Сайт журнала
"Тёмный лес"

Главная страница

Номера "Тёмного леса"

Страницы авторов "Тёмного леса"

Страницы наших друзей

Кисловодск и окрестности

Тематический каталог сайта

Новости сайта

Карта сайта

Из нашей почты

Пишите нам! temnyjles@narod.ru

 

на сайте "Тёмного леса":
стихи
проза
драматургия
история, география, краеведение
естествознание и философия
песни и романсы
фотографии и рисунки

страница Ивана Аксенова

Плач по Икару
Следы
Стихи из "ЛК"
Сонеты
Город юности моей
Старые фотографии
Звезда над чужими полями
Галоша
Незваные гости
Бес в ребро
Цыганское счастье
Коля Цицерон
Трое из НЛО, или визит к экстрасенсу
Удар под дых
Парламент, приказавший долго жить
Деструктивный элемент
Свет в одиноком окне
Графоман Зябликов
Предупреждение с того света
Аттестация
Михаил Лермонтов
Георгий Иванов
Иван Елагин
Иван Зиновьев
Станислав Подольский
Светлана Гаделия
Анатолий Павлов
Олег Воропаев
Тайна поэзии
Спасать культуру!
О "Литературном Кисловодске"
"Литературный Кисловодск", N75

Иван Аксёнов

АТТЕСТАЦИЯ

Из "Школьных историй"

- Сорок лет я преподавал в школе историю, - сказал старый учитель Олег Петрович Дятлов, - Семь директоров сменилось за это время, и должен сказать, ни один из них не оставил у меня тёплых воспоминаний. Разные это были люди, но одно делало их похожими друг на друга - панический страх перед каждой проверкой работы школы районным отделом образования. За месяц до её начала они сами тряслись и старались свой страх внушить подчинённым.

Первый мой директор, под чьё начало попал я по распределению, Тарас Иванович Будяк, любил командовать (я заметил, что это черта характерна для многих украинцев), тем более что в школу он пришёл из армии после знаменитого хрущёвского сокращения числа военнослужащих. Его самолюбие больно задевало то, что при его появлении в учительской подчинённые не вскакивали с мест и не стояли по стойке "смирно". Учительниц, опоздавших на педсовет, он ставил в угол, как нашкодивших школьниц. Он был поражён в самое сердце, когда наш педагогический коллектив не оценил его стараний и добился увольнения этого незадачливого руководителя, так и не понявшего, что школа и армия - "две вещи несовместные".

Его преемник, напротив, был мягок, как пластилин в руках школьника на кружке рисования и лепки. Перед учителями он заискивал. Была у него привычка поздравлять учительниц с днём рождения и при этом торжественно вручать им премию за хорошую работу - дефицитные в те годы капроновые чулки. Правда, осчастливленная им женщина при получении заработной платы обнаруживала, что она уменьшилась ровно на стоимость полученной ею "премии".

Но особенно запомнился мне Илья Матвеевич Зазнобин, этакий румяный толстячок с хитроватым прищуром глаз. Ученики сразу прозвали его Колобком. При первом взгляде на него приходила в голову мысль: "Должно быть, это добрейшей души человек, который даже назойливой мухи никогда не обидит". Это был, по словам районного начальства, руководитель новой формации, настоящий учитель-новатор, каких к тому времени без видимой пользы для дела просвещения развелось у нас, как комаров в болотистой местности. Зазнобин называл свой стиль руководства "деликатным". На подчинённых он не орал благим матом; провинившейся учительнице с приторной улыбкой, тихим, по-отечески доброжелательным голосом внушал, что надо иметь индивидуальный подход к каждому ученику и ни в коем случае не ставить "двоек" отпрыскам партийных и советских чиновников, даже если на уроке они молчат, как тургеневский Герасим из "Муму". Он требовал от учителей жить и работать в строгом соответствии с Моральным кодексом строителя коммунизма. Правда, вскоре я убедился в том, что сам он никаких кодексов не придерживался, и грешков больших и малых за ним числилось немало.

Долгое время я был у него на хорошем счету. Дело в том, что директор с трепетом относился к мнению районного руководства, а оно меня высоко ценило. Молодые инспектрисы районо взахлёб хвалили мои уроки, на которых им приходилось бывать по долгу службы, и сама заведующая районо на педагогических конференциях неоднократно ставила меня в пример педагогам района, за что многие, как это обычно заведено в педагогических и артистических кругах, готовы были слопать меня, выражаясь словами Высоцкого, "без соли и без лука". Дело своё я знал и любил, историю мои ученики, кроме нескольких шалопаев, просто обожали, поэтому я был награждён знаком "Отличник просвещения", а почётных грамот у меня было не меньше, чем индюков во дворе Егора Кузьмича, жившего по соседству, хотя тому от этих гордых птиц пользы было, конечно, куда больше, чем мне от раскрашенной бумаги.

Но всё проходит, как выразился один библейский мудрец. Авторитет мой погубила застарелая привычка заступаться за обиженных. Появилась она ещё в детстве. Когда мне было семь лет, я, вообще-то не любивший драться, неожиданно для себя поставил фонарь под глазом десятилетнему оболтусу с соседней улицы, за то, что он ударил мою пятилетнюю сестрёнку, которая не хотела уступить ему место на качелях. Балбес драться со мной почему-то не решился, а побежал жаловаться своему отцу, известному пропойце и дебоширу, так что мне потом пришлось целый месяц обходить их дом десятой дорогой, чтобы не лишиться ушей, которые чадолюбивый папаша пообещал оторвать и скормить своим свиньям.

И вот однажды "деликатность" сдуло с педагога-новатора Зазнобина, как пену с пива. Случилось это так. Незадолго до начала нового учебного года к нему приехала племянница Ангелина, с новеньким синим дипломом. В нём оказалась всего одна-единственная "четвёрка" - по физкультуре, которая, наверное, очень сиротливо чувствовала себя среди целого легиона "троек". Как впоследствии выяснилось, почти все они были ею слёзно выпрошены на экзаменах у сердобольных преподавателей. Племянницу во что бы то ни стало нужно было устроить на работу, ведь ещё грибоедовский Фамусов сказал: "Ну, как не порадеть родному человечку?" Порадеть очень хотелось, да вот беда - вакансии подходящей в школе не было, кроме копеечной должности воспитателя группы продлённого дня. После глубоких и мучительных раздумий Зазнобин пригласил завуча, преданную ему душой и телом женщину, известную мастерицу хитроумных комбинаций. Естественно, две мудрые головы всегда лучше, чем одна. Результатом долгих размышлений этих государственных умов стал тщательно разработанный план операции, которому мог бы позавидовать сам знаменитый военный теоретик Клаузевиц. Третья, не менее мудрая голова, принадлежавшая заведующей районо, как и следовало ожидать, план одобрила.

Талантливую учительницу математики Дарью Васильевну, которой до пенсии оставалось всего два года, перевели на группу продлённого дня, а её ставку подарили Ангелине, милому птенчику, только что с таким трудом вылупившемуся из институтского яйца. Бедную Дарью Васильевну от такой несправедливости хватил инфаркт. Это соломоново решение педагогических бюрократов раскололо учительский коллектив, как подошва солдатского сапога грецкий орех. Одни встали на защиту пострадавшей учительницы, другие решили, что быть на стороне администрации как-то комфортнее, третьи притаились в затишке, чтоб никак не засветиться и не обидеть ни тех, ни других, а главное - самим не оказаться обиженными. Ну, конечно, я первым оказался на баррикаде и высказал на педсовете директору всё, что о нём думаю. Я ожидал, что останусь в одиночестве, потому что педагоги обычно не осмеливаются выступать против начальства. Но вскоре ко мне присоединились ещё полтора десятка человек. Напрасно обращались мы к районным руководящим органам, нас там уже записали в число возмутителей спокойствия. Тогда мы отправили коллективное письмо в защиту пострадавшей учительницы в "Учительскую газету". Правда, исправить уже ничего нельзя было: Дарью Васильевну определили на пенсию по инвалидности, потому что здоровье её было окончательно подорвано.

И вот тут директор пустил в ход против своих супостатов артиллерию районного калибра - отдел народного образования и заведующую идеологическим отделом райкома партии Марину Поликарповну Зудову. На вопли о помощи школьной администрации районные органы откликнулись сразу. В короткий срок лучшие учителя, подписавшие письмо, были окончательно переведены из разряда передовиков педагогического труда в стан лодырей и смутьянов.

Правда, вскоре оказалось, что бедную учительницу принесли в жертву зря. Директорская племянница с математикой не дружила, и, когда она безуспешно боролась у доски с какой-нибудь простенькой задачкой, над ней потешалась даже закоренелая "троечница" Дарьи Васильевны, которая давно уже задачу решила. Остальные её одноклассники просто хохотали до слёз: таких тупиц, как новая учительница, им видеть не приходилось. Пришлось Ангелине собрать свои монатки и уехать к родителям.

Директор всеми доступными ему способами вредил мне и моим коллегам, посмевшим, как он выражался, "плевать против ветра". Но главный удар он приберёг для отмщения во время аттестации.

И вот этот день настал. Ещё до окончания предыдущего учебного года, задолго до конфликта, Зазнобин составил характеристику, в которой я был изображён в самых светлых красках.

Однако теперь, идя на заседание аттестационной комиссии, я хорошо сознавал, что в его новой характеристике изображено уже не прежнее ангелоподобное существо, а скорее всего какая-нибудь нечисть, вроде гоголевского чёрта, а то и самого Вия. Ну, не из тех людей был Илья Матвеевич, чтобы после такого скандала оставить мне положительную характеристику.

За длинным столом, торцом приставленным к директорскому, сидело десятка полтора человек: члены профкома, парторг, оба завуча и даже, по-видимому, для моральной поддержки директора, сама идеологическая жрица из отдела пропаганды и агитации райкома партии Зудова.

Зазнобин откашлялся и торжественным голосом начал читать мою характеристику. Но, чем дольше он делал это, тем мрачнее становилось его круглое лицо и тем сильнее кривились его губы. Похоже было на то, что он не догадался перед аттестацией прочесть собственное творение и за лето успел забыть его содержание. Он знал, что члены профкома и парторг ещё с весны знакомы с характеристиками и сам он, без их ведома, не имеет права вносить в них изменения, а значит, именно сейчас надо немедленно найти какой-то спасительный выход из положения. Минуты на три он погрузился в безрадостные раздумья, но вдруг его лицо просияло, и он сказал:

- Характеристика, как вы видите, дорогие товарищи, очень положительная. Вы, Олег Петрович, действительно заслужили её. Но это было в прошлом году. Вы хорошо работали... до поры до времени.

- Понимаю, - сказал я. - Это до того дня, когда за бедную Дарью Васильевну посмел заступиться? Вы просто глаза мне открыли, и я сам диву даюсь, до чего же быстро успел я испортиться!

Члены комиссии недоуменно переглянулись, но я-то знал, что они проголосуют так, как директор прикажет.

- Ну, вы понимаете. - замялся директор. - Вот на прошлой неделе во время проверки работы школы присутствовала у вас на уроке в пятом классе директор из Подгорненской школы Валентина Ивановна Зеленцова, и я серьёзно из-за вас пострадал. Ведь я руководитель школы, а это значит, что за каждого из вас несу ответственность. А знаете, что она мне сказала? Что у вас на уроке никакой наглядности не было!

- Ух, ты! - удивился я. - Неужели прямо так и сказала? Вот уж чего я от неё никак не ожидал! Дело в том, что у меня был урок по древнегреческой культуре, и я демонстрировал репродукции через эпидиаскоп, а потом показал кинофильм "Культура Древней Греции" из двух частей. Она была очень довольна уроком и сказала: "Завидую вам, вы умеете сами работать с аппаратурой, а мне в таких случаях приходится лаборанта из кабинета физики приглашать". Если вы не считаете это наглядностью, то что же тогда вы имеете в виду под этим понятием?

Директор заёрзал в кресле: такого пассажа он не ожидал. Возразить ему было нечего.

- Впрочем, я вас понимаю, - продолжал я. - Очень уж вам хочется мне навредить, а нечем. Поэтому вы решили убрать из характеристики заключение: "Заслуживает поощрения"? Так я вас успокою: ни в каких ваших поощрениях я не нуждаюсь. Убирайте себе на здоровье и спите спокойно!

Выйдя из директорского кабинета, я подумал: "Ишь ты, сюрприз он для меня приготовил. Ну что ж, теперь мой черёд!" Я поднялся в учительскую. Там сидела группа учительниц. Я подошёл к телефону и набрал номер директрисы Подгорненской школы, моей однокурсницы Вали Зеленцовой, с которой по-прежнему поддерживал товарищеские отношения.

- Валя, привет. Я тебе звоню вот по какому поводу. Сейчас наш директор заявил на аттестации, будто ты сказала, что я провалил урок, что у меня не было никакой наглядности. Я, разумеется, ему не поверил. Знаю, что не могла ты такое сказать: при анализе урока ты именно умелое использование эпидиоскопа и киноаппарата отметила.

- Он что, у вас там совсем спятил? - возмутилась Зеленцова. - Не хватало ещё, чтоб меня кто-то в твоих глазах позорил! Ишь ты, кардинал Ришелье местного разлива нарисовался! Интриги против меня он плести будет! Решил моего институтского товарища против меня восстановить! Сегодня же позвоню и дам ему чертей! Это у него на уроках я никакой наглядности не нашла!

Она долго кричала в трубку, не подбирая выражений. А телефон в учительской довольно громкоголосый был, из-за чего педагоги избегали каких-либо серьёзных разговоров по нему: опасались, что другие услышат, что им говорят. Я заметил, что сидящие поблизости женщины навострили уши. Среди них была всем известная директорская осведомительница, и я знал, что содержание моего разговора с Зелениной будет сегодня же во всех подробностях передано директору. Поговорив ещё минут пять о том о сём, я положил трубку и в хорошем настроении вышел из учительской. "Ну, теперь этот Бармалей будет искать возможность сожрать меня. Не выйдет, зубы обломает!" - подумал я.

Впрочем, новый учебный год мы начали уже без Ильи Матвеевича Зазнобина. Сыграло свою роль письмо в "Учительскую газету", а ещё открылись его финансовые махинации, и пришлось ему уехать куда-то из нашего города. Что-то я не заметил особой скорби по этому поводу даже у его прилипал. А с какой стати им убиваться? Теперь им надо как-то подстраиваться под нового директора.

 
Главная страница
Литературный Кисловодск и окрестности
Страница "Литературного Кисловодска"
Страницы авторов "ЛК"

Последнее изменение страницы 25 Nov 2021 

 

ПОДЕЛИТЬСЯ: