак, идем в маршрут осенью. Представьте себе начало сентября в тайге. Там это лучшее время для любования природой. Уже не донимают мириады комаров, мошки и прочего гнуса. В июле цвет супа не виден из-за слоя комаров, падающих в него. В сентябре ночью заморозки, а днем бодрящая прохлада и хрустящие от изморози мхи и кустарники под сапогами. Однообразная палитра зелени хвойных расцвечена красно-бордовыми и жёлтыми мазками берёз и осин. Мы шагаем легко по нахоженной нами за лето тропке, но трудно - по болотистой целине. Там нужно высоко, как солдат на плацу, поднимать тяжёлые болотники-сапоги, чтобы переступать через полуметровые кочки жёстких кустарников, которые недавно радовали твой глаз осенними красками, а твою вечно голодную утробу бруснично-голубично-черничным коктейлем.

Те кто в юности не брезговал чтением научно-популярных журналов, вроде "Наука и жизнь", попав осенью на таёжное болото, вспомнят слоновье слово "экзистенциализм". Явилось оно и мне, от того что доктрина этого философского направления очень подходит, по-моему, для профессии геолога-полевика: "Самое главное о себе и своём месте в жизни можно почувствовать и понять, только находясь на её грани, то бишь почуяв запах смерти".

Мне лично то болото в сентябре запомнилось ощущением края жизни. И родился в душе животный испуг: я побоялся идти дальше, впервые не закончив маршрут. На карте было написано просто - болото. И не было там предупреждения вроде того, что "это болото занесено в международные памятники ЮНЕСКО как наиболее вероятный вариант ада!". Трудно его описать словами и выразить чувства пришлого человека в этих "богом забытых местах". Оно было, как длинный остывший омлет на ржавой сковороде: пожелтевшая ряска по всему периметру, как терновым венцом, была уязвлена черными головешками горелого леса. Всё это тоскливое блюдо до горизонта было накрыто свинцовой крышкой неба. Посередине виднелся сизый оазис воды: только то и утешало, что вода не булькала и не урчала. Этим болотом можно лечить, или, как вариант, пугать людей, отваживая их от греха и других болезней души и тела. Мне казалось, что я остался в тайге на сотни километров вокруг один наедине со своим болотом. Но мой малорослый и тщедушный рабочий-манси, видимо, от скуки, или от иной туземной удали, просто зашёл на желтую ряску болота и начал на ней прыгать, как на батуте. Его смуглое скуластое лицо расплылось от удовольствия в улыбке, так что маленькие глазки превратились в еле заметные чёрточки. Я скомандовал ему вернуться к своим обязанностям. Манси, к счастью, не являлся сторонником не только экзистенциализма, но и вообще всякой грамотности. Он стал в стороне флегматично собирать голубику, показывая насупленной физиономией, что он по-своему презирает мои страхи и фантазии. Тем не менее я был главным в нашем тандеме, и потому маршрут был скорректирован в направлении кущей менее созерцательных, но более райских.

К вечеру того же дня нашу площадь исследований накрыл плотный циклон (не пакости ли это мстительного властелина тоскливых болот?). Зарядил монотонный, вполне философский дождь. В этих краях он может так бубнить неделями. Накрывшись тройной защитой от непогоды: палатка с полиэтиленом на крыше, полог и спальник, развлекаясь пляской отблесков огня в буржуйке, так было приятно размышлять о первых искателях и исследователях природы. Вот так же как я они просыпались в своих закопчённых пещерах, испуганно вспоминая прошлое, ёжась от неизвестности в будущем, греясь огнем сопротивления, азартом любопытства. И вот они выходили бесстрашно из пещеры в мир и открывали виды и свойства, цвета и сорта, размеры и количества природных даров. Это - то что позже учёные мужи в уютных кабинетах рассудочно разделяли на отдельные области знаний, и то что тогда было их единственным шансом выжить. Не познаешь - не выживешь. И одним из первых орудий человека были камни - твёрдые, мягкие, острые, тяжёлые, блестящие от избытка металлов - благородных и чёрных. Тысячелетия понадобились для того, чтобы создать каталог начал знаний о земле как обитаемой части суши, а потом о планете в целом. Нужно отдать дань первым легионам безымянных исследователей Земли. Это они своим чутьём поняли, что мир не прост.

Когда я уже стал засыпать, представляя свой следующий день с выходом в горы, в неясных мечтах мелькали первые опробования на склонах приполярных гор, открытия месторождений платины и золота. и много чего нового, никем не виданного.

На следующий день, поднимаясь по крутому курумнику каменной гряды, в небольшом распадке мы обнаружили следы кострища и ржавые банки из-под тушёнки. Очищенная дата на дне блеснула далёким 1939 годом - годом открытия этих мест первыми исследователями природы, а может, беглыми зэками.

 

Максим Мумряк. Солнце, золото и пираты на гальке

 

Страница "Литературного Кисловодска"

Страницы авторов "Литературного Кисловодска"

 

Последнее изменение страницы 1 Feb 2023 

 

ПОДЕЛИТЬСЯ: