Страницы авторов "Тёмного леса"
Страница "Литературного Кисловодска"
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
Для тех, кто приехал поправить своё здоровье в санаториях Кисловодска, такие понятия, как "Храм воздуха", "Малое седло", "Большое седло", воспринимаются как объекты лечебного процесса, через которые обязательно должен пройти каждый отдыхающий. Все они связаны с высокогорьем. "Храм воздуха" - это природная зона на первом этапе подъёма в горы, "Малое седло" - на втором, "Большое седло" - на третьем.
Санаторий имени Серго Орджоникидзе, в котором я отдыхал (1970 г.), находится как раз в зоне "Храма воздуха". Построенный на солидном возвышении, окружённый небольшими рощицами деревьев он как бы изолирован от городских шумов, суеты и пыли. И действительно воздух здесь абсолютно чист. Этому способствует и соседство гор, откуда поступают свежие воздушные потоки, и изобилие цветов. Так что мы, отдыхающие здесь, дышали не просто чистым воздухом, а целебным коктейлем.
А маршруты по горным тропинкам до "большого" и "малого" сёдел мы осваивали по рекомендации инструктора по физкультуре, которая проводила с нами занятия. Невысокого росточка, но с идеальными пропорциями фигурки, она буквально завораживала нас и пластикой движений, и красотой одухотворённого лица, и мягким звучанием голоса. От неё исходила аура доброты, доверия. Поэтому всё, что она говорила, требовала, воспринималось с верой и выполнялось с желанием. При этом она находила к каждому из нас свой подход, те единственные слова, которые дойдут до сознания данного больного. Особенно это касалось поражённых разными формами увечья. И я видел, как люди, пришедшие на первые занятия со скептической усмешкой: "Ну, чем, мол, ты можешь мне помочь?" - постепенно от занятия к занятию преображались, их лица начинали светиться, в глазах загоралась надежда.
Наблюдая всё это, я как журналист загорелся желанием написать о нашей инструкторше, о её высоком профессионализме, и замечательных душевных качествах. Написал и отправил в газету "Кавказская здравница", которая издаётся в Пятигорске. Спустя неделю после отправки я каждое утро бегал к газетному киоску и покупал свежий номер "Кавказской здравницы" с надеждой увидеть свой материал. И вот день отъезда. Покупаю газету, разворачиваю, но ни на одной полосе своего материала так и не нашёл. Уехал и уже забыл об отосланном очерке, хотя обида на братьев-журналистов где-то в подсознании затаилась. И вдруг, спустя два года, получаю перевод из "Кавказской здравницы" на довольно солидную (по тем временам) сумму. Сообразил, что это гонорар за опубликованный материал. Пишу в редакцию письмо: "Уж если вы прислали мне гонорар, то пришлите, пожалуйста, и газету с опубликованным очерком".
Спустя некоторое время, получаю письмо из Пятигорска. Достаю из конверта газету и сразу обращаю внимание на крупную фотографию, размещённую на первой странице. Ну, конечно, это она, инструктор по лечебной физкультуре! Завёрстана фотография между колонок текста, занимавшего почти половину площади полосы, и внизу - значится моя фамилия.
"Наверное, - подумал я, - моё письмо где-то завалялось, а потом сотрудник газеты стал чистить завалы своего стола и наткнулся на мой конверт. Достал из него листочки, стал читать и не мог оторваться, пока не была прочитана последняя строчка. Сразу же позвонил в Кисловодск в санаторий имени Серго Орджоникидзе и спросил: "У вас такая-то инструктором по лечебной гимнастике работает?" "Работает", - отвечает главврач. "Что вы можете сказать о ней?" "Только самые добрые слова..."
Наутро в Кисловодск был послан фотокорреспондент. И очерк вместе с фотографией был поставлен в очередной номер. Я был рад, но не тому, что мой труд не пропал даром, а тому, что данной публикацией был поощрён бесценный труд великолепной мастерицы своего дела и очень хорошего человека.
Великолепные условия для отдыха в Кисловодске: чистейший воздух, изобилие солнечных дней, прогулки по горным тропам... Не хватает только моря! Видимо, чтобы как-то компенсировать этот недостаток, и был построен здесь искусственный водоём довольно больших размеров. Его оборудовали и вышками для прыжков в воду, и лодочной станцией. Вот только расположен он далековато. Но каждый санаторий по графику два раза в неделю на автобусах вывозил своих отдыхающих на берег водоёма. Здесь курортники под присмотром инструкторов по лечебной гимнастике плавали, катались на лодках, прыгали с вышек.
В санатории имени Серго Орджоникидзе один из корпусов был предоставлен для иностранцев. В нём отдыхали немцы, чехи, поляки, болгары... Обслуживались они по высшему разряду. Возили их и на экскурсии, и на водоём на большом комфортабельном автобусе. Но в этот день почему-то для поездки на озеро выделили только один автобус, на котором обычно возили нас, россиян. В него вместе с нами посадили и иностранцев. Было тесно, но никто не роптал.
Приехав на берег, инструктор объявила:
- Сегодня у нас занятия по гребле. Разбивайтесь по парам и берите лодки и вёсла.
Все быстро разобрались (видимо, уже давно были спарены), а я на тот момент ещё не успел определиться, с кем мне любоваться красотами Кавказа, и остался один. Подходит инструктор и улыбаясь говорит:
- Что один? Вон, видишь, дамочка из группы иностранцев стоит как неприкаянная. Она тоже одна осталась. Так бери лодку и приглашай.
Я подбежал к ней и жестами показываю, мол, покатаемся. Дама согласно закивала, произнося при этом: "Я, я..."
Ну, думаю, немка. По-ихнему это значит "Да, да".
Сели в лодку, поплыли. Я энергично гребу на середину водоёма, а сам поглядываю на пассажирку. Молодая, рыжеватые волосы, в глазах искорки радости. Вдруг она решительно сняла с себя платье и осталась в купальнике, явно демонстрируя свои великолепные формы.
- Шпрехен зи дойч? - обратился я к ней, вдруг вспомнив эту фразу из школьной программы.
- Я, я, - закивала она.
Вспомнилось ещё несколько немецких слов, а она показала такой же запас русских слов и, сопровождая их жестами, мы с азартом объяснялись между собой. Спустя некоторое время выяснилось, что я женат, она замужем, что у нас по двое детей, что её зовут Ильза, а она поняла, что меня зовут Вася. А потом вдруг вместе запели "Подмосковные вечера".
Час времени, отведённый нам на катание, пролетел как мгновение. Инструктор машет с берега, мол, гребите к причалу.
Прежде чем направить лодку к берегу, я, поглядывая на часы, жестами объяснил, что приглашаю на вечернюю прогулку. Она, как мне показалось, поспешила ответить: "Я, я!"
Вечером после ужина я ждал Ильзу возле их корпуса. Она в назначенное время вышла, и мы дотемна гуляли по окрестным тенистым тропинкам. В укромных местечках останавливались и страстно целовались. От предвкушения чего-то более значимого кружилась голова. Но мне не хотелось, чтобы всё случилось в первый же вечер. Нагулявшись, проводил Ильзу до её корпуса. Мы "договорились", что завтра продлим нашу прогулку и, чмокнув друг друга в щёчку, расстались.
Переполненный чувствами, я не шёл, а парил, словно у меня отросли крылья. Вдруг на аллейке, ведущей к нашему корпусу, ко мне с двух сторон подходят двое мужчин в тёмных костюмах и один из них каким-то сухим, неприятным голосом говорит:
- Не советуем вам продолжать встречи с иностранкой. Они могут иметь для вас очень неприятные последствия. Ясно?
На меня словно опрокинули ведро с холодной водой. Я, конечно, сообразил, кто эти парни и вступать в пререкания с ними не стал. На следующий день я старался не попадаться Ильзе на глаза. Потом мы с ней, соблюдая осторожность, всё-таки встречались и провели вместе три незабываемых вечера.
Ансамбль сооружений Кисловодского санатория имени Серго Орджоникидзе необычной архитектуры. Один из корпусов построен в форме шестигранника: "Гайка" - называют его отдыхающие. На площадке перед главным корпусом органично вписалась в архитектурный ансамбль скульптура Г.К. Орджоникидзе.
Через два дня после того, как я вселился в эти поистине дворцовые палаты, по санаторию прошёл слух, что приехал отдыхать брат Григория Константиновича - Иван Константинович. Он оказался очень скромным пожилым человеком, ничем не выделяющимся среди отдыхающих. А ведь он живой свидетель того легендарного прошлого, о котором мы знаем только по книгам. И у меня родилась дерзкая идея - поговорить с Иваном Константиновичем. Долго искал удобного случая и однажды, когда брат Серго прогуливался по аллейке, подошёл к нему.
- Иван Константинович, - робко, преодолевая волнение, начал я, - можно с вами поговорить?
Он остановился, старчески сощурив глаза, посмотрел на меня и ответил:
- Пожалуйста.
- Я журналист, живу в городе Уржуме, на родине Сергея Мироновича Кирова. Известно, что Киров и ваш брат были большими друзьями. Вы лично знали Сергея Мироновича?
- Мироныча? Очень хорошо знал.
- Могли бы вы мне уделить какое-то время, чтобы рассказать обо всём, что хранит ваша память о них?
- Хорошо. Скажите, когда вам будет удобно, чтобы мы встретились.
- Иван Константинович, я согласен на любое удобное для вас время.
- Тогда приходите завтра в мою палату к часу дня. Договорились?
Не чувствуя от радости и волнения под собою ног, я побежал к своему корпусу. Поравнявшись со статуей Г.К. Орджоникидзе, я вдруг поразился тому, как не похожи друг на друга этот человек из бронзы и тот старичок, с которым я только что разговаривал. А они ведь родные братья. Конечно, смешно сопоставлять огромную бронзовую фигуру с фигурой пожилого живого человека, но между ними не было даже элементарного портретного сходства.
На следующий день я, затаив дыхание, в назначенное время подошёл к двери его палаты. Постучал. Иван Константинович открыл дверь и сказал: "Проходите".
Разговор получился долгим и чрезвычайно интересным.
- Так вы лично встречались с Сергеем Мироновичем?
- Сам я революционером не был, но брату и его соратникам помогал, как мог. Они ведь (Сергей и Серго) в те предреволюционные годы часто бывали у нас дома. Квартира наша в Тбилиси была с большим балконом, на нём стояли стол и стулья. Друзья часто уходили на этот балкон и там часами просиживали, обсуждая свои дела. Нередко горячо спорили. Вскакивали со стульев и, крупно шагая по балкону, словами и жестами старались в чём-то убедить друг друга. Мама, глядя на них, крестилась и шептала: "Спаси их Бог".
Время подходило к ужину, мама звала друзей к столу, они отзывались из-за двери: "Сейчас, мама", - и продолжали свой разговор. Тогда мама выносила им пищу на балкон. Эти беседы затягивались надолго. Мы уже ложились спать, а с балкона всё ещё доносились отрывки жарких споров. Ведь Серго был очень горяч, иногда несдержан, а Сергей, наоборот, уравновешен, но упрям. Вот и находила коса на камень. Утром часто мы заставали их спящими прямо за столом среди бумаг. Когда Сергей уезжал по своим делам и очень долго не возвращался, мама волновалась за него, как за сына. Ведь он был исключительно внимательным, добрым, предупредительным, справедливым.
- Иван Константинович, вы верите в причастность Сталина к их гибели?
- Мне очень трудно поверить в это. Ведь Сталин тоже был их другом. И я был свидетелем многих встреч, которые подтверждали это. Вспоминается такой случай. Я получил телеграмму: "Серго тяжело болен, приезжай". Сразу же отправился в Москву. Серго лежал в своей квартире, ухаживала за ним жена Зинаида. Я сел рядом с постелью. Выглядел брат очень плохо. Тихонько разговариваем. Через некоторое время пришёл Сталин. Подойдя к постели, спросил: "Что, плохо?" Серго в ответ кивнул. Сталин подошёл к домашнему телефону и, подняв трубку, сказал телефонистке: "Немедленно - Ленинград, Сергея Мироновича Кирова". Телефонистка, видимо, спросила: "А кто заказывает?" Иосиф Виссарионович этак шутливо ответил: "Да есть такой - Сталин..." Не удивительно, что через минуту Сергей Миронович был на проводе. Сталин сказал в трубку: "Серго в тяжёлом состоянии, нужна срочная операция. У вас в Ленинграде есть известный профессор-уролог. Сделай всё, чтобы он завтра утром был здесь". Я не знаю, почему Сталин как бы выразил недоверие кремлёвским врачам, но факт есть факт. Местные врачи это почувствовали и ленинградскую знаменитость встретили недружелюбно. Операция длилась долго. Когда хирург извлёк удалённую почку, среди специалистов прошёл ток этакого злорадства: на вид почка казалась совершенно здоровой. Ленинградец почувствовал это и, демонстративно подняв почку, разрезал её, она оказалась совершенно пустой, пропавшей. Все облегчённо вздохнули, напряжение было снято. После операции Серго быстро пошёл на поправку. Ну, как относиться после столь человеческого поступка к Сталину?
Когда не стало Серго, среди нас, его родственников, никто не поверил официальной версии, что он застрелился. Мы убеждены, что всё это проделки Берии. Вскоре арестовали нашего младшего брата Павла. Меня почему-то оставили. Но люди Берия приходили и в мою квартиру и забрали очень дорогой мне архив - переписку с Григорием и Сергеем, начиная с дореволюционных лет. Я потом, уже после смерти Сталина и Берия, не раз обращался в КГБ с просьбой вернуть дорогой мне архив. И однажды появилась надежда: меня пригласили в один из кабинетов этого органа и показали знакомый чемоданчик. Мне его открыли, мол, посмотрите, всё ли на месте? Но после этого архив исчез уже совсем, бесследно. Куда ни обращался, ничего добиться не мог...
Иван Константинович замолчал: видимо, ещё и ещё раз переживал то трагическое прошлое. Чувствовалось, что ему больно от растревоженных, незаживающих ран на сердце. Я поблагодарил его за интересный рассказ, пожелал здоровья и долгих лет жизни. Пожимая мою руку, Иван Константинович сказал: "Я не возражаю, чтобы ты на основании моего рассказа написал статью, но сомневаюсь, что её опубликуют..."
Надо признаться, что именно так и произошло: печатать очерк цензура не разрешила. С тех пор прошло более сорока лет. Наступило время гласности, и я решился предложить услышанную исповедь вниманию читателей.
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "Литературного Кисловодска"
Последнее изменение страницы 26 Nov 2021