Сайт журнала
"Тёмный лес"

Главная страница

Номера "Тёмного леса"

Страницы авторов "Тёмного леса"

Страницы наших друзей

Кисловодск и окрестности

Страница "Литературного Кисловодска"

Страницы авторов "ЛК"

Тематический каталог сайта

Новости сайта

Карта сайта

Из нашей почты

Пишите нам! temnyjles@narod.ru

 

на сайте "Тёмного леса":
стихи
проза
драматургия
история, география, краеведение
естествознание и философия
песни и романсы
фотографии и рисунки

Страница нАТАЛЬИ фИЛАТОВОЙ

В Серебряниках
Цветные стеклышки
Крымские яблоки
Так мы жили
Васильевская 13
Старый Арбат
Джибути
Того
Того, Ломе
Тунис
Обзор "ЛК"-77
О книге А.Квитка "Песчаное чудовище"
"Литературный Кисловодск", N77 (2021г.)

Наталья Филатова

ЦВЕТНЫЕ СТЁКЛЫШКИ

Новеллы

ДРОЖЖИ

Меня опять оставили одну. Всё время хочется есть. На "чуть живой" батарее мама положила в голубой бумажке что-то мягкое - называется "дрожжи". Пока никого нет, я решила отщипнуть кусочек и попробовать это. Мягкое, чуть кисловатое, вполне съедобное, размазывается на языке. Немного погодя я ещё отломила кусочек и съела. Через некоторое время я обнаружила, что в бумажке уже нечего отщипывать. А мама всё не идёт. Есть хочется ужасно.

Если подставить стул к шкафу, что стоит наискосок от угла, и положить на стул сразу три книги с этажерки, то можно дотянуться до верхней полки, где лежит синенький мешочек, в нём сухофрукты. Так я и сделала, зацепилась за полочку и вытащила что-то сморщенное, но очень вкусно пахнущее, сразу же положила за щеку и долго сосала. Больше брать ничего не стала, и так влетит за дрожжи. Мама всё не приходила. Я залезла на её постель и там заснула, продолжая сосать вкусную штучку с палочкой.

ПРАЗДНИК

Сегодня большой праздник - День Победы! На улице громкая музыка. Все радостно улыбаются друг другу. Мы из сундука достали самую лучшую одежду. Соседка на кухне гладит крепдешиновое платье, которое не надевала много лет, Одновременно на большой сковородке жарит картошку, порезанную крупно, политую настоящим подсолнечным маслом. Аромат притягивает внимание к сковородке. Я и её дочка Таня стоим у окна и смотрим, как пенится масло вокруг картошки. Это не серые лепёшки-"тошнотики", от которых, правда, после еды тошнило. Это белая картошка, уже чуть зарумянившаяся по краям. Едва соседка ушла в комнату унести платье, мы с её дочерью воруем кусочки картошки, обжигая руки и язык. Наши носы, как раз на уровне сковородки. Мы вдыхаем запах масла, мечтаем, чтобы досталась целая сковородка на двоих, но подошедшая хозяйка шлёпает мокрым полотенцем по нашим рукам, и мы разбегаемся.

К празднику из семьи маминого начальника мне достался подарок: платьице летнее из вискозы салатового цвета и маленькая комбинация с трусиками. Это первая нарядная одежда после зимы! В этом наряде я выхожу во двор. На улице ласковое солнышко, приятно овевает тёплый ветерок. Листочки на тополях уже большие - с мою ладонь. Кто-то нам дал парашютные стропы, и сестра долго распарывала их, стирала, сушила, потом красила жёлтыми таблетками, которые называются "риванол". Получились красивые ленточки, их можно было заплетать в косички. А сейчас она привязала большой жёлтый бант к моим волосам и сказала, что я теперь самая красивая девочка в нашем переулке. К моему платью вместо броши мама прицепила какие-то медали, они блестят на солнце!

Народ собирается идти на парад, а меня не берут: говорят, что я маленькая, а путь большой до Кремля. В итоге идёт только сестра Юля с подружкой Лялей. Как мне хотелось в этот момент быть большой, идти среди нарядных весёлых людей туда, на Красную площадь! Всё для того, чтобы увидеть вождя - Сталина! Какой он, я не могу представить, потому что он Вождь! Сестра сказала, что он самый главный на свете.

НОВАЯ КВАРТИРА

Пока я была на "пятидневке" в детском саду на станции Чухлинка, мама успела перевезти наш скарб на новую квартиру в Тетеринском переулке. Когда в субботу мы с ней свернули с привычного маршрута на незнакомую улицу, я удивилась: "Мы едем не домой?" - спросила я маму. Она ответила: "Надоело мёрзнуть и топить "обжорку". Я нашла по обмену комнату в тёплой квартире". Машину (рабочую "Победу") мы оставили у дома, вошли в подъезд и стали спускаться по лестнице.

Мама своим ключом открыла обшарпанную, обитую войлоком дверь с номером десять. Узкий тёмный коридор, направо дверь в туалет. Наша дверь напротив входа. Ещё один большой длинный ключ, как-то хрюкнул, открылась дверь, и я увидела большую комнату с нашими привычными вещами. Два окна, за которыми виднелись колёса машин, и чьи-то ноги быстро промелькнули. "Вот тут мы теперь будем жить", - сказала мама.

Две громадных батареи украшали правую стену комнаты. "Наверное, зимой здесь будет очень тепло", - подумала я. Перекусив и отдохнув, я пошла обследовать новое жильё. Рядом с нашей дверью вход в другую комнату. У входной двери стоит сундук, такой же, как у нас, но почему-то вертикально и закрыт на замок. Возле сундука дверь в туалет. Я заглянула туда и ужаснулась. По стенкам жёлто-зелёная слизь и бегают страшные многоножки. За туалетом узкий коридор с одним окном. Направо наш кухонный стол, за ним газовая плита, за плитой ещё один стол. Напротив плиты вход в другую комнату. Вечером я узнала, что кроме нас троих здесь живут ещё пять человек. В комнате напротив газовой плиты - Мария Григорьевна Карпова. Работает кастеляншей в кафе "Луна" на улице "Горького". Опять новое слово. Надо у сестры спросить, что оно означает. И почему улица "Горького", а мне нравится "Сладкого"! Но пока я про такую улицу не слышала. За другой дверью ещё четыре жильца: Зверев Павел Григорьевич, сухой, чернявый, злой мужик. Всё время ругается матом, при этом ещё заикается и никак не может договорить начатое. Его жена Дуся, маленькая кареглазая женщина с двумя длинными тёмными косичками. У дяди Паши две дочери: Катя и Маша. Катя на деревянном протезе быстро передвигается по коридору-кухне. Чтобы разойтись двоим, надо одному прижиматься к стенке. Кате было, наверное, около тридцати лет, и мне она казалась уже старой. Маше, может, около двадцати, и у неё вши. Мама сказала, что их всего два дня назад выпустили из тюрьмы, и мне не стоит выходить из комнаты, пока они на кухне. Через два дня я видела картинку, как сестры мыли голову в кухонной раковине холодной водой, а потом, постелив газету на своём столе, частым гребнем вычёсывали вшей и щёлкали их на газете. Мама сказала, что это обезьяны в зоопарке.

Сестра собирается в клуб, на хореографию. Она нагладила своё новое платье и теперь сидит перед зеркалом. При помощи маленького скальпеля ухитряется загибать кверху ресницы. Сестра красивая: у неё толстые чёрные косы до колен и карие шоколадного цвета глаза. Я внимательно наблюдаю за её действиями. Она обращается к маме: "Мам, чего Наташка на меня так смотрит?" Мама спрашивает меня: "Что ты её так внимательно разглядываешь?" "Мам, а у Юльки глаза шоколадные!" - говорю я. Мама бормочет тихо: "Надо Наташке купить каких-нибудь конфет, не то съест сестру". И мы все весело смеёмся. Когда я осталась одна дома, я попробовала, как сестра, загнуть ресницы. В результате порезала палец и укоротила ресницы.

ЗАПАХИ ДЕТСТВА

В детстве, весь мир состоял из запахов - приятных и неприятных. Людей я тоже определяла по запаху. Одна мамина знакомая очень много использовала одеколона, который пах приятно, но она сама почему-то испускала другой дух, который пугал, и от неё хотелось убежать. Почему мама не замечала этого?

Недалеко от нашего дома располагалась Ульяновская улица, на углу которой находился продовольственный магазин, а в нём рыбный и мясной отделы. Рыба мне не нравилась, она просто воняла рыбьим жиром. А вот колбасный отдел приманивал. Продавалась там колбаска, называлась она "хлебец". Шершавенький такой кирпичик весил, наверное, килограмм. На разрезе были видны мелкие жиринки и дырочки с желтоватой слезой внутри, Пахнул замечательно, настоящим мясом, чёрным перцем и чесночком! Несколько раз я заходила в магазин и разглядывала эту колбасу в витрине. Дождавшись маминой получки, попросила у неё денег на колбасу. Мне взвесили пятьсот грамм. Завёрнутую в желтоватую бумагу, я несла покупку домой. Когда свернула на Чкаловскую улицу, решила съесть тот довесочек, что мне приложили к куску. Он растворился на языке, и мне даже не пришлось его жевать. Пройдя ещё два дома, развернула бумагу и откусила сколько смогла ухватить зубами. Короче, когда входила в подъезд дома, колбасы оставалось меньше половины купленной. Было стыдно, но внутри меня колбаса пела радостную песню.

На той же Ульяновской улице, после продовольственного магазина, была "Почта". Как-то я зашла туда на запах. Тётка в синем халате что-то разливала ложечкой на большие жёлтые конверты, а затем деревянной кочергой с железным наконечником шлёпала по тем лепёшкам, что на конвертах. Я стояла довольно долго, наблюдая за её действиями. На электроплитке грелась заляпанная кастрюлька, а в ней плавала железная банка с каким-то коричневым варевом, очень вкусно пахнущим. Наконец-то меня заметили, и тётка спросила, что мне надо? Я сказала, что хочу попробовать эту шоколадку, по которой вы шлёпали кочергой, Работница засмеялась, и протянув мне кусочек бумаги с коричневой лепёшкой сказала: "Это не шоколад, а сургуч, и он несъедобный". Я не поверила и всё же попробовала его на зуб.

В следующем доме была керосиновая лавка, там продавали: гвозди, молотки, топоры, замки, дверные ручки, свечки и краски. Я любила заходить в этот магазин: мне нравился запах керосина. Почему, не знаю.

Напротив продовольственного магазина на углу был туалет, бесплатный, Когда я туда зашла, увидела свою соседку по квартире Катерину. Она работала здесь уборщицей, С одним костылём, на деревянном протезе, она мыла пол. На входе стояли маленький стол и единственный стул, на котором Катерина отдыхала. На столе лежал круглый ржавый поднос, в него входящие бросали монетки. Больше всего было монет по копейке. Это делали не все, а по желанию. Как мне потом объяснили, что ей, как нищей, подавали "на бедность" и на "жалость" за её потерянную ногу. В кабинке без двери была внизу дырка, туда, присев, надо было попасть. Бумагу приносили с собой. Один рукомойник на входе с холодной водой и обмылком чёрного хозяйственного мыла. Полотенца не было. Пахло хлоркой, от которой щипало глаза, и какашками. Побывав там и пройдя целый квартал, заметила - запах этого заведения не улетучивался. Интересно, что сейчас в этом месте или доме? Наверняка, какой-нибудь банк: ведь деньги не пахнут.

ТЕТЕРИНСКИЙ РЫНОК

Из нашего полуподвального окна видны ворота рынка. Рано утром, около шести часов кто-нибудь дубасил кулаком в ворота: звонков тогда ещё не было. Очередная машина с товаром заезжала во двор рынка. Товарных рядов было немного: два параллельных переулку и два перпендикулярных. Ещё несколько товарных столов по правой стороне вдоль магазинов. У рынка было двое ворот, но почему-то всегда стучали в те, которые ближе к нашему дому. От входа слева были закрытые палатки, в которых продавали и крупу, и конфеты и подсолнечное масло нерафинированное, на разлив. В дальнем углу небольшой рыночной площади была гостиница. Около неё всегда стояло несколько грузовых машин. На перпендикулярных к переулку рядах торговали овощами и фруктами, и ещё соленьями. Один продавец с большим носом круглый год продавал в маленьких газетных кулёчках набор приправ для супа: сушёная морковь, петрушка, лавровый лист и метёлка укропа. Никакой "Магги" или "Вегеты" ещё и в помине не было. Правую сторону занимали магазины тканей и посуды. Рядом со входом в магазин стояли прилавки, на которых торговали семечками и орехами. Под Новый год пожилая пара на этих столах предлагала парафиновых и восковых ангелочков с серебряными или золотыми крылышками. Стоили ангелочки копейки, и даже я, сэкономив на школьных пирожках, покупала их для праздника. В тот же день я своих ангелочков подвешивала на ёлку. К утру тот что висел ближе к батарее вытянулся, похудел и крылышки отвалились. Бабушка Аня, что ночевала тогда у нас, тоже это заметила. Сказала так: "Все рождаются ангелочками, а потом вырастают, набирают грехов, вот крылышки и отпадают". Стало как-то сразу грустно - как будто Новый год уже прошёл.

А весной эта же пара продавала разноцветных лебедей и уточек. Приносили с собой маленький тазик, в котором они плавали. На двух рядах, что тянулись внутри рынка вдоль переулка, торговали маслом, молоком, сметаной, творогом и варенцом. Варенец привозили готовым, в гранёных стаканах и в пол-литровых банках. С коричневой пеночкой сверху, варенец был просто восхитителен, но для меня его покупали редко. Здесь же был мясной ряд. На этом прилавке я впервые увидела тушку кролика и испугалась. Мне показалось, что это кошка, и я долго стояла и разглядывала лицо продавца, но зверства и злости в его лице я не заметила. Потом мне объяснили, что едят мясо и кроликов, и зайцев. Если в молочном ряду не успели сегодня продать молоко по два рубля двадцать копеек, то утром следующего дня можно было его купить уже по два рубля.

Рынок притягивал моё внимание: там всегда что-то происходило. Продавцы часто обновлялись. В четвёртом классе нас объединили с мальчиками, и я перешла из 423 школы в 474. Тогда все девочки надевали нарукавники на резинке с двух концов. Наверное, чтобы не пачкались манжеты формы. Вот при помощи этих нарукавников старшие девчонки научили, как незаметно воровать семечки у бабок на рынке. Вроде берёшь из мешка, пробуешь 3-4 семечки пальцами, пробуешь, а в это время с расслабленной резинкой нарукавником зачерпываешь полстакана семечек. Пробовала. Получалось. Пока как-то поздно вечером моя мама не привела в дом молодую пару. Был уже ноябрь, лил дождь, а они были без денег и ничего ещё не наторговали. В гостиницу их не пустили. Они сидели на своих мешках с семечками в арке нашего дома. Мама возвращалась поздно с работы и пожалела их, привела в дом. Накормили тем что было и напоили чаем. Степанчик и Настенька Лисовские из Краснодара. Потом стали нашими друзьями навсегда. Больше я семечек не воровала.

САПОЖНИК ДЯДЯ КОЛЯ

Его домушка своей спиной прилепилась к рынку возле правых въездных ворот. Зелёная низенькая будка с одним окошком и железной крышей. Немного в стороне от входа в будку рос мощный тополь. Частенько под тополем стоял табурет, и на нём сидел очередной клиент дяди Коли.

У самого дяди Коли был один ботинок, так как вторая нога была на деревянном протезе. На людях часто шутил, что здорово экономит на обуви: вроде смеётся, а глаза грустные. Небольшого роста, крепкого телосложения, лицо весёлое и волосы чёрные кудрявые. Он никому не отказывал: работал дотемна. Несколько раз я приносила туфли мамы и сестры для починки. Иду утром в школу, слышу - уже стучит, возвращаюсь - продолжает стучать. Ногу свою дядя Коля потерял на войне, где-то под Сталинградом. Был у него товарищ-однополчанин, ему ампутировали две ноги. Я застала такую картинку: от Таганки, притормаживая, спускался трамвай Аннушка и, проехав наш перекрёсток, остановился. Я шла из булочной, что была на углу Чкаловской улицы. Сначала вышел крепкий молодой парень и положил на булыжники мостовой доску на маленьких колесиках, а потом на руках вынес из трамвая человека без двух ног - одно туловище. Такое я видела впервые. Он посадил этого человека на доску на колесиках, распрощался с ним, улыбаясь пошёл в свою сторону. Человек на доске отталкиваясь от земли зажатыми в руках деревянными брусками, пересёк трамвайные пути и направился к рынку. Он катился уверенно, видно уже привык так передвигаться. Позже я ещё встречала таких "калек - инвалидов войны" в метро и в электричке. Был какой-то год, в который они все разом вдруг пропали с улиц. Потом слышала, что их всех вывезли на Селигер в Нилову пустынь.

Я шла в отдалении за этим калекой и кусала губы, чтобы не расплакаться, а он катился к своему другу-однополчанину - дяде Коле, поблескивая двумя красными звёздами на стареньком пиджачке. Их слёзы и улыбки при встрече я не забуду никогда.

Частенько я заглядывала в будку сапожника спросить: не надо ли помочь? Бегала за хлебом, покупала варенец, и если я говорила, что этот варенец для дяди Коли, то продавец обязательно сбрасывал цену. Дядю Колю в округе знали многие и любили, а он всё работал и работал. Невозможно было представить себе этот участок переулка без бодрого постукивания молотка.

Сегодня какой-то праздник. Все обсуждают, что Сталин дал распоряжение на одну копейку снизить цены на хлеб. Мама послала меня за газетой. Газетный киоск стоял почти на углу нашего переулка. Рядом с ним рос ещё один большой тополь. Не успела я дойти двух метров до киоска, как сидевшая на тополе ворона накакала на меня. Газету я купила и поспешила домой отмывать плечо. Мама решила, что это к деньгам. В этот день в газете печатали, какие номера облигаций погашены. Нам повезло, мамины облигации были в списках. Мама сразу купила две шерстяных кофточки - себе и моей сестре Юле. Мне пообещали купить в следующий раз и дали немного денег, чтобы я сбегала за мороженым. Разрешили купить три "эскимо" в шоколаде. Без шоколада "эскимо" стоило сорок три копейки, а в шоколаде дороже. Почти доев мороженое, которое я любила больше всего на свете, говорю маме: "Мам, а Сталин-то мороженое ест каждый день сколько хочет!?" - "Откуда ты знаешь? Может, он не любит мороженное?" Да-а-а. Спросить не удастся.

 

Страница "Литературного Кисловодска"

Страницы авторов "Литературного Кисловодска"

 

Последнее изменение страницы 1 Feb 2023 

 

ПОДЕЛИТЬСЯ: