"Литературный КИСЛОВОДСК", N52 (январь 2014)
Иван Аксенов
СЛЕДЫ
Поэма
...бродить и бродить
По заветным местам под названием
"Долгая память".
Анатолий Павлов
1
Сужается шагреневою кожей
Моих надежд и увлечений круг,
И маятника равномерный стук
Всё отрешённее, всё безнадёжней.
Кто скажет, отчего мой путь земной
Был каменист и так опасно зыбок,
И из реестра роковых ошибок
Не вычеркнуть сегодня ни одной?
Жизнь, как стрела, что не попала в цель.
Я наблюдаю признаки старенья
Не на портрете Дориана Грея,*
А на моём растерянном лице.
Давно не верю в солнечное завтра,
А каждая давнишняя беда
В душе запечатлелась навсегда,
Как след окаменелый динозавра.
2
В степях затерянное скромное село
С простым и многозначащим названьем!
Мне давнее твоё очарованье
Вливает в грудь отрадное тепло.
Прошло уже полвека с той поры,
Как, повзрослев, я отчий дом покинул,
Но в добрых снах я вижу и доныне
Твои тропинки, кручи и дворы.
Понятен мне сверчков твоих язык,
Ветров твоих горячих поцелуи.
Я помню, как на тихих чёрных струях
В ночи качает звёзды Егорлык.
И, словно наяву, я вижу вновь
Соломой крытые приземистые хаты,
Твои лилово-дымные закаты
И жар твоих рассветных облаков.
Люблю я сонный шелест тополей
И аромат степей твоих безбрежных,
Печаль полей под покрывалом снежным,
Прощальный плач полночных журавлей.
И, если иногда нахлынет грусть,
Я о тебе с любовью вспоминаю.
И знаю я, что, даже умирая,
Я в мыслях хоть на миг к тебе вернусь.
3
И степи, и холмы, и далей синий свет,
И счастье босиком пройтись по лужам
Не сгинули навек в сыром тумане лет,
Не захирели, как ростки от стужи.
Дни в тигле лета плавились, как медь,
А в небе радуги вставали величаво,
И хор кузнечиков в высоких пыльных травах
Не уставал ликующе греметь.
А за селом цвела нетронутая степь,
Где суслики у нор стояли часовыми,
И утро пахло будто свежий хлеб,
И пахло молоком коровье вымя.
Мир был и юн, и свеж. Был каждый новый день
Расцвечен празднично и солнцем, и цветами,
А зной полдневный гнал в густую тень -
В отрадную прохладу под кустами.
Привычной красотой жила моя душа:
Любил я воробьев галдёж неугомонный,
Над спящей речкою в зелёных камышах
Камышевки пронзительные стоны.
Мне нравилось тепло отцовских крепких рук,
Им ночью перед сном рассказанная сказка,
Настенных ходиков неутомимый стук
И материнских глаз тепло и ласка.
4
Но пошатнулся вдруг порядок на земле,
И все испуганно нахохлились, как птицы.
На западе в ночи тревожные зарницы
Зловеще встрепенулись в душной мгле.
Война дошла до нас. Столбами жирный дым
Над сизой степью встал, свод неба попирая,
И замерло село в предчувствии беды,
Нависшей, точно туча грозовая.
Не понаслышке знал военную грозу
Отец: в Гражданскую служил он в Первой конной.
Учить парней скакать, клинком рубить лозу
Его назначил военком районный.
Мне в сердце заползал отрадный холодок,
Когда по вечерам я трогал осторожно
То островерхий шлем, то компас, то бинокль,
То шашку узкую в потёртых ножнах.
Потом пришёл черёд в поток войны нырнуть
И моему отцу, и он два года ровно
С орудием торил свой многотрудный путь
От сталинградских пепелищ до Ровно.
Забуду ль "юнкерсов" вибрирующий вой,
Колонны пленных на просёлочных дорогах,
Слепящий свет ракет, и дым пороховой,
И вдовий плач при виде "похоронок"?
Познали мы сполна и терпкий вкус обид,
И участь тяжкую скотины подъяремной,
И горе - оттого, что наш отец убит
И похоронен где-то возле Ровно,
Был я и мал, и худ, и чёрен, словно негр,
Чем вызывал в родных сочувствие и жалость.
Струной натянутой дрожал мой каждый нерв,
И непонятно в чём душа держалась.
5
С концом войны не стало меньше слёз:
Вожди дела свои преступные вершили,
А бессловесный люд, изнемогая, нёс
Свой тяжкий крест к "сияющим вершинам".
Колхозный бригадир, наш сельский бог и царь,
Налившийся нечеловечьей злобой,
Сирот и вдов карал и миловал, как встарь
Садист-помещик крепостных холопов.
Была судьба крестьянская трудна,
Я с болью вспоминаю и доныне,
Как мать моя колхозною рабыней
Трудилась от рассвета дотемна.
Нас было четверо в семье. Немудрено,
Что были мы больны, в тряпьё одеты.
И оттого мы так любили лето,
Что туфель и рубах не требует оно.
И как же маме было тяжело
Спасать нас всех от гибели голодной!
Замученная жизнью безысходной,
От власти видела она лишь только зло.
Вдова бойца, без паспорта, без прав,
Ни в коммунизм, ни в Сталина не веря,
Вкусившая кнута от бригадира-зверя,
Она сберечь сумела добрый нрав.
Мы, дети, пухли с голоду, а власть
Крестьян налогами и займами душила
И на полях из них тянула жилы,
Чтобы самой нажраться власти всласть.
И в жизни будущей никто - ни млад, ни стар -
Как прежде, ничего хорошего не видел.
И пялил с каждого газетного листа
Бумажные глаза усатый идол.
От голода полупрозрачные, как воск,
В лохмотьях, под его портретом стоя,
Мы по команде славили его,
За то, что дал нам детство золотое.
А золотыми нам казались лишь поля
Да слитки облаков в огне рассвета,
Звенящее кузнечиками лето
И вечереющих небес прощальный взгляд.
Нам было жить совсем невмоготу.
Но умер старый вождь (всему приходит время),
А новый снял с крестьян налоговое бремя,
Что ввергло их, как в бездну, в нищету.
Мы чудом выжили. Остались навсегда
Болезни, обретённые в те годы,
И в память врезались жестокие невзгоды,
Что испытать нам довелось тогда.
Дороги пройдены, и сожжены мосты.
Годов тяжёлый груз нещадно угнетает.
Но даже в старости мне мамы не хватает -
Её забот, советов, доброты.
В суровом беге давних лет глухих
Исчезло голосов, мне дорогих, звучанье.
Вот отчего бывают так печальны
Душой моей рождённые стихи.
Настанет срок - и на исходе дней
Захочется однажды оглядеться,
Чтобы увидеть: до сих пор во мне
Живёт моё загубленное детство.
6
Я всё ещё живу, хоть иногда
Казалось мне, что жизнь вот-вот прервётся.
Но, видно, есть пока ещё в колодце
Моём животворящая вода.
Кто не был с детства баловнем судьбы,
Познал, как тяжки бедности оковы,
Как душу давит глыбой стопудовой
Бессмысленный и беспросветный быт.
С тех пор немало трудных лет прошло.
Былые радости покрыты толщей пыли.
Мне часто за добро платили злом,
Но злом платить за зло не научили.
К чужим злосчастиям я не был слеп и глух.
Но потому, что жил с людьми, а не в пустыне,
От жизни получил немало оплеух,
И раны в памяти кровоточат доныне.
Не предал никого в прошедшей жизни я...
И оттого душа в миноре и печали,
Что многие из тех, кто числился в друзьях,
Меня безжалостно и подло предавали.
7
Мир всё-таки прекрасен был. Грачи
За плугом шли старательно и строго,
И Млечный Путь манил меня в дорогу,
Сверкая пылью звёздною в ночи.
Струили травы аромат густой,
Едва лишь гасли утренние звёзды,
А в предзакатный час светился воздух
Цветочною пыльцою золотой.
На всё, что дружбой было рождено,
На искренность я отзывался живо.
Поэзия мне голову кружила
Надёжнее, чем старое вино.
Знал цену поражений и побед,
Знал жар любви и ненависти пламя,
И понял: только добрыми делами
В людских сердцах оставить можешь след.
А это значит, что пора уже
За всё хорошее, что в этой жизни видел,
Простить ей стародавние обиды
И ноющие шрамы на душе.
Село Привольное, г. Новопавловск
1997 - 2013
* Герой романа О.Уайльда, который до старости оставался юным красавцем, в то время как изменения происходили на его портрете.
И.Аксенов. Плач по Икару (поэма)
Главная страница
Литературный Кисловодск и окрестности
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "ЛК"
Последнее изменение страницы 28 Sep 2018
ПОДЕЛИТЬСЯ: