Страницы авторов "Тёмного леса"
Страница "Литературного Кисловодска"
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
Мне уже исполнилось четыре года, и я теперь знаю, что есть день рождения, и этот день - праздник, но слово "рождение" пока понимаю смутно. Мы с мамой и моей старшей сестрой Юлей живём в Серебряническом переулке, дом 7, квартира 1. В самом начале переулка стоит самый красивый дом - называется Храм, там должен жить Бог, но Храм почему-то закрыт. В нём теперь что-то хранят, и на входе висит большущий замок. На противоположной стороне переулка - детская поликлиника. Мне там делали прививку от оспы. Неприятно об этом вспоминать, хотя было не очень больно, не так, как когда падаешь на коленки и сдираешь кожу. Просто страшно, потому что все дети плакали.
Чтобы попасть к нам, надо пройти в арку дома и свернуть направо, потом подняться на несколько ступеней. Из маленьких сеней налево вход в "наше жильё", так часто говорит мама. Это две смежных комнаты. Если из сеней пойти направо, попадаешь на кухню, где часть стены занимает большая белая печь "голландка". Ещё там есть два дряхлых кухонных стола и газовая плита, на которую падает свет из окна. С потолка свисает на плетёной проволочке электрическая лампочка. Она мутная, её давно не протирали, а мама говорит, что в ней мало свечей, поэтому вечером на кухне темновато. Только мне непонятно, где у неё свечки? Потому что свечка у нас в доме другая, и стоит она на мраморном подсвечнике. За кухней, в комнате с одним окном живёт семья из трёх человек - наши соседи. Там кровати прикручены к стене в два яруса. Мама говорит, что такие кровати только в тюрьме бывают. А что такое тюрьма, я ещё не знаю, но там точно плохо. Девочка Таня моего возраста, спит на нижнем ярусе. Её мама спит наверху. Напротив, на крюке висит небольшая корзинка, в которой живёт маленький брат Танечки. Мне бы не понравилось спать в такой корзинке под потолком, и ему, наверное, тоже не нравится, потому что он часто плачет.
В нашей маленькой комнате, у входа налево, стоит буфет с интересными стёклами. Когда на них попадает солнышко, на противоположной стене появляются зелёные и розовые зайчики. В буфете хранятся все наши съестные припасы. Дальше окно во двор, под окном батарея. Мама говорит - "чуть живая", потому что от неё нет тепла. Рядом с батареей этажерка. Я спрашивала маму: "Почему э-та-жер-ка?" У неё три этажа, но заняты только два верхних. На одном лежат три книги. Одна мамина - "Записки Пиквикского клуба". Сестра учит меня выговаривать: "пик-вик-ского, сту-ды-беккер, элек-трич-ка". Вторая книга Юлина, она читает Ка-ми-ла Флам-мари-она "В небесах". В ней на страничках есть ангелы с крыльями. Вот бы их увидеть! Третья книга моя, но я ещё не умею читать, мне читает Юля. Книга называется "Плясунчик", про деревянного мальчика. На верхнем этаже стоит будильник, который всех будит, чтобы не проспали на работу, и ещё квадратное зеркало, подарок моей маме от бабушки Лены.
Возле этажерки стоит шкаф, наискосок от угла. К стене его приставлять нельзя, так как стенка плачет. Зимой, когда мама привозит меня из детского сада, стенка блестит от льдинок, а когда мы растопим печку, она начинает плакать. Около шкафа мамина кровать с железными шариками на спинке. Когда светло, в них можно разглядеть своё лицо. Ну, очень смешное!
На стене висит мамина голубая кружевная шаль, уже с дырками, которая никак не закрывает почти такую же голубую плесень на стене. У противоположной от окна стены, рядом с маминой кроватью стоит печка с плитой, на ней всегда греется чайник. Мы печку зовём "обжорой", потому что дров на неё не напасёшься, а тепла даёт мало. Посреди комнаты стоит большой квадратный стол. Когда собираются гости, я люблю сидеть под столом на перекладине для ног и слушать, о чём говорят взрослые. Я там никому не мешаю, а они, забыв, что я тут, говорят чаще о многих мне непонятных вещах.
Когда дров мало, мы выходим с мамой во двор и стучим в железные ворота. За ними какой-то завод и там сторож дядя Миша. Мама даёт ему покурить две папироски, а он нам даёт целый толстый мешок стружек. Я уже большая, и понимаю, что пять больше, чем три. У сторожа дяди Миши на одной руке пять пальцев, а на другой только три, потому что, когда он был столяром, отпилил нечаянно два пальца. Мне страшно смотреть на то, что осталось от пальцев.
За печкой проход в другую комнату, где сразу налево стоит моя железная кроватка, на спинке висит большая блестящая стеклянная груша, подарок от Деда Мороза. Если долго смотреть на неё, глаза сами закрываются, и я засыпаю. За кроваткой стоит швейная машинка "Зингер" - подарок моей бабушке от деда, когда они обручились. Это слово мне тоже не очень понятно, ну, вроде как бы договорились. Швейная машинка ножная, со столиком, на нём занимается моя сестра Юля. Юля большая, она заканчивает ремесленное училище и будет химиком. В училище ей выдали шинель, как у военных, с красивыми блестящими пуговицами и нарисованными на них молоточками. Дальше окно, справа от него сундук окованный, в нём лежит наше добро, но я его пока ещё не видела. На сундуке матрац, а к сундуку приставляют табуретку - получается Юлина кровать. А ещё у нас на стене висит в чёрном ободке бумажная тарелка. Мама говорит, что это самый важный предмет в доме. Она его называет "говорильник", а сестра учит меня выговаривать: ре-про-дук-тор. Мы почти никогда его не выключаем - он нас будит рано утром.
Меня оставили дома одну: я болею, и мне нельзя гулять. У меня коклюш, бывает тяжело дышать, и кашель до слёз. Иногда идёт кровь носом, и сестра подставляет мне маленькую кастрюльку с ручкой, а я её за это дразню - "Юлька-кастрюлька". Меня даже клали в больницу, в какую-то маленькую палату, где весь день и ночь горит под потолком белый шар лампы. Несколько раз водили на улицу Солянка (правда смешное название?) в дом с большой лестницей, где я сидела одна в маленькой круглой железной комнате, а чтобы не плакала, давали в руки покрутить се-кун-до-мер. Я это слово запомнила сразу и, когда приходила, спрашивала его, а врач улыбалась.
Чтобы прошёл коклюш, мы вместе с мамой летали куда-то на самолёте с военного аэродрома, но только я этого не запомнила, потому что долго ждали во Внукове и я заснула. Когда очнулась у мамы на руках, какой-то военный очень кричал на мою маму и другого военного. С моей головы упала шапка, и тот кто кричал погладил меня по голове и сказал: "Молитесь, чтобы пронесло, и никто не доложил о случившемся". Даже после этого случая кашель всё не проходил, и я продолжала кашлять до посинения.
Мама ушла в булочную на набережной за хлебом. Я хожу в валенках, замотанная крест-накрест в платок: дома холодно. Кто-то из знакомых вырезал для меня двух человечков из школьного мела, и я разговариваю с ними и вожу их по краешку стола.
Вдруг из-за шкафа появился красивый человек в красном тулупе и с деревянным сундучком на ремешке через плечо. Я совсем не испугалась. Он улыбнулся, и мне стало хорошо, когда он положил свою тёплую руку мне на голову и как будто спросил: "Болеешь?" Я ответила: "Угу". Тогда он достал из сундучка что-то сладкое и положил мне в рот, потом подул чем-то тёплым мне в ухо. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, он пропал. Мне стало обидно, почему он так быстро ушёл и ничего больше не сказал. В это время открылась дверь, мама вернулась. Она встретила по дороге папину сестру, которую я почему-то зову "Ксенья-пупок". Наверное, потому что, когда она приходит, она всегда нажимает большим пальцем на мой пупок и говорит, что он совсем пустой. Она работает в метрострое на складе и ещё каждые два месяца сдаёт свою кровь в больнице, и обязательно каждый раз мне приносит что-нибудь вкусное. То булочку с орешками, то печение с зубчиками, а то маленькую шоколадку в красной обертке с шестью полосочками. Я всегда делюсь шоколадкой с тётей, с мамой и Юлей.
"Мама, мама, а сейчас ко мне приходил мужик в красном тулупе и сундучком на ремешке", - кричу я. Мама спрашивает: "Агитатор, что ли?" Я твёрдо говорю: "Нет". Она спрашивает: "Может Дед Мороз?" Я говорю: "Да нет же, Деда Мороза я уже видела в детском саду. Он был толстый, с белыми волосами и с бородой. Из красного мешка всем детям раздавал подарки на Новый год, и от него пахло так же, как от нашего повара из детского сада". "Нет, мама - говорю я. - Дед Мороз старый, а этот молодой и красивый!"
Ксенья-пупок говорит маме: "Ну кто же к ней мог зайти? Ты же, Ольга, закрыла её на ключ". "И то правда, - отвечает мама, - видно у девчонки опять температура".
Ксенья-пупок иногда плачет, когда вспоминает погибшего на войне мужа, а мама говорит: "Это был настоящий мужик!" А сегодня тётя принесла мне яичко. Я конечно знаю, что есть курица, которая приносит яйца. Вот только не понимаю, где она их берёт? Мне сестра читала книжку про курицу Рябу, но живьём я курицу не видела. В саду нам давали омлет из американского белка, это было очень вкусно, но всего два раза.
Ксенья достала из треснутой чашки без ручки завёрнутое в носовой платок яйцо. Оно было очень красивое, белое и, кажется, светилось изнутри. Мама сказала; "Надо сварить всмятку". Ушла на кухню и быстро вернулась. Яйцо вставили в маленькую рюмку. Я потрогала - оно было горячее. Потом мама начала бить его маленькой ложкой. Я испугалась, а вдруг оно разлетится на мелкие кусочки. Осторожно мама сверху снимала скорлупку, обнажая под ней белую мякоть. Пахло очень вкусно. Потом она чуть посолила верхушку и, поддев ложечкой положила мне в рот. Я зажмурилась. Я всегда зажмуриваюсь, когда мне хорошо. Глотать не хотелось, хотелось подержать за щекой и на языке эту вкуснятину. Мама ещё посолила и стала осторожно перемешивать белое с жёлтым и класть мне в рот, при этом сама смешно вытягивала губы, как бы помогая мне есть. Я глотала и зажмуривалась. Потом мама стала класть туда малюсенькие кусочки чёрного хлеба и перемешивать с яйцом. Так ещё вкуснее, но почему-то быстро кончилось. Мама ещё немного поскребла внутри ложкой, зацепила белую плёнку, которую я тоже съела. Ксенья-пупок улыбалась и гладила меня по голове. "А скорлупку мы оставим на блюдце, - сказала мама. - Мы из неё сделаем игрушку на ёлку".
То ли моё знакомство с яйцом, то ли появление мужика в красном тулупе, но с того дня коклюш от меня отстал...
Когда прошло пять лет, я попала в храм Покрова Пресвятой Богородицы на Лыщиковой горе, Крестили мою племянницу Надю. Я увидела икону, с которой на меня глядели те же добрые глаза, что у мужика в красном. Мне стало радостно, что я его опять увидела, а потом горько заплакала, потому что он смотрел и не приближался. Стоявшая рядом старушка спросила: "Почему ты плачешь? Ведь это праздник - крестины, и теперь у твоей Наденьки будет защитник!" А я плакала, потому что вспомнила тёплую руку на своей голове. Мне объяснили, что это святой мученик и целитель Пантелеймон. На нём была зелёная с золотом одежда, а сверху красная накидка или плащ. Пять лет назад я даже не знала, как эту одежду назвать. Для меня тулуп - это что-то надёжное и тёплое, связанное напрямую с мамой. Потом меня часто спрашивали: "Почему в тулупе?" После войны с одеждой было плохо, а маме повезло: за сданные в ломбард серьги, получив немного денег, купила с рук романовскую шубу-тулуп, и в ней ходила до апреля месяца. Зимой, когда в нашем доме было холодно, мы залезали в мамину постель, укрывались поверх красного ватного одеяла ещё и маминым тулупом и спали очень уютно и долго с субботы на воскресенье.
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "Литературного Кисловодска"
Последнее изменение страницы 1 Feb 2023