Андрей Канев
член Союза писателей России
Сыктывкар
"Литературный Кисловодск", N41-42
КОСТЁР ОТЧИЗНЫ
* * *
Сеет мутно непогода
Воду с войлочных небес,
И не выйдешь на природу
Поглазеть далёкий лес.
Мёрзло дышишь, пар струится,
Будто вдох из уст в уста.
Страшно хочется напиться
И упасть подле куста.
Странно хочется вернуться
К жарким летним вечерам,
Чай с морошкой выпить с блюдца
И не верить докторам...
* * *
Затухает Воркута, затухает,
Кончился, видать, попутный газ.
И в душе нещадно умирает
Всё, что раньше радовало нас.
Дождь и ветер сгладят терриконы,
Словно смерть - морщинки на лице.
Жизнь по человеческим законам
Вспомнит о Всевидящем Отце.
Не нужны теперь её богатства
Жадно-расточительной стране.
Только наше северное братство
Душу греет и тебе, и мне.
Затухает Воркута, затухает,
Люди там давно живут не те,
Что я с юных лет, наверно, знаю, -
Изменили нашей Воркуте.
По прогнозам западных учёных
Зацветёт тут вскоре ананас.
Через сотню лет на тех просторах
Вспомнят ли потомки наши нас?
Никого я за судьбу не хаю,
Незаметно мой свершился век...
Затухает Воркута, затухает,
Словно угасает - человек...
ЖРЕБИЙ
Удел исканий прост и сложен.
Несу в душе своей молебен,
Как херувим крестоположен.
Какой ещё случится жребий?
Тропа узка - раздолье мыслям.
Судьба скалой нависла пришлой,
На ней серебряные числа,
Под нею будто кто-то дышит.
Мой жребий тяжек, служба клерком
Уже сполна поднадоела.
В любви бездарные калеки
Всё трутся рядом то и дело.
А будь он легок, словно птаха,
Сорвался бы, наверно, в небо.
Но жребий мой - я просто пахарь,
Кормящий эту птаху хлебом.
* * *
А это было выше моих сил,
Простить непонимание полёта.
Меня, увы, никто не пригласил
Вальяжно плыть по выстраданным нотам.
Мне было больно ощущать ступнёй
Стерню недавно скошенного поля,
Сжимал я сердце влажной пятернёй
И вспоминал забытые пароли.
Всё сказанное просто, как каблук.
Пускай повиснет маревом тумана.
Твоим ладоням нужно больше слуг...
А мне уже достаточно обмана.
Скривилась улица в ухмылке фонаря,
Бредёт тоска дворняжкой не придворной.
Она анфас похожа на меня,
А в профиль на свои родные корни.
* * *
По околесице прирученной дороги
Спешит моя дырявая судьба.
В сандалиях деревянных сбиты ноги...
Затоплен храм... Несносная толпа...
В пыли веков там копошатся судьбы
Безгрешных, но юродивых светил.
Мой огонёк, слегка прикрытый грудью,
В столичный омут душу обрядил.
Провинциальность, донный ил взъерошив,
Угасла, как салют над мостовой.
А мой карман, наивно обезгрошев,
Гордился своей щедрою дырой.
Давно мираж затопленного храма
Исчез за поворотом колеи...
Уже смертельно постарела мама,
В её душе лишь уголёк зари.
Дорога не подвластна прирученью,
Затоптана душа её стиха...
В Москве не дома, там живут сомненья,
Но это не от храма, от греха...
* * *
Давай не будем судьбами меняться.
Она всегда у каждого своя,
Кому-то подойдёт колпак паяца,
Кому постель - сосновая хвоя...
Давай забудем о сердечных болях,
О том: кому кто должен праздный стол,
А встретимся там, где-нибудь на воле,
Где неба синь и ангельский простор.
У костерка присядем, будто в горы
Пришли с охотой лишь на кабанов.
И поведём такие разговоры,
Что мало будет нам знакомых слов.
Смотреть на звёзды - это ли не чудо,
Помешивая уголья в костре,
А судьбами меняться мы не будем,
Одна у нас, как пуля на войне...
* * *
Я повернулся и ушёл,
Не хлопал дверью ушлый ветер.
И всем вам стало хорошо,
Что уже нет меня на свете.
Вам всем пригрезился восторг,
Который вы не испытали.
А я, цепляясь за порог,
Шагнул, в неведомые дали.
Неужто, стало легче вам
Без крепости моих двустиший?
Вы поделили пополам
Всё то, что радовало в жизни
Меня, и съели всухомять,
Не запивая пивом с водкой.
Цветёт седеющая прядь
В салате с пряною селёдкой.
Зачем пытали вы меня
Такой прогорклой стылой жизнью?
Неужто моего огня
Не надо костерку Отчизны,
Что светит где-то там в ночи
Усталых сумерек народу?
Который не зажжёт свечи
И не войдёт в святую воду...
"Литературный Кисловодск", N43
ЛИШНИЕ ЛЮДИ
* * *
Беда стучит в моё окно
Синичьим клювом,
Стеклу на это - всё равно,
И мне бы плюнуть!
Но и жена, и младший сын
Не смогут выжить.
И я вбиваю в горло клин -
Не жить в Париже...
Людская подлая молва -
Как волны в берег.
А сыну старшему халва -
Как камень в Терек.
А мне бы заработать чуть
На хлеб и воду
Хоть где-нибудь и кем-нибудь,
Храня свободу.
Ведь я поэт - степной мустанг,
Волна на Волге.
Но не найти на хлеб никак,
Да и на воду.
Я проклинаю этот мир,
Где я не нужен,
Где мне подобных простофиль
Утопят в луже...
* * *
В наше время нам не до стихов.
Трудно думать о высоком в жизни.
Низменное тянет дураков,
Нас, поэтов, - ниже, ниже, ниже...
И от чарки водки захмелев,
С голодухи от Руси в разоре,
В небо нам не смотрится уже,
Не о книгах наши разговоры.
Ведь бывало, как родится стих,
Мы друг к другу бегали спросонья...
А теперь и голос наш затих
В многогласье волчьего закона.
А теперь не пишется совсем -
И мечты разбились о желанья,
И бессилье тащится в постель,
Где уж не зачать нам мирозданья.
Ножки, ножки, солнышко, весна...
Я сижу на остановке, хмурясь,
Жду автобус в дальние края,
Где река устало изогнулась.
Домик, что на берегу крутом
Сохраняет мудрый старый филин,
Где я буду каждому знаком
И любим без видимых усилий.
Где уже зелёная трава,
И река сломила лёд нестрогий.
Где людская, злобная молва
Заточила творчество в берлогу.
Возраст, может, к сердцу подступил?
Смотрится на женщин, что моложе
Раза в два, на то хватает сил:
Ведь поэту слабым быть не гоже.
В солнечном ажурном бытие
Шли, дорогу лужам уступая,
Длинноногих юных нимфы две,
Взгляды на прохожих наставляя.
Столько было в девушках тепла,
Беззаботной детскости и лени,
Что в душе моей сгорел дотла
Опыт всех прошедших поколений.
Сердце напряглось, как у быка
Пред последним шагом пикадора.
Заходили ходуном бока,
Щёки стали ярче помидора...
Взгляд мой восхищался и горел,
Пожирая юные создания.
Я как будто заново созрел
Для вины, для муки, для желанья...
Встали нимфы около меня
И заговорили меж собою,
Весело - беззвучные, смеясь
Над коварной, злой, не их судьбою...
Две немые девушки глухи,
Шёпотом им не делиться лаской...
Вот тогда и родились стихи
У меня весною в чёрных красках.
И тогда я понял, что устал -
Быть немым не свойственно поэту.
Шёл автобус, где-то меня ждал
Мудрый филин, я к нему и еду.
Лихолетье высветит талант.
И хребет российского поэта
Станет ещё крепче во сто крат...
Лишь бы честь осталась не пропетой.
"ПОДСНЕЖНИК"
На бруствере окопа талый снег,
В бойнице камни голого предгорья
И в камуфляжной форме человек
С кровавым озерцом у изголовья...
Смотрю, смотрю в оптический прицел,
И не понять, он наш или из местных,
В ночной тиши
"растяжки" шнур задел,
Пополнив список павших безызвестно.
Площадка, словно на ладони вошь,
Пристреляна и этими, и нами.
В оптический прицел и не поймёшь
Чей в камуфляже? В общем - россиянин.
И надо б сползать: как накроет снег,
Тогда уж до весны - другим забота
Тот в камуфляжной форме человек
Достанется сменившим нашу роту.
Кого послать? Иль сползать самому...
А может, там араб? Пусть догнивает...
Он не живой уже. А те пальнут!
Их "эсвэдэшки" промаха не знают.
Под пулями сюда его тянуть,
Погибшего почти что бестолково?..
Вдруг с неба повалил ему на грудь
Пушистый снег. Решилось, право слово!
Пускай покроет будний след войны
И до весны хранит себе кого-то...
А снег кружился, словно знак вины
За чью-то там весеннюю заботу...
"Литературный Кисловодск", N44-45
ЖИЗНЬ В СЕБЕ
* * *
Горела Вифлеемская звезда
Над храмом моей маленькой отчизны.
До родины дойдут ли поезда?
Вернутся ль те, что как-то меня вывезли?
Родиться там, где зэки валят лес,
Почётно было и неискупимо.
Снимаю на ночь памяти протез:
Она впотьмах блуждает сиротливо.
Чтоб не бежали по весне зэка -
Вокруг конвой, собаки, автоматы.
С промзоны шла вагонами щепа,
Её пронзали щупами солдаты.
И мы от любопытства, пацаны,
Почти что лезли скопом под вагоны,
Прибавив конвоирам седины,
В рожках их не убавили патронов.
И этот опыт сохранил мне жизнь:
Она не раз кидала под вагоны.
Ютятся звёзды на моих погонах.
Над Княжпогостом
звёздочка, зажгись...
* * *
Лира лагерная стынет на ветру,
За барак её швырнул "дэпээнка".
Ну а я, коль не спою, верняк помру...
Сколь уж лет не пил парного молока!
Зацепилась за "колючку" моя песнь.
А летела ведь до мамы, словно шаль.
Приговором шибко сбили с меня спесь
И веригами навесили печаль.
Ночью стылой проберуся за барак,
В душегрейку свою лиру заверну.
Без неё душа из угля сразу в шлак...
Выйду, первым делом застрелю жену!
Лира лагерная, шёпотом пропой
О моей совсем не зековской судьбе.
Нипочём теперь "запретка" и конвой,
Я живу теперь не в зоне, а в себе...
* * *
Стучали колеса телячьих вагонов,
По телу России неслись поезда,
В одном из которых страдала корова,
Ее в Коми край привезут навсегда.
А там, по-над Доном, пустели станицы:
Сгоняли зажитков с насиженных мест.
Мелькали в вагонах казацкие лица,
На Север они увозили свой крест.
Страдала корова по имени Машка:
Никак не понять ей, за что, почему
Ей выпала доля, рогатой дурашке, -
На Север в вагоне катиться в тюрьму.
Мой прадед, казак хитромудрый,
за Машку,
Чтоб вместе с людьми
в тот телячий вагон,
Отдал коменданту дамасскую шашку
И старый с огромной трубой
граммофон.
Корова страдала от голода горько,
От каждой в судьбе непонятной версты.
Мой дед так и выжил:
он был ей теленком...
А вдоль полосы колосились кресты.
Рябая буренка спасла человека,
Давая за сутки стакан молока.
Шел третий десяток двадцатому веку...
А я в двадцать первом живу вот пока!
* * *
По треклятой статье полста восемь
Уходили станичники в осень,
Уходили, чтоб не возвратиться,
В приполярных снегах раствориться...
Кто в тайге, а кто в угольной шахте,
Мол, страну от разрухи избавьте,
Пусть живется ей великодушно,
Разухабисто и равнодушно.
Но в сердцах о казачьих станицах
Затаилось всё то, что им снится...
Злая память песком оседала
В почках, сердце, перронах, вокзалах.
И не вытравить профиль наколок
Даже в будущем, лет через сорок.
* * *
Там, где лес давно уже не рубят,
Где зимой мороз всему король,
Где еще живут в бараках люди -
Там и есть поселок Вожжа-Ёль.
Он когда-то был "цветущим раем"
Из мужской и женской страшных зон.
Здесь полковник полный был хозяин,
Срок тянул писатель Лев Разгон.
Ездил я в заброшенные зоны.
Столько лет со сталинских времён
Утекло... Меняются законы -
Памяти лишь срок не отменён.
Вот она, страны великой драма,
Где ещё колючка на столбах.
Родилась тут в женской зоне мама
И взросла на зековских хлебах.
Со столба подгнившего локалки
Той колючки ржавый злой кусок
Я отрезал, намотал на палку,
В сейфе спрятал и закрыл замок.
"Литературный Кисловодск", N46
БОЛЬ
* * *
Я искупаю прошлое сегодня, -
Его лишь настоящим искупить.
В нём призраки нешуточные бродят,
И их не позабыть, не позабыть!
Там ангелы тревожат мою душу,
Там демон половицами скрипит.
Там я, войны хоть не герой, не трушу:
Ведь пуля в спину всё ещё летит...
Высоким делом величают в люди,
А подлым словом низвергают ниц.
Ласкал я чьи-то шёлковые груди,
Мотался по окраинам столиц.
Пил виноградных вин хмельное зелье,
Знал вкус кубинских жгучих табаков.
Был заводилой скорби и веселья...
А ныне не сорвать с души оков.
Я искупаю прошлое сегодня,
Когда в далёких странах сыновья,
Обувшись в мои латаные бродни,
Мотаются, давно забыв меня...
* * *
Вот, начинаю привыкать к хорошему.
Мне нравится, мой незабвенный дом.
Природа стелет мне ковры порошею,
Когда к нему мы с суженной идём.
Когда белеет вся в снегу акация,
И тополя раскидисто светлы,
И пишет свои дерзкие реляции
Позёмка, подчинённая зимы.
Тепло твоим дыханием овеяно,
И подаёшь ты к чаю пирожки.
Я вспоминаю, ездили в Дивеево:
Дорожкой знаков пятились флажки.
Подай мне руку: я привык к хорошему,
Былое в моей памяти сотри.
Наступят дни весенние, погожие,
У нас их будет, точно знаю - три...
РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО
На Рождество
куличи напекают и сайки.
На Рождество
дуют с запада стыло ветра.
На Рождество
по селу на расписанных санках
Едет к закату по горкам, смеясь, детвора.
Звёзды усыпали небо своею судьбою,
Люди завидуют этой небесной судьбе...
И не сойтись никогда Магомеду с горою,
И никогда не забыть, не забыть о тебе.
На Рождество я уеду в далёкие страны.
На Рождество буду весел и, может быть, бит.
Где-то заколют во благо святого барана...
Лишь по тебе моё сердце саднит и саднит.
Свечи затеплятся в храме
во славу Рожденья
Для православного люда
святого Христа.
Кто-то прочтёт...
и забудется стихотворенье.
В сердце останется боль,
без тебя пустота...
"Литературный Кисловодск", N47
ЛАДОНИ СНЕЖНЫЕ ТВОИ
* * *
Спешат календарные даты,
Как будто составы в ночи.
В них едут простые ребята
Похожие, как кирпичи.
из них моя Родина строит
Врагам непреступный рубеж.
Солдаты вдруг станут героями
из бронзовых страшных одежд.
Пока же вагоны весёлые
несутся в кромешной ночи.
их жёны, не ставшие вдовами, -
Пока ни одна не кричит...
Пока ещё катится силушка
По неполонённой Руси.
и чтоб не прибавить могилушек,
Пощады у Бога проси!
* * *
ладони снежные твои.
люблю я их прикосновенье,
Как будто лёд порой весенней
Ручьями светлыми звенит.
Смотрю на то, как ходишь ты,
Как будто с детскостью ленивой,
Чуть-чуть качнёшь пшеничной гривой.
и пахнешь будто бы цветы.
* * *
Изгиб реки, укутавшейся в снег.
Вдали сосновый бор в опушке снега.
Смотрю, и теплит душу мою нега.
И затихает мыслей скорый бег.
Теперь я понимаю почему
Перо в деревне тянется к бумаге.
Везут на дровнях сено по селу,
За ним пурга таит себя в овраге.
Над избами дымок струится в небо -
Там перекрестья самолетных струй.
Смотрю, и тешит мою душу нега,
И шепчется любимой: "Не горюй..."
Лохматый пес на бронзовой цепи
Хранит покой хозяйского удела.
Во мне еще так много всего спит,
И сделал я лишь половину дела.
Вдруг мир взорвался звуком в тишине:
Куда-то трактор потащил телегу.
Смотрю, и тешит мою душу нега,
И в очередь толпятся строфы мне...
"Литературный Кисловодск", N48-49
А УВЕЗУТ НА СВАЛКУ СУДАРУШКУ,
КАК НЕНУЖНЫЙ, ОТРАВЛЕННЫЙ ХЛАМ
МИШЕНЬ
Малиновый восход - предвестник горя...
Вороны, словно дырки на мишени.
У покорённых мысли о позоре,
У них в крови истертые колени...
Пусть в сумраке души растают войны.
Пред ликом вспоминается святое.
враг уже давно земной покойник.
Но на земле ещё остались двое...
Совмещая мушку на вороне,
Твердь приклада на плечо поставлю.
Дед Мороз, как будто вор в законе,
Мне сосульку подарил, как саблю.
Выстрелю - и каркнуть не успеет:
Гроздьями рябины кровь и перья...
Пред иконой истоптал колени,
Согрешил, и каюсь вот теперь я!
Пред иконой благо на коленях...
две собаки на дороге вздорят...
Шесть ворон, как дырки на мишени...
Розовый закат - предвестник горя...
* * *
Сено скошенное пахло арбузами...
Дядя Леша, дворник-косарь,
С граблями и косою,
словно бы с аркебузами
Ходит по городу рыцарь-фонарь.
Только жаль ему, что эту травушку
ни корове, ни козе, ни кролям,
У него работа неспешная -
лету еще течь и течь.
По ночам его память приезжая
Крутит сны про русскую печь...
* * *
Чтобы настроиться на поэтический лад,
нужно, как скрипке,
свой срок отлежать в темноте,
Чтобы вернуть
свою стылую память назад,
Чтоб оказаться
на нужной судьбе высоте.
Чтобы чехол кто-то сдёрнул
упрямой рукой,
К струнам коснулся
и звонко качнул камертон.
Чтобы нарушился
миропорядок простой,
Чтобы догрыз своё яблоко
старый Ньютон.
Если же будет потерян
тревожный смычок,
Струны порвутся
под тяжестью сыгранных нот,
Стану поэзии трепетной я палачом,
Что утирает над плахою
выспренний пот.
Сам четвертую сознание, душу и ум,
Сам вознесу
умерщвленное слово к земле,
Что это, что это за
безответственный шум,
Всё нарастает в колючей моей голове?
Мамины руки поправят подушку мою,
Мамины песни
до детства проводят меня,
Тихо усну и во сне запою, запою
Скрипкой в ночи
в самом сердце степного костра.
* * *
Синий, синий, синий снег
Падает на крыши.
Мой любимый человек
Прогуляться вышел.
Вышел в люди и ушёл,
И не возвратился.
Синий снег всё шёл и шёл,
О земь колотился.
ни следов и ни надежд
не осталось в доме.
Ворох брошенных одежд,
Пыль на телефоне.
Станет синим город мой
Под таким-то снегом...
Ты вернись, вернись домой:
Ведь пора обедать.
* * *
Полуденное солнце блины печёт на спинах
Сидим как два верблюда,
как баня кабинет.
И даже вентилятор -
вертлявый кол осиновый -
Жару не убивает, с ней просто сладу нет.
Взбесилось наше солнце,
вот вам и аномалия.
По радио сказали,
муссон взнуздал циклон,
И в голове и в сердце
такая вакханалия,
Что тело превратилось
в дешёвый поролон.
Жара-а - мозги насмарку,
бекрень не переплюнуть...
И пусть циклон с муссоном
намнут себе бока.
Привиделась деревня:
лицо в колодец сунуть,
Из погребка напиться б парного молока!
* * *
Продрогший служебный уазик,
Морозных дорог чародей,
Давно постаревший проказник,
Возивший на службу людей,
Был куплен когда-то служивым,
Таким же, как он, стариком
не ради корыстной наживы,
А чтобы не ползать пешком.
С тех пор они братья по жизни -
То в лес, то к реке, то в пивбар.
ни тот, ни другой не капризны,
на лицах поджаркой загар...
Везут меня оба до дома
И тихий ведут разговор
О том, что слизала корова
Три пенсии - новый мотор
на сервисе принял уазик.
А деду под сердце шунты
Врачи наложили под праздник,
А то бы чуть-чуть - и кранты.
Дорога вилась под колёса,
И вьюга метала снежки,
но ехали мимо мороза
Стальные домой старики.
* * *
Когда душе покоя нет на острове Судьба,
Когда листвой метёт над полем вьюга,
Ко мне приходят на сердце
уставшие слова,
Мол, возлюбите люди вы друг друга.
Дела погрязли ваши
в сотнях мелких войн.
Когда листвой метёт над полем вьюга,
Вернитесь из окопов вы к себе домой
И возлюбите преданно друг друга.
О, сколько водка растворила
в сердце пуль,
Они увязли в нём плевками
словно в паутину.
но я по жизни вновь несу патруль...
Звучит мне снова
чей-то выстрел в спину.
* * *
Почему струится дождь
По застывшим окнам?
В голубях бетонный вождь
В плащанице блёклой.
Два автобуса стоят -
Мокрые сараи.
накормите вы галчат,
горе-самураи!
Два окна - мои глаза,
Из-под век дождинки.
Это кто же там сказал
не снимать ботинки?
Это кем же решено,
Что всё гладко в мире?
Сыплю по полу пшено
Я в своей квартире.
налетайте голубя
И наешьтесь вволю.
"Литературный Кисловодск", N50
ХОЧУ НА РОДИНУ
* * *
Глазом прожектор скользнул по "колючке",
Лай расколол тишину.
Хочется, хочется, хочется случки
Сытому вдрызг кобелю.
Нары скрипучие, нары плакучие -
Мягок ребристый горбыль.
Спят на них, корчатся зэки вонючие -
Нашей истории пыль.
Видимо, снится им родина светлая,
Взгляд соколиный Вождя...
Где же шатаешься ты, неприметная,
Сучка для мобкобеля?
Пёс изошёлся весь лаем и хрипами,
Людям мешает он спать.
Завтра займутся делами Великого...
Чёрт вашу за ногу мать!
Сосенки-ёлочки, кубики-полочки,
Брёвна терзает топор.
Стук этот всё ещё, словно иголочка,
В сердце сидит до сих пор.
Выйдет амнистия, выйдет, родимая.
Скинутся все по рублю,
Купят овчарочку некобелимую
Сытому вдрызг кобелю.
Пусть насладится он ею, натешится...
С древа истории в крик
Память, как веточки,
временем счешется...
Символ - усатый старик.
Ну, а пока светотень - по "колючке",
Вой теребит тишину -
Хочется, хочется, хочется сучку
Сытому вдрызг кобелю.
* * *
Хочу домой, и нет предела страсти.
Хочу, чтоб лес, и поле, и река.
И я, московский проигравший кастинг,
На зло всему упился коньяка.
Хочу домой, пускай порвутся связи
С людьми, что не становятся живей.
Не получилось мне из грязи в князи.
На родину хочу, в страну друзей.
Хочу домой, мечтаю, снится мама
И улицы, и девочка-строка...
В моих стихах нет питерского шарма
И, как у колобка, грязны бока.
Хочу домой, там родина, там ценят,
Встречают по уму, не по столу.
Столичным городам я отдал цену
Двойную, да за что вот, не пойму.
Хочу домой, хочу не самолётом,
А так, чтобы вагонный перестук...
Хочу домой, но не пускает что-то,
Ненужность встреч да суетность разлук...
* * *
Когда поют девчонки про любовь,
Когда заходит солнце за пригорок,
Когда ещё далёк-далёк Покров,
А урожай ни сладок и не горек, -
Распахнуты заставенки души,
Растворены речным потокам шлюзы.
Заточены под нож карандаши,
Шипит иголка на пластинке блюза...
Так чай с морошкой золотисто чист,
Как будто нежный промысел младенца.
Дорога, словно шелковистый плис,
Утоптана и пятками, и сердцем.
Тихонько вянет розовый букет,
И бабушка сказит, вращая прялку...
А сын растёт и меньше ест конфет,
Любимая устала от подарков.
Когда ещё далёк-далёк Покров,
А урожай ни сладок и не горек, -
Тогда поют девчонки про любовь,
И солнышко заходит за пригорок...
* * *
Когда враги теснят ряды,
в них легче попадать.
Когда заря ещё под горн не пляшет,
в окопах тёплой каши
с бойцами похлебать...
Ведь всё равно победы будут нашими!
Мы все однополчане
не выживших полков,
однополчане за чертой заката.
За той чертой
всё больше наших мужиков...
Мы скоро тоже будем там, ребята.
На облаках пушистых
присядем у костра,
потравим байки о былых дозорах...
Как долго помиралося,
как жизнь была быстра,
ну и чуть-чуть о бабах в разговорах.
Одну цигарку пыхнем на колхоз,
патроны посчитаем в магазинах...
Любимая, не надо стылых слёз,
в полку живые есть ещё мужчины.
"Литературный Кисловодск", N51
ВРАГИ И СВОИ
* * *
Жизнь такая злая Моська,
И кусача и громка,
Матов полная авоська
Про меня, про мужика,
Что такой я и такой-то,
Что кретин и идиот.
Застрелить меня из "Кольта"
И дерьма насыпать в рот!
И тогда всем будет счастье.
Флаги до неба взметнут!
И про каждую Параську
Песнь красивую споют...
* * *
Не хочу долежать до времён,
где кресты на дрова,
Где опять подорвут
православные храмы Отчизны.
Пусть взовьётся над Вымью рекою
по ветру зола,
Что останется вам от моей
состоявшейся жизни.
Пусть летит над водой, над сиренью,
над стылым посёлком,
Растворяясь в молекулах
родины малой моей.
Не хотелось бы мне,
чтобы рыскали горные волки
И в зинданах держали бы
внуков моих сыновей.
И пока я живу,
мои руки удержат "Макара".
И пока я дышу,
пусть страшится меня вороньё.
Пусть обломится подлое жало
любого кинжала
О гранёное войнами
глупое сердце моё...
"Литературный Кисловодск", N52
БЕЗ ЛЮБВИ
* * *
Название станции,
как леденец за щекою.
Щекочет язык
сладкой прелестью нежного слова.
Дома за перроном
столпились гуртом над рекою,
Брела по просёлочной улочке
грустно корова.
Вокзал представлял из себя
заграничного лоха.
Автобус пыхтел,
замутив карболитовый воздух. -
С бутылкою пива не в том
направлении Лёха
Брёл, местный алкаш и придурок,
с проклятием: "Сдох бы..."
Ютились домишки,
гордясь трёхэтажностью роста,
К двум вышкам, одной телефонной.
другой для экрана.
И жить здесь, наверное,
было и будет не просто,
Здесь, как и везде,
поселилась российская драма.
Я шёл по бульвару
с дорожной просёлочной пылью,
Я жил на колёсах, пил чай, балагурил...
Но столько во всём этом
чувствовал фальши,
Что и не спасли даже карты до дури.
Судьбы проводница изъяла билетик.
А поезд несётся, стуча километры,
За что эта горечь разлуки, ответь мне,
Столбы, что обуты в бетонные гетры...
На этом перроне, откуда брела ты,
Остались следы наши рядом друг с другом.
Но, видно, прошлись по ним злые солдаты
Разлук и печалей подкованным цугом.
За тем светофором десятки перронов,
И людно на них, и собачно, и детно,
Но нет там тебя, и без всяких пардонов
Сорву я стоп-кран: всё равно безбилетный...
От горечи встречи тебя не избавил,
От чёрной разлуки, как голос вороний.
За пыльным окном этот поезд оставил
Перрон, и вокзал, и тебя на перроне...
* * *
Размахнулся божий отрок веслом,
Замутилась и зазыбилась гладь -
Только лодка набрела на бревно...
Научиться бы мне в воздух шмалять.
А то нет ведь, наведу не в промах,
Словно выведу словцо на крыле.
Полыхнёт неугомонно в стволах -
Сбитый селезень лежит на земле.
Зябко выверну ему потроха...
Ты меня оборони от греха,
Ты возьми меня в любовь навсегда,
А не то вокруг одна лебеда.
Были б лебеди - другой коленкор.
Я бы, может, не завяз в камыше
И не расстреливал бы уток в упор,
Будто дыры зашивая в душе.
Что там озеро, бердашек в руках?
Что там жизнь?
Когда не в жизнь без любви.
Весь в грехах, как шелудивый в репьях,
Сбитый селезень лежит во крови...
"Литературный Кисловодск", N56
БЕЗ ТЕБЯ
* * *
Пиши мне письма от руки,
Бросай мне их
В почтовый ящик.
Округлости твоей строки
Всегда загадочно манящи.
Но я живу в таком углу,
Где почта местная сгорела...
Сопьюсь и за угол уйду,
Чтоб не мешать
Большим и смелым.
* * *
Звенят награды на мундире
Призывным голосом атак.
Газету я читал в сортире
Про то, что в жизни, где и как.
Металлом разным за заслуги
Однажды потчует страна,
Но до сих пор живу в лачуге,
и счастья нет мне ни хрена.
В том то и срам для государства,
Что мне на службе у него
Гроши и медленное пьянство
и гроб бесплатный от него...
* * *
Мои тапочки прикроватные
При твоей стоят, при кровати.
Мои мысли вконец развратные
В твоих юбках живут, как тати.
Я несу цветок, только сорванный,
Только с грядки чужой, не нашенской.
Подарю тебе расторопненько
и уйду, словно полдень завтрашний.
Ты цветок возьмёшь в руки нежные,
Наберёшь воды в вазу слёзную
и напоишь вновь наши прежние,
Подзасохшие розы-розоньки.
Убегу, на век распрощаемся,
Будто пальцы от "до" по клавишам.
А споткнусь, свалюсь, повстречаемся.
Ведь идти-плясать мне куда ещё?
* * *
Я не стелю постель, бельё не глажу,
Я потерял смысл жизни без тебя,
Как будто кто-то вредный подло сглазил
Такого одинокого меня.
и если б не собака, друг сердечный,
и если бы не полосатый кот,
Я бы уже давно душой безгрешной
истлел бы, словно перезревший плод.
Беру газету, только чтоб забыться.
Включаю телевизор на крайняк,
Но по ночам мне неизбежно снится
Твоя улыбка, милая моя.
и мыть посуду очень неохота
и даже чистить зубы по утрам.
Теперь ведь у меня одна забота —
Тебя дождаться из неблизких стран.
Я бестолково тыкаюсь по жизни,
Не знаю в магазинах что по чём.
С тобой я словно жил при коммунизме
и был твоим счастливым ильичом...
А без тебя, как будто кто-то сглазил
Такого непутёвого меня...
Я не стелю постель, бельё не глажу,
Я потерял смысл жизни без тебя.
Ты в этот мир пришла, как божий дар,
Как откровенье русскому поэту!
Тебя бы Пушкин томно обожал...
Жаль, Пушкина давно на свете нету.
Не надо нам за тридевять земель
Скакать иль просто ехать на телеге,
Ведь вызвездил черёмуху апрель
Поверх ещё не стаявшего снега.
Твои года, мол, ягодка опять,
Любви мужицкой повышают градус.
Всегда тебе пусть будет... двадцать пять
Гусарствующим рыцарям на радость.
В дар мужикам будь теплым огоньком,
Такою милой, и всегда любимой.
С такой и я не стал бы стариком,
и до ста лет был одарён бы силой.
С тобою мой бордовенький жигуль
Совсем иного статуса и званья...
Пусть стая лебедей от ржавых пуль
Вдаль улетит, исполнив все желанья.
"Литературный Кисловодск", N57
СВОБОДНЫЙ ВЫБОР
* * *
Мне начертано быть - землёю...
Ты - дождинка моя с небес.
Пропитался навек тобою,
И не только душой, а весь!
Из божественных проявлений
Состоят земля и вода.
Наша жизнь состоит из мгновений,
Нескончаема их череда...
* * *
В ней растворяются наши срока,
Мысли и все вопросы,
Женщина - это живая река,
Горе она уносит.
Видится берегом нежная грудь
Или же краем света.
Только в реке этой не утонуть,
Будь ты хоть трижды поэтом...
* * *
Тебя не встретить, как бы ни хотел,
Вновь молодым не стать мне человеком
И не вернуться в юности удел...
Ушли в туман длиннющие полвека.
Напрасно чьи-то льдины телом грел:
Ведь годы без любви - они напрасны!
За жизнь свою я столько не имел,
За год ты столько подарила счастья...
* * *
Господь не решает кроссвордов -
Он выбор даёт тебе вновь.
И снова ты будешь свободна -
С тобою случится любовь.
Возможность придёт ниоткуда,
Тебе вновь откроется дверь.
Живи ожиданием чуда,
И чудо случится, поверь...
* * *
Моей женщины к очагу
Не хватает,
Как будто волку
Наст мешается на бегу
Слишком твёрдый и очень колкий.
Я люблю тебя просто так,
Потому что восходит солнце,
Потому что его закат
На кончину мою придётся...
Вот такие снега у нас:
Заснежило меня по макушку,
Даже, может, не видно глаз
У охотничьей той избушки...
* * *
Не вижу тому помех,
Лишь время - смешной барьер,
Чтоб слышать твой талый смех,
И твой говорок на "эр-р".
Хочу тебя целовать,
Хочу, чтоб всегда была...
Так сложно стихи писать
О том, что знаешь сама.
* * *
Стих твой, как и раньше, безупречен,
Мой же - словно набросал Дали...
Помню наши призрачные встречи,
Те что тенью мимо жизни шли.
Помнишь наше бурное начало
И свечи усталый огонёк?
Просто наша музыка совпала:
Видно, в пальцах Бога был смычок.
* * *
Большой художник
Не всегда безумен,
Хотя безумство -
Есть оригинальность.
А жареный петух
Пока не клюнет,
Рассудок не почувствует
Опасность.
Так и с любовью
Происходит в мире,
Она лишает навсегда
Свободы
Того, кто любит.
Не скуплюсь я лирой,
Ответственной
За солнечность в природе.
"Литературный Кисловодск", N58
ЛЮБОВЬ И ВОЙНА
* * *
Я живу и уверен в сегодняшнем дне
Потому лишь, что рядом живёшь ты -
Талисман, оберег да и крылья ты мне,
Все мои запоздавшие вёсны,
Маячок на небесном восходе зари,
И лисёнок, уснувший в ладони...
Ты стихи мне свои говори, говори:
Поезда в них, гитары и кони.
Мне и шагу теперь не ступить без тебя,
Ты мне тыл, и форпост, и икона...
И когда тебя всякие мысли знобят,
Мне болезненно это до стона...
Будь сильнее ты подлости и сквозняков,
Ты красивая, умная леди,
И люби без обид и без обиняков
Ты меня - борового медведя!
Ведь живу и уверен в сегодняшнем дне
Потому лишь, что рядом ты дышишь.
И пусть беды твои все достанутся мне
И растают, как облако...
Слышишь?
* * *
Под землёй бывал, летал по небу,
Океан плескался у ноги,
Как-то жил на водке и на хлебе...
Знаю, хлеб вкусней, чем пироги.
Вырастил детей, домов настроил,
Насадил деревьев целый сад,
Перемог войну, измену, горе,
По горам мотался наугад...
Был последним, побывал и первым.
Неудач изведал и побед.
Меряю шагами эту землю,
Вот уже, родная, сколько лет.
Это чувство стало самым главным
И впервые обожгло меня...
Ведь Любовь познал я так недавно,
Встретив на пути своём - Тебя...
* * *
Рвёт ветер облака на небе в клочья.
И мне не спится при большой луне.
Я пёрышко в твоей подушке ночью,
И колется твоя серёжка мне.
Скажи, в твоей судьбе хоть кроху значу?
И сколько места занимаю в ней?
Скажи, а то, как маленький, заплачу,
И напускаю мыльных пузырей...
Слова, слова, что веские вериги,
Всегда расскажут кто и где причём.
Пишу сегодня нашу с тобой книгу,
Тебя касаюсь солнечным лучом.
Благословен твой каждый день, родная.
Пусть солнца луч касается ресниц...
Ведь только так
ты вспомнишь, просыпаясь,
Что где-то я закладкой меж страниц...
* * *
Этот август теперь
никогда уже мне не забыть,
Возрожденье к любви из сырых
и бескрасочных буден.
На излёте узнал,
что умею так сильно любить,
Что меня никогда-никогда
ты теперь не забудешь...
Ты - мой дождик осенний,
капель ты моя по весне.
А бываешь зимою метельной,
и мною воспетой.
Твоё солнышко
дарит красивую бабочку мне,
Мы летаем во снах,
каждый раз в наше жаркое лето...
А ещё я прошу тебя,
книжку ты мне напиши,
Где мы будем едины
со всеми предлогами слитно.
Каждой клеточкой тела
и каждой секундой души
Помни руки мои, и слова,
и стихи, и молитвы...
"Литературный Кисловодск", N68
ЛЮБЛЮ!
* * *
вдруг в кортеже твоём оказался.
и, сыграв не свою в жизни роль,
я случайно тебе повстречался -
Офицер, и совсем не король.
Может быть, не всегда понимая
в мире шахмат победы свои,
Королевы всегда побеждают,
даже если сильны короли.
* * *
Только ветер следы заметает.
Только лунной дорожкой - судьба.
Одиночеством разум страдает
Без тебя, без тебя, без тебя...
нет дороги - целинное поле.
Одиночке тропы не создать.
Только ветер по-прежнему волен
Одинокий мой след заметать.
* * *
доброе утро, родная,
накинь свой халатик бордовый.
Тебя разбудил я нечаянно,
и хариус ждёт нас в столовой.
Его золотистая корочка
напомнит нам солнечность простыни,
две книжки лежали на полочке
и ждали, наверное, осени...
* * *
я у судьбы как-то
выиграл тебя в фанты
и, как пацан, влюбился,
и не хочу проснуться.
Ты мне дана на вырост
душевности и таланта.
Как виноград к солнцу,
Буду к тебе тянуться...
Ты мне дана,
и с этим уже не поспоришь.
видимо, звёзды на небосклоне так
разметало.
Ты на меня
Голубым своим небом смотришь,
Я у тебя
Каждый миг твой запоминаю...
* * *
я оторвусь от тяжёлой Земли
и распахну над тобой
Крылья огромные силой любви.
Как хорошо над Землёй!
Это, наверно, настала пора
в небе с тобой полетать.
Лёгкие строки приходят с утра.
Хочется жить и мечтать...
* * *
Когда я буду старым,
Ты подашь мне воды?
Как ковыль
на пустынных песках, не засохну?
Предо мною
Кривляется призрак беды
и твердит:
- в одиночестве сдохнешь...
я уверен,
Совсем невозможно кроту
вдруг увидеть и солнце, и звёзды.
Мне бывает
Так страшно смотреть в пустоту,
А её победить - невозможно...
* * *
в моем доме большом ты - горница,
ну а это всегда - простор...
Ты - единственная моя звонница,
Полушёпотом разговор...
Если музыка и рождается,
То какая-то вне себя...
Жизнь, действительно, продолжается,
Без тебя.
* * *
я хочу, чтобы вернулось время
То, в котором ты моею стала.
Пусть оно с весною параллельно,
Пусть оно очерчено вокзалом.
Я хочу...
Мой вызов безразделен.
Каждый день люблю,
Как изначально.
Мир весны, хотя и параллелен,
в наших душах он всегда реален.
* * *
Перелюбить нельзя,
Можно недолюбить.
недолюбил тебя...
Как же мне дальше жить?
Как мне смотреть в окно
и совершать дела?
Ты же моя - давно...
Ты же мне - родила...
* * *
Я бухаю и пишу стихи,
Потому, что занята не мною.
Может, они рифмою плохи?
Мне не быть тогда твоим героем.
А всего-то выпили б в кафе
По чуть-чуть молочного коктейля,
и твоей натруженной душе
Стало бы понятнее Андрея.
* * *
Прощай, вуктыл,
Ты был в моей судьбе -
из послужного списка не убавить.
Я благодарен людям и тебе,
Тайге, да и понтонной переправе,
Что был причастен и имею фант,
и знаю, как рождает и вершится
всё то, что для потомков - артефакт
Случившегося в областных столицах.
* * *
лягу снегом
на твой неметёный порог,
до весны, это факт, не растаю,
дальше жить без тебя
Я бы точно не смог, -
Это ты без меня понимаешь,,,
не забудется сердцу
Вуктыл никогда,
Скоро рядышком буду, родная!
По весеннему снегу я ехал сюда,
По осеннему - уезжаю,,,
"Литературный Кисловодск", N70
ЧТО ЛИ КОНЧИЛАСЬ ЗИМА?
* * *
Солнце моё, тебе место в раю,
я знаю, уже готовят.
Только об этом всегда молю
Вольно или невольно:
Чтобы покой наконец обрела.
Где-то через полвека -
за все твои земные дела
доброго человека.
Столько болеть за чужие грехи,
Господи, это ль не подвиг?..
Ты прочитай мои эти стихи
Будто молитву, Боже!..
* * *
я мечтатель:
Намечтаю жизнь,
А потом и бьюсь
лицом о скалы,
Но в меня в такого
Ты влюбись,
И тебе, поверь,
Не будет мало
Ни любви, ни ласки,
Ни тепла...
я мечтатель
С крепкими руками.
На земле в порядке
Все дела,
И стою обеими ногами...
Но имею крылья
На спине,
И стихи пишу,
летаю в небо.
Протяни свою ладошку мне,
В небе я с тобою
Ещё не был!
* * *
Стояли ракеты на Кубе,
Когда закричал в первый раз.
Теперь вот слоняюсь в "ютубе"
С медалями как на показ.
Родная, ты будешь смеяться,
я именно так был рождён.
В россии поэты родятся,
Обычно, в преддверии войн.
* * *
я вырос недолюбленым, наверно,
Поэтому любовь моя огромна,
Хочу последним быть твоим
И первым,
Кто дал тебе возможность
В люди Слова.
люблю тебя и понимаю сразу,
Поэтому и мягок так, наверно...
я - оберег твой от любого сглаза,
Поэтому любовь к тебе безмерна.
* * *
Мне нелегко: душа моя в загоне,
Который сам себе по жизни создал.
я разбираюсь в рифмах и законе,
Могу ещё считать на небе звёзды...
Ещё могу любить тебя покорно,
Петь песни о полярном нашем крае,
И собирать с полей опавших зёрна,
А больше ничегошеньки не знаю...
Печально: это всё не продаётся
И денег не приносит, хоть убейся.
Ведь ты - моё единственное солнце!
Хоть ты-то надо мною не посмейся.
* * *
Что ли кончилась зима,
И настало лето?
Или снег сошёл с ума?
Или я с приветом?
Только снова чернота
На земных дорогах.
Может, это неспроста -
Слышишь, недотрога?
Это нам с тобою дан
Шанс второй влюбиться.
Сам не понял, что сказал.
Мутная водица...
"Литературный Кисловодск", N74
МОЛЕНИЕ О ЛЮБВИ
* * *
Чисты умы от знаков препинания:
Они оковы слову и судьбе,
Ведутся мыслью, словно по злобе,
Находятся в пожизненном изгнании.
Зачем строфа и букв заглавных строй?
Хочу свободы я в правописании:
Ведь только так спешит моё сознание
Раскрыться людям в вечности иной.
Знакомы мне все правила игры,
Все формы слова и ругательств матом.
Я был на фронте Родины солдатом,
Пока был нужен сильным, до поры
Той старости, что настигает всех.
Поток сознания пускай необразован,
Но я судьбой к стране моей прикован.
И замолю пред Русью этот грех!
* * *
Весенний паводок намоет
любых грехов по берегам.
И этой талою весною
Спасает зайцев дед Мазай.
Черёмуха цветёт запоем!
Стрижи под стрехой гнёзда вьют.
Туман ногами месят кони
И под луной тихонько ржут.
* * *
Бреду себе в неизвестность
Без маячка с сердцем милой.
Ведь ближе всё неизбежность
Моей и твоей могилы.
Приходится трактом снежным
Босыми брести ступнями.
И как тут остаться нежным
И книжки читать ночами?
Живу одиноким поэтом.
И как тут не озвереешь?
Мне холодно в мире этом.
Когда ж ты меня согреешь?
* * *
Почему эти сосны
так же плачут, как раньше,
И прибою о скалы не разбиться никак?
Путь и мной и тобою да будет обрящен,
Словно нищим в подворье -
медный тёртый пятак.
Я люблю тебя, Боже, за пути мои всуе.
Я прошёл их достойно: русский же офицер!
Пусть в российских боях
не был благоразумен,
но ни разу не правил
судьбою моей люцифер.
И теперь на закате я смотрю в эти сосны,
И прибой, что за молом,
слух мой острый манит.
завершается день мой,
он монашески постный.
ну а сердце, как прежде, за россию болит!
* * *
Я твой ангел-хранитель.
Мне это небо сказало.
Шёл к тебе от вокзала,
И позвякивал преданный китель.
Я ведь тоже боюсь перекрёстков,
Что пристреляны теми и нами.
Это будто бы на татами
Биться с бандой свирепых подростков.
Я прикрою ладонью
Канонадою бьющее сердце,
Буду в храм твоей дверцей
И твоей не случившейся болью.
Я твой ангел-хранитель.
Ты верь мне по жизни, родная.
Пред тобой фонари зажигаю,
По минному полю ступая.
Я твой ангел-хранитель.
* * *
Я буду жить, и лучше, чем вчера.
И сил моих, поверь, на это хватит.
Пусть ты мне больше как бы не жена,
не сожалею больше об утрате.
Я буду жить: ведь есть ради чего.
И есть ради кого идти мне дальше!
Я буду жить. Теперь уж всё равно,
Хватило мне измен твоих и фальши.
Я буду жить.
* * *
Всадник, в дудочку трубя,
не находит слов.
жизни нету без тебя,
нету и стихов.
замолчали паруса:
Ведь на море штиль.
И смеются небеса,
Сдав меня в утиль.
Бесталанный этот стих
Я наворожу.
Я ищу тебя в других,
да не нахожу.
КЫЛТОВСКИЙ МОНАСТЫРЬ
Среди снегов, затерянный в тайге,
Святою жизнью тихо проживая
И в ногу с веком явно не шагая,
Есть монастырь - мозоль на той ноге.
Болюч в душе его Христов приход.
Ему так одиноко в этом мире,
Как холмику монашеской могилы,
С которой рядом не толпит народ.
А от икон исходит ясный свет
От светлых глаз
невест всегда Христовых.
И храма силуэт - как нарисован
В высоком небе, что синее нет!
зимою дышит монастырский двор,
И зелень трав заволокло снегами.
Монашка занимается дровами,
Так неумело замахнув топор.
Главная страница
Литературный Кисловодск и окрестности
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "ЛК"
Последнее изменение страницы 12 May 2024
ПОДЕЛИТЬСЯ: